Еду туда, до села Мудаково,
Шутка ли вам своего не признать?
Только в дороге смотрите же в оба, -
Могут разбойники лихо напасть.
Ехали, ехали, видят селенье,
Только таблички у въезда, как нет.
Чахнет село от вина и похмелья,
Боже, спаси их от множества бед.
Брошенный клин урожая не скошен,
Колос роняет на землю зерно.
Тупо подумал, - И я с ними тоже
Только в похмелье берусь за перо.
Я сегодня был разбужен
Ранним утром, братцы!
Напишу о том жемчужин
Стопиццот двенаццать!
Краски осени не скудеют,
Даже краше они и пестрей.
Лето, что ж всему свое время,
Пусть уходит, приходит время поэта.
Грустная желтая пора,
Дождливая, серая дымка.
Художник рисует пейзаж,
И музыка льется красиво.
Все в осени бесподобно,
Клин журавлей улетел на югА,
Словом пришла озорная пора.
Подарок
Сегодня ты, как из рекламы,
А взгляд по-прежнему нахальный.
Крутой конец у нашей драмы.
Ну что же ты, давай прощальный?
Прощай покой души и тела.
И после пятого бокала
В моих глазах ты разомлела
И привлекательнее стала.
Всё те же окна на закате,
Пасёт за нами твоя кошка,
Всё те же пятна на кровати,
И та же сломанная ножка.
Ну что ж, прощайте навсегда!
Целую в лоб, до скорой встречи,
А завтра так же, как всегда
Устроим мы прощальный вечер.
Неделю я, как без улыбки
Пишу вам гласное письмо.
Прошу прощенья за ошибки:
Я вхлам, точнее я в говно.
Да, ты права, моя мерзавка,
Я был в восторге от стриптиза,
От пива, водки и от травки,
И от прикольного сюрприза.
Кисуль, спасибо за подарок…
Я вспоминаю и х*ею…
Букет из самых лучших марок-
Трихомоноз и гонорею
Если б дали б мне бы б в евро б Миллиард, я б это б:
На Руси бы б был я б первым
Олигарх-поэтом!
Рано утром и в обед
Делайте гимнастику!
Если б я бы был поэт,
Был бы я бы классиком!
***
Нас и телевиденье, и пресса
Убеждают всячески вдвоём:
Много разных санитаров леса
Водится в лесу, где мы живём.
Волчьи развивая аппетиты,
Душат и сосут нас, как нектар,
ЖКХ, гаишники, бандиты,
Государство - главный санитар.
Трудно жертве вырваться из лап их,
Но ей вырываться и нельзя -
Ловят-то они больных и слабых,
Сильным и здоровым не грозя!
Только отвечая интересу
высшему, мы живы до сих пор,
А они способствуют прогрессу,
Проводя естественный отбор…
ПЕСНЯ О БУРЕВЕСТНИКЕ
Над седой равниной моря
Ветер тучи собирал.
Между ними, с ветром споря,
Буревестник горло драл.
В силу неизбывной дури,
Мелкий, щупленький такой,
Он просил, мятежный, бури,
Будто в бурях есть покой.
Чайки и гагары рядом
Издавали в страхе «SOS»;
Мудрый пингвин робко прятал
Тело жирное в утёс;
Буря мглою небо крыла,
Ветер стаи волн хватал;
Буревестник тупорыло
Тем не менее летал.
Словно брови, тучи хмуря,
Ветер холод нёс и мрак.
- Пусть сильнее грянет буря!.. -
Пел пернатый наш дурак.
Гром раздался, как в День Гнева;
Вспыхнул молнии извив;
И упала птичка с неба,
Мегавольт в башку словив.
Птичку - жалко, хоть и пала
Жертвой дурости своей,
Ибо буре дела мало
Даже до лояльных ей…
***
Я работаю поэтом,
Я даю стихи стране,
Деньги делая на этом
Сумасшедшие вполне.
