Мой автомат лежит со мной,
Узором ржавым разрисован.
Давным-давно я кончил бой,
Но все не демобилизован.
Уходит время - день за днем,
А я все здесь, на дне лощины,
Где умирали под огнем
Двадцатилетние мужчины.
А ты, коль пулями не сбит,
Ты, мне когда-то руку жавший,
Ты им скажи, что я убит,
Что я не без вести пропавший.
Их становится все меньше и меньше. И ведь наступит тот неотвратимый и подлый день, когда из жизни уйдет последний участник Великой Отечественной войны. Конечно, они навечно останутся в документальных хрониках и лентах, в газетных и журнальных публикациях, их подвиги запечатлены в романах и повестях, кинофильмах и спектаклях.
Но уже нельзя будет заглянуть в глаза этим легендарным людям, услышать от них самих о событиях тех страшных и в то же время величественных «грозовых сороковых», решивших судьбу нашей страны, да что там - всей Европы. Поэтому спешите пообщаться с участниками войны, если они еще есть рядом с вами, чтобы сохранить живую память о них.
Я же за свою без малого сорокалетнюю работу в качестве газетчика встречался со многими участниками Великой Отечественной войны, написал и опубликовал десятки зарисовок, очерков о них.
И пусть в основной своей массе это были публикации в скромных районных, окружной и областных изданиях, я знаю, что пожелтевшие вырезки с ними и по сей день хранятся в семейных архивах, и будут храниться еще многие годы.
К сожалению, я не сохранил в своем архиве ни одного очерка из тех 70- 80-х годов, они все остались в подшивках газет, в которых я работал. Но навсегда врезались в память отдельные фрагменты из тех газетных рассказов, повествующие о приключениях и злоключениях моих героев. Попробую некоторые из них вкратце пересказать.
Немцы на простынях
Дядя Андрей Чабан (отец моей одноклассницы), артиллерист, рассказывал, как весной 45-го в Восточной Пруссии они несколько раз за день брали и отдавали небольшую деревушку. К вечеру отбили ее у немцев. Потери, естественно, большие, устали как собаки, спать хочется. Но не до сна - командование опасается, что немцы ночью предпримут попытку выбить советских солдат из деревни.
Для того, чтобы не проспать контратаку, кто-то подает бредовую, на первый взгляд, идею: не ограничиваться боевым охранением, а выложить в месте вероятного продвижения немцев экран - не экран, но светлую полосу из собранного в деревне белья. На черной земле ее ночью будет хорошо видно издалека, как и фигуры пересекающих или переползающих ее немцев.
-Наш комбат подумал и согласился, - рассказывал дядя Андрей, пытливо заглядывая мне в глаза - словно сомневаясь, верю ли я в его историю. Дядя Андрей - мужик очень суровый по жизни, неразговорчивый, у него медаль «За отвагу», ордена Красной Звезды и Отечественной войны и еще несколько наград, и у меня нет оснований ему не верить. Хотя история эта и в самом деле кажется, мягко говоря, необычной.
- Он дал команду собрать по всей деревне все белое белье, что у них есть, - удостоверившись, что на моем лице не дрогнул ни один мускул, продолжал дядя Андрей. - И мы ходили по домам немцев и забирали у них простыни, пододеяльники, наволочки… Все, что было белым. И они отдавали. А куда им было деваться?..
И вот уже в сумерках наши выложили метрах в ста от деревни такой белый полукруг из всего этого белого тряпья на черной земле, который с окончательным наступлением ночи просто таки светился в темноте.
И ведь сработало! Часа в два ночи оставленные в боевом охранении красноармейцы, напряженно вглядывающиеся в эту гигантскую белую подкову, заметили на ней подозрительное шевеление и открыли огонь. Контратака немцев была сорвана. Ну, а с утра наши войска погнали их дальше на Запад.
Под Сталинградом
Запомнился рассказ другого участника боев под Сталинградом, но уже не моего односельчанина, а живущего в дальнем, степном совхозе имени ХIХ партсъезда. Фамилия у него была Бережной - имя как-то не зацепилось в памяти, хотя как звали его жену, помню - Татьяна Дмитриевна. Наверное, потому, что она была знатной дояркой.
