- Ты знаешь, Папа, вновь идет война,
И жизни многих стали как мишени.
Мне больно видеть, что в крови страна,
И нет конца… и мирных нет решений.
Кому-то нужно, чтобы был бардак,
И кто-то наживается на боли…
Как можно убивать, скажи мне, как?
Взмахнув рукой, распределяя роли?
Свобода слова больше не нужна,
Куда-то разбежались скандалисты…
Ты знаешь, Пап, когда идет война,
К Тебе взывают даже атеисты.
Я вижу боль… как много стариков,
Война забрала в свои злые сети…
Освободи нас, Боже, от оков,
И пусть не гибнут от обстрелов дети!
По-солдатски, без лишних слов,
она в слово моё поверила.
Я не рвал для неё васильков,
не царапал имён на дереве.
Не писал ей красивых строк,
не стоял под окном по ночам,
лишь делил с ней последний глоток
и последний сухарь пополам.
Шли мы рядом немало дней
по военным дорогам страны.
Решено у нас было с ней -
будем вместе и после войны.
Но однажды - в атаку бросок,
жёлтой трассы кривая нить…
Одному мне остался глоток,
и сухарь не пришлось делить.
Обгорел камыш у реки,
небо плыло в багровом дыме.
Положил я на холм
васильки
и на дереве вырезал
имя.
Дети войны- это наши с тобою родители.
Дети войны, не снискавшие звезд победителей.
Не было им ни регалий, ни воинских почестей,
Но до земли поклониться сегодня им хочется.
Это они- в одночасье, в момент повзрослевшие,
Дети войны, с малолетства порой поседевшие.
Сколько заботы свалилось на детские плечики!
Сколько работы с утра и до позднего вечера.
Это они- воевавших отцов заменившие,
Ночи и дни зажигалки на крышах тушившие.
Это они- у станков по две нормы дававшие,
Полуголодные, хрупкие, толком не спавшие.
Это они- на полях урожай собиравшие,
В холод и в дождь, и промокшие, и замерзавшие.
Не довелось догулять, доиграть, дорезвиться.
Так уж пришлось- надо было для фронта трудиться.
В страшной войне, не свершив ни единого выстрела,
Нашей стране помогли победить вы и выстоять.
Низкий поклон вам, любимые наши родители,
Дети войны, не вошедшие в ранг победителей.
Куда ведём мы пятачка,
большой большой секрет,
узнает, громко закричит, конечно:
- БОЙНЕ НЕТ!
Нам чьё-то горе - не беда,
увы, жестокий свет,
готовят на людской крови,
правителям - обед!
Эмиль с королём
Эмиль с королём пошёл на войну,
Тем самым заставил плакать жену,
Сражался во имя короны?
- Солдатам обещаны кроны.
Зачем же Людвиг пошёл на войну,
Оставив старую маму одну
На пышные кёльнские парки.
- Солдатам обещаны марки.
Зачем же пошёл на войну Ахмед,
Оставив и жён, и вкусный обед.
Такая военная вера?
Обещаны доллар и евро.
Похоже солдат одинаков
Война - набор денежных знаков.
Народ гуляет, солнце, праздник, песни,
Но много лет назад здесь шла война,
Я был убит. Почти. На этом месте.
Меня из пекла вынес Абдулла.
А сам погиб. Ему и всем ребятам,
Во славу крест срубили мужики,
И написали «Русскому солдату».
Народ гуляет, свадьбы, рушники…
Народ гуляет, вертятся подростки,
Смеются:"Крест и русский Абдулла",
Прости их, мой дружище, к счастью просто
Не знают парни смысла букв «Война».
Когда меня тащил, под артобстрелом,
Не спрашивал фамилию, цвет глаз…
Народ гуляет, жить на свете белом
Так хорошо. Спасибо, друг, что спас.
Народ гуляет, квас, пельмени, гусли,
Ромашки, смех, домашнее вино…
За нашу землю. Стопка. И закуска.
Спи, Абдулла, родной мой, самый русский,
Поклон от всех. Увидимся. Вано.
