В своих желаниях душа
Бывает слишком прихотливой:
То ей не нужно ни шиша,
То хочет быть она счастливой.
Душа — это стена, к которой прислонились мы спиной, чтобы выстоять.
В душах есть все, что есть в небе, и много иного.
В этой душе создалось первозданное Слово!
Где, как не в ней,
Замыслы встали безмерною тучей,
Нежность возникла усладой певучей,
Совесть, светильник опасный и жгучий,
Вспышки и блески различных огней, —
Где, как не в ней,
Бури проносятся мысли могучей!
Небо не там,
В этих кошмарных глубинах пространства,
Где создаю я и снова создам
Звезды, одетые блеском убранства,
Вечно идущих по тем же путям, —
Пламенный знак моего постоянства.
Небо — в душевной моей глубине,
Там, далеко, еле зримо, на дне.
Дивно и жутко — уйти в запредельность,
Страшно мне в пропасть души заглянуть,
Страшно — в своей глубине утонуть.
Все в ней слилось в бесконечную цельность,
Только душе я молитвы пою,
Только одну я люблю беспредельность,
Душу мою!
Сохраняйте душевный свет. Вопреки всему,
несмотря ни на что. Это свет, по которому
вас найдут такие же светлые души.
Душа отпечатывается на лице, выглядывая из глаз.
Душа и кожУх лишь в одном не похожи,
коль вывернет кто-то, то душу не сложишь
«Я» — отражение души в зеркале сознания.
Слеза колючими кристаллами
Царапнула меня в лицо
Стекая нежно превращаясь
В соленое души окно…
Душу не убивают, её всегда берут на болевой приём.
Отступление от Вуотты,
Полыхающие дома…
На земле сидел без заботы
Человек, сошедший с ума.
Мир не стоил его вниманья
И навеки отхлынул страх,
И улыбка всепониманья
На его блуждала губах.
Он молчал, как безмолвный Будда,
Все сомненья швырнув на дно, —
Это нам было очень худо,
А ему уже — все равно.
Было жаль того человека,
В ночь ушедшего дотемна, —
Не мертвец был и не калека,
Только душу взяла война.
О, как ты рвешься в путь крылатый,
безумная душа моя,
из самой солнечной палаты
в больнице светлой бытия!
И, бредя о крутом полете,
как топчешься, как бьешься ты
в горячечной рубашке плоти,
в тоске телесной тесноты!
Иль, тихая, в безумье тонком
гудишь-звенишь сама с собой,
вообразив себя ребенком,
сосною, соловьем, совой.
Поверь же соловьям и совам,
терпи, самообман любя, —
смерть громыхнет тугим засовом
и в вечность выпустит тебя.
Что же ты со мной не наиграешься,
Жизнь моя, что хочешь от меня?!
Дать достать до солнца? О мечты пораниться?
Подскажи, как мне понять тебя?!
Ты со мной, наверное, намучилась —
Не умею находить ответ;
На твои задачки для «отличников»
У меня пока решений нет!
Что же ты со мною забавляешься?
Ты сама подстроила все так —
Мои замки с треском разрушаются,
Хоть построены они не на песках.
Жизнь моя, попробуй без иронии!
Нету сил парировать тебе.
Жизнь моя, не будь моей агонией;
Линией короткой на руке.
Ты не можешь подняться? Не удивляюсь: упал ты как следует! Упорствуй — и поднимешься. Вспомни, что сказал один духовный писатель: наша бедная душа — это птица, чьи перья склеены глиной. Тут нужны и небесное солнце, и собственные усилия, маленькие, упорные. Как же иначе отпадёт грязь похотей, мечтаний и грехов? Тогда ты будешь свободен. Упорствуй — и поднимешься.
У каждого своя точка кипения души.
Душа у каждого ранима. После причиненной ей боли она либо черствеет, либо становится ещё ранимее. Один человек, прочувствовав на себе страдания и боль, будет стараться никогда не причинить такой боли другому, а второй будет стремиться сделать другим больнее, чем сделали ему…