ЗОЛОТОЙ КЛЮЧИК
Шел первый год войны. Моя мать лежала в больнице. Старшая сестра, поднимаясь задолго до рассвета, целыми днями стояла в очередях за хлебом, а я после бомбежек с большим увлечением искал во дворе осколки и, если находил, то гордился ими и хвастался. Часто я уходил в безлюдную глубину сада возле нашего дома, где полюбился мне один удивительно красивый алый цветок. Я трогал его, поливал и ухаживал за ним, всячески, как только умел. Об этом моем занятии знал только мой брат, который был на несколько лет старше меня. Однажды он пришел ко мне в сад и сказал: - Пойдем в кино. - Какое кино? - спросил я. - "Золотой ключик". - ответил он. - Пойдем, - сказал я. Мы посмотрели кино «Золотой ключик», в котором было так много интересного, и, счастливые, возвращались домой. Возле калитки нашего дома нас остановила соседка и сказала: «А ваша мама умерла». У нее на глазах показались слезы. Брат мой заплакал тоже и сказал мне, чтоб я шел домой. Я ничего не понял тогда, что такое случилось, но сердце мое содрогнулось и теперь часто вспоминаю я то кино «Золотой ключик», тот аленький цветок и соседку, которая сказала: «А ваша мама умерла…»
------------------------------------------------------------------------
АЛЕНЬКИЙ ЦВЕТОК
Домик моих родителей
Часто лишал я сна. -
Где он опять, не видели?
Мать без того больна.- -
В зарослях сада нашего
Прятался я, как мог.
Там я тайком выращивал
Аленький свой цветок.
Этот цветочек маленький
Как я любил и прятал!
Нежил его, - вот маменька
Будет подарку рада!
Кстати его, некстати ли,
Вырастить все же смог…
Нес я за гробом матери
Аленький свой цветок.
Заполнолунилось панно.
Грош оловянный виснет в небе,
творя таинственные тени
и разливая серебро
на снег, на гнутые колени
скамей чугунных.
Стихами, словно по аллеям,
к тебе, читатель мой, спешу.
Как, может было, мчались гунны
занять пространство к Волге, к Рейну.
Спешу как пьяница к портвейну,
как в порт с уловом счастья сейнер.
Как анашу для наркомана
несу в душе я и в кармане,
свои несмелые стихи -
прими от сердца, без обмана
стихию братства на двоих.
Услышу шепот уст твоих
чтоб что-то вместе подытожить
и одиночества помножить,
которых нам не избежать.
И спор не в шутку - на ножах…
возможно восклицанье: «Ах!»
услышу, надо ли мне верить?
И полнолуние, и страх,
и настежь души, мысли, двери.
Минуем смех чужой и склоки,
и оклик чей-то сытый, злой…
Мы просто оба одиноки.
И я, и ты, читатель мой.
… и отпоэтила поэта муза,
Вот не пойму - награда иль обуза?
И прежде, чем «шедевр» очередной создать,
я вспомню тех, кому сей бред читать!
Лежу ль в грязи, лежу в кровати ли,
На брюхе, или на спине…
Спасибо вам, мои читатели,
Что морду не набили мне…
Можно и не быть поэтом
Но нельзя терпеть, пойми,
Как кричит полоска света,
Прищемленная дверьми!
Поэт кузнец стихотворения,
Перо касается листка,
Как словно молот наковальни,
Так появляется строка.
И кружевом она сольется,
В один единственный узор.
Прекрасной песнею польется
И полетит на кручей гор.
Душевным горном был согрет,
На свет родился новый стих.
Вот так кует стихи поэт,
Всю душу вкладывая в них.
СОНЕТ ЛЮБВИ
Этой истории много лет -
Сколько, никто не знает.
Жил на усталой земле поэт,
Что за сонетом писал сонет:
Так иногда бывает.
Как-то, наверно, в годину бед,
Там, где печаль гуляет,
Девушку встретил одну поэт:
Так иногда бывает.
