Себя и под мирным небом потерять можно.
1 ИЮЛЯ 1941 ГОДА
ЛЬВОВСКИЙ ПОГРОМ
Раскалённое лето,
Лютой смерти анфас:
Коль забудем мы это,
Б-г забудет пусть нас!
Отвернутся пусть дети
И единственный друг,
Обезумевший ветер
Жизни высечет круг.
Пусть…, но страшная память
Крепче стали литой,
И она, словно пламя,
Выжигает покой.
В ней звон битой посуды,
Тяжкий стон вместо слов,
Вопль «проклятые юде»
И призыв: «бей жидов».
В ней бандеровцев банды,
Чёрный, в мареве, лес,
Сапоги, аксельбанты
Лейтенанта СС.
В ней урочища, балки,
Яры, ямы и рвы,
Ручка детской скакалки
Средь пожухлой травы.
В ней сожжённая Тора,
Синагоги разор.
В ней насильники, воры
Свой вершат приговор,
Размозжённые лица,
Изувеченный дом:
Будь же проклят, убийца -
Подлый львовский погром!
22 июня. Веселого мало. Но расскажу чутка про то время со слов тещи.
Тесть и теща - участники ВОВ, мир им. Тестя мобилизовали в 17 малых лет из сибирской деревни староверов только в 1943 году. Начало войны он не застал. Закончил войну в 1948 г. в Австрии. Сапером был. Говорит, что ни одного ранения не было благодаря богу и молитвам. Хотя по жизни абсолютный разгильдяй и балбес был. Но бог хранил.
Теща девчонкой-подростком шла с матерью через всю Украину до Сталинграда, где она была все время штурма в госпитале санитаркой. По ранению они остались в армии, но уже в Самаре. Так что именно начало войны и прошло через нее.
Я по молодости и глупости наезжал на них - и почему они ветераны так и не восстановят в правах пропавших без вести, и почему они так за свои льготы цепляются, и вообще … Дурак был. Они отмалчивались. Но однажды стали рассказывать и это было совсем невесело.
Говоря о первых днях войны теща говорила, что страшнее их не было ничего. Но страх был не от немцев, а от своих. Она еще ребенком поняла тогда одно - никогда не надо идти отступать вместе с пожилыми взрослыми красноармейцами. Надо пристраиваться к мальчишкам, к командирам, интеллигентам, рабочим настоящим, но только не к пожилым красноармейцам. Как правило это были мобилизованные крестьяне, уже пожившие до революции. И их было большинство в той начальной Красной Армии. Их жизненный принцип, не всех, но многих - был прост - нас рать на всех, кроме себя, пусть все умирают, только не я. Столько трусости и предательства как в начале войны - она не видела никогда. Когда их бомбили немцы - те красноармейцы бежали прятаться впереди всех, прикрывались детьми, убивали командиров, сдавались, толпами бежали. Они могли стрелять при налетах, но не стреляли, они могли встать и устроить оборону, но они тупо бежали. Немцы вообще ее не пугали, пугали вот эти заросшие взрослые мужики в обмотках. Мальчишек в войсках в начале войны было очень мало. Зато когда пошел потоком призыв 18−20 летних в конце 41 года, все начало сразу меняться. Эти тонкошеие вояки с ружье ростом, пацаны, шпана, хулиганы не боялись ничего, они реально прикрывали собой при отступлении женщин и детей, тогда как сельские мужичонки ползком пытались сползти в канаву при бомбежках. Они не сдавались, не ползали на коленях перед немцами. Она вспоминала двух армянских пацанов, которые уже под Сталинградом встали одни с пушечкой против танков в голом поле. Могли бы бежать с толпой, но они встали умирать. Армяне, в России. Вместе с беженцами разобрали и разложили рельсы с узкоколейки, поставили на них пушку и били по танкам, быстро отъезжали в сторону и снова били. Оба выжили. Но задержали танки и беженцы все дошли до переправы. Потом был Сталинград, но теща говорила - там уже не было страшно. Тут уже были все свои, нормальные, не трусы, помогали друг другу. И она вспоминала Сталинград как самое лучшее время войны. Такое было единение, взаимовыручка. Она всегда говорила - войну выиграла советская молодежь, а не российские старики. Поэтому сейчас все идеологические атаки идут именно на молодых. Из них надо сделать быдло, болванов, лошар, маменькиных сынков, нытиков, слабаков, страдальцев, онанистов, пусисюшек и сосикашек. В Украине у них получилось, здесь это не должно состояться. Без комментариев.
ПРЕДЧУВСТВИЕ ПОБЕДЫ
Июнь сорок первого. Двадцать второе.
Никто и во сне не представил бы, чтоб
Страна задрожала от взрывов и воя
Разящих снарядов и авиабомб.
В Кремле вождь метался в тиши кабинета,
Не смея пред Родиной выйти в эфир,
А смерть уж шагала сквозь знойное лето,
Пронзая косой обезумевший мир.