Тетка эта была простая, трудолюбивая и бесхитростная. Однажды она ввела в истерику добрую половину зала, где шел пленум райкома партии. Татьяна Дмитриевна зачитывала по бумажке заготовленный для нее текст приветствия участникам этого форума от имени тружеников своего совхоза.
Произнося обязательную для той поры во всех публичных выступлениях фразу «Выполняя решении ЦК КПСС, ЦК ВЛКСМ и ВЦСПС», знатная доярка последнюю аббревиатуру произнесла так: «вецепесе…»
Мужа ее, инвалида войны, я увидел у них дома, когда, будучи в этом совхозе в командировке, брал у Татьяны Дмитриевны очередной материал о ее очередном достижении. Бережной носил жиденькую бороду, но она плохо скрывала его изувеченный подбородок. Кисть левой руки у него тоже была как-то неестественно скрюченная. Тем не менее, он работал слесарем на молочно-товарной ферме.
И только за обедом с бутылочкой лейтенант Бережной рассказал, откуда у него эти увечья. Он командовал под Сталинградом стрелковым взводом, не раз поднимал своих солдат в атаку и шел с ними на врага плечо в плечо. Осколок влетел ему в подбородок и буквально вмял его внутрь. От адской боли Бережной потерял сознание и упал.
Когда пришел в себя, двое солдат хотели повести его в санбат - он истекал кровью и оставаться на передовой уже не мог. Но Бережной, передав командование взводом своему заместителю, отказался от сопровождающих - от его взвода и так осталось уже меньше половины, и каждый боец был на счету.
Лейтенант дал себя перебинтовать и, шатаясь, отправился в санбат, до которого надо было пройти с полкилометра. За спиной грохотал бой, над головой и рядом то и дело со свистом и фырканьем пролетали пули и осколки с немецкой стороны. И не успел Бережной отойти от передовой и ста метров, как левую его руку что-то с силой отбросило вперед.
Он приподнял руку и увидел, что из раздробленной кисти торчат сухожилия и белеют изломанные кости - попавшая в него пуля была разрывной. Сознание Бережного уже мутилось от боли, но он, обернув пилоткой раненую руку, упрямо шел вперед. Вернее, назад, в тыл к своим.
И таких, вышедших из боя из-за ранений и оказавшихся небоеспособными, но в состоянии передвигаться самостоятельно, вокруг было достаточно много. Они, как зомби, брели в тыл своих войск, кого-то несли на носилках, кого-то вели под руки.
Некоторые падали и уже больше не вставали. Вскоре упал и Бережной - за спиной у него взорвалась мина, и осколок ударил его между лопаток. Его подобрали санитары, возвращавшиеся из санбата на передовую за очередными ранеными.
Он выжил, перенес несколько операций, но на фронт больше уже не попал - из-за тех страшных трех ранений, полученных им в один день, его писали подчистую. Домой, на Вологодчину, вернулся калекой, зато орденоносцем. В начале 60-х уехал на целину, во вновь созданный совхоз, где и познакомился со своей будущей супругой Татьяной.
Тот очерк про него, который потом появился в районке «Ленинское знамя», был первым в жизни лейтенанта Бережного, да и, пожалуй, последним. Татьяна Дмитриевна мне потом при встрече рассказывала, что муж плакал, когда читал его.
Практически никого из героев моих газетных публикаций в живых уже не осталось. Но я буду помнить о них и гордиться тем, что знал их, всегда.
Передают в горах такой рассказ:
Война пришла на Северный Кавказ,
И статую с простертою рукой
Увидел враг над пенистой рекой.
- Убрать! - сказал немецкий генерал
И бронзу переплавить приказал.
И вот на землю статуя легла.
А вечером, когда сгустилась мгла,
Немецких автоматчиков конвой
Ее увез в машине грузовой.
В ту ночь на склонах бушевал буран,
В ущельях гор скрывая партизан.
И там, где был дороги поворот,
Заговорил по-русски пулемет.
И эхо вторило ему в горах
На всех гортанных горских языках.
И выстрелами озарялась высь:
В теснинах гор за Ленина дрались.
И Ленин сам - с машины грузовой -
Смотрел на этот партизанский бой.
Проснулись утром люди в городке,
И вышли дети первыми к реке.
Они пошли взглянуть на пьедестал,
Где Ленин столько лет и зим стоял.
И видят: Ленин цел и невредим
И так же руку простирает к ним.
