Я знаю смерти своей взгляд.
Ежедневно наблюдаю его сотни или тысячи раз.
Мне не страшно, да и этому знанию я не рад.
Моя смерть смотрит на меня взглядом моих же глаз.
Есть в бабьем лете грусть,
упрятанная в нежность,
и ностальгии боль,
но сладостная боль,
и эхо: «Я вернусь! «,
и бунт, и безмятежность,
и тихое: «Прощай! «, —
разлучный наш пароль.
Есть в бабьем лете то,
что и тебе присуще —
начало всех начал
и женственности свет,
и теплота души,
что словно хлеб насущный,
поскольку без нее
на свете жизни нет.
Есть в бабьем лете все
но, больше на немножко,
все так же, как в тебе —
немножко чересчур,
как сладкая микстура
любви
по чайной ложке,
как горькие признания
осеннему врачу…
Мы договорились встретиться в гостинице в Петербурге. Я приехал туда раньше на три недели. Очень хотелось посмотреть город. Экскурсии я не любил. Я просто ходил и смотрел то что находил интересным. Иногда сидел в гостинице целыми днями и ждал ее. Погода была пасмурной. Гостиница была дешевая и сырая. В тускло освещаемых комнатах пахло плесенью. И почти каждый день на ужин давали селедку на промасленной бумаге. Перед ужином я обязательно спускался в киоск за вечерней газетой. Пронизывающий ветер заставлял меня поднять ворот, но никак не мог сдвинуть эти тяжелые тучи… Ворчание немолодой горничной убиравшейся за дверью, сопровождало меня когда я готовился ко сну. Я аккуратно складывал одежду и залезал в отсыревшую кровать. В оконные щели слегка дуло. Засыпая я доставал фото. Я так давно ее жду что эта неделя стала уже бесконечной. Я влюбился в это фото. Хоть и оно было черно белым, но я знал что у этой девушки глаза цвета неба. Того самого неба которого никогда не бывает в Петербурге.
День сменялся днем. Неизменно я ходил за вечерней газетой и неизменно я ужинал селедкой на промасленной бумаге при тускло-теплом свете моего номера. А в окна все так же дул ветер. Иногда ночью я не верил. Терял все что есть. Я метался в бреду и изнемогая спешно одевался и бежал на улицу. Просто потому что хотелось бежать. И ветер еще сильнее рвал полы моего плаща, а мелкий дождь осыпал с головы до ног… Я возвращался поздно ночью. Обессилевший и продрогший. Пожилая горничная недовольно ворчала.
Я заболел. Видимо слишком продрог. Я все ждал их. Очаровательное лицо и глаза цвета неба. Ждал их как свое утешение. Я смотрел на людей из окна. Порывы ветра доносились до моей кожи. Наверняка кто-то из них был счастлив. Я чувствовал себя как больной от которого уходят посетители. Их ждет счастливая жизнь я обречен остаток времени лежать на этой койке и смотреть в окно на счастливых людей. В тот день когда она была должна приехать я вышел на улицу. Слабый и пошатывающийся я вдыхал этот воздух. На удивление свежий. На улице было уже темно и фонарь тускло мерцал. Кое-как я добрел до киоска и медленно идя на нетвердых ногах шел обратно с зажатой подмышку вечерней газетой. Через три дня мне я пошел на поправку. И еще через день уехал. Петербург был все так же хмур. Нева волновалась серебристой рябью. Я вытащил фото из нагрудного кармана и всмотрелся охваченный противоречивыми чувствами. Я уезжал зная что теперь никогда не увижу глаза цвета неба.
Закаты пропитаны грустью… Потому что каждый раз, провожая его, думаешь: каким бы ни был удачным или неудачным, день — это мой день, и он уходит навсегда…
Кто-то рядом со мною…
Кто-то про шепчет нежно мне…
— Я всегда буду рядом с тобой!
Любимая ты моя,
Навсегда, прости, меня…
Знаю, не вернуть мне тебя,
И грустно стало мне сейчас!
Без твоих нежных мне рук,
Зачем, погубил я свою любовь!
Уже не ты, проснёшься со мной…
Не ты, про шепчешь утром мне.
Он словно мне чужой…
Этот голос, увы не твой…
Он мне чужой, он такой чужой.
Этот мир словно мне чужой…
И без тебя, стал мне, он не мил!
Когда нету тебя рядом со мной
— Я не могу тебя забыть…,
Не смогу без тебя я мечтать!
И каждый вечер представляю,
Как будто ты рядышком со мною
— Но увы, и гоню эти мысли я вон…
Зачем, зачем погубил, я свою любовь.
Как старец дряхлый, сединою,
Покрылись желтою листвою деревья, мокрые от слез.
И трепет горестных берез, ранимых ветром непогоды, —
осенней прихотью природы, — принес октябрь,
и за собой, — котомку снега за спиной.
я хочу с тобой потанцевать…
в ритме танго, румбы иль бачаты.
а лучше, просто под «медляк» обнять
и медленно кружиться как когда-то.
