купил себе на птичьем рынке
питомца он теперь подрос
огнём плюётся бьёт крылами
ночами требует принцесс
А все ветряные мельницы никогда не поймут одно:
Красота — неизбежна, неискоренима, как-то —
Единственное, что у нас всё-таки есть —
Кроме моих драконов.
Я их оживляю здесь.
Мне стало известно:
Оно существует,
То тайное Царство,
Где джунгли ликуют.
И ночью глубокой,
Как юг черноокой,
Там плачет Драконов Мать!
«О чём, Кровожадная,
Сердце тоскует,
И жертвы не радуют острый зуб?
О чём, Длиннолицая,
Враг твой ликует
Улыбкой проклятых, проклятых губ?
Неужто свершилось,
Что Ты преклонилась,
И голову низко,
Как раб, опустила,
Что Ужасом Древним
Так долго звалась?
Неужто смеётся,
Презрением вьётся
Та лента из кожи,
Что с кожи Твоей?
Кто вырезал острым,
Как месяц округлым,
Как солнце горячим
Клинком Твою суть?
Скажи мне, Царица,
Неужто как птица
Ты больше не будешь,
Не будешь летать?»
«Оставь меня, путник,
В тиши каменелой
И дай поскорей умереть!
То солнце сгорело,
Что жизнь мою грело
Десятки безбедных лет.
То утро пропало,
Когда я узнала,
Что едет ко мне Человек!
То кровью застыло,
Что шкурой мне было.
И крыльев в помине нет!
Поверишь ли, путник,
Я стала добычей!
И страх не рождает
Мой больше лик.
Поверишь, проезжий,
Что ночь застилает
И скудно питает
И дух мой, и плоть…»
И плачет в глубокой,
Как юг черноокой,
В стране диких джунглей
Драконов Мать…
И болью высокой,
Как смерть одинокой,
Её накрывает страх.
Дракон глаз открывает, правду от лжи отличает. Божественное превосходство.
Жил да был один дракон. Мясоед, который питался хорошими девочками, т.к. плохие горчили, но с хорошими была в стране напряженка. Он любил высокую кухню из самых добрых сердец, с которыми в свою очередь тоже была напряженка, от чего с голоду или со злости, но с его пасти регулярно вырывалось пламя огня и полило все к чертям собачьим, включая рядом стоящих, лежащих, пролетающих… От чего часто выжигая целые селения он имея за спиной крылья улетел дальше, в поисках заветного лакомства и просто ради «размять крылья». Дракон думал, что лучше того что он ел, больше ничего быть не может, так же как он думал, что драконов в женском обличие быть не может. Пока конечно же, он не встретил такую же как он. Она не была мясоедка, хотя не гнушалась вкусными сердцами мужчин. Им не нужно было даже вступать в диалог, представляться и знакомить друг друга с собой, чтобы понять, что их хвосты за спинами уже переплетались. Дракон перестал сжигать деревни и извергать огонь, может от того, что подобрел, может от того, что она ему открыла кухню по вкуснее. Он больше не ел плохих девочек, и хороших к слову тоже есть перестал. Он питался высокой кухней с незатейливых когтистых лап своей возлюбленной. Ох, если бы он знал раньше о том, что существует что-то вкуснее чем прошлые девочки, он бы непременно разыскал ее раньше и сжег бы к чертям собачьим всех этих мужчин, чьи сердца она успела отведать.
Сквозь облака, воздушные потоки,
Промчался огненный дракон.
К реке спустившись, черноокий,
Был в водах светлых отражён.
Он знал о цели неизменной,
Деревня на пути стоит.
Слепая ярость в грозном взоре,
Там точно всё дотла сгорит.
Над водной гладью словно ветер,
Гонимый алчностью своей.
Быстрее тени, незаметен,
Он был всё ближе, всё мрачней.
И вскоре, взвившись в небо, над домами,
Дракон издал дотошный крик.