14 апреля 1943 года, в немецком концлагере погиб старший сын Сталина Яков Джугашвили. Как известно, незадолго до этого советский вождь отказался обменять свою «кровинку» на гитлеровского фельдмаршала Паулюса. Его легендарная фраза: «Я солдат на маршалов не меняю!» облетела тогда весь мир, изумляя своей политической мудростью и человеческой жестокостью. Однако после войны западная пресса тиражировала слухи, что Сталин всё-таки вызволил сына из плена, обменяв его на несколько сотен немецких офицеров, и отправил жить в Америку под чужим именем. Может ли это быть правдой?
34-летний Яков Джугашвили попал в плен в самом начале войны, 16 июля 1941 года, во время отступления советских войск под Витебском. Он был «необстрелянным» старшим лейтенантом, лишь недавно окончившим артиллерийскую академию и получившим напутствие своего отца: «Иди воюй!».
В 14-м гаубичном полку 14-й танковой дивизии, где Джугашвили командовал батареей, его «не досчитались» после того, как наши части попали в окружение после проигранного боя. Яков, в отличие от многих однополчан, не сумел вернуться к своим и стал считаться пропавшим без вести.
А уже через несколько дней немецкая контрразведка обрушила на советскую территорию листовки, на которых сын Сталина был сфотографирован в компании фашистов.
В листовке говорилось, что Яков Джугашвили «сдался в плен вместе с тысячами других командиров и бойцов» и потому «жив, здоров и чувствует себя прекрасно». Немцы советовали всем следовать его примеру: «Зачем вам идти на верную смерть, когда даже сын вашего верховного заправилы уже сдался.?».
Другая легендарная фраза Сталина: «У меня нет такого сына!» - якобы была сказана вождём после того, как он увидел эту листовку. Что Сталин имел в виду? То, что на листовке-фальшивке изображён не Яков? Или то, что Сталин больше не хочет знать сына-предателя? Неизвестно.
До нашего времени сохранились оригиналы протоколов допросов Якова Джугашвили в плену. Из них следует, что сын Сталина вёл там себя вполне достойно, не выдав немцам никаких военных секретов и не согласившись на сотрудничество с? ними.
Как писал потом историк Сергей Кудряшов: «Якову нечего было, в общем-то, рассказать немцам, кроме личных переживаний… Про войну его спрашивали, но что мог рассказать старший лейтенант? Он особо ничего не знал…».
Известно, что в течение двух лет Яков содержался как ВИП-заключённый в немецких концлагерях - сначала в Хаммельбурге, потом в Любеке, потом в Заксенхаузене. И что его тщательно стерегли, как козырную карту в политической игре и средство особого давления на Сталина.
Разыграть эту карту немцы попытались зимой 1942 - 43 года, после поражения под Сталинградом. Считается, что Гитлер через председателя шведского «Красного креста» графа Бернадота обратился к Сталину с предложением обменять Якова на пленённого фельдмаршала Паулюса. И получил отказ.
Дочь Сталина Светлана Аллиллуева спустя годы написала в своей книге «20 писем к другу»: «Зимой 42 - 43 года отец неожиданно сказал мне во время одной из наших редких встреч: «Немцы предложили мне обменять Яшу на кого-нибудь из своих. Стану я с ними торговаться! На войне как на войне!». Через пару месяцев после этого разговора Яков погиб.
Есть мнение, что вождь не захотел спасать своего сына потому, что не питал к Якову горячей отцовской любви, считал его неврастеником и неудачником. Но так ли это?
Надо сказать, что воспитанием своего старшего сына Иосиф Сталин действительно не занимался. Яша родился в 1907 году и в 6-месячном возрасте остался сиротой. Его мама, первая жена Сталина, Като Сванидзе умерла от тифа, и Яшу забрала к себе бабушка.
Мальчик почти не знал своего отца-революционера, который был занят подпольной работой, и переселился в Москву лишь в 1921 году, когда Сталин уже стал большим человеком. В то время у него была вторая жена и двое детей от неё - Светлана и Василий.
14-летний Яша, выросший в глуши, плохо разговаривавший по-русски, оказался не готов к жизни в Москве и в новой семье отца. Сталин, как говорят, был вечно недоволен учёбой сына - сначала в школе, потом в инженерном институте, потом в военной академии.
Не нравилась «отцу народов» и нескладная личная жизнь Якова. Когда парню было 18 лет, отец запретил ему жениться на 16-летней девушке: «Рано!». От отчаяния Яков попытался застрелиться, но выжил, пуля прошла навылет.