Ведь страна у нас не дура,
Чтоб желать себе вреда,
И как часть её культуры
Я востребован всегда.
Без поэтов люди быстро
Низойдут до обезьян.
Но поэт, чтоб высечь искру,
Должен быть и сыт, и пьян!
А стране не всё равно ведь,
Кем она населена!
И на мне ей экономить
Глупо в наши времена.
Суперпрофессионалу
Платят деньги неспроста,
И мне шлют их по безналу
На швейцарские счета…
Бывает, люди пишут в стол,
А я пишу и в шкаф, и в полки,
И в ящик, где лежат футболки,
И даже может в антресоль.
Бывает, есть у вас талант,
А мне вот свой не обнаружить,
Он весь внутри, а вот снаружи
Я, прямо скажем, дилетант.
Бывает, пьесу написал,
И сразу в МХАТе постановка!
Ах, вот бы мне твою сноровку,
Я б знаменитым тоже стал.
Но нет на мой карман чудес,
Я, к сожаленью, это знаю.
Талант свой в стол я зарываю,
Там мыслей ворох, планов лес.
Быть верным своей Музе до конца
Способен только Истинный Поэт,
Ведь только Он услышит те слова,
Ценней которых в мире просто нет.
И тишина Поэту не страшна,
Он слушает её своей Душой,
Он верен Музе, и она ему верна.
Такая необычная любовь…
За горами, за желтыми долами
Протянулась тропа деревень.
Вижу лес и вечернее полымя,
И обвитый крапивой плетень.
Там с утра над церковными главами
Голубеет небесный песок,
И звенит придорожными травами
От озер водяной ветерок.
Не за песни весны над равниною
Дорога мне зеленая ширь -
Полюбил я тоской журавлиною
На высокой горе монастырь.
Каждый вечер, как синь затуманится,
Как повиснет заря на мосту,
Ты идешь, моя бедная странница,
Поклониться любви и кресту.
Кроток дух монастырского жителя,
Жадно слушаешь ты ектенью,
Помолись перед ликом Спасителя
За погибшую душу мою.
1916
Заранее прошу за грубость я прощение -
Хочу сравнить поэзию с приготовленьем пищи.
Одно для плоти жадной искушенье,
Другое - жажда для души, особенно для «нищей».
Финал, в обоих случаях, зависит от «творца».
Один - возьмёт сравненья, рифмы, обороты речи.
Изысканностью хода мысли покорят его уста…
И вот рождаются стихи, которые и душу лечат…
Другой - в котёл продукты всем знакомые кладёт.
Щепотку соли, овощи, немного трав. Быть может, что ещё найдёт…
Но главное терпение приложит… И вот не много времени пройдёт…
Он, улыбнувшись, вам на ужин божественное блюдо подаёт.
А в жизни всё на@борот бывает, как ни странно…
Слова «поэтов» ранят душу, убивают даже…
Но чаще просто оставляют в сердце раны…
Такой поэт уж лучше пусть молчит, чем слово скажет.
С неловким кулинаром ситуация и проще и сложней.
Бывает приготовит так, что лучше быть голодным.
Иному хочется сказать - уж лучше яда ты налей,
Чем угощать таким вот блюдом модным.
Не знаю я нужна ли здесь мораль…
Хочу стихи читать в которых глубина и даль…
А кушать то, что вкусно и полезно.
Пока человек в стихах высказывает лишь свои личные ощущения, его еще нельзя назвать поэтом, но как только он сумеет почувствовать и высказать боль целого мира, то тогда он действительно поэт. И тогда он неисчерпаем и может быть вечно новым…
Я умру в крещенские морозы.
Я умру, когда трещат березы.
А весною ужас будет полный:
На погост речные хлынут волны!
Из моей затопленной могилы
Гроб всплывет, забытый и унылый,
Разобьется с треском,
и в потемки
Уплывут ужасные обломки.