И вниз сорвался окаянный,
Он словно самой смерти лик…
Луна засыпает. Поэзией моря
Её убаюкал ночной небосвод.
Дракон твой, княжна, молчалив и покорен,
Любую беду от тебя отведёт.
Он крылья оставит в не тлеющем пепле,
Да смуглую грудь под кинжал обнажит.
Под пологом солнца, вперёд, против ветра
Навстречу судьбе, о которой скорбит.
Княжна, ты не знаешь, как рушатся скалы,
Как волны кусают за гриву восход.
Дракон же, напротив, юдоль пролетая,
Во фьордах спасался от тяжких невзгод.
Изведали Боги об искренних чувствах -
Отняли свободу и в талых снегах,
Где нет ни души на просторах безумства,
Развеяли прежде убитого прах.
И крошится сердце, искрящая глыба,
Но зло уступает дорогу добру -
Клянусь своей честью, что прежде не видел,
Как свет побеждает кромешную тьму.
Ведь пылкое сердце по-прежнему бьётся
В груди человека, познавшего боль.
Дракон твой, Княжна, несомненно, вернётся:
Дождись его только из мёрзлых неволь.
Мужчиной шагает по северным землям,
На поиски вечность потратить готов.
Он выйдет из тени чернеющих терний…
Дракона, Княжна, в мире держит любовь.
Смотрю на него и думаю: «Да… Наверное,
придется помучиться. Он чертовски, безумно Мой».
Принцам-то не справиться с моей неуёмной энергией,
мой вариант - вот такой шикарный Дракон.
Вот это вот страшное и огнедышащее чудище.
Смотрит свирепо. И во все стороны эти шипы…
Не подходи, не лезь к нему, не люби, не ищи,
он не жаждет страсти, и его раздражаешь ты…
Он не хочет ласки, не трогай! (На самом-то деле - хочет.
И ласки, и объятий, и самых нежнейших слов).
Даже дракон мечтает о нежной ночи.
Он просто вслух такую ересь признать не готов.
Он же чудище, ё-моё, все же должны бояться!
Он уже с десяток вкуснейших принцесс отведал.
Требовал верности, полного подчинения и постоянства.
Но все они ему уже до несварения надоели.
Эта же, ёлки-палки, вообще неправильная…
И мозги, и корона - отчаянно набекрень.
Не принцесса, а какое-то сущее наказание.
Не десерт, а какой-то кофе с перцем (в постель).
Не слушается, не боится, не кланяется…
«Я дракон или кто?! На завтрак её - да и все дела!
Что ж такое-то? Вроде бы даже и не красавица.
Как же она меня, чудище, вокруг носа-то обвела?!»
А Принцессе той дай только повод… Возьмёт своё:
Всё, что жизнь отнимала, вернёт обратно.
Для неё Дракон - не пугало, а хулиганьё.
Но любимое! Нежно, тепло и свято.
Ей чудовища очень давно не страшны:
у самой в душе тихий омут, ручные черти.
Ей бы просто счастья и каплю ласки - так, для души.
Чтоб стремиться к жизни, не опасаясь смерти.
Ей бы просто нежить это огнедышащее сокровище.
К черту рыцарей, принцев, их обещания, белых коней…
Ах, Драконище ты моё…
Любимое ты моё Драконище…
Хватит ухать огнём. Давай уже, приезжай скорей.
Холодильник, конечно, жужжал. Но жужжал тихо и даже приятно.
- Он по ночам громче шумит, Сашенька. Зарубите себе на носу. И не говорите, что я вас не предупреждала!
- Да понял я. Понял. Хорошая квартира. Холодильник вроде тоже… Пусть шумит. Может, починим. Когда-нибудь.
В холодильниках и другой технике я ничего не понимал, но думал, что избавиться от шума смогу. Хозяйка квартиры считала иначе:
- Не почините! Я кого только не вызывала: сына, брата, зятя, мастера и даже соседа! Все только руками разводят, а холодильник…
Она раздосадованно махнула рукой в сторону жужжащего прибора.