Как спички, горели российские танки,
Как птицы, ломали крыла «Ястребки»,
И тризны справляли им алые маки,
Да ржи, в опустевших полях, колоски.
Но даже когда бесконечные беды
Являли собой предсказуемый факт,
Предчувствие жило великой победы
В сердцах отступавших российских солдат.
Оно пело с ними весёлые песни,
На время печаль подменяя собой,
Плясало «Гопак» в белорусском полесье
И вальсом кружилось под снежной Москвой.
Чуть позже оно провожало конвои
В озябших просторах бездонных морей
И память хранило погибших героев
Средь стылых каменьев нагих площадей.
И дрогнули пушки из крупповской стали,
Начав безнадёжный позорный исход:
Триумфа достиг под Берлином не Сталин,
А, им же избитый, российский народ.
Так выпьем, друзья, за Победу святую,
За звон самой тонкой и звонкой струны,
А ветры, они, как и дули, так дуют:
Ты сам разберёшься, с какой стороны!
Нет, я не знаю, как придется
тебя на битву провожать,
как вдруг дыханье оборвется,
как за конем твоим бежать…
И где придется нам проститься,
где мы расстанемся с тобой:
на перепутье в поле чистом
иль у заставы городской?
Сигнал ли огненный взовьется,
иль просто скажет командир:
«Пора, пускай жена вернется.
Пора, простись и уходи…»
Но в ту минуту сердце станет
простым и чистым, как стекло.
И в очи Родина заглянет
спокойно, строго и светло.
И в ней, готовой к муке боя,
как никогда, почуем вновь
нас окрылявшую обоих
единую свою любовь.
И снова станет сердце чистым,
разлука страшная легка…
И разгласит труба горниста
победу твоего полка.
1936
Светлая память героям павшим за нашу свободу и жизнь!
- Ваше перевооружение - это угроза миру.
- Но пока вы, русские, продолжаете гонку вооружений, мы не можем остановиться.
- Нет, это вы американцы должны первыми остановиться, вы увеличиваете число ваших баз в Европе, а мы вынуждены вооружать восточные страны.
- Заставляя нас удваивать военные ассигнования…
- Можно мне сказать?
- А что, вы разбираетесь во внешней политике?
- Нет, но разум часто позволяет мне рассуждать о том, что я не должен знать. Иногда я лучше понимаю что-то, чем тот, кто об этом должен знать. Вот например, есть два автобуса. Первый… Разрешите взять ваш автобус. Есть узкая улица, очень узкая. Правый говорит: «Я не остановлюсь». Левый тоже говорит: «Раз он не тормозит, зачем мне тормозить?» Что делает правый? Даёт газу, чтоб его напугать, левый это понимает и включает четвертую передачу и тогда… Последствия: сорок погибших, восемьдесят раненых и другие жертвы. Кто за это всё расплачивается? Всегда пассажиры, а пассажиры, друзья мои, это народ.
22 июня 1941 года началась война. И не было двери, в которую не постучала бы беда. Эта отдельно взятая история о боли и любви, горе и радости, о том, как матери ждали своих сыновей, вопреки всему не теряя надежды и веры.
«Мое солнышко…»
Когда в 1922 году родился Ванечка - на свет словно появилось солнышко, лучи которого осветили нелёгкую жизнь Агриппины Жевановой. Семья её после революции переехала в Курганскую область с Украины, где было слишком неспокойно (как грустно, что и сейчас повторяется похожая история). На хуторах хозяйничали то белые, то красные, устраивая непримиримое кровопролитие. Внешне хрупкая Агриппина всегда носила под юбкой наган, а за сердобольное сочувствие юным большевикам, колчаковцы даже выбили ей зубы. Потому и принято было решение о переезде, «от греха подальше». Агриппина с мужем Федотом обосновались в селе Звериноголовское, где в самый канун революции - в апреле 1917 года - у них родилась девочка, которую окрестили Федорой. Взяв крошку на руки, Агриппина уже тогда задумалась о втором ребёнке, непременно мальчике. И вот через пять лет появился Ванечка. А ещё через некоторое время младшенькая Мария.
Ваня рос добрым, удивительно умным мальчиком, бескорыстным и честным. Его все любили. Называли не иначе, как «солнышко». Действительно под его ласковым проникающим, словно лучик, взглядом, становилось как-то тепло. Сам Ваня относился к людям, словно к хрустальным сосудам, не обижал никого ни словом, ни делом, мать же просто боготворил. Волновался, чтобы она не перетруждалась по хозяйству, старался помочь во всём. Особенно заботился о младшей сестрёнке Машеньке. Ещё он писал стихи и рассказы, мечтал стать журналистом, окончить школу и поступить на литфак в институт. Но все планы перечеркнула война. Узнав о вторжении немцев, Иван сразу же засобирался на фронт добровольцем. Ему шёл 19-й год. Агриппина страшно переживала предстоящую разлуку с сыном, уговаривала остаться, плакала. Ходила из угла в угол, напевая песню, искренне, по-простонародному, насколько ей материнское сердце подсказывало:
«Не ходил бы ты Ванёк во солдаты,
А не то ведь пропадёшь… аты-баты,
Красной армии штыки чай найдутся,
Без тебя большевики обойдутся»
Но Ваня был непреклонен: «Мам, я тебя очень люблю, потому и ухожу, ведь кто же Вас от немцев защитит, если не я?»
