Матушка пела
Снова глаза закрываю несмело,
Вспомнить пытаясь детство своё…
Помнится только: матушка пела…
Песней наполнено сердце моё.
Зимами злыми над прорубью белой
В стылой воде, полоская бельё,
Вся коченея, матушка пела…
Песней наполнено детство моё.
Больше она ничего не имела.
Только свой голос - чистый, родной…
Не было хлеба. Матушка пела,
И оттого я остался живой.
Рядом война полыхала и тлела.
Сытым ходило одно вороньё.
Вдовы рыдали. Матушка пела…
Песней наполнено детство моё.
Мы отнесли её легкое тело
На вековечное поле-житьё.
Всё мне казалось, матушка пела,
Песней наполнено сердце моё.
Напрасно с тещей начинать войну - когда вы сильно любите жену.
Рассказала знакомая учительница.
Сейчас идет подготовка к празднованию очередного Дня Победы. И вот проводила она урок истории с военно-патриотическим уклоном, рассказала про фашистов, про то, как гибли люди, дети, как дети помогали взрослым на заводах, работали в тылу
- Дети! А вы смогли бы так - помогать защищать нашу Родину?!!
А в ответ… гробовая тишина. И один голос на весь класс:
- А зачем? Ведь, если начнется война, можно будет уехать в другую страну!
В общем, потеряли мы поколение…
Смотри туда, куда страшно.
ВОТ ТАК.
Многие из тех, кто будет читать эту историю и не знают кто такой Юрий
Никулин. А был это наш величайший артист, человек-легенда, которого, к сожалению, уже с нами нет. Никулин прошел всю войну. О войне он особенно
не любил вспоминать, но эту историю, рассказанную им в какой-то
телевизионной программе я запомнил хорошо.
Россия, война, территория уже оккупированная немцами, за линией фронта
по безлюдной территории в морозный солнечный день идет на лыжах взвод
наших разведчиков. Бойко так идет. Местность пересеченная: овраги да косогоры. Рядом лес. Стараются идти по опушке леса. Все, естественно, в маскхалатах, в полной боевой выкладке. И тут из-за косогора на них
выскакивает быстрым лыжным бегом точно такая же группа немцев!
Сообразили быстро и те и другие: наши метнулись направо за косогор,
немцы сиганули с другой стороны. Лязг щелкающих затворов с разных сторон
пригорка и на мгновение перед схваткой, секунда тишины. И в этот самый
момент один из немцев громко пукнул! И тут случилось то, что, вероятно и является чем-то истинно человеческим. Через секунду все начали громко
ржать и немцы и наши. Потом, отсмеявшись, полежали чуток, тихо встали и потихоньку разъехались, каждые в свою сторону. Что интересно, из наших
никто никого по возвращении не заложил, так за такое тогда однозначно
был бы трибунал.
Вот так. Какой-то пук спас столько жизней и дал возможность рассказать
эту историю.
Недавно, в возрасте 98-и лет умерла женщина по имени Ирина Сандлер.
Во время Второй мировой войны Ирина получила разрешение на работу в Варшавском гетто в качестве сантехника - сварщика. У неё были на то «скрытые мотивы». Будучи немкой, она знала о планах нацистов по поводу евреев. На дне сумки для инструментов она стала выносить детей из гетто, а в задней части грузовичка у неё был мешок для детей постарше. Там же она возила собаку, которую натаскала лаять, когда немецкая охрана впускала и выпускала машину через ворота гетто. Солдаты, естественно, не хотели связываться с собакой, а её лай прикрывал звуки, которые могли издавать дети. За время этой деятельности Ирине
удалось вынести из гетто и, тем самым, спасти 2500 детей.
Её поймали; нацисты сломали ей ноги и руки, жестоко избили. Ирина вела запись имён всех вынесенных ею детей, списки она хранила в стеклянной банке, зарытой под деревом в её заднем дворе.
После войны она попыталась отыскать всех возможно выживших родителей и воссоединить семьи. Но большинство из них окончило жизнь в газовых камерах.
Дети, которым она помогла, были устроены в детские дома или усыновлены. В прошлом году Ирина Сэндлер была номинирована на Нобелевскую премию Мира.
Она не была избрана. Её премию получил Эл Гор - за слайд-шоу по всемирному потеплению…
А в этом году премию получил Барак Обама
за свои предвыборные обещания.