Сталин тогда назвал его «хулиганом и шантажистом» и «отодвинул» от себя: «Пусть живёт где хочет и с кем хочет!». Не одобрил отец и связь сына с Ольгой Голышевой из города Урюпинска: Яков «сделал» иногородней студентке ребёнка, но не женился на ней.
А в 1936 году старший сын Сталина официально расписался с одесситкой-танцовщицей Юлией Мельцер, которую увёл от мужа-энкавэдэшника. После того как у молодожёнов родилась дочка Галя, Сталин смягчился и выделил им хорошую квартиру на улице Грановского.
…Когда в 1941-м стало известно о пленении Якова, Юлию арестовали, заподозрив её в связях с немецкой разведкой.
«Жена его, по-видимому, нечестный человек, - сказал Сталин дочери Светлане („20 писем к другу“), - надо будет в этом разобраться… Яшина дочка пусть останется пока у тебя…». Пока разбирались, Юлия провела под арестом два года, но её всё-таки освободили.
О том, что на самом деле Сталин любил своего старшего сына и глубоко переживал за него, в своих воспоминаниях поведал маршал Георгий Жуков, пересказав неофициальный разговор с главнокомандующим в начале войны:
«Товарищ Сталин, я давно хотел узнать о вашем сыне Якове. Нет ли сведений о его судьбе?» - спросил Жуков.
Сталин ответил после долгой паузы приглушённым голосом: «Не выбраться Якову из плена. Расстреляют его фашисты. По наведённым справкам, держат они его изолированно от других военнопленных и агитируют за измену Родине». По словам Жукова, «чувствовалось, что он глубоко переживает за сына».
Есть сведения, что на самом деле Сталин неоднократно пытался вызволить Якова из плена. На территорию Германии засылались диверсионные группы, которые должны были похитить пленного Джугашвили из концлагеря.
Об одной такой спецоперации поведал в интервью «Независимой газете» её участник, фронтовик Иван Котенев, ныне живущий в Анапе. По его словам, группа под покровом ночи вылетела в Германию:
«Удачно приземлились в глубоком тылу фашистов, упрятали парашюты. Замели все следы, а уже с рассветом установили связь между собой… До концлагеря оставалось ещё два десятка километров… Началась напряжённая разведработа…»
По словам Котенева, выяснилось, что буквально накануне Якова перевели в другой лагерь. И группе было приказано возвращаться. «Возвращение оказалось значительно труднее, - рассказал фронтовик. - К сожалению, без потерь не обошлось…».
Неудачей закончилась и вторая операция, о которой пишет в своих воспоминаниях известная испанская коммунистка Долорес Ибаррури. По словам Ибаррури, в ней участвовал один испанец с документами на имя офицера франкистской «Голубой дивизии».
Эта группа была заброшена за линию фронта в 1942 году, чтобы вызволить Якова уже из лагеря Заксенхаузен. Все участники её погибли.
14 апреля 1943 года военнопленный Яков Джугашвили выбежал из своего барака, где он содержался вместе с другими ВИП-заключёнными, и со словами: «Стреляйте в меня!» бросился на колючую проволоку лагерного заграждения. Часовой выстрелил ему в голову…
Про обстоятельства его смерти стало известно только спустя годы, когда удалось добраться до нужных немецких архивов. Вероятно, поэтому сразу после войны ходили слухи о том, что сын Сталина всё-таки спасся…
…Жену Якова Юлию и его дочь Галю Сталин опекал до конца своей жизни. По словам Галины Джугашвили, дед относился к ней с нежностью и всё время сравнивал с погибшим отцом: «Похожа, похожа…»
Он жутко выл и плакал по ночам
Да так, что это слышали соседи,
Стучал по батарее и кричал:
«Огонь!», а между сном и явью бредил.
Ему во сне всё виделась война,
Тяжёлый бой на горном перевале,
Не выдержав, уехала жена,
Обидных слов наговорив в запале.
Он громко пел «Комбата», говорил
С невидимыми Михой и Серёгой,
Он сигареты пачками курил
В своей квартире, грязной и убогой.
Он водку пил и хлебом заедал,
И слёзы растекались по щетине,
Он в воспалённой памяти блуждал,
Как изгнанный, по выжженной пустыне.