Провожали его всем семейством. Собрали в дорогу тёплых вещей, напекли лепёшек. Расцеловались, обнялись. Старались не плакать, но слёзы предательски наворачивались на глаза. «Ну, полно вам, полно, - успокаивал Ваня мать и сестёр. - Я обязательно вернусь. Вы только ждите».
Он зашагал по дороге, стараясь не оборачиваться. Агриппина с дочерьми ещё долго стояли и смотрели Ванечке вслед, пока обоз с мобилизованными не скрылся в дорожной пыли.
Ангел - почтальон
Когда с фронта пришло первое письмо, радости не было предела. «Живой»,… - с облегчением вздохнула Агриппина. Затем ещё много раз перечитывала солдатский треугольник, написанный аккуратным почерком, вбирая каждое слово. «Здравствуйте, милые мои, мамочка, папа и сестрички! Не беспокойтесь обо мне… Я уже прошел боевое крещение. Живите, как и я, надеждой на встречу. Берегите себя».
Писал Ваня регулярно, как только случалась небольшая передышка между боями. Обожженные, надорванные, полуистлевшие письма из самого жерла войны нелёгкими путями доходили до адресата, трогали до глубины души. В пропахших порохом строках было всё - дыхание войны, грубость суровых окопных будней, нежность солдатского сердца, трогательная любовь к близким, вера в Победу… Судьба благоволила к Ване, он уцелел в самых кровопролитных боях, выжил в блокадном Ленинграде, оказавшись в кольце немецкого окружения, дослужился до старшего лейтенанта и многих наград за мужество и отвагу. Командовал Иван артиллерийской батареей, которая беспощадно громила врага. Каждый день Агриппина молилась о сыне. Ждала почтальона, словно ангела и, если он приносил заветную весточку, обнимала его, как родного.
«Мама, уже совсем скоро я вернусь, - писал Ваня. - Немцы бегут. Вот только прогоним их окончательно с нашей земли и заживём…»
После снятия Ленинградской блокады, Ивана на несколько дней отпустили на побывку домой. Радость встречи была безграничной. Он предстал худенький, возмужавший, с огромными ясными глазами, болезненными и чистыми. Агриппина сразу кинулась кормить любимого сыночка, начистила картошки, и хотела было выкинуть очистки. «Ты что, мама?!», - остановил её Ваня. Во время блокады из очистков гнилой картошки варили суп, а затем их целиком съедали, и теперь Иван не мог видеть, как их выбрасывают. Ведь даже от малой крошечки, там, в Ленинграде, зависела чья-то жизнь.
Когда Ваня после побывки вновь уходил на фронт, как всегда ободрил плачущих мать и сестер: «Осталось совсем немного. Уже скоро я вернусь».
И вновь полетели такие долгожданные весточки - письма. А осенью 1944-го переписка вдруг оборвалась. Напрасно Агриппина выбегала навстречу почтальону, напрасно молила: «миленький, ну посмотри ещё раз хорошенько». «Нет для вас весточки, мать», - вздыхал тот и отводил глаза. Ближе к зиме вместо пронизанного теплом солдатского треугольника пришёл холодный страшный казенный конверт. Вручить его Агриппине почтальон не решился и отдал её мужу Федоту. На небольшом листе белой бумаги было всего несколько строк, о том, что «старший лейтенант Иван Федотович Жеванов пропал без вести во время освобождения от фашистских захватчиков Прибалтики».
«Пропал, ещё не значит - убит», - произнёс Федот, разрывая на мелкие клочки казенный конверт. Агриппине он решил ничего не говорить. Пусть ждёт. Пусть надеется.
Сердце матери
И она ждала. Первые дни после войны не сходила с крыльца. Затем часами сидела у окна, всё вглядывалась. Перечитывала Ванины письма, смотрела фотографии. Как он рос, как взрослел. Вот с ней рядом ещё мальчишка совсем, а взгляд такой осмысленный взрослый, а здесь уже перед самой отправкой на фронт - серьёзный, целеустремлённый. Боль и слёзы свои от домашних Агриппина прятала, лишь иногда было слышно, как всхлипывает она по ночам: «Где же ты моё солнышко… Ванечка…»
На чудесное возвращение сына она надеялась пятнадцать лет. Лишь в 60-е годы муж младшей дочери Марии, исколесив всю Прибалтику, обнаружил братскую могилу в Эстонии, увенчанную обелиском. Там, среди прочих солдат, павших в боях смертью храбрых, значилось имя командира-артиллериста Ивана Федотовича Жеванова. Он погиб от руки снайпера, когда залез на дерево и пытался разведать расположение вражеских войск, чтобы нанести точный удар. Но не успел… Умер Ваня совсем молоденьким, в 22 года.
