— То ли зелень в глазах, то ли тьма.
Никогда не отводишь взгляд.
Губы — ягоды, брови — сурьма.
Ведьма, все про тебя галдят.
— Сам решай, можно ль верить молве?
Глупых сплетен недолог век.
Только вечность внимает вдове.
Зол, как прежде, слаб человек.
— Люди молвят, клеймёная ты,
В шкуре оборотня живёшь.
— Прохожу так сквозь времени стык,
Не ищу на жизнь каждый грош.
— Говорят, ты бежала, как зверь.
Ноги в ранах, разбиты в кровь.
Говорят, в рай захлопнули дверь,
Говорят, ад мстит за любовь.
— Не хотела гулять по пирам.
На ногах пролившийся грог.
Я бродила по многим мирам
И искала нити дорог.
Разыскала любимых, живых,
Видишь, мной никто не забыт.
И лежат на ладонях моих
Три дороги и три судьбы.
Милый мой, вот дорога твоя.
Вот моя, бессмертия дар.
Третья ниточка — наше дитя.
В жизни прошлой сгубил вас пожар…
Кто-то злобный подстроил поджог…
Вместе с вами и я умерла.
Жизнь постылая, мир — одинок.
Вас искала, сгорая дотла…
…
Между нами чужая божба…
Не захлопывай сердца дверь.
Три дороги — одна судьба.
Счастье наше сплету, поверь…
Я то, что есть. Ночь растворяет берега,
Вода блестит, как синтетическая лента.
Нерасторопных поднимают на рога,
Самоуверенных сшибают с постаментов,
Унылых топят. По заплёванной воде
Идёт флотилия поверженных окурков
Из ниоткуда в неприметное нигде.
Шипы поранят тоненькую шкурку,
Когда захочешь подойти ещё на шаг,
Хотя тебе сказали, что не надо.
Я то, что есть. Я самый страшный враг,
Пожаловавший в праведное стадо.
25 сентября 2018 года
Есть в Мироздании нашем планета спящих душ.
Там ангелы играют своеобразный туш.
Планета та находится за Солнцем на востоке.
С Земли не дотянуться и не взлететь душе до срока.
Там множество высоких зданий, белоснежных.
Стены из мрамора, от которых холод веет и неизбежность.
Там много башен, комнат, свет не ярок и не очень светел.
Прозрачные, матовые окна, там не гуляет ветер.
Кровати одинаковые в каждой комнате стоят.
Там души, готовые к рождению, то ли спят, то ли просто лежат.
Одни лишь головы виднеются, под белым покрывалом тело.
Они ждут и очень хотят появиться на свет, чтоб душа повзрослела.
Пришел однажды ангел ко мне во сне, он руку протянул.
Испуганно душа взлетела ввысь, меня все выше он тянул.
Со скоростью звука летели с ним вдвоем,
Одинокие, в безоблачном небе, безлунном и ночном.
К планете тайной подлетали, он вел меня по ней и далее.
Уже проснулись чувства и умом все понимала я,
Мне высшие силы не рожденное дитя хотели показать.
Чтобы я не могла от него отказаться как мать.
Много комнат перед глазами мелькало,
Пыталась вглядываться в лица, но я не успевала
Душа на части и от боли разрывалась.
Вот комната, кровать, душа, что за жизнь свою сражалась.
Исчез посланец, испарился, свою он миссию исполнил,
Он показал мне мою дочь, нас с нею познакомил.
Пред ней упала на колени и долго всматриваясь в лицо,
Не думала я об измене и в сердце было горячо.
Беспомощно глаза ее смотрели, доверчиво и нежно,
Голубые, небесного цвета, улыбались мне безмятежно
Разлуки время пришло, настал черед мне в тело возвращаться
Домой обратно летела одна, душе хотелось разорваться
Остаться там? домой? и посмотреть на мелькающие,
Словно в калейдоскопе картины стран, проплывающие
Подо мной. Пролетала различные города, сверху, казалось,
Видела все… Но не могла остановиться душа, какая жалость,
Такая свобода парить над Землей, это могло лишь присниться.
