Знаешь, сколько бы ученые не предсказывали конец света, они никогда не поймут главного. Мир уже и так мёртв.
Ты успокойся. Бог возьмет
Тебя в ладонь и в ней подымет.
И ты очнешься от забот
И тихо вырастешь над ними.
И будешь больше всех страстей
Всех бед, испытанных когда-то,
Как больше головы твоей
Огромный разворот заката.
О, Господи, как высоко!
И нераздельно с нами всеми!..
Отдать бы все земное бремя
Тому, кому оно легко…
Отдай всю боль, тоску отдай
Пусть преходящее проходит,
И да прольется через край
Вечерний свет на небосводе…
Расставание — надежда на встречу,
но бывает… и время не лечит.
Мне казалось, что небо обрушится,
Мне казалось -земля опрокинется,
Моё сердце слезами иссушится,
За тобой в тьму кромешную кинется…
Но земля, как и прежде вращалась,
Ни на миг не нарушив вращение…
И не слышала, как я прощалась,
Как прощаясь, просила прощение.
Я не знала, что жизнь так изменится,
Я не знала, что есть одиночество,
Одиночества стала я пленницей,
Вырываться из плена не хочется.
Одиночество… уединение…
Это всё, что мне нынче осталось.
Я прошу, -дай Господь мне смирения,
Да терпения самую малость…
Дай мне сил, чтобы справиться с временем,
Почему-то не ставшим врачующим, —
Оно давит, становится бременем,
По ночам мою память бичующим
Все те, кто готовы отдать свою жизнь за идею и те, кто готовы за неё отнять её у других — это одни и те же люди.
Однажды, станет всё неважно,
утихнут страсти, их накал,
финал грядёт…
Да здравствует финал!
Иногда я задумываюсь — что чувствовал Будда за секунду до того, как стать Буддой? Иисус — за секунду до того, как стать проповедником, Мухаммед — за секунду до того как стать пророком? Как ни странно, мне гораздо легче представить себе чувства бога, нежели эмоции того, кто вот-вот им станет. Похожи ли они на предчувствие смерти?
Однажды, нас накроют простынёй,
и проводят в последнюю дорогу,
и пусть, всю жизнь прожили с сатаной,
надежда теплится, что попадём все к Богу…
Уходит жизнь, потухнет свет
И ты не помнишь то, что было
И не оставив даже след
Тебя преследует могила
Ты мертв и в теле нет души
И сердце больше не стучится
Ты будешь, мучатся, молиться
Чтоб дух спасти и возвратиться
Туда откуда ты пришел
На улице было тихо и спокойно — осенний ветер не тревожил пожелтевшие листья деревьев, а дождь, взяв выходной, не барабанил своими мокрыми пальцами по отливам. Луна заглядывала в комнату сквозь окно, растекаясь мягким светом по полу.
Смерть, неслышно ступая по лунной дорожке, приблизилась к человеку, лежащему на кровати. Не сводя с него глаз, она жадно перебирала пальцами, готовыми схватить эту душу, оторвать наконец от дряхлого тела и забрать с собой. Она знала, что этому человеку осталось совсем недолго.
Склонившись над ним, она внимательно осмотрела кромку души, которой та крепилась к телу. Через несколько секунд, наклонившись еще ниже, она слегка подула на человека, как это делают, когда пытаются разжечь еле тлеющий огонек костра, и принялась наблюдать за тем, как душа, оторвавшись от тела, задрожала и заметалась от этого дуновения, как старый истрепанный флаг на ветру. Смерть нахмурилась — в одном месте душа все еще была прикреплена к своей оболочке. Аккуратно, двумя пальцами, схватив за край, Смерть потянула ее на себя. Душа поддалась и с противным звуком стала потихоньку отрываться от тела, сантиметр за сантиметром.
— Мое мнение услышать не хочешь? — раздался тонкий голосок за ее спиной.
Смерть, вздрогнув, выпустила из пальцев душу и та, как невесомая паутинка, медленно опустилась к своему хозяину, тут же заняв все пространство внутри тела. Разогнув спину, Смерть тяжело выдохнула и покачала головой — она прекрасно знала, что встреча с обладателями этих голосов всегда отнимает кучу времени и нервов.
— Конечно-конечно, — не оборачиваясь и картинно подняв руки вверх, произнесла она, — как же без твоего мнения…
— Я видел, что ты пыталась оторвать душу, хотя она еще держится. Ты не должна была этого делать.
— Тебе, наверное, показалось, — равнодушно пожала плечами Смерть, — я всего лишь поправила одеяло.
— И с каких пор ты стала такой заботливой? — усмехнулся обладатель голоса.
Было заметно, что Смерти уже начинает надоедать этот разговор — она нервно дернула головой и переступила с ноги на ногу.
— Ты адвокат? Адвокат. Вот и выкладывай свои замечания, а я послушаю.
— Он еще жив. Зачем ты пришла?
— Начинается… — нахмурилась она, — ты же сам видишь, что его душа держится на ниточке, ему осталось…
— Твоими стараниями, — перебил ее голос, — зачем ты трогала ее? Ты не имеешь права прикасаться к ней, если она полностью не оторвана от тела.
— Да с чего ты взял, что я ее трогала?
— Я слышал звук. Ты пыталась ее оторвать. Думала, что у него нет защитника и это сойдет тебе с рук?
Смерть резко выдохнула и взмахнула руками.
— Хорошо, я ее трогала и случайно оторвала краешек. Разве это имеет значение, если она и так держится на одном честном слове? День или месяц, сантиметр или десять — какая разница?
— Ты не должна была этого делать, — упрямо повторил голос.