Я вношу свой маленький вклад, пересылая Вам это письмо. Надеюсь, Вы поступите так же. Прошло 65 лет со дня окончания Второй
Мировой войны в Европе. Это электронное письмо как цепочка памяти - памяти о шести миллионах евреев, 20- ти миллионах русских, десяти
миллионах христиан и 1900 католических священниках,
которые были убиты, расстреляны, изнасилованы,
сожжены, заморены голодом и унижены! Сейчас - как никогда
- после заявления Ирака, Ирана и прочих даже в благословенной Европе о том, что Холокост - просто миф, совершенно необходимо
сделать всё, чтобы мир не забыл о случившемся, потому
что есть те, кто хотел бы повторить это опять. Это послание предназначено сорока миллионам людей. Помоги нам распространить
его по всему миру.
Медное небо грозится на завтра морозами.
На подоконнике кот чёрно-белым клубком…
Восьмидесятый. Саланг. Нас вчера перебросили.
- Братцы, а где тут война?
- Две минуты пешком…
Тухнет цигарка. Да ну её к чёртовой бабушке!
К старости - дело. Наверное, нужно бросать…
- Ты потерпи, брат, дотянем! Свои уже рядышком.
- Больно в груди, пацаны! Не хочу умирать!..
Кот, беспардонно зевнув, поменял дислокацию.
Видимо всё ж на коленях сподручней ему.
Не дотянули… Такие уж будни афганские.
Но кровоточит душа, что могли дотянуть.
Я бы, возможно, вернулся туда за ответами.
Смог бы, пожалуй, сильнее стать в тысячи раз…
Будет мороз…
- Ну-ка брысь, котофей. Надоел ты мне.
Вряд ли Антохе нужны наши сопли сейчас…
-Не в силе Бог, а в правде.
-Надо крепить оборону на Западе, а друзей искать на Востоке.
-Кто к нам с мечом придёт, от меча и погибнет.
«Я читал дневник немецкого солдата, который воевал под Сталинградом, попал в плен, а в 1953-м, здоровый и счастливый, вернулся домой. Потом в Западной Германии был издан его дневник. Он пишет:
«1 октября 1941. Наш штурмовой батальон вышел к Волге. Точнее, до Волги еще метров 500. Завтра мы будем на том берегу и война закончена».
«3 октября. Очень сильное огневое сопротивление, не можем преодолеть эти 500 метров. Стоим на границе какого-то хлебного элеватора».
«6 октября. Чертов элеватор. К нему невозможно подойти. Наши потери превысили 30 процентов».
«10 октября. Откуда берутся эти русские? Элеватора уже нет, но каждый раз, когда мы к нему приближаемся, оттуда раздается огонь из-под земли».
«15 октября. Ура, мы преодолели элеватор. От нашего батальона осталось 100 человек».
А дальше:
«Оказалось, что элеватор обороняли 18 русских, мы нашли 18 трупов».
Представляете? 18 трупов. И их штурмовал батальон.
-Во вселенной бессчетное множество миров, а я еще и одного не завоевал!
-Не может быть двух солнц на небе и двух владык на земле
-Войны зависят от славы, и часто ложь, которой поверили, становится истиной
-Чем больше ты имеешь, тем с большей жадностью стремишься к тому, чего у тебя нет. Война у тебя рождается из побед
Александру предложили поучаствовать в Олимпийских играх, на что он сказал:
-Я соглашусь, только если моими соперниками будут цари.
-Нет ничего более рабского, чем роскошь и нега, и ничего более царственного, чем труд
-Вижу, что будет великое состязание над моей могилой
-Я умираю от помощи слишком многих врачей
СТО ШЕСТЬДЕСЯТ ШЕСТОЙ
У нас сегодня странно тихо,
Умолкли «духи» хоть на день.
Усталость сразу навалилась
Такая, что и думать лень.
Молчат друзья, молчит гитара
И птицы за окном молчат,
Но вдруг из рации прорвалось:
Попал в засаду наш отряд!
- Сто шестьдесят шестой,
Веду неравный бой,
Наш БТР подбит,
Один из нас убит.
- Брат, я два-девять-три!
Как слышал, повтори…
Держись братишка мой,
Сто шестьдесят шестой!
Мы дальше всех от места боя,
Хоть связь чиста, как никогда.
И не поможем мы с тобою
Друзьям, к кому пришла беда.
А сердце рвется, кровь вскипает,
И гнев тяжелый, как свинец,
Ну что же Центр не отвечает?!