Ах, как хотелось в небе остаться, от счастья кружиться,
Но, нет, снова со скоростью звука душа в спящее тело влетела.
Проснулась от удара и сильной боли, это уши странно заболели
И сердце трепыхалось, как пойманная птица
И тело устало, что с ним творится?
Есть в Мироздании нашем планета, там спящие души живут
Это будущие маленькие дети, часа возрождения своего все ждут.
Нам ночь рисует оргии портрет и выбирает на мольберте только чёрной страсти краски,
Страх подавив и смелость развязав, нырнуть зовёт нас в бездну приключений без опаски,
Гримасой страшною судьбы во мраке и во тьме подталкивает нас, приличия отбросив маски,
К прыжку в разгула омут, который вожделеем мы — как ждёт младенец материнской ласки.
И мы свершаем смелый шаг, инстинктом погружаясь в царство ночи,
Чтоб потерять все то, что днём обременяло нас и сдерживало очень,
Чтоб тёмные углы души освободить, приличий правил больше не играя роль,
Чтоб выключить в себе, во тьме ночной, сознанья гнёт, ума самоконтроль.
Мистическая ночи тайна собою обволакивает нас, зовёт в объятья своих страстных рук,
И мAнит погрузиться в мир животный, невольно превращая жизнь в опасный трюк.
И может быть лицо в подсветке дня — лишь только маска?
Скрывает много в маске той искусственной улыбки тень…
Лишь только ночь, развенчивая сказку,
Всю правду говорит, которую утаивает день…
По окольной тропинке, заросшей бурьяном и мхом,
Что вела к почерневшим руинам готической церкви,
Два монаха, укрывшись плащами, скакали верхом
На арабских кобылах. Огни зажигались и меркли,
Провожая скитальцев в последнюю долгую ночь.
За их спинами Кёльн. Впереди или казнь, или слава.
Говорят, если Бог не сумел — сможет дьявол помочь
Совершить самосуд христианской рукой. Только правой
Разжиревшей от масла и мяса священной щеке
Наплевать, когда бьют прихожан по измученной левой*.
Прикрываясь молитвой отцов на чужом языке,
Два монаха вспороли гнилое адамово чрево,
Чтобы бездна, разинув свою ненасытную пасть,
Поглотила обитель Климента от края до края.
Протестанты, укрывшись плащами, усердно крестясь,
Исчезают, пока католический Кёльн полыхает.
*во времена инквизиции Кёльн становится главным центром иезуитов; с 1529 года в городе начинаются массовые сожжения протестантов
Покинь меня скорей!
Не медли до заката!
Не стану я добрей,
Таким как был когда-то.
Я сумеречный зверь.
Я дикий хищник ночи.
Со мною, ты поверь,
Здесь быть опасно очень.
Холодная луна
Сегодня будет полной.
Ей ночью власть дана
Мой разум беспризорный
Забрать и подчинить
Своей жестокой воле.
Я буду волком выть
И бегать в чистом поле.
Скорее уходи!
Спеши в ближайший город!
С небес уже глядит
Тот лик что вечно молод.
Я чувствую как зверь
Проснулся и наружу
Сквозь запертую дверь
Вломившись рвёт мне душу.
Я чувствую озноб.
Растут клыки и когти.
И ад лесных чащоб
Мне кажется комфортен.
Охотничий инстинкт
Зовёт и просит жертву.
Я монстр, я реликт.
Как струны рвутся нервы.
Вот-вот я ринусь в бой.
Но слышу твой вопрос:
«Пожалуйста, постой!
Ты что, раз в месяц мопс?»