- Холодильнику начхать!
- Еще раз: ничего страшного. Я холодильников не боюсь, и жужжания - тоже.
- Ну вот и славно. И да, Сашенька, вы помните правила: в квартиру никого не водить, мебель не портить! Я и так вам делаю скидку на аренду, скажите спасибо своей бабушке.
- Конечно, Мира Васильевна, конечно. В моем доме только я!
- Ну, положим, он не ваш. Всего доброго.
- До свидания!
Нервная старушка покинула кухню, а я уставился на белого цвета железную махину с тремя магнитиками на крышке. Один магнитик был поломан. Я, недолго думая, взял его в руки - холодильник стал жужжать чуть тише.
Подобные действия с остальными магнитиками положительного результата не дали. Когда я снял пластиковое балтийское море с надписью «Анапа», раздалось уже не жужжание, а рык - пришлось прикрепить творение безумного географа обратно. К магниту «Берлин» я даже не лез. Себе дороже.
Тогда я открыл холодильник, достал масло и в следущую четверть часа пил чай с бутербродами. Мне было интересно, почему хозяйка так волновалась о холодильнике. Работал он все же исправно, а шум… Обычный шум. Привыкну.
В дверь постучали, и я, оставив недоеденный бутерброд на столе, отправился встречать гостей.
В зеркале, висящем в прихожей, я вдруг увидел два желтых огонька. Они горели на кухне и были глазами непонятной морды. Морда была, кажется, черной. Затем вдруг наваждение исчезло.
- Показалось, - решил я и перекрестился.
Правда, креститься не умел. Но хоть где-то - в зеркале или реальности - это точно выглядело правильно.
***
Разбудил меня шум. Конечно, бабка предупреждала, что по ночам холодильник становится еще громче, но не настолько же!
Я кое-как поднялся с дивана, переступил через Тоху и Виталю, бревнами лежащих на полу, чуть не скинул с тумбочки вазу и вырвался таки в коридор. Здесь от жужжания вибрировал пол, и мне стало плохо.
Шатаясь, я зашел на кухню. На столе и под столом разместились бутылки с разнообразным алкоголем. Их я обвинил в своем больном состоянии.
Теперь, когда причина вибрации и шума была установлена, я успокоился. Но в этот момент пришла еще одна идея: проверить холодильник.
Я с трудом открыл дверцу и тупо посмотрел на бутылку чего-то (надпись расплывалась у меня в глазах), одиноко лежащую колбасу и гордый сыр. Еще мне стало ясно, что холодильник теперь вибрировал не так сильно. Он шумел по три секунды с интервалом в десять секунд. Точнее я сказать не мог, но хмельному сознанию хватило и этого: оно провело аналогию шума холодильника с дыханием.
- Выходи, чудище! Будем биться!
- А может, поедим?
Ответа я не ожидал. Головы, приоткрывшей дверцу морозильной камеры, тоже.
- Мать!
Голова испугалась:
- Хозяйка квартиры?
К слову, из морозилки выглядывало не человеческое лицо, а та самая морда, которую я увидел в зеркале днем. Теперь ее можно было рассмотреть подробнее, хотя рассматривать, если честно, было почти нечего: темно-зеленая, почти черная, твердая на вид кожа, два желтых глаза с вертикальными зрачками, вытянутый череп и роговые наросты на… затылке? Наверное, у драконов это называется так, а передо мной, разумеется, был дракон (его голова).
- Чего завис, арендатор? Хозяйка квартиры?
Я, если честно, был растерян. А если он решит что меня можно съесть, раз хозяйка не дома?
Испуг, видимо, отразился на моем лице, и дракон все понял.
- Не бойся. Я добрый. Людей не ем и не буду - вы же ведь собак не едите. Хотя… Хотя когда как. В Корее едят, я слышал. Но это юг. Я там летал как-то. Милые места, конечно, да люди дрянь. Разум порождает зло.