Потом на фотографию смотрел,
Где в центре - он, вокруг его ребята,
В тот день они попали под обстрел,
И очень близко взорвалась граната.
… Три дня прошло… В квартире тишина!
Заволновались добрые соседи,
А для него закончилась война
На недопетом до конца куплете.
Я на счёт четыре проснусь живым, -
я уверен в этом на сто процентов.
И бегу босой по волнам травы,
перечёркнут болью, как красной лентой.
А другим труднее продраться сквозь,
а они - не в силах проснуться в лете.
Я в войну не верил, но вот - сбылось.
И никто не думал, и даже эти,
что стреляют в Бога с лицом старух
и глазами детскими голубыми, -
И они не верят, что можно вдруг
перестать дышать и ходить живыми.
Вот, один упал и глаза сомкнуть
не успел, и вряд ли успеет ротный.
Я под грохот града прилёг уснуть,
чтоб на счёт четыре проснуться мёртвым.
ДЕТИ, КОТОРЫХ НЕ СТАЛО
Убивать детей, что лузгать семечки
Мразям - так легко это и просто:
Сколько б дали миру эти девочки,
Если б не случилось Холокоста.
А он, заметь, молчал, прикрывши капюшоном,
Прорезавший лицо еще не старый шрам.
Он слушал и молчал, пока веселым тоном,
Читали поздравленья девчата мужикам.
Дарили им подарки и в щечки целовали.
На двадцать третий день немого февраля.
И гостя в капюшоне они не подзывали -
Кому какое дело, что он молчит не зря?
Сидел он за столом. Подальше от веселья,
В бокале своем водкой он заменил вино.
Не чокаясь. Коробит от боли и презренья
Да не берет и водка. За окнами темно.
За окнами мороз. Холодный дует ветер,
Холодный ветер тащит по снегу голоса.
Друзей, которых нет давно уже на свете,
В потустороннем хоре он должен быть и сам.
А он, заметь, молчал. Пил водку без закуски,
Отечества защитников праздник у людей.
И чествовали тех, кто в армии-то русской,
Ни разу не служил. Ну да и черт бы с ней …
Служил- да не служил - кому какое дело?
А как война настанет, котомочку собрав.
Защитники Отечества направо и налево,
Сбегают за границу, от выстрелов бежав.
Смеялась молодежь- он, вроде бы, ровесник,
А по глазам- старик, суровый, как буран.
Смеялась молодежь. Он молча слушал песни,
Сидел, никем не узнанный, в зале ветеран.
А он и не просил любви или признаний,
От мысли о войне его дрожит рука.
Одно в его душе сильнее всех желаний-
Над городом спокойное чтоб небо на века.
Один лишь человек праздника достоин,
Во всех этой толпе средь пафоса и лжи.
Один лишь человек был настоящий воин,
Пред ним склонись. Спасибо скажи за то, что жив!
Сидел он за столом. Под черным капюшоном,
Прорезавший лицо еще не старый шрам.
Он слушал и молчал, пока веселым тоном,
Читали поздравленья девчата мужикам.
Как из-за одного химика, немецкий 1-й воздушный флот полгода не мог бомбить Ленинград
В начале октября 1941 года над Ленинградом был сбит Me-109. Пилот не дотянул до своих и посадил машину на окраине города.
Пока патруль его арестовывал собралась толпа зевак, в которой затесался знаменитый советский химик-органик, ученик великого Фаворского, Александр Дмитриевич Петров. Из пробитых баков самолета стекало топливо и профессор заинтересовался, на чем летают самолёты люфтваффе. Петров подставил под струю пустую бутылку и с полученной пробой в лаборатории поставил ряд опытов в своей лаборатории в опустевших корпусах Ленинградского Краснознамённого химико-технологического института, персонал которого к тому времени был уже эвакуирован в Казань, в то время как Петров был оставлен следить за ещё не вывезенным имуществом.
В ходе исследований Петров обнаружил, что температура замерзания трофейного авиационного бензина была минус 14C, против минус 60C у нашего. Вот почему, понял он, немецкие самолёты не забираются на большие высоты. А как же они будут взлететь, когда температура воздуха в ленинградской области опустится ниже минус пятнадцати?