Позже, ещё одной горечью станет 2007 год, когда Эстонские власти снесут Памятник Воину-Освободителю и попытаются разорить могилы советских солдат. А в 2013 году случится военный переворот на Украине, и новые власти одобрят фашистскую символику, благословят националистов и отменят празднование 9 мая, забыв, как русские солдаты, проливая свою кровь, освобождали братский народ. Но, к счастью, об этих кощунственных выходках Агриппина уже не узнает.
Её дети, Мария и Федора в замужестве родят детей, мечтая, чтобы хоть кто-то из мальчиков оказался похож на Ваню. И это непременно случится. Агриппина всех вынянчит. Дождётся она и правнуков. Её огромного любящего сердца хватит на всех. Дети, внуки и правнуки будут в ней души не чаять.
Умрет Агриппина уже в глубокой старости, в 1977 году. Тихо спокойно в один из летних дней. Когда станут выносить гроб, на ясном безоблачном небе вдруг сверкнет молния, ударит гром, и несколько крупных капель упадут на землю. Затем всё стихнет и вновь просияет солнышко. «Боженька прибрал, - скажут соседи. - И Ванечка дождался её на небесах, как она ждала его на земле».
В блокадную зиму 1941 года мне пришлось быть на Смоленском кладбище. Много печального и много скорбей можно было видеть там. Проходя мимо часовни Ксении блаженной, я обратил внимание, как время от времени к ней подходят закутанные до глаз люди. Стоят, молятся, целуют стены и засовывают в щели записочки. Вьюжным ветром записочки выдувало из щелей, и они катились по снегу.
Я подобрал три из них. На одной было написано: «Милая Ксеня, устрой так, чтобы я получила рабочую хлебную карточку на 250 граммов. Маня». На второй записке: «Дорогая Святая Ксенюшка, моли Бога, чтобы немец не разбомбил наш дом на Малой Посадской, 4. И чтобы мы не умерли голодной смертью. Таня, Вадик и бабушка». На третьей: «Дорогая Ксения, проси Бога, чтобы он сохранил моего жениха, шелапутного матроса Аркашку, чтобы он не подорвался на своем тральщике на мине в Финском заливе. Желаю тебе счастья в раю. Крепко целую тебя, Ксенюшка. Валентина. 27 октября 1941 года».
Войну начинают политики в высоких кабинетах, но летопись ее пишут кровью невинных людей.
Они сражались за Пушкина
В 1944-м, оставляя Псковщину, немцы буквально начинили взрывчаткой Святогорский монастырь, где находится могила Александра Сергеевича Пушкина.
По данным военных архивов, с 12 по 22 июля 1944 года в Пушкинском заповеднике было обезврежено более 14 000 мин, 36 фугасов, 3 новейших по тем временам заряда с «сюрпризом» и 2107 взрывоопасных предметов.
В марте 1943 года, задолго до подхода линии фронта к Пушкинским Горам, немцы приступили к систематическому разрушению «охранявшегося» ими Святогорского монастыря. По свидетельству священника И.Д. Дмитриева, немцы дважды подрывали главную церковь монастыря? - ?Успенский собор, построенный в XVI веке по повелению Ивана Грозного. В результате второго взрыва собор, у стен которого находится могила Пушкина, разрушен: колокольня рухнула, а древний двухсотлетний большой колокол разбит на мелкие куски, валяющиеся в обломках кирпича по склонам горы; крест соборного купола сорван; западная часть купола пробита снарядом; крыша приделов обрушилась. Сожжены и полностью уничтожены Никольская церковь монастыря, трапезная, кельи монахов, монастырская гостиница и другие монастырские сооружения. Сам памятник на могиле поэта отклонился в восточную сторону на 10−12 градусов вследствие оползания холма после бомбардировок и взрывов фугасных бомб, заложенных немцами.
Из заключения Чрезвычайной Государственной Комиссии:
«…фугас огромной силы был заложен на дороге с восточной стороны, у подножия могилы Пушкина: немцы прорыли специальный туннель, протяжением в 20 метров, тщательно замаскированный, в который были заложены специальные мины и 10 авиабомб по 120 килограммов каждая. Взорвать его немцы не успели ввиду стремительного наступления Красной армии.
Оккупанты хорошо знали, что, войдя в Пушкинские Горы, бойцы и офицеры Красной армии прежде всего посетят могилу поэта, и потому немцы превратили её в западню для патриотов. На территории монастыря и в близлежащей местности обнаружено и извлечено советскими сапёрами подразделений Смирнова и Сачкевиуса до трёх тысяч мин…".