«Утес», откликнись наконец!
- Сто шестьдесят шестой,
Веду неравный бой,
Вокруг стена огня,
Услышьте же меня!
- Сто шестьдесят шестой,
Держись, братишка мой,
Еще хотя б чуток,
Ну, продержись браток!
Мы вокруг рации собрались,
Как мостик, связь передаем.
И страшный диалог в эфире
С друзьями нашими ведем.
Из Центра спрашивают снова:
- Куда им помощь подослать?
И как дела у них?
- Хреново!
Скорее надо выручать!
- Сто шестьдесят шестой,
Веду неравный бой,
Наш БТР горит,
Еще один убит!
- Сто шестьдесят шестой,
Держись братишка мой!
Уже вам помощь шлют,
«Коробочки» идут.
Ползет секунда за секундой,
Минуты медленно бредут,
А как сейчас считают время
Те, по кому бандиты бьют!
Но, наконец-то мы дождались:
Ребятам помощь подошла,
Даем «отбой», вопрос последний:
«Ну, что, братишка, как дела?»
- Сто шестьдесят шестой,
Закончился наш бой,
Мой командир убит,
Моя душа горит!
- Сто шестьдесят шестой,
Держись, братишка мой,
Вся банда не уйдет,
Мы ваш оплатим счет!
Сто шестьдесят шестой,
Крепись, братишка мой,
Вся банда не уйдет…
Мы оплатили счет!
В кильватер выстроилась грузами колонна,
Сверкают фары в темноте как сотня глаз.
Через Саланг ведут в Кабул от Хайраттона,
КАМАЗы парни, чтобы выполнить приказ. Пр. Ни взрывы, ни пули не остановят нас,
Мы с трассы не свернули, вперед ползет КАМАЗ. Ведем колонну сквозь кордон густых туманов,
Нас не пугают снегопад и гололед.
Как ленту финишную рвем заслон душманов,
И стиснув зубы продвигаемся вперед. Пр. Почти на каждом повороте у дороги,
Нам попадается воткнутый в землю руль.
На тех местах лихие парни без подмоги,
Вступали в бой и молча падали от пуль. Пр. Мы не скулим как перезрелые невесты,
От мест, где резкий спуск и вверх крутой
подъем.
Награда наша - груз, доставленный до места,
Ведь нас там ждут и мы любой ценой дойдем. Пр. Приказ мы выполним во чтобы то ни стало,
У нас на каждого в запасе десять жил.
В конце дороги правда выглядим устало,
Но каждый счастлив, что опасность пережил. Пр. Пусть за два года мы душой заледенели,
Ведь в нас рождаются мужчины день за днем.
В кабинах кресла заменяют нам постели,
Сердца ж оттают, когда дома отдохнем.
Посвящается всем коренным народам России:
бурятам, чувашам, марийцам, татарам, мордве,
чукчам и всем иным российским народам, их солдатам,
их героям, которые вместе с русскими строили
Государство Российское и воевали против его врагов.
Счастья вам, братья!
У Володи не было рации, не было никаких новых «прибамбасов» в виде сухого спирта, питьевых трубочек и прочего барахла. Не было даже разгрузки, бронежилет он не взял сам. У Володи был только старый дедовский охотничий карабин с трофейной немецкой оптикой, 30 патронов, фляга с водой и печенье в кармане ватника. Да была шапка-ушанка - облезлая. Сапоги, правда, были хорошие, он после прошлогоднего промысла купил их на ярмарке в Якутске, прямо на сплаве у Лены у каких-то заезжих торгашей.
Вот так он и воевал уже третий день. Промысловик-соболятник, 18-летний якут из дальнего оленьего стойбища. Надо было так случиться, что пришел в Якутск за солью и патронами, случайно увидел в столовой по телевизору груды трупов российских солдат на улицах Грозного, дымящиеся танки и услышал какие-то слова о «снайперах Дудаева». Врезалось Володе это в голову, да так сильно, что вернулся охотник на стойбище, забрал свои заработанные деньги, продал и намытое золотишко. Взял дедовскую винтовку и все патроны, засунул за пазуху иконку Николая-угодника и поехал воевать якут за Российское дело.
О том, как ехал, лучше не вспоминать - о том, как три раза сидел в КПЗ, как много раз отбирали винтовку. Но все-таки через месяц якут Володя прибыл в Грозный.
