Белее снега лист молчит,
перо заточено, пиит,
о чем, о ком в строках слова,
о судьбах, чувствах на века.
Исписанные - рай и ад,
осенний сумрак, листопад,
прозрачный день и ночь зимы,
и бесшабашность кутерьмы
весенней прихоти капель,
и соловья в июне трель,
и разногласье чувств рекой,
и жизнь то светом мглой, - постой.
Искало счастие слова,
но оказалось - ерунда,
оно без музыки, без слов,
оно, как сон, как след шагов.
Рожденье счастья сеет миг,
познавший горе, грусть, постиг
надежды-веры волшебство,
они, как в терпкое вино
вселяют музыку и свет,
укутав вечностью побед
над лихом. Проронив слезу
спектакли жизни набегу
не зная смерти, жизнь зовут,
там есть и пряник, есть и кнут,
и есть восход, и есть слеза,
и есть, как говорят - судьба
Ирина Павлова
.
(шютко)
Ох, горе с этими творцами -
Ведь паутина в кошельке!
Но «Пушкен» мой деньжат подзанял
И рассекает на «Оке».
Всё ждёт каких-то гонораров,
Хоть отродясь их не видал.
Себя насильно всем пиаря,
Вот-вот нарвётся на скандал.
Уже четырнадцать издательств
Грозились милого убить!
Но он кричит: «Ядрёна матерь!
To be, братва, or not to be?!"*
И грудью - вновь на амбразуру
Столь вожделенных им дверей!
Он их «Окой» таранит сдуру.
В бой! Как за Зимний в ноябре!..
…Ну, а ночами пастерначит
И мандельштамит до темна
На пару с музой.
С ней он мачо!
А я всё чаще сплю одна.
И пусть он Богом поцелован,
Сбегу к другому мужику!
Пускай тот и не гений слова,
Но водит джип, а не «Оку».
------------------------------------------
* «Быть или не быть» (англ.) - Гамлет Шекспирович))
- иz -
7.03.2010
Он и сам до конца не понял,
как ему повезло.
Что с рожденья уже
предначертано
быть Поэтом.
И не то чтобы мир вокруг,
как сквозь розовое стекло,
Но кристалл его глаза
не видит
чёрного цвета.
Никогда не встречался с теми,
кого нельзя полюбить.
Может ходят себе
вдали
от привычных ему путей,
Вдоль которых цветут
большие цветы
и растут грибы.
Он же знает,
что мир состоит
из хороших людей.
Ему нравится риск,
непредсказуемость,
эксперимент.
Впрочем,
тихий рай в шалаше
ему тоже нравится.
Он волнуется,
когда
расстёгивают
его ремень
Нетерпеливые,
в розовом маникюре
пальцы.
Значит он где-то рядом,
если прячется даже тень.
Значит он уже здесь,
если небо качнулось в танце…
И ему глубоко плевать,
что, конечно, наступит день,
Когда мир,
наконец, докажет,
что он ошибался.
Твердо на ногах стоит… Руки - для объятий,
Интересно говорит… Нрав ее приятен.
Хохотушка? Вовсе нет… Просто энергичная,
Для всего найдет ответ… Мудрая, практичная)
Не нужна ей похвала… Только бы не били…
Здесь друзей приобрела… Сердцем полюбили)
Может каждый о себе… Ждать портрет веселый,
В ее светлой голове… Стих родится новый;)
Господи и Владыко живота моего!
Дух праздности, уныния, любоначалия
и празднословия не даждь ми.
(Земной поклон)
Дух же целомудрия, смиренномудрия,
терпения и любве даруй ми, рабу Твоему.
(Земной поклон)
Ей, Господи Царю, даруй ми зрети моя
прегрешения и не осуждати брата моего,
яко благословен еси во веки веков
Аминь.
(Земной поклон)
Боже, очисти мя, грешную (грешного).