Из воспоминаний командира 1-й роты 157-го инженерно-сапёрного батальона капитана Казакова:
«…Сапёры разбирали кладку монастыря, на вид свежеуложенную. В стене оказался заряд тола весом 250 кг с часовым механизмом. Под половицей обнаружили противотанковую мину, потом ещё одну. У могилы Пушкина обнаружили противотанковые мины с „сюрпризом“. В верхней мине был установлен химический взрыватель, срабатывающий через определённое время, а под ней вторая мина с взрывателем натяжного действия». Мины срабатывали от прогибания половиц, однако никто не пострадал? - ?сапёры своевременно разгадали секрет".
По сей день нет точного ответа, кто конкретно разминировал могилу поэта. Долгое время считалось, что это сделал старший лейтенант Григорий Старчеус, погибший позже при наступлении. Однако непосредственно могилу сапёры Старчеуса не обезвреживали. Среди исследователей ходит предположение, что усыпальницу Пушкина разминировал фрязинский изобретатель, кандидат технических наук Анатолий Худышев.
Из воспоминаний Анатолия Худышева:
«…Когда наши войска освободили Святые Горы, то сапёрам было поручено разминировать Святогорский монастырь. И вот мы с собаками сначала прошлись по двору, затем по кельям? - ?нашли и обезвредили несколько мин-ловушек. Потом зашли в церковь, где отпевали Пушкина. Сапёры продолжили тщательный осмотр помещений церкви и местности около неё, а я с сержантом и своим товарищем по училищу Сеньковым вместе с нашими собаками прошли к могиле Пушкина. Мой Джерик (так звали мою собаку, натренированную на запах тола в минах) забежал вперёд и уселся у могилы.
- Как не стыдно!? - ?пожурил я его.? - ?Уселся прямо на могилу великого поэта.
Начал его звать. Он не слушается. Позвал построже. Он прибежал, стал около меня. Сержант заподозрил неладное. Говорит: «Давай пустим собак. Нет ли там мин?» Мы пустили. Собака Сенькова побегала и вернулась, а мой Джерик опять уселся рядом с могилой.
Я осторожно подхожу к нему и начинаю металлическим щупом пробовать землю, и действительно, щуп натыкается на железо. Начал саперной лопаткой снимать почву, а дёрн рыхлый, легко снимается. Значит мина! Осторожно нащупываю её, обхожу по контуру. Большая мина, круглая, противотанковая (в ней 5 кг тротила). Подкапываю скребком и руками освобождаю землю вокруг. Проверяю, нет ли бокового ударника, который проволочкой закреплён. Нет. Прощупываю скребком под миной, нет ли ударника на неизвлекаемость, с пружиной такой особенной? - ?как поднимешь мину, пружинка распрямляется? - ?и взрыв! Нет, мина без «сюрпризов». Но под миной ещё что-то есть. Снимаю её, укладываю в сторонке, а под ней вторая, для усиления, такая же. Потом проверили соседние могилы: Ганнибалов и Пушкиных. И там тоже нашли такую же мину".
В 1944 году немцы стали широко применять новые противотанковые мины RMi-43. Они имели вид металлического бруска длиной около восьмидесяти сантиметров, начинённого пятью килограммами тротила. Мина имела пять взрывателей, некоторые из которых устанавливались на неизвлекаемость.
Начальник штаба 157-го инженерно-саперного батальона Николай Помилуйко:
«…13 июля 1944 года взвод старшего лейтенанта С.Е.Покидова из 157-го инженерно-саперного батальона обнаружил мины на дороге у самой монастырской стены, как раз там, где на холме возвышается памятник поэту. Во время разминирования сапёры обнаружили противотанковые мины нового образца, ранее не встречавшиеся. Взрыватель одной из мин был установлен на неизвлекаемость. При попытке обезвредить её, раздался взрыв. Видно очень спешили сапёры и ошиблись. Так и остались здесь на вечные времена: уроженцы Тамбовской области старший лейтенант С.Е. Покидов, сержант И.А. Комбаров и рядовой И.В.Ярцов; москвичи? - ?старший сержант М.А.Казаков и сержант Н.О.Акулов; архангелогородец лейтенант В.П.Кононов; житель Челябинской области рядовой Е.О.Козлов и Ивановской? - ?рядовой И.Ф.Травин; да рядовой В.С.Тренов, происхождение которого так и не установлено.
Их захоронили за оградой Святогорского монастыря вместе с теми воинами, что погибли при освобождении Пушкинских Гор».
Николай Помилуйко:
«…Я лично установил, что могилы (Пушкина и Ганнибалов? - ?Ф.К.) заминированы минами RМ-43. Памятник обит досками, одна из которых оторвана, и можно прочесть „ПУШКИН“. Но ещё раньше, в составе передового отряда, на могиле поэта побывал командир роты 17-й инженерно-сапёрной бригады старший лейтенант Г. И.Старчеус, который, судя по деревянной дощечке, прибитой им на монастырской стене в то время, первым обнаружил мины у могилы поэта. На дощечке чёрной краской выведена надпись, подобные которой всегда оставляли сапёры в тех местах, где не успевали снять мины: „Могила А.С.Пушкина заминирована. Входить нельзя. Ст. л-т Старчеус“. Эта дощечка до сих пор хранится в музее Святогорского монастыря. Сколько бы интересного об этом событии мог рассказать нам Григорий Игнатьевич Старчеус, если бы не пал смертью храбрых буквально через три месяца после освобождения Пушкинских Гор».