Наконец, якуту повезло, и он добрался до генеральского штаба. Единственным документом, помимо паспорта, была у него рукописная справка военкома о том, что Владимир Колотов, охотник-промысловик по профессии, направляется на войну, с подписью военкома. Бумажка, которая поистрепалась в дороге, уже не раз спасала ему жизнь.
Генерал Рохлин, удивленный тем, что кто-то прибыл на войну по собственному желанию, велел пропустить якута к себе.
Володя, щурясь на мигающие от генератора тусклые лампочки, отчего его раскосые глаза еще больше расплылись, по-медвежьи, боком зашел в подвал старого здания, в котором разместился временно штаб генерала.
- Извините, пожалуйста, Вы и есть тот генерал Рохля? - уважительно спросил Володя.
- Да, я Рохлин, - ответил уставший генерал, пытливо всматривавшийся в человека маленького роста, одетого в протертый ватник, с рюкзаком и винтовкой за спиной.
- Чаю хотите, охотник?
- Благодарствуйте, товарищ генерал. Горячего уже три дня не пил. Не откажусь.
Володя достал из рюкзака свою железную кружку и протянул ее генералу. Рохлин налил ему чаю до краев.
- Мне сказали, что Вы прибыли на войну самостоятельно. С какой целью, Колотов?
- Видел я по телевизору, как чеченцы наших из снайперских валят. Не могу терпеть это, товарищ генерал. Стыдно, однако. Вот и приехал, чтобы их валить. Денег не надо, ничего не надо. Я, товарищ генерал Рохля, буду сам по ночам на охоту уходить. Пусть мне место покажут, куда патроны и еду будут класть, а остальное я сам делать буду. Устану - через недельку приду, отосплюсь в тепле денек и снова пойду. Рации и всего такого не надо… тяжело это.
Удивленный Рохлин закивал головой.
- Возьми, Володя, хоть новую СВДэшку. Дайте ему винтовку!
- Не надо, товарищ генерал, я со своей косой в поле выхожу. Только патронов дайте, у меня сейчас всего-то 30 осталось…
Так Володя начал свою войну, снайперскую.
Он отоспался сутки в штабных кунгах, несмотря на минные обстрелы и жуткую пальбу артиллерии. Взял патроны, еду, воду и ушел на первую охоту. В штабе о нем забыли. Только разведка каждые три дня исправно приносила патроны, еду и, главное, воду в условленное место. Каждый раз убеждалась, что посылка исчезла.
Первым о Володе вспомнил на заседании штаба радист-«перехватчик».
- Лев Яковлевич, у «чехов» паника в радиоэфире. Говорят, что у русских, то есть у нас, появился некий черный снайпер, который работает по ночам, смело ходит по их территории и валит безбожно их личный состав. Масхадов даже назначил 30 тысяч долларов за его голову. Почерк у него такой - бьет этот молодец чеченцев аккурат в глаз. Почему только в глаз - кто его знает…
И тут штабные вспомнили про якута Володю.
- Еду и патроны из тайника берет регулярно, - доложил начальник разведки.
- А так мы с ним ни словом не перекинулись, даже и не видели ни разу. Ну, как он от вас тогда ушел на ту сторону…
Так или иначе, в сводке отметили, что наши снайпера их снайперам тоже прикурить дают. Потому что Володина работа давала такие результаты - от 16 до 30 человек укладывал промысловик выстрелом в глаз.
Чеченцы раскусили, что появился на площади Минутка русский промысловик. А так как на этой площади и происходили все события тех страшных дней, то и изловить снайпера вышел целый отряд чеченских добровольцев.
Тогда, в феврале 95-го, на Минутке «федералы», благодаря хитрому замыслу Рохлина, уже перемололи почти на три четверти личного состава «абхазский» батальон Шамиля Басаева. Немалую роль сыграл здесь и карабин якута Володи. Басаев обещал золотую чеченскую звезду тому, кто принесет труп русского снайпера. Но ночи проходили в безуспешных поисках. Пятеро добровольцев ходили по передовой в поисках «лежанок» Володи, ставили растяжки везде, где он мог появиться в прямой видимости своих позиций. Однако это было такое время, когда группы и с одной и с другой стороны прорывали оборону противника и глубоко вклинивались в его территорию. Иногда так глубоко, что уже не оставалось никаких шансов вырваться к своим. Но Володя спал днем под крышами и в подвалах домов. Трупы чеченцев - ночную «работу» снайпера - хоронили на следующий день.