- Я бы не сказал. Разум порождает добро, потому как между животными идет постоянная борьба. Они жрут друг друга, например, борются за территорию… А из хорошего у них только материнский инстинкт. Разум человека же открыл гуманизм и понятия доброты, непорочности…
- Животное убивает несознательно! Это инстинкты, а вы, то есть, пардон, мы, действуем по своей воле, принимая решения осознанно.
Я понял, что пора обсудить более важные вопросы и быстро прекратил спор:
- Полагаю, мы оба правы, каждый в своей мере. Слушайте, как-то невежливо не знать своего собеседника. Вы кто?
- Дракон.
Он два раза моргнул своими большими глазами и уставился на меня.
- Александр, полагаю?
- Александр.
- Очень приятно.
- Мне тоже.
Разговор, очевидно, зашел в тупик, и я постарался выяснить, что же делает дракон в холодильнике, за который я отвечаю и который так волнует хозяйку квартиры.
- А почему вы живете в холодильнике, который явно меньше вас? Я не говорю, что это нелогично, просто… Нет. Это нелогично. Вам же нужно пространство! Для полетов, например…
- А почему вы живете в квартире? Я не говорю, что это нелогично, просто… Нет. Это нелогично. Вам же нужно пространство! Для полетов, например…
- Но я не умею летать!
- Кого вы обманываете? Сейчас все умеют летать. На чем угодно и как угодно. Так почему не летаете?
- Ну, могу летать. Могу не летать. А вы-то почему?
- Ну, могу летать. Могу не летать.
Я разозлился и хотел было рассказать о естественных потребностях и возможностях с аргументацией на основе пословиц и поговорок, но на кухню прошлепал Виталя и прохрипел:
- С кем споришь?
- Да с…
Но морды дракона уже не было, холодильник жужжал тихо, а небо медленно розовело.
***
С драконом я разговаривал каждый вечер. Он был очень интересным собеседником, всегда имел свою, драконью точку зрения, и я бы не сказал, что эта точка сильно отличалась от моей. Дракон был мудрым, но достаточно молодым по их меркам. На днях ему исполнилось двести сорок, и этот праздник мы отметили куском мяса с кровью и тортиком.
Оказалось, что попал он в холодильник не по своей воле. Это случилось в тысяча девятьсот тринадцатом году.
- Более ста лет назад! - с ужасом понял я, - Полжизни в холодильнике!
- Ну нет. В холодильник меня перенесли после второй мировой, а до этого я был заперт в шкафу.
- Это же какие чары нужны, чтобы дракона в холодильнике запереть?
- Ничего сложного, на самом деле. Просто заговоренная цепь.
Тогда он вытащил из холодильника лапу, и я увидел, что на ней был синий блестящий браслет.
- Такой же на шее и еще на задней лапе. Улечу, и сдавит. А если сдавит…
- Это скорее ошейники.
- Называйте как угодно. Один черт плохо мне.
- А как же эти штуки на вас оказались?
И он рассказал мне все. Рассказал, что сто с лишним лет назад была у него жена, еще невылупившиеся дети и бесконечный простор полей и лесов. Была и пещера, без золота, но с подземным озером.
Драконов в те времена уже было гораздо меньше, чем раньше, да и скрывались они куда лучше. Впрочем, люди все равно нашли гнездо моего нового знакомого. Нашли и, пока он летал на своем просторе, а драконица спала, разорили. Яйца пустили на опыты и что-то там еще, жену дракона убили точечной молнией, а его самого ловко обдурили. На несчастного навели морок. Заключили в кандалы и отправили в шкаф, чтобы изредка служил Родине. Но со службой не сложилось. Ведьма, которая руководила операцией по разорению гнезда, была против усыпления и забрала дракона к себе. Назвала его Георгием, видимо, в насмешку. Потом запихала в холодильник. И жил дракон (Гошей он себя называть мне запретил) в заключении и тоске - долгой и глупой.
Ведьму сбил икарус, а ее дочка ничего о колдовстве и драконах не знала. Ей было известно только то, что холодильник продавать или выкидывать нельзя ни в коем случае. Ну она и берегла.