Сразу после освобождения в Пушкинские Горы приехала Чрезвычайная государственная комиссия по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков. В её состав вошли писатели Н. С. Тихонов, Л. Леонов, К. А. Федин, член-корреспондент Академии Наук СССР П. И. Лебедев-Полянский, доктора филологических наук Д. Д. Благой и Н. К. Гудзий. Результатом посещения комиссией Пушкинских Гор и музея-заповедника стал акт совершённых злодеяний, который был зачитан на Нюрнбергском процессе в Германии, и Михайловское вошло в свод объектов «первейшего восстановления в стране».
Помнишь как нас с тобою кружил выпускной?
На заре поцелуй самый первый…
Как рассвет разорвал, небеса обагрив,
Тот кровавый год сорок первый…
И ушел я на фронт, ты осталась одна
Только память о нашей весне…
Сколько жизней сгубила злодейка- война, -
не привидеться даже во сне.
Ты жила, ты ждала, - на заводе без сна-
все для фронта, все для победы…
За зимою- зима, за весною- весна
все цепочкой: то горе, то беды.
Я в холодных окопах и в дождь и в метель
и в атаку только вперед!
И земля, да шинель- вот, моя постель,
а лекарства бинты, да йод.
А в минуты затишья гармонь поет
и зовет мое сердце к тебе…
И несет меня песня в край родной,
К нашей самой красивой реке.
Снова бой! Все в атаку! Вперед, ура!
За победу, за отчий край!
Нам к любимым вернуться давно пора,
Так давай же, браток, давай!
Видно так предназначено было судьбой, -
Ты прости, родная, прости…
Так хотел я всю жизнь прожить с тобой…
Не сумел я себя спасти…
Прости…
Король подделки
6 декабря 2016 года на 100-м году жизни в Праге скончался Адольф Бургер - легендарный фальшивомонетчик, заключённый Освенцима и Заксенхаузена, последний из участников немецкой операции «Бернхард» по массовому изготовлению поддельных банкнот стран-союзников в годы Второй мировой. Мемуары заключённого номер 64 401 под названием «Мастерская дьявола» легли в основу картины «Фальшивомонетчики», получившей в 2007 году премию «Оскар» как лучший фильм на иностранном языке.
Адольф родился в еврейской семье в словацком городке Велка Ломница, населённом преимущественно этническими немцами. Рано лишился отца, в 14 лет поступил учеником к гравёру, был активистом левого сионистского движения «а-Шомер а-цаир», которое, между прочим, помогло братьям и сёстрам Бургера эмигрировать в подмандатную Палестину, когда это ещё было возможно. Адольф, однако, решил остаться, в 1937-м был призван в чехословацкую армию, и даже поступил на офицерские курсы, откуда его после провозглашения марионеточной пронацистской Словацкой Республики, изгнали как еврея.
Времена были ещё относительно вегетарианские, юный гравёр отделался шестью месяцами трудового лагеря, а затем был принят на работу в одну из типографий в Братиславе. С началом депортаций в концлагеря Бургер получил статус «полезного для экономики еврея», вступил в контакт с движением Сопротивления и начал активно печатать фальшивые свидетельства о крещении для евреев. Такие свидетельства, подтверждавшие, что их обладатель являлся католиком с рождения, или крестился до 1938 года, помогли многим избежать депортации.
Гестапо тем временем не дремало, сеть была раскрыта, а Бургер с женой Гизелой арестованы 11 августа 1942 года и депортированы в Освенцим. На вокзале женщин и мужчин разделили и о том, что 22-летнюю Гизелу отправили в крематорий в первый же день, Адольф узнал только через год…
Судьба самого Бургера могла сложиться ещё ужаснее, ведь он попал в список доктора Менгеле, ставившего на узниках свои бесчеловечные эксперименты. Молодому человеку ввели бациллу тифа, после чего 40 дней он пролежал при смерти…
Однажды все изменилось. Высокий чин, ранее обращавшийся к Адольфу лишь по номеру, вдруг важно произнес: «Господин Бургер, рейх доверяет вам ответственное задание…». Вскоре Адольфа и троих его товарищей переправили в лагерь Заксенхаузен, поселив в отдельном бараке со своей внутренней охраной. Когда особо важных узников водили в душ, то всех остальных запирали в бараках - никто не должен был их видеть и знать, чем занимаются эти люди.
Так гравер из крохотного словацкого городка стал частью операции «Бернхард» - крупнейшей в истории акции по изготовлению фальшивых банкнот.