Тогда, устав терять еженощно по 20 человек, Басаев вызвал из резервов в горах мастера своего дела, учителя из лагеря по подготовке юных стрелков, снайпера-араба Абубакара. Володя и Абубакар не могли не встретиться в ночном бою, таковы уж законы снайперской войны.
И они встретились через две недели. Точнее, Абубакар зацепил Володю из буровской винтовки. Мощная пуля, убивавшая когда-то в Афганистане советских десантников навылет на расстоянии в полтора километра, прошила ватник и слегка зацепила руку, чуть пониже плеча. Володя, ощутив прилив горячей волны сочащейся крови, понял, что наконец-то началась охота и на него.
Здания на противоположной стороне площади, а, точнее, их развалины, сливались в Володиной оптике в единую линию. «Что же блескануло, оптика?», - думал охотник, а он знал случаи, когда соболь видел сверкнувший на солнце прицел и уходил восвояси. Место, которое он выбрал, располагалось под крышей пятиэтажного жилого дома. Снайперы всегда любят находиться наверху, чтобы все видеть. А лежал он под крышей - под листом старой жести не мочил мокрый снежный дождичек, который то шел, то переставал.
Абубакар выследил Володю лишь на пятую ночь - выследил по штанам. Дело в том, что у якута штаны были обычные, ватные. Это американский камуфляж, который носили чеченцы, пропитывался специальным составом, в нем форма была невидима в приборах ночного видения, а отечественная светилась ярким салатовым светом. Так Абубакар и «вычислил» якута в мощную ночную оптику своего «Бура», сделанного на заказ английскими оружейниками еще в 70-х.
Одной пули было достаточно, Володя выкатился из-под крыши и больно упал спиной на ступеньки лестницы. «Главное, винтовку не разбил», - подумал снайпер.
- Ну, значит, дуэль. Да, господин чеченский снайпер! - сказал себе мысленно без эмоций якут.
Володя специально прекратил кромсать «чеченские порядки». Аккуратный рядок 200-х с его снайперским «автографом» на глазу оборвался. «Пусть поверят, что я убит», - решил Володя.
Сам же только и делал, что высматривал, откуда же до него добрался вражеский снайпер.
Через двое суток, уже днем, он нашел «лежанку» Абубакара. Он так же лежал под крышей, под полусогнутым кровельным листом на другой стороне площади. Володя бы и не заметил его, если бы арабского снайпера не выдала дурная привычка, - он покуривал анашу. Раз в два часа Володя улавливал в оптику легкую синеватую дымку, поднимавшуюся над кровельным листом и сразу уносимую ветром.
«Вот я и нашел тебя, абрек! Без наркоты не можешь! Хорошо…», - думал с торжеством якутский охотник. Он не знал, что имеет дело с арабским снайпером, прошедшим и Абхазию, и Карабах. Но убивать его просто так, прострелив кровельный лист, Володя не хотел. У снайперов так не водилось, а у охотников на пушнину - и подавно.
- Ну ладно, куришь ты лежа, но в туалет придется тебе встать, - хладнокровно решил Володя и стал ждать.
Только через три дня он вычислил, что Абубакар выползает из-под листа в правую сторону, а не в левую, быстро делает дело и возвращается на «лежанку». Чтобы «достать» врага, Володе пришлось ночью поменять точку стрельбы. Он не мог ничего сделать заново, любой новый кровельный лист сразу же выдаст позицию снайпера. Но Володя нашел два поваленных бревна от стропил с куском жести чуть правее, метрах в 50-ти от своей точки. Место было прекрасное для стрельбы, но уж очень неудобное для «лежанки». Еще два дня Володя высматривал снайпера, но он не показывался. Володя уже решил, что противник ушел насовсем, когда на следующее утро вдруг увидел, что он «открылся». Три секунды на прицеливание с легким выдохом, и пуля пошла в цель. Абубакар был сражен наповал в правый глаз. Он почему-то, против удара пули, упал с крыши плашмя на улицу. Большое жирное пятно крови растекалось по грязи на площади дудаевского дворца.
«Ну вот, я тебя и достал», - подумал Володя без какой-либо восторженности или радости. Он понял, что должен продолжить свой бой, показав характерный почерк. Доказать тем самым, что жив, и что противник не убил его несколько дней назад.