Сам не знаю, что это такое…
Я не верю вечности покоя!
---- написал поэт Николай Рубцов…
В 1969 году у Рубцова появилась женщина, которой суждено будет сыграть в его судьбе роковую роль. Звали ее Людмила Дербина (она родилась в 1938 году). 2 мая 1962 года они встретились в компании в стенах общежития Литературного института (их познакомила поэтесса Вера Бояринова). Однако тогда это было всего лишь мимолетное знакомство. Рубцов, носивший пыльный берет и старенькое вытертое пальто, произвел на девушку отталкивающее впечатление. Но уже через четыре года после этого, прочитав книгу его стихов «Звезда полей», Дербина внезапно почувствовала к поэту сильное влечение. К тому времени за ее плечами уже был опыт неудачного замужества, рождение дочери. Зная о том, что и Рубцов в личной жизни тоже не устроен, она вдруг решила познакомиться с ним поближе. 23 июня 1969 года она приехала в Вологду, и здесь вскоре начался их роман. Завершился он тем, что в августе того же года Дербина переехала с дочерью в деревню Троица, в двух километрах от Вологды, и устроилась на работу библиотекарем. Позднее она вспоминала:
«Я хотела сделать его жизнь более-менее человеческой… Хотела упорядочить его быт, внести хоть какой-то уют. Он был поэт, а спал как последний босяк. У него не было ни одной подушки, была одна прожженная простыня, прожженное рваное одеяло. У него не было белья, ел он прямо из кастрюли. Почти всю посуду, которую я привезла, он разбил. Купила я ему как-то куртку, замшевую, на «молнии». Через месяц спрашиваю - где? Он так спокойно: «А-а, подарил, понравилась тут одному».
Все восхищались его стихами, а как человек он был никому не нужен. Его собратья по перу относились к нему снисходительно, даже с насмешкой, уж не говоря о том, что равнодушно. От этого мне еще более было его жаль. Он мне говорил иногда: «Люда, ты знай, что, если между нами будет плохо, они все будут рады…»
Отношения Рубцова и Дербиной развивались неровно: они то расходились, то сходились вновь. Их как будто притягивала друг к другу какая-то невидимая сила. В январе 1971 года всем стало понятно, что это была за сила - темная, злая… «Я умру в крещенские морозы…» - напишет Рубцов в своей «Элегии». Как в воду смотрел…
5 января Дербина после очередной ссоры вновь приехала на квартиру к поэту. Они помирились и даже более того - решили пойти в загс и узаконить свои отношения. Там их какое-то время помурыжили (у невесты не было справки о расторжении предыдущего брака), но в конце концов своего они добились: регистрацию брака назначили на 19 февраля. 18 января молодые отправились в паспортный стол, чтобы там добиться прописки Дербиной к Рубцову. Однако их ждало разочарование: женщину не прописывали, потому что не хватало площади для ее ребенка. Выйдя из жилконторы, молодые отправились в редакцию газеты «Вологодский комсомолец», однако по пути, возле ресторана «Север», внезапно встретили группу знакомых журналистов, и Николай решил идти вместе с ними в шахматный клуб отмечать какое-то событие, а Дербина отправилась в редакцию одна. Через какое-то время она тоже пришла в шахматный клуб, где веселье было уже в самом разгаре. Новоприбывшей налили вина, но она практически не пила, предпочитая тихо сидеть на своем месте. И здесь в какой-то момент Рубцов вдруг стал ее ревновать к сидевшему тут же журналисту Задумкину. Однако досадный эпизод удалось обернуть в шутку, и вскоре вся компания отправилась догуливать на квартиру Рубцова на улице Александра Яшина. Но там поэта вновь стала одолевать ревность, он стал буянить, и, когда успокоить его не удалось, собутыльники решили уйти подальше от греха. В комнате остались Николай и Людмила.
