Один в поле не воин - воевать то не с кем.
После мира всегда приходит война - и новый мир становится лишь отсрочкой перед следующей. Придет ли эпоха тысячелетнего мира?
Пока не побежден последний враг внутри, сражения неизбежны. Пока внутри тебя нет мира, вместе с тобой всегда будет приходить война. Победить самого себя можно лишь сдавшись существованию.
Ум будет уверять тебя, что ты лучше. Ум заставит тебя воевать. Только устав от крови побед, можно начать желать умыть руки.
ПОСЛЕ АУСТЕРЛИЦА
Осторожные руки рассвета
Прикоснулись к российской столице,
А сыны в киверах, эполетах
Спят далёко под Аустерлицем.
Их нельзя разбудить канонадой,
Их нельзя ободрить наступленьем,
Ни любви им, ни песен не надо:
Жизнь - мгновенье, и гибель - мгновенье.
Лет немного прошло, и в Париже
Креп украсил жилище французов.
«Кара нам предначертана свыше,
Коль сразил Корсиканца Кутузов!» -
Ропщут старый рантье и сапожник,
Пер-Лашез орошая слезами,
Но любимых вернуть невозможно,
И разносится скорбное: «Амен».
И похожи, как четки, похожи
Плач вдовы в Сен-Жерменском предместье
И стенанья в Орловском поместье
Завсегдатая оперной ложи.
ПАРАД ЖИЗНИ
Там, где ночью пылала роща,
И со смертью браталось горе,
Ждёт парада Победы площадь,
И нарядных букетов море.
Там, где встал батальон под пули,
И пикировал «Юнкерс», воя,
Напряжённые ленты улиц
Вновь встречают живых героев.
ПРИПЕВ:
Жизни шёл парад,
Стих последний бой,
Отслужил солдат
И пришёл домой.
Преклоняю свои колени
Перед Вами, солдат усталый.
Жизнь ковала Вас, без сомнений,
Из надёжной булатной стали.
Вы, клянусь Вам последним вздохом,
На Земле уничтожив нечисть,
Сохранили саму Эпоху,
А Эпоха почти что Вечность.
ПАМЯТЬ
Победою закончилась война,
И чёрный снег давно успел растаять,
А горя безутешного волна
Всё бередит измученную память.
Опять болят глубокие рубцы
На теле юной обнажённой ели,
И мечутся усталые скворцы
И падают в свинцовой карусели.
Припев:
Дышат любовью души,
Хочет земля покоя,
Мир так легко разрушить
И тяжело построить.
И снова дым клубится над землёй
Майданека, Освенцима, Дахау,
И воют, занавешенные мглой,
Как птицы Ада, огненные «Фау».
И час настал, когда пронёс Берлин
У ног отцов чреду поблекших свастик,
И журавли, построив стройный клин,
Запели песнь вернувшегося счастья.
Самая парадоксальная, непредсказуемая и сложная -это война самим с собой…
Здравствуй, мама, нынче пишется само,
Лунный свет… Я даже свечи погасил.
Вот пишу тебе прощальное письмо,
Нету больше ни терпения, ни сил,
Ни восторга нет теперь, ни куража,
И куда-то подевался весь азарт.
Лупит снайпер со второго этажа,
Так прицельно, что какой там, к чёрту, фарт!
И ни голову не высунешь, ни нос…
Нет, затихли, совершают свой намаз.
Их Аллах, видать, сильней, чем наш Христос,
Если нас тут гибнет больше в десять раз.
А они здесь, ма, такие, как и мы -
Пашут землю, любят горы и коней,
Бесшабашны, но наивны и прямы,
Да живут суровей. Строже и бедней.
Нас тут, видимо, продержат до конца,
Мы зависли, точно жерех на блесне.
Жаль, избыток где-то цинка и свинца
Стимулирует участие в войне…
Мам, не бойся капель крови на листке,
Не волнуйся, вся на месте требуха,
Просто кожу ободрало на руке,
Я не ранен, поцарапан, чепуха.