я хочу с тобой потанцевать…
чтоб ты на плечо мне голову склонила
a я аромат волос твоих вдыхать
полной грудью мог бы что есть силы.
я хочу с тобой потанцевать…
и глядя в бездонное очей твоих сияние,
трепетно тебя поцеловать,
позабыв про прошлые прощания.
я хочу с тобой потанцевать…
и чтоб отбросив все наши сомнения,
перестал вокруг нас мир существовать,
на это мимолетное мгновение.
Улетают к тебе, строчки стихов
Как жаль, что их не прочтёшь
И к тебе летит, любовь моя —
Но, ты остаёшься с ним, а меня ты забыла.
Улетают к тебе, все чувства мои…
Как жаль, без ответа остаётся ждать,
И к тебе улетают, все мои слова…
Но, время проходит, и сердце боль остаётся.
Тревожит душу пестрый листопад,
Горчит коньяк. В нем — терпкий привкус грусти.
Осеннему веселью невпопад
Моя любовь тебя вот-вот отпустит…
Горит коньячным золотом листва,
Роскошно отцветают хризантемы,
И осень бессюжетные слова
Спешит сложить в пейзажные катрены.
До января б душою протрезветь,
Чтоб не замерзнуть в пустоши хрустальной,
Не позволяя чувствам отсыреть
В осенней сиротливости прощаний.
А бессюжетность лирики сполна —
Синонимом печального покоя —
Любовный голод лечит — допьяна —
Поэзией осеннего раскроя…
Ну, здравствуй, Осень! Ты, как и прежде,
Следы рисуешь за Сентябрем.
И дни, как будто, стоят все те же,
Но память лета горит огнем.
И значит скоро — дожди и сырость,
И близость неба, и облака…
А раньше ты мне ночами снилась —
Неуловима — привет-пока!
Ну, как ты, Осень? Мосты сжигаешь?
А, может, даришь надежды дни?
А, я поверю тебе едва лишь.
Зимой все будут опять одни.
Но две недели на перепутье
Осколки лета сверкают днем.
Свои печали легко забудьте.
И пусть плохое горит огнем!
Спасибо, Осень, за все, что будет,
За чудо-краски в моем окне!
Сентябрь рано меня разбудит
И по секрету расскажет мне,
Что Осень тоже грустит ночами,
Что тоже хочет любви, тепла.
… Пока сентябрь еще в начале,
Рисунки лета хранят тела.
Мы иногда проходим мимо…
Не замечаем грустных глаз…
Ни завтра. ни вчера — сейчас
Скажи им — вы неповторимы…
Их дно настолько глубоко —
Без акваланга не спуститься…
Их небо — слишком высоко —
Чтоб долететь — стать нужно птицей…
Они боятся пустоты…
Порывов ветра ледяного…
Когда ты их увидишь снова —
Смой грусть с них каплей доброты.
Деловая пчела погоду ждала,
слёзки втихаря проливая,
Мечтала о небе и солнышка свету,
Тихонько и грустно вздыхая:
Приди ко мне, солнце, загляни ты в оконце,
осуши мне не милый дождь.
Распустились давно, все цветы за окном,
мне им в эту погоду никак не помочь.
Почему вдруг нельзя
Показать свои мысли?
Мимоходом, «скользя»,
Без «косметики», чистые!
Почему по утрам,
Выходя из квартир,
Смотря в зеркало,
Видим не внутренний мир?
По пути на работу,
В школу, просто гуляя,
О тех людях, что видим,
Ничего мы не знаем?
И бежим мы по жизни
«В колесе», словно белка.
Бесконечно, по кругу,
По шаблонам и «стрелкам».
Возможно, это мечты,
Быть может — глупые грёзы.
Но отнимают покой
Такого рода вопросы.
Вы только представьте:
Идя дорогой своей,
Вы, будто книги, читаете
Встречающихся вам людей.
При первом взгляде это дико,
Но попрошу вас всех учесть,
Что в мысли этой «многоликой»
Заманчивое что-то есть…
Я так сильно устала быть сильной…
Звезды робко прячуться за кронами.
Тысячи бабочек крылышек не щадя,
Кружатся в танце синхронном.
Или.
Это дождь.
Дождь по площадям.
Это когда лапша с итальянской пастой
И от голоса твоего счастлив вроде.
Когда больно страшно просыпаться,
От
«Просыпайся»
В квартире напротив.
Когда в любой ситуации ты покорен
И тщедушно пытаешься быть деловым.
А дома смотришь вниз с балкона
И хочешь, чтобы никто не ловил.
Когда засыпаешь в маршрутке вечером,
А безумные мысли приводят в ступор.
И с тобой говорит одна только женщина
И все
Что-то
Про
«Абонент не доступен».
Когда наполняются никотином легкие
И мир грубый хочеш исправить к лучшему.
Когда улыбаешся без подоплёки,
А дома плачеш слезами колючими.
Что-то не так. Что-то гниет изнутри.
Пускай тепло, пускай на улице ясно.
Клоун грустит.
Ведь даже когда снят уже грим,
Над ним иногда продолжают смеяться.
Copyright: Птицами, 2011
Свидетельство о публикации 111060700308