В первый же день к новеньким пожаловал штурмбаннфюрер СС Бернхард Крюгер (в 1930-е он занимал в Германии пост главного комиссара по борьбе с фальшивомонетчиками), возглавлявший операцию и подчинявшийся лично Гиммлеру, объяснил, что и как нужно делать и пригрозил смертью за саботаж.
Лучшим специалистом в команде заключённых-евреев из 142 человек был младший сын шойхета полтавской синагоги, профессиональный художник и фальшивомонетчик Соломон Смолянов (прототип главного героя «Фальшивомонетчиков»), с которым вскоре сблизился Адольф Бургер.
К концу 1943 года в Заксенхаузене производилось примерно по миллиону фунтов в месяц. Качество фальшивых денег было потрясающим - даже банковские специалисты с трудом могли отличить их от оригинала, до сих пор эти фунты считаются одними из самых совершенных подделок, когда-либо созданных.
Главная сложность состояла в изготовлении бумаги для денег, которая производилась из ткани. У фальшивомонетчиков не получалось ничего похожего на оригинал, пока один из них ни взял обычную грязную тряпку… Оказалось, англичане делали бумагу из грязной ткани, а немцы везли для подделок чистую из Турции. Всего к концу войны было изготовлено 8 965 080 банкнот на астрономическую сумму почти 135 миллионов фунтов.
Изначально планировалось разбрасывать фальшивые деньги над Британией с самолётов, но возможности люфтваффе были уже не те, поэтому фальшивые деньги использовались, главным образом, для оплаты импорта из нейтральных стран и в качестве вознаграждения… германским агентам. Центром по распространению фальшивых денег стал замок Лаберс возле итальянского озера Мерано. Отсюда в разные страны уезжали агенты с чемоданами, полными фунтов - чтобы обменять их на местную валюту: Швейцарии, Норвегии, Франции, Австралии, Африки, Южной Америки, Азии.
Часть фальшивых банкнот все-таки попала в Британию и была изъята в течение двух лет после войны отчасти благодаря находчивости фальшивомонетчиков-евреев. Дело в том, что банкнота номиналом в пять фунтов была очень большого размера: 13 на 21 сантиметр. И носили их не в бумажниках, а просто в карманах, скрепляя булавками. Узники специально прокалывали купюры на портрете английского монарха, зная, что у англичан так делать не принято, поэтому часть поддельных денег удалось обнаружить.
«Мы делали практически всё, - вспоминал много лет спустя Адольф Бургер в одном из интервью. - Помню случай, когда надо было изготовить 200 удостоверений сотрудников НКВД, но оказалось, что красная кожа, которую нам привезли, - не того цвета, слишком яркая. Ничего не получалось. Пришёл Крюгер и увёл десять человек из нашего барака, пригрозив расстрелять их, если удостоверения не будут готовы послезавтра. Знаете, что мы придумали? У нас в бараке стояли скамьи, обитые красным дерматином - как раз нужного цвета. Мы на нём выбивали буквы НКВД СССР, а потом из него делали обложки удостоверений».
Кроме денег, в Заксенхаузене подделывали английские почтовые марки, на которых вместо портрета короля красовались… Сталин и звезда Давида. Этот идиотизм вписывался в рамки нацистской логики - немецкие агенты в Англии наклеивали эти марки поверх настоящих на конверты, работники почты не замечали подмены, и отправляли адресатам. Расчет был прост - фашисты думали, что увидев Сталина и шестиконечную звезду, британцы возненавидят коммунистов и евреев, но люди принимали это за идиотскую шутку.
Несмотря на неплохие условия содержания (узникам даже было позволено носить гражданскую одежду) вся команда наборщиков, гравёров и печатников, состоявшая из евреев разных стран, понимала, что обречена на смерть - операция была сверхсекретной. «Мы работали до 17 часов, затем играли в шахматы, карты, слушали радио
…В середине марта 1945 года работы были прекращены, станки демонтированы и вместе с узниками под усиленной охраной отправлены в Маутхаузен. Там заключённых снова разместили в полностью изолированном от остального лагеря блоке, но вскоре перевезли в Редль-Ципф в Верхней Австрии, где производство было возобновлено - узники даже успели изготовить партию фальшивых долларов (этот момент они оттягивали на протяжении нескольких месяцев при помощи разных уловок), которые, однако, не поступили в обращение.
3 мая оборудование уничтожили и частично затопили в озере Топлиц, а заключённых отправили в концлагерь Эбензее, который 6 мая был освобождён солдатами Третьей армии США. В тот же день Адольф отправился в деревню и попросил у людей фотоаппарат. Сделал десять снимков: мёртвых и полуживых узников, а также фотографии товарищей-фальшивомонетчиков. Позже все эти фотодокументы вошли в первую книгу об этой истории.
20 мая 1945 года Адольф Бургер был уже в Праге. Здесь он узнал, что мать вместе со своим вторым мужем-христианином, за четыре месяца до окончания войны были депортированы из городка Попрад в северной Словакии и убиты.