(12 раз с поясными поклонами)
(И ещё раз всю молитву полностью
с одним земным поклоном в конце)
Замечательное поэтическое переложение этой молитвы принадлежит
Отцы пустынники и жены непорочны,
Чтоб сердцем возлетать во области заочны,
Чтоб укреплять его средь дольных бурь и битв,
Сложили множество божественных молитв;
Но ни одна из них меня не умиляет,
Как та, которую священник повторяет
Во дни печальные Великого поста;
Всех чаще мне она приходит на уста
И падшего крепит неведомою силой:
Владыко дней моих! Дух праздности унылой,
Любоначалия, змеи сокрытой сей,
И празднословия не дай душе моей.
Но дай мне зреть мои, о Боже, прегрешенья,
Да брат мой от меня не примет осужденья,
И дух смирения, терпения, любви
И целомудрия мне в сердце оживи.
Свихнулись люди все давно… Теперь и звери…
Ну что такое? Что? Глазам своим не верю…
Как можно было тихой благонравной Зайке
Найти бутылку русской водки на лужайке?
Искала ведь она любовь… священную,
А нарвалась на алкоголь, Зайчишка бедная!
Нет, это только Автор-Parfumer… его диверсии.
Ему скучалось… выпить не с кем… и не весело…
А если посильней включить воображение,
Вопрос - Зачем затеял он преображение?
Ведь это он легко сумел в Амура нарядиться!
Вот тут ему и дар Поэта очень пригодился!
И Зайка бедная. нетрезвая… пошла доверчиво.
Замечу - было темновато… Дело было к вечеру…
Зачем повел, несчастную, в своё он логово?
Хотел он точно с ней… но врать мне нЕ к чему…
А… может, он … в рагу… хотел её… попробовать???
Он, не успел еще родиться,
Как неожиданно погиб.
Пытаясь к свету устремиться,
Все ж предпочел ночной изгиб.
Он, в сердце светом обладая,
Мог проникать в сердца людей.
Но люди, свет сей отвергая,
Ему кричали вслед: «злодей».
И, добротой души сверкая,
Он все ж дарил всем людям «свет».
Навеки веки закрывая,
Он верил, что оставил след.
ПРОШЕНИЕ
Мой дар иссяк, в мозгу свинец,
И докурилась трубка.
Желудок пуст. О мой творец!
Как вдохновенье хрупко!
Перо скребет и на листе
Кроит стихи без чувства.
Где взять в сердечной пустоте
Священный жар исскуства?
Как высечь мерзнущей рукой
Стих из огня и света?
О Феб, ты враг стряпни такой,
Приди согрей поэта!
За дверью стирка. В сотый раз
Кухарка заворчала.
А я - меня зовет Пегас
К садам Эскуриала.
В Мадрид, мой конь!- И вот Мадрид.
О, смелых дум свобода!
Дворец Филипппа мне открыт,
Я спешился у входа.
Иду и вижу: там, вдали,
Моей мечты созданье,
Спешит принцесса Эболи
На тайное свиданье.
Спешит в объятья принца пасть,
Блаженство предвкушая.
В ее глазах - восторг и страсть,
В его - печаль немая.
Уже триумф пьянит ее,
Уже он ей в угоду…
О дьявол! Мокрое белье
Вдруг шлепается в воду!
И нет блистательного сна,
И скрыла тьма принцессу.
Мой бог! Пусть пишет сатана
Во время стирки пьесу!
Перевод В.Левика.
ПЕГАС В ЯРМЕ
На конные торги в местечко Хаймаркет,
Где продавали всё - и жен законных даже, -
Изголодавшийся поэт
Привел Пегаса для продажи.
Нетерпеливый гиппогриф
И ржет и пляшет, на дыбы вставая.
И все кругом дивятся, рот раскрыв:
«Какой отличный конь! И масть какая!
Вот крылья б только снять! Такого, брат, конька
Хоть с фонарем тогда ищи по белу свету!
Порода, говоришь, редка?
А вдруг под облака он занесет карету?
Нет, лучше придержать монету!»
Но, глядь, подходит откупщик.