— Хорошо, хорошо… Давай зайдем с другой стороны. Что с ним?
— Он болен, разве ты не видишь?
— Вижу, прекрасно вижу, — произнесла она, еще раз взглянув на тело, — поэтому я и пришла. Зачем ему мучаться, если можно решить вопрос сейчас? Быстро и безболезненно.
— Он еще может выкарабкаться. Шансы есть всегда.
— Не думаю…
— А тебе и не нужно думать, — голос стал жестче, — тебе нужно выполнять свои обязанности и не заниматься самоуправством. Ты нарушила правила и я видел это своими глазами.
Смерть молчала. Ей нечего было противопоставить словам адвоката. Она действительно сделала то, чего делать не стоило, хоть ей и казалось, что она поступает так только лишь из жалости к этому человеку.
— Хорошо, — она снова подняла руки и попятилась к двери, — я ухожу, приду через месяц. Договорились?
— Стоять! — твердо произнес голос, — так не пойдет.
— Чего ты еще хочешь?
— Пришивай душу обратно. Столько, сколько ты оторвала и еще столько же в качестве компенсации.
— Это наглость…
— Это справедливость.
Смерть недовольно поморщилась.
— Хорошо, пришью обратно столько, сколько оторвала.
— Нет. Еще столько же.
— Какой же ты упрямый! Я таких еще не встречала.
— Встречала. Просто не помнишь. Шей.
Требования адвоката были абсолютно законны. Именно поэтому она, решив не спорить и не тратить понапрасну свое время, сжала челюсти и снова шагнула к человеку. В ее правой руке тусклым огоньком сверкнула игла. Другую руку она протянула к полоске лунного света, разлившегося от окна по полу. Аккуратно подцепив что-то двумя пальцами, она медленно приблизила руку к себе. Из лунной дорожки, как из старого свитера, вслед за ее пальцами потянулась тонкая светящаяся нить лунного света. Отмерив нужную длину, Смерть, резким движением оборвала нить и тут же вдела ее в иглу. Снова склонившись над телом, она, стежок за стежком, принялась пришивать невесомую ткань человеческой души к ее больной оболочке. Через несколько минут, оборвав лишнюю нить и завязав аккуратный узелок, она повернулась к адвокату.
— Теперь ты доволен?
— Вполне, — кивнул тот, — впредь постарайся не нарушать правила. А я буду внимательно за тобой наблюдать.
Смерть, недовольно хмыкнув, направилась к выходу из комнаты, но вдруг, остановившись в дверях и как-будто что-то вспомнив, она снова повернулась к защитнику.
— Погоди, погоди… Ты действительно кажешься мне знакомым. Мы уже встречались?
— Было дело.
Адвокат прикрыл глаза и медленно растворился в воздухе.
***
Человек проснулся в полдень. Так долго и крепко он не спал уже давно. Поднявшись с кровати, он сразу же заметил, что чувствует себя гораздо лучше — болезнь отступала. Открыв окно, он вдохнул свежего воздуха и посмотрел на подоконник. На нем лежала игрушка — разорванная в нескольких местах мышка, сшитая из ткани и набитая ватой. Единственное воспоминание о его верном друге — коте Ваське, который умер от старости несколько месяцев назад. Сжав игрушку в ладони, он посмотрел на небо:
— Васька, Васька… Сегодня ночью мне снова казалось, что я слышу твое мяуканье…
В жизни главное — понять, что она прекрасна даже в мелочах, еще до того, как окажешься в холодной и сырой могиле.
Друзей теряем только раз…
Когда они уходят в вечность,
Ты остаешься в круге фраз,
Так мало значащих для сердца.
Что всё написано давно
В небесной книге — не поспорить,
Поскольку людям не дано
Менять исконные устои.
А жизнь — мгновение всего,
В котором высшая награда.
Друзья уходят в мир иной,
Там с ними встретишься когда-то…
От рождения до смерти
Мал порою будет путь.
Но в плохое вы не верьте,
Наберите воздух в грудь.
Пока сердце ещё бьётся
И парит ещё душа.
Быстро горе рассосётся,
Жизнь во многом хороша.
Только самые близкие уходя становятся ближе.
Товарищ Сталин умирал, —
Парализован, одинок.
Товарищ Сталин вспоминал,
Что в жизни делал, что не смог.
Никто к нему не приближался
И между приступами боли,
Он в мыслях к Богу обращался,
Хотя безбожник был дотоле…
«Кагда я молод бил — то верыл,
Малылся и псалмы читал,
Благоговэйно расу мерал,
Стыхи душевные писал.
Но рэволюция призвала —
Рэшил асвабаждат людей,
Мэна носило и брасало
И винэсло в число вождэй.
А у вождэй врагов бэз счета,
Им лишь бы загавор плэсты,
Вэздэ проникли отчего-то,
Я должен был их извэсты
И стать в странэ вождем едыным,
Бааалшим ученым и творцом,
Руководытелем любимым,
За жизнь „веселую“ борцом.
Вэрховным полководцем назван,
Навэк покрыт я бранной славой,
Народ минэ по гроб обязан —
Я победыл в войне кровавой…»
Он обьяснял Творцу о многом —
ГУЛАГЕ, изгнанных народах,
Причинах голода большого,
Еврейской каверзной природе…
Но Бог внимал больному молча
И мук его не облегчал…
«Да гдэ же, бьлад, врачи, нет мочи!
Врэдытэли!!! Вождь осерчал:
«Мена боялись болше Бога!
Я мыллиони покарал!!!»
В слезах, один, парализован —
Товарищ Сталин умирал…