Дракон же ей не показывался. Решил, что так будет лучше. Храпел по ночам, тихонько дышал днем, а сейчас нашел себе достойного собеседника. К заточению мой изумрудный друг привык. Однако в один день мне стало тошно от всей этой ситуации: величественное существо заперто в холодильнике без уважительной причины, а я даже не пытаюсь это исправить!
- Виталя, - начал я издалека, - ты же ведь сварщик?
- Сварщик.
Виталя кромсал колбасу и закидывал в рот все, что мог найти на столе. Я беспокоился за солонку, но до нее мой прожорливый друг пока не добрался.
- А сможешь перепилить десять сантиметров металла?
- Знаю того, кто может. Что за металл?
- Это еще нужно выяснить.
- Ну, покажи.
Виталя доел плавленный сыр, отряхнул руки и встал со стула.
- Веди к сейфу!
- Все в холодильнике.
- Чего?
- Только не пугайся. Прошу.
Я молча открыл дверцу морозильной камеры, и оттуда вылезла драконья морда.
- Мать!
- Это мы проходили.
- Саня, что это за хрень?!
- Дракон.
- Оно говорит!
- Он.
- Опять!
- Если бы вы не могли снять с меня ошейник и браслеты, я бы уже сжег вас. За бестактность.
Я покачал головой и рассказал Витале историю дракона, при этом накормив его повторно. Чтобы не волновался.
- Ну, ладно. Допустим, что хрень произошла и хрень дается в условии. Показывай лапу, дракон!
Толстый браслет моего друга сильно удивил. Он отметил, что я косой и слепой, так как пилить здесь не десять сантиметров, а восемь максимум.
- Без разницы. Так кто может это сделать?
- Тоха!
Я с недоверием посмотрел на Виталю.
- Тот лысый, с которым мы на новоселье пили?
- Именно! Антон - гений в области пилки. То есть - пиления. Или распила… Ну ты понял.
Этого я никак не ожидал. Но Тоха был мне уже знаком, а раз советует Виталя (друг со школьной скамьи), то грех отнекиваться.
- Зови Тоху!
***
Браслеты сняли.
Холодильник оказалось спускать неожиданно легко. Дракон внутри был и не был одновременно. Этому факту я, Виталя и все еще шокированный Тоха обрадовались.
Внизу поджидала газель. Мы загрузили холодильник внутрь и были готовы к поездке за город, как вдруг…
- Куда! Куда холодильник! Не пущу!
Старуха неожиданно резво преодолела расстояние в сто метров.
- Александр! Я, кажется, говорила, что без моего ведома из квартиры ничего нельзя вывозить!
Как не вовремя!
- Мы привезем холодильник обратно.
- Не устраивает! А если вы его повредите?!
- Заплачу. Сколько стоит эта рухлядь?
- Много!
- Я понимаю, что вас просили беречь этот жужжащий прибор. Но, поверьте - это достаточно глупо и жестоко.
- Кому жестоко-то? Кому жестоко?! Верните холодильник!
Я разозлился, но виду не подал и только мрачно скомандовал парням:
- Выгружайте.
- Но…
- Выгружайте.
Холодильник выгрузили, и я, улыбнувшись, посмотрел на старуху.
- Мира Васильевна…
- Чего?
- Холодильник цел, не так ли?
- Да.
- Жужжит?
- Да.
- Ну и какого черта он жужжит, если отключен?!
Бабка испуганно осмотрела холодильник. Удостоверилась в том, что он никуда не подключен, и изумленно спросила:
- Почему жужжит?
- Сейчас увидите.
Я подошел к железной коробке и постучал по дверце.
- Приехали!
- Да ну?
- Серьезно. Приехали.
- Александр. Спасибо вам.
- Кто-то должен был это сделать.
- Мы все должны… Всегда. «Кто-то» не придет, поверьте. Это глупо. Поэтому спасибо. Огромное вам спасибо, Александр.