«Хоть крылья, - молвит он, - конечно, портят дело,
Но их обрезать можно смело,
Мне коновал спроворит это вмиг,
И станет конь как конь. Пять золотых, приятель!»
Обрадован, что вдруг нашелся покупатель,
Тот молвит: «По рукам!» И вот
С довольным видом Ганс коня домой ведет.
Ни дать ни взять тяжеловоз,
Крылатый конь впряжен в телегу,
Он рвется, он взлететь пытается с разбегу
И в благородном гневе под откос
Швыряет и хозяина и воз.
«Добро, - подумал Ганс, - такой скакун бедовый
Не может воз тащить. Но ничего!
Я завтра еду на почтовой,
Попробую туда запрячь его.
Проказник мне трех кляч заменит разом,
А там, глядишь, войдет он в разум».
Сперва пошло на лад. От груза облегчен,
Всю четверню взбодрил рысак неосторожный.
Карета мчит стрелой. Но вдруг забылся он
И, не приучен бить копытом прах дорожный,
Воззрился ввысь, покинул колею
И, вновь являя мощь свою,
Понес через луга, ручьи, болота, нивы.
Все лошади взбесились тут,
Не помогают ни узда, ни кнут,
От страха путники чуть живы.
Спустилась ночь, и вот, уже во тьме,
Карета стала на крутом холме.
«Ну, - размышляет Ганс, - не знал же я заботы!
Как видно, дурня тянет в небеса.
Чтоб он забыл свои полеты,
Вперед поменьше класть ему овса,
Зато побольше дать работы!»
Сказал - и сделал. Конь, лишенный корма вдруг,
Стал за четыре дня худее старой клячи.
Наш Ганс ликует, радуясь удаче:
«Теперь летать не станешь, друг!
Впрягите-ка его с быком сильнейшим в плуг!»
И вот, позорной обреченный доле,
Крылатый конь с быком выходит в поле.
Напрасно землю бьет копытом гриф,
Напрасно рвется ввысь, в простор родного неба, -
Сосед его бредет, рога склонив,
И гнется под ярмом скакун могучий Феба.
И, вырваться не в силах из оков,
Лишь обломав бесплодно крылья,
На землю падает - он! вскормленник богов!-
И корчится от боли и бессилья.
«Проклятый зверь!- прорвало Ганса вдруг,
И он, ругаясь, бьет невиданную лошадь.-
Его не запряжешь и в плуг!
Сумел меня мошенник облапошить!»
Пока он бьет коня, тропинкою крутой
С горы спускается красавец молодой,
На цитре весело играя.
Открытый взор сияет добротой,
В кудрях блестит повязка золотая,
И радостен веселой цитры звон.
«Приятель! Что ж без толку злиться?-
Крестьянину с улыбкой молвит он.-
Ты родом из каких сторон?
Где ты видал, чтоб зверь и птица
В одной упряжке стали бы трудиться?
Доверь мне твоего коня.
Он чудеса покажет у меня!»
И конь был отпряжен тотчас.
С улыбкой юноша взлетел ему на спину.
И руку мастера почувствовал Пегас
И, молнии метнув из глаз,
Веселым ржанием ответил господину.
Где жалкий пленник? Он, как встарь,
Могучий дух, он бог, он царь,
Он прянул, как на крыльях бури,
Стрелой взвился в безоблачный простор
И вмиг, опережая взор,
Исчез в сияющей лазури.
Пер. В.Левика.
Для меня творчество - это поэзия. Я думаю, что поэзия, как явление, стоит в одном ряду с такими категориями, как Совесть и Любовь, вещами необязательными до необходимости, но в тоже время доказывающими необезьянье происхождение человека. Поэзия (и стихотворение, как её частный случай) - чудо, а не фокус; хотя фокус может быть потрясающим, сногсшибательным… а чудо почти не заметно. Это ничего не меняет и не отменяет. И, наконец, поэзия - это то, что примиряет человека, как с жизнью, так и со смертью.
Небо сереет, капает с крыши
И машины чуть слышно шуршат.
Мы стоим у окна как всегда - еле
дышим
Я…, да ты… - поэта душа.