Встреча оставила в сердце след,
Что по ночам терзает.
Девушку долго искал поэт:
Так иногда бывает.
И разыскал, но, услышав «нет»,
Ждал, когда лёд растает,
Но не дождался любви поэт:
Так иногда бывает.
Стал он с годами и сир, и сед.
Зная, что умирает,
Ей в смертный час посвятил сонет:
Так иногда бывает.
Этот сонет превратился в свет,
Что в небесах сияет,
В вечной и страстной любви ответ:
Так иногда бывает.
Нет, пить нельзя стихи как летом газировку,
Чтоб жажду утолить, стаканом за стакан.
Нельзя их одевать в изящную обновку
И выводить под дождь. Не справит бал строка,
К Поэзии свою, теряя принадлежность.
Поэт - кузнец. Ему из слова смак ковать.
Для этого нужны старанье и прилежность,
Чтоб их потом как чай китайский смаковать.
На координатах времени у нас
Свои пересеченья и расчёты,
Эпох великих и великих фраз -
Свои неповторимые полёты.
И мера есть у каждого своя,
Есть камертон с которым жизнь сверяем…
Спасибо вам, что создали меня,
Спасибо Лермонтов, спасибо Северянин!
Ах, если б каждый господин,
Что вам сегодня ставит двойки,
Сумел бы хоть на миг один
Подняться из больничной койки,
Ах, если б мог он так любить,
Презрев преграды и сомненья
И с восхищеньем говорить
О той, что ждёт его общенья
Не стал бы он тогда журить
Ни первых рифм несовершенство,
Ни мыслей - может быть чужих,
Ни отрешённого блаженства.
Не стал бы он тогда искать
Изъянов в юности беспечной,
И сам не стал бы отрицать,
Что жизнь ему казалась вечной.
Ведь точно так же грезил он И точно так же спотыкался,
Хватал перо и гнал свой сон
И страстным виршем изливался.
Не сомневайтесь, господа,
Творите, празднуйте, ликуйте,
И вам Лаура скажет: «Да»,
Пока вы молоды, рискуйте!
Холст, краски…
Неумелый художник пишет портрет.
Руки не могут выразить,
То, что ощущал ими…
Неумелый поэт.
А времена вообще-то и не в счёт,
Ещё родятся и с ранимою душою,
Их разум нас поэзией укроет,
Как снегом белым чистый небосвод.
И будет всё как было много раз -
Истории любови и разлуки,
От гениальных строк устанут руки,
Сомкнуться веки бледно-синих глаз.
Пройдут сквозь стены вечности слова,
Их существо осталось нерушимо,
И будет как всегда необходимо,
Что б в нас, остывших, Лира ожила.
Вдоль степи порыжевшей
Уносил меня конь.
За душой моей грешной
По пятам шел огонь.
Это ль воля Господня,
Что на зависть заре,
Должен был я сегодня
Умереть на костре?
Или Дьявол от скуки
Затерялся в толпе,
Чтоб из боли и муки
Выпечь хлеба себе?
Было все очень просто -
К горлу острая сталь.
«Велено на допрос нам
Отвести тебя, шваль!»
«Обознались вы, право,
Я всего лишь поэт,
Не искал себе славы,
Не бранил божий свет.
Я скиталец безродный,
И на меч не похож
Ни к чему не пригодный
Мой заржавленный нож!
Я вина не касался,
Слушал птиц и листву,
И вовек бы не взялся
Обучать ведовству!
Старый плащ мой истерся,
И в кармане дыра,
И накаркал мне ворон,
Что умру до утра."
«Не хитри, чернокнижник,
Ты известен, как черт.
В самой жалкой из хижин
Твоим песням почет.
Ты купался в отраве
И летал по ночам,
И приказывать вправе
И зверям, и мечам!
Ты и девок красивых,
И свирепых врагов,
Околдовывал силой
Своих клятых стихов!
Погоди-ка, дождешься
Приговора судьи,
И тогда посмеешься
Ты с осиной в груди!"
