Раб начинает так: «Они виноваты в том, что я…» Свободный: «Я виноват в том, что я…»
Есть простой метод борьбы с проблемами.
Нельзя с проблемами лежать, сидеть, стоять, общаться.
Особенно лежать. Вы с проблемами надеваете кроссовки, спортивную одежду, опускаете капюшон — проблемы настораживаются.
Выходите в дождь на улицу — проблемы затихают.
И начинаете идти всё быстрее. Они не отстают. Вы идёте ещё быстрее — одна отстала. Быстрее — две отстали. Бегом — три отстали. Четвёртая личная держалась до последнего. Она и засела глубже других. Бегите от неё изо всех сил, клянусь, она не удержится. Клянусь, она умрёт раньше.
Когда вы изнемогли окончательно, бегите ещё. Ещё… ещё… ещё…
Вы поняли? Вы вышли с ними. А вернулись один.
Оптимист верит, что мы живем в лучшем из миров. Пессимист боится, что так оно и есть.
«Еще, Миша, когда у тебя будет сын, постарайся быть осторожным. Боюсь, что ты не сможешь. Но они всегда другие — я и ты, ты и он. Ты не сумеешь им руководить».
Первый человек, который от тебя полностью зависит, а ты не сможешь им руководить. В этом, наверное, заложено разнообразие людей. С этим невозможно жить, хочется наказать, заставить. Заставить можно, но лучше пусть он, как ты, найдет свою дорогу. Пусть он найдет основные знания: грамматику, математику, поведение. Он должен знать поведение среди людей. Он обязан сформулировать, чего он хочет от них и что он может дать им взамен, просто чтоб потребовать или подчиниться.
Образование помогает терпеть унижение.
Образование помогает переносить пытки.
Образование вызывает уважение даже в тюрьме.
Образование — значит жить дольше. Я не знаю, Миша, как это получается, но образованный человек живет намного дольше и лучше.
Я не сказал бы, богаче. Кстати, богаче без «т», а лучше — после «у» идет «ч».
Лучше — то есть с удовольствием.
Богатый созерцает, что он получает, а образованный сравнивает то, что видит, с чем-то внутри себя и не нуждается в лишнем. Ему легче проникнуть и понять другого.
То есть, Миша, образованный понимает темного человека, а темный не понимает образованного.
Темный ни разу в жизни не сказал слово «опровержение», или «трепетный», или «волнующий». Он даже не сказал: «Я с трудом пережил ваш отъезд, девушка». Миша, он женщине не оставит воспоминаний, потому что запоминаются не поцелуи, сынок, запоминаются слова.
У темного человека неинтересное молчание.
Мы с тобой, помнишь, говорили, что образование — это память. Это — память тоже. Это не цитирование прочитанного, это формулирование своего на базе прочитанного. Даже неточное цитирование — уже свое. В суматохе, Миша, нельзя терять мысль. Мыслей не так много. Шуток миллионы, мыслей сотни, идей десятки, законов единицы. Их знают все.
Все знают одну идею темного человека.
От него ждут хотя бы самообразования, хотя бы впечатления от прочитанного. Не от кино, кино не рождает в зрителе идею или мысль — только книга, она научит и здоровью, и силе воли, когда полистаешь кого-нибудь и прочитаешь у кого-нибудь.
Пусть твой сын будет образованным. И диплом тут ни при чем. Он должен знать, что в предложении «ни при чем» все слова пишутся раздельно.
Все! Мама нам оставила обед на кухне. Подогрей себе. Я вернусь поздно: много вызовов и мало лифтов. Пожми мне руку, и я пошел. Кстати, образованный счастлив в старости".
А дикторши все взбудоражены.
Хотя, говорят они, кое-где хорошо, но всем плохо.
Хотя кому-то, к сожалению, хорошо".
А мысль опять простая: «Если движемся, это чувствуется по желудку».
Если движемся.
А мы всем миром порешили двигаться, вырваться, наконец, из пункта, А и прибыть, наконец, в пункт Б, где легче со жратвой и одеждой.