Как прежде, руку простирает к ним
И говорит: - Друзья, мы победим!
Он говорит - или шумит река,
Бегущая сюда издалека…
Подпиши контракт, защити своих
Мне гласит плакат, что писал не псих
Но в кого стрелять, это наш народ
Гонит истреблять гнусной Рады сброд
Не своих детей, из дворцов и яхт
А простых людей, от станков и шахт
Отобрав мечты, исполняя план
Ставит у черты, геноцид славян
Николаев бьют, то апреля дни
Одесситов жгут посреди весны
Победил Майдан, проиграли мы
Угодив в капкан заказной войны
Просто убивать голосами «за»
Если видят смерть не твои глаза
Не твоя родня, что в подвалах ждёт
С наступленьем дня, новый артналёт
Подпиши контракт, что бы денег взять
Вот висит плакат, что тут рассуждать
На чужой беде заработай там
Где живут в нужде, как сегодня сам
Банку ведь опять за кредит платить
И болеет мать, и семью кормить
Кризис для страны, выпал затяжной
А уйдёшь с войны, может быть живой
Подпиши контракт…
Украина, г. Николаев, 9 - 14 февраля 2016 г.
Я губ ещё не целовал,
Мне было только восемнадцать,
Кто посылал меня в Афган,
Кричал- в Афгане надо драться,
Перекрестила мать меня,
Своей мозолистой рукою,
Сказав-Чужая там земля,
Сынок, держись, тат всё чужое.
Чужие небо и вода,
И облака над головою,
Чужие камни, города,
Чужой мотив, там всё чужое.
И Я хочу те сказать,
Ты не считай себя героем,
И знай, идёшь ты воевать,
Не за своё, а за чужое.
Я буду ждать тебя, поверь,
И материнских слёз не скрою,
Я не хочу, чтоб ты лежал,
В чужой земле, где всё чужое.
isbn - 978−5-9 907 648−0-4
Из тьмы веков пылит дорога в Хмели.
Там церковь, беспечальная на вид…
А в ней тирольцы - егеря - засели,
флаг с «пауком» над маковкой висит.
Пальнуть из пушек - будет много проще
идти в атаку. Но майор сказал:
«Там фрески! Говорят, рублёвский почерк.
Из пистолетов даже
там
нельзя…»
А в сводчатых оконцах - пулемёты,
на древней колокольне - миномёт.
И шли гвардейцы, поминая чёрта,
в ту штыковую к храму: «Бог спасёт!»
И падали на паперти неловко.
И умирали перед алтарём,
в чьих стенах бился голубь издалЁка -
хлестал пространство
раненым
крылом.
…А после залпа, над могилой братской
живым налили больше, чем по сто.
И в храм вошли… Там с веником и каской
предстал диакон: «Выметаю сор!»
Не на него - на росписи глядели.
И там, где в красках обозначен сад,
печально к старцу ангелы летели
с чертами похороненных солдат.
на словах все герои…
на войне все хотят жить…
эти войны…"хохлы - кацапы" -
жутко страшно, но больше низко.
страшно - пить в день рожденья папы
и не чокаться даже с близким.
православье в борьбе с исламом -
жутко страшно, но больше низко.
страшно - это родная мама
шепчет с сыном у обелиска.
кто покроет свои растраты,
ну, а кто накрывает близких.
страшно - рвать на рожденье брата
две гвоздики и две ириски…
Невероятные чудеса русской смекалки были продемонстрированы и во второй мировой войне.
В августе 1941 года одну стрелковую роту бросили затыкать дыру в нашей обороне в районе Кривого Рога. Задача была поставлена не дать пройти немецким танкам, держатся до последней капли крови. Роту пригнали на место, отгрузили целую полуторку противотанковых гранат РПГ-40, сказали, что танков завтра, наверное, будет много и уехали. По всем тактическим раскладам жить бойцам оставалось меньше суток.
Командир осмотрел местность и приказал: «Стыдно, люди к нам в гости из Германии едут, а у нас дорога такая разбитая». «Свихнулся, наверно, от страха» - подумали бойцы. Командир продолжил: «Всем вытряхнуть все из вещмешков и за мной.» Рота пошла к ближайшему от дороги холму шлака, вывезенного с расположенного неподалёку криворожского металлургического комбината, оборудование которого уже было эвакуировано в Нижний Тагил. Командир заставил набирать в мешки шлак и нести к дороге.