Когда утром открылся вызванный на девятый этаж лифт, я вздрогнул: в кабинке мордахой к входу сидел огромный чёрный кот… Это была странная картина. Глазищи кота вальяжно с прищуром смотрели на меня, в них я увидел мистический огонь: «Нет, я лучше пешком…»
Вечером после работы, подходя к лифту, в полутьме я опять увидел того же кота: он будто только меня и поджидал. Когда прибывшая кабина раскрыла свои двери, кот медленно и важно вошёл первым и, развернувшись, уселся у задней стенки, как бы приглашая войти… Я опять содрогнулся: померещились зловещие тени Воланда и Бегемота из Булгакова, было жутко видеть этого кота, в нём было что-то дьявольское: «Нет, я лучше пешком…»
Чары
В ночь плетью молния влетела,
Я встал с соломенного ложа,
Простер ладони и в желанье
Воззвал волнуясь к силам света!
Сей образ плыл в вуали лета,
Ко мне в прозрачном одеянье.
Все страхи разом уничтожив,
Я трогал сказочное тело…
Оно дрожало от испуга
Безумной страсти быть послушной,
Я снял венок из диких лилий,
Скользнуло вниз с фигурки платье.
Я ощутил в своих объятьях
Груди нежнейшей плавность линий
И наши бедра, наши души
Тянулись с трепетом друг к другу!
Смешав в едино грех и счастье,
Ласкаясь в травы опустились.
Мои уста в немом восторге
Сосков её коснулись жадно,
Твердыня их была прохладной,
Суля сладчайшую из оргий…
Сердца безумствуя забились
И мы сомкнулись в одночасье!
Когда ключом забили струи
И круг порочный разомкнулся,
Она сказала равнодушно:
Твоё молчанье — мне награда,
Язык за ночь, что были рядом!
И я почувствовав удушье,
Лишился речи и проснулся
С ногами спутанными сбруей.
Проклятьем посланным из мрака,
Все тело хворь иглой пронзала,
На коже кровь от адской плети,
Хотел кричать, но крик сорвался.
Я этой ночью миловался,
В подружки выбрав злую ведьму!
В тени ракит с немым оскалом
Бродила черная собака…
Немой мужик, в тряпьё одетый,
Просил в деревне подаянье,
Взамен сулил клочок бумаги
Со сказкой горестной про чары.
Чтоб ломтик хлеба не задаром,
Читай народ судьбу бедняги,
Про то, как сладилось свиданье
С колдуньей в поле прошлым летом.
У писателя Евгения Петрова (настоящая фамилия — Катаев) было странное хобби: он отправлял письма в разные страны мира по несуществующим адресам, а потом ждал их возвращения обратно. Однажды такое невинное развлечение закончилось весьма печально: он получил ответ от вымышленного адресата, что стало дурным предзнаменованием трагических событий в его жизни.
В апреле 1939 г. Петров послал письмо в Новую Зеландию на имя Мерила Оджина Уэзли, по вымышленному адресу: город Хайдбердвилл, улица Райтбич, дом 7. Он написал: «Дорогой Мерил! Прими искренние соболезнования в связи с кончиной дяди Пита. Крепись, старина. Прости, что долго не писал. Надеюсь, что с Ингрид все в порядке. Целуй дочку от меня. Она, наверное, уже совсем большая. Твой Евгений».
Он ждал, что письмо вернется, так же, как и все предыдущие, с множеством штемпелей и печатью: «Адресат не найден». Но на этот раз письмо долгое время не возвращалось. Писатель о нем уже и забыл, как вдруг через два месяца на его адрес пришел ответ от… Мерила Уэзли. Неизвестный писал: «Дорогой Евгений! Спасибо за соболезнования. Нелепая смерть дяди Пита выбила нас из колеи на полгода. Надеюсь, ты простишь за задержку письма. Мы с Ингрид часто вспоминаем те два дня, что ты был с нами. Глория совсем большая и осенью пойдет во 2-й класс. Она до сих пор хранит мишку, которого ты ей привез из России».