А затем он прорычал:
- Разойдитесь!
Я, Виталя и Тоха отошли подальше, а Мира Васильевна тупо стояла и смотрела на свой ценный холодильник.
Тут раздался скрежет, и клетка дракона взорвалась.
Старуху взрывной волной протащило по земле. Дверца морозильной камеры снесла лебедя из шины на клумбе. Мне в руки залетел банан, а Тоху сбило мясным окороком.
Дракон взлетел.
Он пронесся вдоль серой кирпичной стены хрущевки, изумрудной молнией устремился в небо и, сделав над нами три круга, полетел прочь. Дракон был огромен, и крылья его прекрасны.
Я держал банан в руках, смотрел в небо и улыбался.
К черту холодильники.
Большой Проигрыватель
Тишина в звучании. Молчание слов. Одиночество вместе.
Утрата. Вечность. Путь в бесконечность.
Высокие горы и неблизкие звезды. Закат и рассвет.
Запретная дверь раскрыта, забранному нет возврата
Беспокойный сон и пробуждение.
Холодный ветер и мрачное уныние,
И в прошлое еще открыта дверь.
Поникшие ветви, дремлющий туман,
Старушка Память шагает по тропинке,
И не важно, что времени здесь нет.
Тянутся руки к воде,
Капли ложатся в грубые руки,
Трепещут на листьях зеленых,
Тяжелые ветви тянутся к огню.
Холод. Свежесть. Чудеса.
Мир. Дремота. Заря.
Пенье птиц. Шепот дубрав. Треск огня.
Свет. Угроза. Опасность.
Угрюмость. Неспешливость. Усталость.
Сон. Полутьма. И вот мертвая тишина.
В подвалах мрачного замка
Прячется древний зверь,
Укрытый в сокровищнице златой
Горит вечный нефрит.
Бесшумно скользит могучий дракон
И огонь возрастает от рева его.
Странные свитки отклик магии древней
И призраки крадутся, и раздается скрежет.
Земля содрогнется и вдруг все стихнет,
Драконий хвост бьется в гневе,
Беспощадное время не старит
И дракон все живет в своей цитадели.
Глаза зорко смотрят с башни
Когти вгрызаются в камни,
И солнце меркнет пред его красотой,
День или ночь для него не помеха,
Блещет чешуей в своем богатом убранстве цветов.
И юный маг, повелитель драконов
Сидит, наблюдает за земными годами,
Магии нераскрытые загадки,
Изучает младой Мерлин за столом.
Мантия белая, черный плащ
И нити магии свяжут с судьбой,
Так постепенно познание жизни
Приведет к познанию себя.
Дракон прорычит недовольно
И укроется в дальнем углу.
В темной зале маячит огонь
В этой комнате крупицы волшебства.
Зеленые всполохи огня
Согревает холодное жилье,
И маг листает границы
Все ищет и ищет что-то во тьме.
Дракон тихо мурлычет про себя,
И жар вырывается из ноздрей
И глаза приоткроет мирный сосед,
Сладко зевнет и погрузится в сон.
Трехголовому третьего искать не нужно. Кроме того - можно бухать в одну голову, а вставляет всем трем
Багровым становится вечер
От пряности пьяных закатов;
Монарх, заперевшись покрепче,
Считает кассоне со златом.
На замок обрушится буря,
Коль нежный монет растеряет.
А ночь, обещая быть хмурой,
Уже плечи юных ласкает.
Заснули уставшие слуги,
И лишь одной деве не спится:
Гуляет слушок по округе -
Король жутко сына стыдится!
Легенды гласят, что за дверью
Большого каминного зала,
Подобно безумному зверю,
Проклятье мальчишку терзало.
Смеялась беззубая ведьма,
На принца наслав злые чары.
В дракона жестокая шельма
Его навсегда превращала.
Увы, поцелуй не поможет,
Обратного зелья не сваришь.
Чудовищу трон не положен,
Дракону страну не оставишь!