Володя всматривался в оптику в неподвижное тело сраженного противника. Рядом он увидел и «Бур», который он так и не распознал, так как таких винтовок ранее не видел. Одним словом, охотник из глухой тайги!
И вот тут он удивился: чеченцы стали выползать на открытое место, чтобы забрать тело снайпера. Володя прицелился. Вышли трое, склонились над телом.
«Пусть поднимут и понесут, тогда и начну стрелять!» - торжествовал Володя.
Чеченцы действительно втроем подняли тело. Прозвучали три выстрела. Три тела упали на мертвого Абубакара.
Еще четыре чеченских добровольца выскочили из развалин и, отбросив тела товарищей, попытались вытащить снайпера. Со стороны заработал российский пулемет, но очереди ложились чуть выше, не причиняя вреда сгорбившимся чеченцам.
«Эх, пехота-мабута! Только патроны тратишь…», - подумал Володя.
Прозвучали еще четыре выстрела, почти слившись в один. Еще четыре трупа уже образовали кучку.
Володя убил в то утро 16 боевиков. Он не знал, что Басаев отдал приказ во что бы то ни стало достать тело араба до того, как начнет темнеть. Его нужно было отправить в горы, чтобы захоронить там до восхода солнца, как важного и почтенного моджахеда.
Через день Володя вернулся в штаб Рохлина. Генерал сразу принял его как дорогого гостя. Весть о дуэли двух снайперов уже облетела армию.
- Ну, как ты, Володя, устал? Домой хочешь?
Володя погрел руки у «буржуйки».
- Все, товарищ генерал, работу свою выполнил, домой пора. Начинается весенняя работа на стойбище. Военком отпустил меня только на два месяца. За меня работали все это время мои два младших брата. Пора и честь знать…
Рохлин понимающе закивал головой.
- Винтовку возьми хорошую, мой начштаба оформит документы…
- Зачем? У меня дедовская… - Володя любовно обнял старый карабин.
Генерал долго не решался задать вопрос. Но любопытство взяло верх.
- Сколько ты сразил врагов, считал ведь? Говорят, более сотни… чеченцы переговаривались.
Володя потупил глаза.
- 362 человека, товарищ генерал.
Рохлин молча похлопал якута по плечу.
- Поезжай домой, мы теперь сами справимся…
- Товарищ генерал, если что, вызывайте меня заново, я с работой разберусь и приеду во второй раз!
На лице Володи читалась откровенная забота о всей Российской Армии.
В 1983 могла начаться третья мировая…
… но благодаря Ему, мы с вами живы.
Третья Мировая война могла начаться в 1983 году. Советская система спутникового обнаружения дала сбой, передав сигнал о старте нескольких американских ракет. Сидящий на пульте подполковник Станислав Петров взял на себя ответственность не передавать информацию высшему руководству страны, решив, что вряд ли США будут наносить первый удар столь малыми силами. В 2006 году ООН наградила Петрова как «человека, предотвратившего ядерную войну».
Давно в школе мы на День Победы читали стих до сих пор помню и плачу!
Их расстреляли на рассвете,
Когда вокруг редела мгла…
Там были женщины и дети,
И эта девочка была…
Сперва велели им раздеться
И стать затем ко рву спиной.
Но прозвучал тот голос детский,
Наивный, чистый и живой:
«Чулочки тоже снять мне, дядя?»
Не осуждая, не грозя
Смотрели прямо в душу глядя
Трехлетней девочки глаза
«Чулочки, тоже снять мне, дядя?»
В смятении На миг эсэсовец обмяк,
Рука сама с собой, с волненьем,
Вдруг опускает автомат.
Он словно скован взглядом синим.
И, кажется, он в землю врос:
- Глаза как у моей Неминьи-
Во мраке смутно пронеслось.
Охвачен он невольной дрожью,
Проснулась в ужасе душа.
Нет! Не убить её не может…
И дал он очередь спеша.
Упала девочка в чулочках,
Снять не успела, не смогла.
Солдат, солдат, что если б дочка
Твоя вот также здесь легла.
Вот это маленькое сердце
Пробито пулею твоей.
Ты - человек, не только немец;
Или ты зверь среди людей?
Шагал эсэсовец угрюмо,
Не поднимая волчьих глаз…
Впервые, может, эта дума
В мозгу отравленном зажглась.
И всюду взгляд её светился,
И всюду чудилось опять,
И не забудется отныне:
-Чулочки тоже, дядя, снять?