И если мы движемся и кончаются запасы, так что же: останавливаться, или назад поворачивать, или вперед идти?
Каждый гусь знает — вперед.
До места лететь надо.
Не поворачивают гуси и рыбы.
Вперед. Сзади мы своих мертвецов похоронили.
Живые хотят вперед.
Для детей, для женщин, для матерей, которые светлого дня не видели, для рабочих, для крестьян, для больных и здоровых — надо вперед идти.
Тем более что мы все знаем куда.
Тем более что там уже много людей живет.
«Мы все из далеких 60-х. Если говорить честно, тогда мы жили лучше, хотя сама жизнь лучше сейчас.»
Я стараюсь быть похожим на своего кота — полная зависимость от своего хозяина, при независимости характера. Ходит за хозяином: «Дай! Дай поесть! Дай поесть!» Дал. Всё. Он снова независим. Получается четыре-пять раз в день он полностью независим.
Чем отличается опыт от мудрости. Опыт о прошлом. Мудрость о будущем
Возраст определить очень просто. Это, когда мечты становятся воспоминаниями
— Извините, назову себя талантливым. Талантливый человек сам не может объяснить, почему он так написал. Зачитываешь какую-то фразу, которая вдруг вскрывается — и все аплодируют. Один знакомый из посольства в Румынии, ещё в советское время, спросил у меня: «Михал Михалыч, если отбросить успех, талант, то, что цитируют тебя — ну, конкретно, вот что конкретно? Чем тебе гордиться?» Через 20 лет я придумал ответ: «Да, если отбросить талант, юмор, то, конечно, я дерьмо. Но не будем отбрасывать!»
Да… А как же… Конечно. Если вы, как покупатель, видите неоправданно высокую цену на выставленный на витрине продукт, вы можете потребовать накладные, ценники. Вам обязаны предоставить оптовые цены. Вы вправе затребовать отчетность о прибылях. Вам обязаны предоставить необходимые цифры для ваших расчетов. Вы вправе затребовать сертификат качества товара на родном для вас языке. В случае отсутствия такового вы вправе затребовать переводчика и в его присутствии вправе вызвать директора либо хозяина магазина. Далее вы вправе вскрыть витрину, изъять товар повышенной цены. В случае несогласия работников магазина вы вправе вызвать их в то медицинское учреждение, где вы будете находиться, со всеми документами строгой отчетности для дальнейшей проверки.
Как член общества потребителей вы имеете полное право и, находясь на инвалидности затребовать необходимые ценники. А в случае утраты вами зрения и слуха ваши родственники имеют полное право требовать оглашения сроков поставки и сертификатов качества продуктов питания.
И даже в случае последующей утраты вами трудоспособности ваши соседи по вашему поручению могут обратиться в дирекцию с требованием выдачи необходимых ценников и накладных.
И даже в случае потери и ими трудоспособности их родственники или соседи по их поручению могут взять на себя проверку цены и качества продуктов и питьевых товаров.
А в случае потери кормильца их дети унаследуют от них право любых проверок потребляемых ими товаров и новостей.
Нам известны случаи, когда далекие потомки первых потребителей требовали от соответствующих поколений торговцев удовлетворения своих прав.
Это получило название «кровная защита потребителя» и закончилось в 1986 году в предгорье Эльбруса, где последний потребитель встретил последнего оптовика.
Так что требуйте, вызывайте, настаивайте.
На большей территории России облачность, температура в Москве плюс десять-двенадцать градусов
Ну слава Богу.
Я и так никогда не терял оптимизма, а последние события меня просто окрылили.
Я же говорил: или я буду жить хорошо или мои произведения станут бессмертными.
И жизнь опять повернулась в сторону произведений.
А они мне кричали: «Все! У вас кризис, вы в метро три года не были. О чем вы писать теперь будете? Все теперь об этом. Теперь вообще права человека. Теперь свобода личности выше народа».
Критика сверкала! Вечно пьяный, жрущий, толстомордый, все время с бокалом. Это я.
А я всегда с бокалом, потому что понимал: ненадолго.