Бернхарда Крюгера даже не осудили - два года он пробыл в британском плену, затем был передан французам, а в 1948-м освобождён без предъявления обвинений. Оказавшись в советской зоне оккупации, бывший штурмбаннфюрер СС работал кладовщиком на текстильной фабрике в Карл-Маркс-Штадте. Когда в начале 1960 года против него были выдвинуты обвинения в убийстве четырёх заключенных лагеря Заксенхаузен, он бежал в Западную Германию, где много лет проработал в компании, производившей в свое время специальную бумагу для нужд операции «Бернхард» и тихо умер в 1989 году в ФРГ.
После войны историю попытались замять, британцы опасались подорвать доверие к своей валюте - по разным оценкам от 15% до 40% английских банкнот, находившихся в обращении, составляли фальшивки, выпущенные в Заксенхаузене.
Часть фальшивых денег оказалась в руках еврейского подполья и была использована для отправки в Палестину иммигрантов из числа перемещённых лиц.
С 1959-го по 1963 год со дна озера Топлиц были подняты ящики с фальшивыми банкнотами, матрицы для печати и именной список заключённых.
Что касается Бургера, то он подтвердил свое членство в Коммунистической партии, в которую вступил ещё в 1933 году, был назначен директором типографии, женился во второй раз и стал отцом трёх детей. Первые его воспоминания об участии в операции «Бернхард» послужили основой книги Сильвии и Оскара Крейчи «Номер 64 401 говорит», вышедшей в 1945 году.
Адольф Бургер был вице-президентом Международного комитета узников Заксенхаузена, но много десятилетий после войны не возвращался к истории своего заключения, ведя жизнь обычного госслужащего - он успел поработать на верфи, возглавлял один из департаментов мэрии Праги, и даже занимал должность директора таксопарка.
Потребность подробно рассказать о перипетиях своего пребывания в Освенциме и Заксенхаузене возникла у Бургера в 1970-х - на фоне набирающих популярность теорий, отрицающих сам факт Холокоста. В 1983-м выходит его ставшая знаменитой книга «Мастерская дьявола», которую вскоре переводят на многие языки.
Параллельно он начинает посещать школы, гимназии и военные базы в Германии, где рассказывает о своей истории - более 90 000 молодых немцев услышали о Катастрофе из уст очевидца.
В 2000 году канал CBS пригласил Адольфа Бургера проплыть на плоту по озеру Топлиц, на дне которого покоились плоды его рук. «Я вдруг увидел на мониторе водолаза, вытащившего какой-то пакет - я его сразу узнал, это был один из „наших“ свёртков, мы вскрыли его, там оказалось пятьсот фунтов стерлингов. Прошлое снова вошло в меня…».
В 2009 году Адольф Бургер по специальному приглашению посетил Банк Англии, где без труда опознал фальшивую купюру, выпущенную заключёнными концлагеря.
«За то, что по моей книге сняли фильм, я не взял ни одного евро, - подчеркнул Бургер после выхода на экраны „Фальшивомонетчиков“. - Но поставил условие: я должен утвердить сценарий». Сценарий действительно переделывали три раза, пока Бургер не дал добро на четвёртую версию. От чести стать главным героем картины он отказался, тем более что единственным профессиональным фальшивомонетчиком среди узников был Соломон Смолянов. До последнего дня Бургер вспоминал о нём как об очень талантливом человеке, который постоянно рисовал, и в конце войны дал Адольфу честное слово, что больше не будет подделывать деньги. Слово Соломон, кстати, не сдержал, учитывая его арест в Риме в 1948-м в связи с появлением наводнивших город фальшивых долларов. Уже на седьмом десятке в бразильском Порто-Аллегре он занялся изготовлением и продажей… детских игрушек. Впрочем, это уже совсем другая история.
…и слышала намедни я рассказ,
От строгой и красивой, видной дамы.
Как Им жилось в военный, дальний час?
Дух рисовал портрет - народной драмы.
Привиделось мне: станция и степь,
Горел на ней почтовый, старый поезд,
Чубатый дым стелился прямо в прорезь,
С ним канонады гул, навстречу, креп.
А, по степи, как снега бросить горсть!
Раскидывало белым! Треугольник!
В них - письма с фронта, ветер, как крамольник,
по раскатил в воронки «горечь слёз»!
Сюжет был нам рассказан от души,
И в студии молчали не с укором…
Так молодость ей вспомнилась, в тиши,
Знать, медсестре семнадцать было, в пору!
И ехала девчонка на войну,
Вдруг поезда разбежкою на стрелке,
И в сизом, блеклом, сумрачном дыму,
Летели - белым голубем, конверты…
В них письма для живых, они бессмертны…
Вещала гостья - образ от души,
Той женщины, что смотрит к вам из ленты,
Глазами с болью: «Не было б, Войны!»
С соседом дружись, а за топор держись.