Химик оказался настырным и добился аудиенции у заместителя командующего ВВС Северо-Западного фронта. И так сразу с порога в лоб сообщил тому, что знает способ уничтожения всех вражеских флюгцойгов. У генерала возникли некоторого рода опасения, хотел даже людей в белых халатах вызвать. Но выслушав человека науки, он проявил к полученной информации интерес. Для полноты картины химику доставили образцы с аналогично приземленного Ю-87, потом еще разведчики из-за фронта притащили с аэродромов. В общих чертах результаты совпадали. Тут уж военные в обстановке строй секретности приготовили немцам уберрашунг и как рыбаки стали ждать с моря погоды. Все начальники, кто были в курсе дела, по несколько раз на дню задавались вопросом: «Вы не подскажете сколько сейчас градусов ниже нуля?» Ждали, ждали и наконец дождались: 30 октября на стол в штабе ВВС фронта легли дешифрованные воздушные фотоснимки аэродромов в Гатчине и Сиверской.
Разведчики только в Сиверской обнаружили 40 Ю-88, 31 истребитель и четыре транспортных самолета. Утром 6 ноября в воздух поднялся 125-й бомбардировочный авиаполк майора Сандалова. С высоты 2550 метров наши Пе-2 обрушились на вражеские флюгплацы. Штурман ведущего бомбардировщика капитан
За этим налётом последовали налёты и на другие аэродромы, в результате которых с немецкий 1-й воздушный флот генерал-полковника Альфреда Келлера понёс существенные потери и на некоторое время фактически потерял боеспособность. Конечно, немцы вскоре доставили своим авиаторам более качественный авиационный бензин, который выдерживал хотя и не 60-градусный мороз, но позволял запускать авиамоторы при минус 20 градусах. Однако способность наносить массированные бомбовые удары по Ленинграду флот восстановил лишь к апрелю 1942 года. Петров вскоре был эвакуирован в Москву, а в 1947 году возглавил там лабораторию института органической химии АН СССР. Дожил он до 1964 года.
Сто пятьдесят их было, этих псов,
Что приняли последний бой на Украине.
Как жаль, что их никто не помнит ныне
И не поставят стелу со звездой.
Бесшумно, молча, лишь клыки оскалив
С людьми собаки вместе в бой пошли.
И дрогнули фашисты, побежали,
И только танки их спасти смогли.
Полуголодные, они на танки шли
И рвали егерей фашистских в клочья.
Не мог никто тогда ничем помочь им И все они на поле том легли.
Спасались под прикрытием брони
Чтобы клыки собак их не порвали.
В упор они потом собак стреляли -
Собаки ведь достать их не могли.
Лавиной, молча, шли овчарки в бой,
Не бросив тех людей, что их растили.
Пусть в том бою они не победили,
Но скольких унесли они с собой!
Погибли все - и люди и собаки,
Назад из них не повернул никто.
Но пограничные фуражки с поля боя
Потом носило долго все село.
Чтоб войны подвести итоги и до нашей дойти границы
Снова топчем мы грязь в дороге, снова с ветром и пепел в лица
Снова «юнкерсы» где-то воют, начиняя свинцом округу
И привычно могилы роют, после флягу пустив по кругу
Если злость и решимость вместе, заставляют идти под пули
Будет день уподоблен мести, нам бы только своё вернули
Нам бы только очистить небо, в землю сеять зерно, как прежде
Что бы снова колосья хлеба, помогали взойти надежде
Мы спешим, отступали долго, нам победу нести на спинах
Позади Южный Буг и Волга, города, что ещё в руинах
Знаем тех, кто за всё ответит, их величие - скоротечно
В господа кто сегодня метит, завтра прахом уйдёт навечно
С нами дом и в душе отчизна, с ними мрак и дыханье смерти
Их фортуна уже капризна, души вновь забирают черти
Будем жить, если в сердце вера, пусть не будет простых решений
От солдата до офицера, воевать на полях сражений
Создавать никогда не поздно, что-то лучшее из обломков
И когда-то увидят звёзды, в новом мире страну потомков
И когда-то узнают внуки, это время былое наше
Как ходили на смерть и муки, что бы жизнь становилась краше
Украина, г. Николаев, 22 февраля 2016 г.