Нас тут двое - только я да пистолет.
Пуля-дура просвистела и ушла,
Лишь повис хрустальным звоном флажолет
Тонким эхом от разбитого стекла.
Мы прорвёмся…
Мне бы в баньку, хоть на час!
А потом с бутылкой пива на софу…
Ма, в горах-то к звёздам ближе, чем у нас,
Да и к Богу, правда, рядом, тьфу-тьфу-тьфу…
Знаешь, ма, а Колька-рыжий тоже жив,
Правда, в плен вчера попал к боевикам.
Только я, да Николай на весь призыв,
Остальные - грузом двести - по домам…
Маловато нас на склонах этих круч,
Но приказано держаться до утра…
Мам, я выживу, не бойся, я везуч!
Значит свидимся.
Пока!
Уже пора…
АЛЕКСЕЙ ПОРОШИН
(«Это было в Афгане. Молодой паренек, сирота писал в ученической тетрадке письма маме, но отправить их было некому, вот и хранил тетрадку с письмами в сапоге, там ее и нашли потом…» Алексей Порошин)
МЕЗУЗА.
Лес дымился у Старой Руссы.
Мир давно был объят войной.
Дверь разбитая. Плоть мезузы
Под не знавшей косы травой.
Обнимались, как братья, танки,
Так похожи на две свечи.
Неживого села останки,
Запах смерти в седой ночи.
Утро.Маршем остатки роты.
Замерев, молодой майор
Из забывшей про сон пехоты
Устремил на мезузу взор.
Взял её, как ребёнка, в руки
И к дрожащим поднёс губам,
И душа изошла от муки,
Путь непрошенным дав слезам.
И ожили огни местечка,
Черноглазой соседки стан,
В камышах, невеличка-речка,
Опьянённый росой туман.
Талес деда и тфиллин вечный,
Отрешённых молитв обряд,
И напев материнской речи,
И отца умудрённый взгляд.
И застыла в молчанье рота,
Сняв пилотки с лихих голов,
И майор, что в боях измотан,
Стал, как прежде, к боям готов.
И мезуза, полна отваги,
От родных берегов вдали,
Низвергала с крестами стяги,
Соль вкушая чужой земли.
…На знамёнах Звезда Давида.
Ждут приказа его сыны.
Русский говор и вязь иврита.
Снятся верной мезузе сны.
Проснулись все кому спалось,
На небе что-то взорвалось,
Я распахнул своё окно и глянул вверх,
И тут мне сзади говорят:
«Ты посмотри, опять бомбят!» -
А я в ответ: «Да это ж просто фейерверк!»
Кому ответ?! Кто говорил?!
Ведь я один в квартире был!
Жена у матери - давно, наверно, спит.
Я обернулся, что за бред,
Передо мной стоял мой дед,
Мой дед, который в 45-м был убит.
Шинель, пилотка, ППШ,
А я стоял едва дыша,
И головой своей мотал, чтоб сон прогнать,
Но дед не думал уходить,
Он попросил воды испить,
Потом сказал: «Присядем внук, к чему стоять!»
Напротив деда я сидел
И словно в зеркало глядел,
И дым махорки незнакомый мне вдыхал,
А он курил и говорил
Про то, где воевал, где был
И как на Одере в него снаряд попал.
Тут его взгляд задумчив стал,
И дед надолго замолчал,
Потом вздохнул и произнес: «Скажи мне внук,
Ты отчего же так живёшь,
Как будто свой башмак жуёшь,
Как будто жизнь для тебя сплошной недуг?!»
Я растерялся, но потом
Ему все вывалил гуртом:
Что современный человек такая дрянь,
Что я ишачу на козла,
Что в людях совесть умерла,
И что отмыться им не хватит в мире бань.