Л. Дербина вспоминает: «Я замкнулась в себе, гордыня обуяла меня. Я отчужденно, с нарастающим раздражением смотрела на мечущегося Рубцова, слушала его крик, грохот, исходящий от него, и впервые ощущала в себе пустоту. Это была пустота рухнувших надежд.
Какой брак?! С этим пьянчужкой?! Его не может быть!
- Гадина! Что тебе Задумкин?! - кричал Рубцов. - Он всего лишь журналистик, а я поэт! Я поэт! Он уже давно пришел домой, спит со своей женой и о тебе не вспоминает!..
Рубцов допил из стакана остатки вина и швырнул стакан в стену над моей головой. Посыпались осколки на постель и вокруг. Я молча собрала их на совок, встряхнула постель, перевернула подушки…
Рубцова раздражало, что я никак не реагирую на его буйство. Он влепил мне несколько оплеух. Нет, я их ему не простила! Но по-прежнему презрительно молчала. Он все более накалялся. Не зная, как и чем вывести меня из себя, он взял спички и, зажигая их, стал бросать в меня. Я стояла и с ненавистью смотрела на него. Все во мне закипало, в теле поднимался гул, еще немного, и я кинулась бы на него! Но я с трудом выдержала это глумление и опять молча ушла на кухню…
Где-то в четвертом часу я попыталась его уложить спать. Ничего не получилось. Он вырывался, брыкался, пнул меня в грудь… Затем он подбежал ко мне, схватил за руки и потянул к себе в постель. Я вырвалась. Он снова, заламывая мне руки, толкал меня в постель. Я снова вырвалась и стала поспешно надевать чулки, собираясь убегать.
- Я уйду.
- Нет, ты не уйдешь! Ты хочешь меня оставить в унижении, чтобы надо мной все смеялись?! Прежде я раскрою тебе череп!
Он был страшен. Стремительно пробежал к окну, оттуда рванулся в ванную. Я слышала, как он шарит под ванной, ища молоток… Надо бежать! Но я не одета! Однако животный страх кинул меня к двери. Он увидел, мгновенно выпрямился. В одной руке он держал ком белья (взял его из-под ванны). Простыня вдруг развилась и покрыла Рубцова от подбородка до ступней. «Господи, мертвец!» - мелькнуло у меня в сознании. Одно мгновение - и Рубцов кинулся на меня, с силой толкнул обратно в комнату, роняя на пол белье. Теряя равновесие, я схватилась за него, и мы упали. Та страшная сила, которая долго копилась во мне, вдруг вырвалась, словно лава, ринулась, как обвал… Рубцов тянулся ко мне рукой, я перехватила ее своей и сильно укусила. Другой своей рукой, вернее, двумя пальцами правой руки, большим и указательным, стала теребить его за горло. Он крикнул мне: «Люда, прости! Люда, я люблю тебя!» Вероятно, он испугался меня, вернее, той страшной силы, которую сам у меня вызвал, и этот крик был попыткой остановить меня. Вдруг неизвестно отчего рухнул стол, на котором стояли иконы, прислоненные к стене. На них мы ни разу не перекрестились, о чем я сейчас горько сожалею. Все иконы рассыпались по полу вокруг нас. Сильным толчком Рубцов откинул меня от себя и перевернулся на живот. Отброшенная, я увидела его посиневшее лицо. Испугавшись, вскочила на ноги и остолбенела на месте. Он упал ничком, уткнувшись лицом в то самое белье, которое рассыпалось по полу при нашем падении. Я стояла над ним, приросшая к полу, пораженная шоком. Все это произошло в считанные секунды. Но я не могла еще подумать, что это конец. Теперь я знаю: мои пальцы парализовали сонные артерии, его толчок был агонией. Уткнувшись лицом в белье и не получая доступа воздуха, он задохнулся…
Тихо прикрыв дверь, я спустилась по лестнице и поплелась в милицию. Отделение было совсем рядом, на Советской улице…»
А вот как описал эти же события в своем «Дневнике» Ю. Нагибин: «Когда он хрипя лежал на полу, она опомнилась и выбежала на улицу. «Я убила своего мужа!» - сказала она первому встречному милиционеру. «Идите-ка спать, гражданка, - отозвался блюститель порядка. - Вы сильно выпимши». - «Я убила своего мужа, поэта Рубцова», - настаивала женщина. «Добром говорю, спать идите. Не то - в вытрезвитель». Неизвестно, чем бы все кончилось, но тут случился лейтенант милиции, слышавший имя Рубцова. Когда они пришли, Рубцов не успел остыть. Минут бы на пять раньше -его еще можно было бы спасти…»
В протоколе о гибели Н. Рубцова зафиксированы икона, пластинка песен Вертинского и 18 бутылок из-под вина.