Все по словам. А я по лицам. Я слов не знаю, я лица понимаю. Когда все стали кричать: «Свобода!» — и я вместе со всеми пошел смотреть по лицам.
Нормально все. Наши люди.
Они на свободу не потянут. Они нарушать любят.
Ты ему запрети все, чтоб он нарушал. Это он понимает.
— Это кто сделал?
— Где?
— Вот.
— Что сделал?
— Что сделал, я вижу. А кто это сделал?
— А что, здесь запрещено?
— Запрещено.
— Это не я.
Наша свобода — это то, что мы делаем, когда никто не видит.
Стены лифтов, туалеты вокзалов, колеса чужих машин.
Это и есть наша свобода.
Нам руки впереди мешают.
Руки сзади — другое дело.
И команды не впереди, а сзади,
Это совсем другое дело.
Можно глаза закрыть и подчиниться — левое плечо вперед, марш, стоп, отдыхать!
Так что народ сейчас правильно требует порядка.
Это у нас в крови — обязательность, пунктуальность и эта … честность и чистота.
Мы жили среди порядка все 70 лет и не можем отвыкнуть.
Наша свобода — бардак. Наша мечта — порядок в бардаке. Разница небольшая, но некоторые ее чувствуют.
Они нам и сообщают: вот сейчас демократия, а вот сейчас диктатура.
To, что при демократии печатается, при диктатуре говорится.
При диктатуре все боятся вопроса, при демократии ответа.
При диктатуре больше балета и анекдотов, при демократии -поездок и ограблений.
Крупного животного страха — одинаково.
При диктатуре могут прибить сверху, при демократии — снизу.
При полном порядке — со всех сторон.
Сказать, что милиция при диктатуре нас защищает, будет некоторым преувеличением.
Она нас охраняет. Особенно в местах заключения.
Это было и есть.
А на улице, в воздушной и водной среде это дело самих обороняющихся, поэтому количество погибших в войнах равно количеству, погибших в мирное время… У нас…
В общем, наша свобода хотя и отличается от диктатуры, но не так резко, чтоб в этом мог разобраться малообразованный человек, допустим, писатель или военный.
Многих волнует судьба сатирика, который процветает в оранжерейных условиях диктатуры пролетариата и гибнет в невыносимых условиях расцвета свободы.
Но это все якобы.
Просто в тепличных условиях подполья он ярче виден и четче слышен.
И у него самого ясные ориентиры.
Он сидит на цепи и лает на проходящий поезд, то есть предмет, лай, цепь и коэффициент полезного действия ясен каждому.
В условиях свободы сатирик без цепи, хотя в ошейнике.
Где он в данный момент — неизвестно.
Его лай слышен то в войсках, то на базаре, то под забором самого Кремля, а чаще он сосредоточенно ищет блох, с огромной тоской по ужину.
И дурак понимает, что в сидении на цепи больше духовности и проникновения в свой внутренний мир.
Ибо бег за цепь можно проделать только в воображении, что всегда интересно читателям.
Конечно, писателю не мешало бы отсидеть в тюрьме для высокого качества литературы, покидающей организм. Но, честно говоря, не хочется. И так идешь на многое — путаница с семьями, свидания с детьми… Тюрьма — это уже чересчур.
Что сегодня радует — предчувствие нового подполья.
Кончились волнения, беготня, снова на кухне, снова намеки, снова главное управление культуры и повышенные обязательства, снова тебе кричат: «Вы своими произведениями унижаете советского человека», а ты кричишь: «А вы своим велосипедом его калечите».
Красота! Тот, кто нас снова загоняет в подполье, не подозревает, с какими профессионалами имеет дело.
Сказанное оттуда по всем законам акустики в 10 раз сильнее и громче и лозунг руководства — «Работать завтра лучше, чем сегодня», — в подполье толкуют однозначно: сегодня работать смысла не имеет
Любовь страшна, загадочна, непредсказуема.
Она ужасна для того, кого бросают первым.
Почему они никогда не делают этого одновременно?
Вечная загадка, делающая эту игру смертельной.