Евгений Петров никогда не был в Новой Зеландии и не знал никого, кто мог бы написать такие строки. К письму прилагалась фотография, на которой он сам стоял рядом с незнакомым мужчиной, а на обратной стороне фото была указана дата 9 октября 1938 г. Петрову стало не по себе: в этот день он попал в больницу с воспалением легких и был … без сознания.
Явиться я хотел бы вам,
Обнять, к себе прижать.
Но я лишь миф, что по утрам
Обязан исчезать.
Загадка, тайна бытия,
Игра фантазий злых?
Кто же? И сам не знаю. Я —
Тень звёзд и снов ночных.
Вам не дано меня познать,
Сиянье глаз даря.
Я вас обязан покидать,
Лишь расцветёт заря.
Безмолвно вам писать стихи,
Глядеть на вас в тиши,
Томиться в омуте тоски,
Но не иметь души.
Вы не узнаете меня,
Тому я даже рад.
Во мне нет света, нет огня,
Мой не сияет взгляд.
И парой нам не стать вовек,
Людская жизнь, как миг,
А я, увы, не человек —
Бессмертной грусти лик.
Мне стало известно:
Оно существует,
То тайное Царство,
Где джунгли ликуют.
И ночью глубокой,
Как юг черноокой,
Там плачет Драконов Мать!
«О чём, Кровожадная,
Сердце тоскует,
И жертвы не радуют острый зуб?
О чём, Длиннолицая,
Враг твой ликует
Улыбкой проклятых, проклятых губ?
Неужто свершилось,
Что Ты преклонилась,
И голову низко,
Как раб, опустила,
Что Ужасом Древним
Так долго звалась?
Неужто смеётся,
Презрением вьётся
Та лента из кожи,
Что с кожи Твоей?
Кто вырезал острым,
Как месяц округлым,
Как солнце горячим
Клинком Твою суть?
Скажи мне, Царица,
Неужто как птица
Ты больше не будешь,
Не будешь летать?»
«Оставь меня, путник,
В тиши каменелой
И дай поскорей умереть!
То солнце сгорело,
Что жизнь мою грело
Десятки безбедных лет.
То утро пропало,
Когда я узнала,
Что едет ко мне Человек!
То кровью застыло,
Что шкурой мне было.
И крыльев в помине нет!
Поверишь ли, путник,
Я стала добычей!
И страх не рождает
Мой больше лик.
Поверишь, проезжий,
Что ночь застилает
И скудно питает
И дух мой, и плоть…»
И плачет в глубокой,
Как юг черноокой,
В стране диких джунглей
Драконов Мать…
И болью высокой,
Как смерть одинокой,
Её накрывает страх.
Посеребрили мой голос тополя ночью.
Вор украл звёзды, а луну — ловчий в свои сети взял…
По лесам люди всё цветы ищут.
Только клад чёрный не найдёт нищий.
Ну, а папоротник — завял…
А венки вьются, по воде плещут,
А в глазах пьяных всё костры блещут.
Кто-то в жёны зарю взял…
А в воде чёрной водяной мокрый
Всё кричал горько, что луне больно,
И чтоб ловчий её отдал…
Сквозь женственность светилась чертовщина…
—Сладких снов, дитя,—прошептала Анна и вышла из комнаты. Убедившись, что дверь крепко заперта, женщина спустилась вниз.
Год назад купить домик у озера казалось неплохой идеей. Чистый воздух и вода крайне необходимы пятилетнему ребёнку, оставшемуся без родителей. Об отце мальчика Анна ничего не знала, а про его мать слышала, что та, «попав под влияние бесов», сгинула. Во всяком случае, так говорили односельчане, которые при виде Ваньки крестились и плевали через левое плечо. «Ты пригрела бесёныша!»,—кричали Анне вслед.
Желая отгородить приёмного сына от косых взглядов, она приобрела скромный домик на берегу озера. И именно оно манило пугливого мальчика по ночам.