Вологодский городской суд приговорил Л. Дербину к семи годам лишения свободы за умышленное убийство в ссоре, на почве неприязненных отношений. За несколько месяцев до этого убийства Дербина отдала в набор свой второй (первый - «Сиверко» - вышел в свет в 1969 г.) поэтический сборник «Крушина», предисловие к которому написал Н. Рубцов.
Л. Дербина отсидела пять лет и семь месяцев, после чего ее амнистировали в связи с Международным женским днем. После этого она приехала в Ленинград и устроилась на работу в библиотеку Академии наук. В те же годы она стала работать над книгой «Воспоминания».
Книга увидела свет в 1994 году. И тут же вызвала яростные споры. Одни называли ее «кощунственной», писали, что имя Дербиной проклято навеки, другие давали право этой женщине на покаяние. Сама Л. Дербина рассказывает:
«Меня немного отпустило только восемнадцать лет спустя - в 89-м, 3 января, на Колин день рождения. Три года до этого епитимью исполняла, наказание за грехи. Раньше все это угнетало, очень тяжело было жить. А снял отец Иринарх епитимью - сразу стало легче, что-то я познала такое, такую истину… Мне и Коля приснился, в его день рождения. Будто ведут меня на расстрел - за то, что его погубила. Идем, сбоку ров глубокий, а на той стороне - группа морячков. Один оборачивается, улыбается, я смотрю - Коля. Вдруг он отделился от этой группы и идет ко мне. У меня сердце замерло. А он перепрыгнул через ров, подошел, приобнял меня. «Вот видишь, -говорю, - меня из-за тебя расстрелять хотят». А он в ответ с улыбкой: «Знаю…» А в этом «знаю» - тут все: и надежда, и утешение, и желание ободрить. Он вернулся к товарищам, а меня ведут дальше, и уже ничего черного, только покой…»
Р. S. В 1973 году на могиле Н. Рубцова поставили надгробие - мраморную плиту с барельефом поэта. Внизу выбили надпись: «Россия, Русь! Храни себя, храни!»
В 1996 году, к 60-летию поэта, в Вологде открыли мемориальную доску на «хрущевке», где он жил и погиб.
.
1. Поэт имеет право на бардак
в квартире и на смерч на дне стакана,
поскольку путеводная звезда
благоволит к юродивым и пьяным.
2. Поэт имеет право на минор,
истерики, скандалы и банкеты.
Да, если текст и автор -- не одно,
поэт имеет право и на это.
3. Имеет право он менять невест.
3.1 На женихов.
4. Имеет право слова.
5. Не посвящать вот этот глупый текст
Джалилю, Лорке или Гумилёву.
6. Поэт имеет право врать взахлёб.
7. Жонглировать словами.
8. Корчить рожи.
9. Смотреться, как самовлюблённый жлоб.
10. И не писать. Да. И на это тоже.
11. Во имя правды и забавы для --
Поэт. Имеет. Право.
И за это
12. Его имеют право расстрелять
Имеющие право не-поэты.
© Автор: Шутник (lllytnik)
@ 2007−10−25 18:42:00
Поэт может писать или не писать - но не писать он не может…