Я что-то там еще кричал,
Но тут кулак на стол упал,
Горящим страшным взглядом дед меня сверлил:
«Тебе б со стороны взглянуть,
Мой внук, на жизни твоей суть
И ты б тогда совсем не так заговорил!
Ты был талантлив, всех любил,
Но все в деньгах похоронил,
Искал разгадку смысла жизни, а теперь?!
Ты ищешь баб на стороне, забыл о сыне и жене,
И между миром и тобой стальная дверь.
Неужто ради ваших склок,
За хлеб и зрелища мешок,
Мы погибали под огнем фашистских крыс,
Эх, нету Гитлера на вас,
Тогда б вы поняли за час
Всю ценность жизни,
Её прелесть, её смысл!"
Уже рассвет входил в мой дом,
И пели птицы за окном,
Солдат исчез и я вдруг начал понимать:
В любом из нас сидит война,
Не знаю чья в этом вина
И нам нельзя на ней, ребята, погибать!
В любом из нас сидит война,
Не знаю, чья в этом вина
И нам нельзя на ней, ребята, погибать!
Трагедия войны. Юрий Озеров против Никиты Михалкова
Гениальность режиссера, снимающего большое полотно о великом и трагическом событии в истории своей Родины, определяется не парадностью портретов полководцев, не количеством спецэффектов, а мелочами, которые должны достучаться до самого сердца зрителя.
Никита Михалков. «Предстояние». Умирающий молоденький обожженный танкист просит санитарку: «Покажи сиськи». Дочь Михалкова раздевается. Боец умирает, визуально познав на прощание структуру женского тела.
Что хотел сказать Михалков, ведомо только ему. Можно предположить, что имелось ввиду - как страшна война, на которой гибнут мальчишки, которые еще ничего в жизни не видели.
Но не может покинуть ощущение какой-то непреходящей пошлости, неестественности, натянутости всего происходящего. Я уж не говорю о том, что страдающему от диких болей искалеченному, погибающему человеку как-то не до половых инстинктов.
В общем, ждали «Мону Лизу», а на нам показали слово из трех букв в рамочке.
И эпопея «Освобождение» Юрия Озерова. Всеми эстетами, критиками и ценителями «истинной правды о войне» оплеванная за парадность и неправдивость.
Между прочим, Озеров сам участник той войны, в отличие от Михалкова.
И вот сцена штурма Берлина. Атакующие советские войска, преследуя противника, врываются на территорию зоопарка. Командир танка отдает приказы, он весь в горячке боя, и вдруг… Все меняется… Парень увидел зоопарк… Животных… И восхищенно говорит своему экипажу: «Зоопарк, ребята! Настоящий зоопарк!»
И в его глазах светится счастье. И мы видим, что это еще совсем пацан, который в своей жизни ничего не успел, и зоопарк он видел только на картинках. И тут, посреди боя, откуда не возьмись, это чудо…
Мальчишка-танкист выпадает из реальности войны на мгновенье… Он открывает крышку люка, чтобы лучше рассмотреть невиданных зверей… Так мы все, в своей мирной жизни порой замираем на секунду, заметив, что-то необычное и удивительное…
Но это война. И в эту секунду немецкий пулеметчик срезает восхищенного зоопарком паренька… Кровь заливает лицо… И он сползает внутрь люка, а в его гаснущем взгляде еще светится последнее в жизни восхищение…
Мальчишка, ставший командиром танка, еще ничего не видевший в жизни, нелепо гибнет на самом пороге Победы…
Нет ни сисек, ни пошлости, но от этой сцены мороз продирает по коже…
По сути два рассказа об одном и том же, но какая огромная разница…
А дело не в спецэффектах или идеологии, а в том, что внутри режиссера.
Война - это грубый, бесчеловечный и абсолютно непрактичный метод выяснения отношений между правительствами.
Гланое, чтобы все были здоровы, и лишь бы не было Войны!!!