Что мне стоит заклясть из?
Стражи рухнули в пыль…
Кандалы на запястьсях
Растеклись, будто гниль.
Конь, чернее, чем сажа,
Прибежал на мой зов,
Пусть причислят, не важно,
К легиону воров!
Пусть погоня, и плети
За спиною свистят,
По степи, словно ветер,
Я лечу на закат!
Когда рождаются цари,
Народы мира торжествуют,
Мне не понятно, чёрт возьми,
О чём они взахлёб ликуют.
Когда ж случается Поэт,
Уйдёт в рассвет и не вернётся,
Тут сожалений горьких нет,
«Всегда ещё один найдётся».
В чём смысл земного бытия,
Быть может кто-нибудь ответит?
Но счастлив быть поэтом я,
И пусть в цари попасть - не светит.
Литературным недругам моим
Мне просто жаль вас, недруги мои.
Ведь сколько лет, здоровья не жалея,
Ведёте вы с поэзией моею
Почти осатанелые бои.
Что ж, я вам верю: ревность - штука злая,
Когда она терзает и грызёт,
Ни тёмной ночью спать вам не даёт,
Ни днём работать, душу иссушая.
И вы шипите зло и раздражённо,
И в каждой фразе ненависти груз.
- Проклятье, как и по каким законам
Его стихи читают миллионы
И сколько тысяч знает наизусть!
И в ресторане, хлопнув по второй,
Друг друга вы щекочете спесиво!
- Асадов - чушь. Тут всё несправедливо!
А кто талант - так это мы с тобой!..
Его успех на год, ну пусть на три,
А мода схлынет - мир его забудет.
Да, года три всего, и посмотри,
Такого даже имени не будет!
А чтобы те пророчества сбылись,
И тщетность их отлично понимая,
Вы за меня отчаянно взялись
И кучей дружно в одного впились,
Перевести дыханья не давая.
Орут, бранят, перемывают кости,
И часто непонятно, хоть убей,
Откуда столько зависти и злости
Порой бывает в душах у людей!
Но мчат года: уже не три, не пять,
А песни рвутся в бой и не сгибаются,
Смелей считайте: двадцать, двадцать пять.
А крылья - ввысь, и вам их не сломать,
А молодость живёт и продолжается!
Нескромно? Нет, простите, весь свой век
Я был скромней апрельского рассвета,
Но если бьют порою, как кастетом,
Бьют, не стесняясь, и зимой и летом,
Так может же взорваться человек!
Взорваться и сказать вам: посмотрите,
Ведь в залы же, как прежде, не попасть,
А в залах негде яблоку упасть.
Хотите вы того иль не хотите -
Не мне, а вам от ярости пропасть!
Но я живу не ради славы, нет,
А чтобы сделать жизнь ещё красивей.
Кому-то сил придать в минуты бед,
Влить в чьё-то сердце доброту и свет,
Кого-то сделать чуточку счастливей!
А если вдруг мой голос оборвётся,
О, как вы страстно кинетесь тогда
Со мной ещё отчаянней бороться,
Да вот торжествовать-то не придётся,
Читатель ведь на ложь не поддаётся,
А то и адресует кой-куда…
Со всех концов, и это не секрет,
Как стаи птиц, ко мне несутся строки.
Сто тысяч писем - вот вам мой ответ!
Сто тысяч писем - светлых и высоких!
Не нравится? Вы морщитесь, кося?
Но ведь не я, а вы меня грызёте!
А правду, ничего, переживёте!
Вы - крепкие. И речь ещё не вся.
А сколько в мире быть моим стихам,
Кому судить поэта и солдата?
Пускай не мне, зато уж и не вам!
Есть выше суд и чувствам и словам.
Тот суд - народ. И заявляю вам,
Что вот в него-то я и верю свято!
Ещё я верю (а ведь так и станется),
Что честной песни вам не погасить.
Когда от зла и дыма не останется,
Той песне, ей же богу, не состариться,
А только крепнуть, молодеть и жить!
1981