На саму дорогу шлак сыпался неравномерно, побольше там, где дорога в горочку идет. «Чтоб им не скользко было», - приговаривал командир. Таскали шлак очень долго, все мешки были изорваны в лохмотья, но покрыть шлаком удалось почти два километра дороги. Народ злой и усталый, теперь ведь еще и окапываться полночи.
Утром со шлакогор наблюдатели подали сигнал: «Вижу танки».
Сжимая свои почти бесполезные гранаты, солдаты знали, что жизнь закончилась. Наконец танки начали заходить на «благоустроенную» дорогу. Третий танк колонны потерял гусеницу первым, а через минуту эта эпидемия охватила остальные машины, числом восемь. Стоячий танк, если его не злить, штука безопасная. Не сразу поняв, в чём состоит вас ист дас, немцы угробили и танк-эвакуатор. Пехота у немцев не дурная, вперед без танков не пойдет - затор. Нашим на них нарываться тоже нет резона.
Командир, формально выполнивший боевое задание остановить танки, посылает гонца найти хоть какое начальство и передать: «Задача выполнена. Потерь нет». Гонец принес хорошую новость: «Ночью можете уходить, сзади есть оборона. Будет возможность, накроем потом артиллерией»…
Секрет командира заключался в его образовании. На гражданке он был техником по холодной обработке металлов. Никельшлаки же, - отходы производства высоколегированной стали - страшный абразив, лишь немного уступающий корунду и оксиду алюминия. Никакие пальцы гусениц не выдержат издевательства такой дрянью, и гусеница приходит в негодность целиком, забирая с собой большую часть всего привода.
Знание - страшная сила.
СОЛДАТСКИЕ ПИСЬМА
Уже немало лет прошло с тех тяжких пор,
И каждый день - событий славных дата,
А в сердце памяти не гаснущий костёр
И письма умиравшего солдата.
А у меня в венах красные мочат белых,
рвут друг друга на клетки, на куски ДНК.
Эта война впиталась в каждую мышцу тела.
Не высыхают веки, стала слюна горька.
Сколько бы ты не бегал, тень догоняет в полдень,
бьёт в сплетение пальцем, чёрным от немоты.
Только сдавивший мину от суеты свободен.
Редкий, поймавший пулю, не заступил черты.
Память корёжит мысли, спать не дают рефлексы:
всё норовишь, как в землю, вжаться лицом в кровать.
Одним поцелуем в шею войну изгони, как беса, -
на жертву, но станет меньше. И наконец-то - спать.
Дети во дворе кричат «В войнушку!»
Боль по сердцу молнией прошлась.
У войны лицо заплаканной старушки,
Той, что сыновей не дождалась…
Мы ведь в детстве тоже так кричали
Бой вели с невидимым врагом…
И не замечали глубины печали,
Что заполонила двор кругом…
Отчего же мне сейчас так больно?
Та война, как эхо далека…
Только дрожь по телу, и совсем невольно
К сердцу прижимается рука…
Солнце вниз лучами бьет косыми,
Мне от страха холодно чуть-чуть…
Может, от того, что родила я сына…
И теперь сберечь его хочу…
Как же объяснить все это детям?
Показать войны бездушный след…
Как же рассказать, что лучшее на свете -
Это мирный ласковый рассвет!
Как сказать, что это - не игрушки!
Это смерть всегда в конце концов!
У войны лицо заплаканной старушки…
Сморщенное скорбное лицо…
Пусть я не солдат
И имя мое
Не укажут в списках пропавших
Но безмолвно на нас глядят
С высоты птичьих стай
Чьи-то глаза…
Будто люди погибшие на войне
И теперь Украина дополнила список
Жившие там половино - погибли!
Оставив семьи и дома
Эта новая война
Взяла с собой многих безавтоматных людей
В сырую землю
Раз и навсегда…
И по библии обещанного ВОСКРЕСЕНИЯ
Нам никому и не узреть-то никогда.
Навечно наши прадеды остались там…
- Какой тяжёлый год!
- Знаете почему? Потому что високосный. Следующий будет счастливым, вот увидите!
…
Следующим был тысяча девятьсот сорок первый.