Прикован наследник цепями -
И так коротает он вечность,
Ведомый своими тенями,
Скрывая от мира сердечность.
Служанка направилась в башню,
В которой крылатый томится,
То ль глупой была, то ль бесстрашной,
Не знала, что может случиться?
Замок показался ей слабым;
(Проныра в ключах не нуждалась).
И дело осталось за малым:
Войти. Как она волновалась!
А если окажется сказкой
История мнимого принца?
Служанка потерпит фиаско -
Со взломом король не смирится.
Но ноги касаются пола
И факел горит ярче солнца.
На стенах чернеются сколы,
Виднеется каплями стронций.
Девица упрямо шагает
Навстречу мучительной смерти,
И сердце огнём полыхает
Таким же свирепым, как черти.
И чувствует чьё-то дыханье
На уровне шеи, предплечья.
Закончилась жизнь испытаньем
В обличии не человечном.
Слетели железные ставни.
Чудовище рвётся наружу.
А принц-то, видать, своенравный!
К тому же слегка неуклюжий.
И рвётся душа на свободу,
Да цепи полёту мешают.
Стремится дракон к небосводу,
Где звёзды блаженством мерцают.
Герою не выдержать муки!
И ярость его наполняет.
Но тонкие девичьи руки
За шею его обнимают.
И делится он своей болью,
Пронзая невинное сердце,
Остывшей драконьей любовью,
И некуда ей теперь деться!
В глаза смотреть было опасно -
Об этом не раз говорили -
Тот взгляд без сомнений прекрасен,
Но им многих дев погубили.
Король в окружении стражи
По лестницам мчится как ветер,
Браня и кляня в сильном раже
Драконов на пару столетий.
Принц снял роковое заклятье,
Разрушил волшебные чары,
Дождавшись святой благодати
Взамен страшной дьявольской кары.
С лицом совершенной скульптуры
(По-прежнему в крепких оковах)
Мальчишка лежит белокурый
Он лаской судьбы очарован.
Рыдает король от бессилья:
Ребёнок его умирает.
Сгубили наследника крылья!
И мальчик глаза закрывает…
А где-то за тем королевством
Спустя день после смерти принца
Привиделась членам священства
Огромная клятая птица.
Она по округе летает
И места себе не находит.
Похоже, от жизни страдает,
А может от чуждой природы.
И только король точно знает,
Чей облик под маской таится.
И как она страстно желает
Кому-то однажды открыться.
Обними меня нежными крыльями,
На плечо положи свою голову.
Пусть легенды окажутся былями
Ненароком на радость бедовому.
Страх не станет мальчишеским бременем:
Я узнаю тебя среди тысячи
Порождений драконьего племени,
Когда небо свободу мне высечет.
Я беспечно Богам протяну ладонь,
Затеряюсь навек в тленной храмине.
Нас теперь не сожжёт ни один огонь.
Мы с тобой родились, брат, от пламени.
овёс подорожал немного,
и видно конь подох в дороге…
с такими принцами, пардон,
мне с каждым днём милей дракон.)))))
У дракона золото - глаза,
У дракона огненная пасть.
Близко подходить к нему нельзя,
Коль не хочешь навсегда пропасть.
Только ты уедешь до зари,
Под седлом твой конь копытом бьёт,
Знаю, ничего не говори,
Твой дракон тебя с рожденья ждёт.
Что же нужно от него тебе?
Вижу, что не злато, жемчуга.
Мчишься вдаль по утренней тропе…
В нём совсем не чувствуешь врага.
У дракона огненная пасть,
И тоска вселенская в глазах.
Сердце он сумел твоё украсть,
Прошлое развеяв в пух и прах.
Эхом замер крик «прощай» в устах,
Сердце мне разбив напополам…
Двух драконов видел в небесах
Я недавно…
Верить ли глазам?
В свете первых утренних лучей
Танец их воздушный был хорош…
Крыльев мощь, блеск радостный очей,
И тот взгляд… что так на твой похож…