Мы безмолвны, как океанские рыбы.
Мы дружны, словно птицы в любви
неземной.
Мы молчим и лишь думаем: злобные
глыбы
Превращают мир под ногами в покой.
Море жизни и счастья зачем ты спокойно?
Отчего не волнуешься и не шумишь?
Отчего свои волны с упорством,
достойно
Не кидаешь на скалы из лжи - лишь
стоишь…
… Словно спишь.
Почему ты молчишь?
Не молчи. Я прошу тебя нежно,
Обними, прошепчи:
Как скучала ты сильно по мне.
Я же знаю - темнишь,
Бросив взгляд на меня свой небрежный.
Ты прости! Не молчи.
Я жалел о поступке втройне.
Был я молод. Был глуп.
И алкал я безбрежной свободы,
Избегая любви,
Не желая быть узником уз.
Не забыл твоих губ,
Помню наши с тобою восходы.
Я прошу не реви,
Моя лучшая муза из муз.
Так уж случилось в жизни, что я не уводила из семьи чужого мужа.
И мою семью не разбивала другая женщина. Хотя это был второй брак и у меня, и у мужа. Но вдруг мне очень захотелось написать о грешной любви двух семейных людей. Странное желание, но нам, пишущим, чего только порой ни придёт в голову!
Однажды под утро я проснулась с ощущением того, что нужно спешить, иначе я просто опоздаю. В ночнушке, не умывшись, ни выпив утренней чашки кофе,
я сидела за столом и писала. Мысли, как угорелые, кружились вокруг меня, то, натыкаясь друг на друга, то, теряясь в неизвестности. А я всё спешила их поймать и уложить на бумагу.
Пару раз подходил муж, что-то говорил, куда-то звал, но я твердила одно:
- Потом, потом, не мешай…
И он уходил. А я всё писала, зачеркивала, рвала листы, чтобы тотчас же собрать обрывки, распрямить их и переписать заново. И опять зачёркнуть написанное.
К тому же, по непонятной привычке, я писала от первого лица. В общем, всё, как обычно, ничего нового!
Потом мы ехали на дачу, и я писала в дороге, в трясущейся машине. Приехав в село, я продолжала заниматься тем же. Муж меня уже не трогал, бесполезно!
И вот к вечеру, наконец, поставлена последняя точка, пора читать. Естественно, ему, моему единственному. Муж слушал меня спокойно, серьёзно, молча. Лишь когда я закончила чтение, он сказал:
- Вот теперь я точно уверен, что ты мне изменяла.
А я в восторге закричала:
-Какое счастье! Уж если ты мне поверил, значит, я смогла, сумела всё правильно передать. Значит, у меня получилось!
Муж посмотрел на меня печально и жалостливо, как на тяжело больного человека, вздохнул и вышел из комнаты.
Считалку детскую твердило Море:
Волною первой я накрою горы,
Волной второй утоплю города,
Третьей волною людей - без труда,
Четвертой волной я сотру горизонт…
А пятой волною расправлюсь с тобой,
Поэт и писатель, считалок создатель -
Суровой природы ты лишь созерцатель!
Первый корабль утащу в глубину,
Второй - погружу в бездонную мглу,
На третий монстров своих натравлю…
А потом я голод тобой утолю,
Поэт и писатель, считалок создатель -
Суровой природы ты лишь созерцатель!
Волнами билось Море о ноги поэта,
Который считалку дописывал эту,
И тихо шептала стихия в ответ:
Ты лишь созерцатель, ты только поэт…
И мыслей, как звёзд очень много,
И чувства в душе бьют ключом.
Когда ты по правилам строго,
Не трудишься, друг, над стихом.
Зачем тебе тропы иль ямбы?
Эпитетов сплошь винегрет.
Пусть ярко блистают все штампы,
Ведь ты не бездарный поэт.
Полезный?! Совет мой внимая,
Поймёт ли вдруг, чёткий твой слух.
Мелодия, что за чудная?
Звучит, коль читаешь стих вслух.