Если ты редко используешь свои крылья, бывает больно их расправлять.
Я не верю в хороший исход уходящего дня,
что теперь без тревоги ты сможешь обнять меня,
Не поверю, что можно простить замять и забыть,
Не поверю, что можно вот так перестать любить…
«Не поминайте лихом!!! «, сказала она и с душой, нервно дрожащей в пятках, перешагнула порог кабинета стоматолога…
Эй!
Господа!
Любители
святотатств,
преступлений,
боен, -
а самое страшное
видели -
лицо мое,
когда
я абсолютно спокоен?
Тебя утешают словами, что не беда, у кого-то дети умирают, близкие покидают, уходя на тот свет… А твои проблемы… тьфу… мелочь. Верно, мелочь, но все эти проблемы и вся эта боль - урок на будущее, это то, что готовит нас к худшим проблемам - потерей близких, и всё, что вы до этого приводили в сравнение…
Растерялась, упала, душою ударилась,
Сердце как-то мгновенно от боли состарилось,
появилось немое седое отчаянье,
больно ранят беседы, обжигает молчание…
К небу взор обращаю с мольбой неприкаянной,
и лечу за чертоги пичугою раненной.
То, что ждет впереди пахнет терпким спасением,
пахнет счастьем, покоем, любви воскрешением.
Частый выдох и вдох - у меня недостаточность
И слезливых ночей и касаний крылатых…
Если вдруг разобьюсь я в полёте строптивом,
За меня помолись. Я летала счастливой…
Наша лодка разбилась. Мы оба в воде.
Вроде я на плаву. Хоть и тягостно мне.
Всплески есть.временами. и значит - плыву.
И надеюсь, что всё же не иду я ко дну.
Крики слышу твои. Умоляют меня.
Или злобою бьют. вновь меня же кляня.
Не могу я. нет сил, я ведь тоже тону.
И каким-то лишь чудом не иду я ко дну.
Страшно мне, но ведь я же - лишь Я.
Я беспомощна тоже. Спасаю себя.
Очень страшно, когда человек становится частью
тебя. Когда ты понимаешь, что если он исчезнет из твоей жизни, то мало что изменится. Нет, небо не упадёт на землю. Да и лето с зимой не поменяются
местами. В принципе, даже коты не начнут летать
по небу. В общем, всё будет нормально. Просто, если он исчезнет из твоей жизни, то он, уходя,
обязательно заберёт кусок твоей души: по забывчивости, неаккуратности или из вредности. И тебе ничего не останется, как слушать свист
сквозняка внутри себя, выжидая, когда же, ну когда же появится тот кто-то, кто заполнит тебя собой и принесёт спасительную тишину.
- А ты где отдыхала? - Да я летать боюсь… - Так ты выпей… - Да я когда выпью мне и тут хорошо…))
- Больно? - Да! - Обидно? - Да! - Сильно? - Да! - Плачешь? - Бывает! - Страшно? - Да! - Состояние? - На грани безумия! - Справишься? - Придётся! Без вариантов!!!
«…Моя старшая сестра (начало 40-х, меня ещё не было, знаю по рассказам мамы) заболела, держалась высокая температура. Наутро девочка (1 год 3 месяца) перестала дышать. Мама долго не могла оправиться от горя, очень тосковала по малышке и просила её присниться, чтобы хоть во сне прижать её разок к груди. И она увидела во сне солнечный тёплый день, на лужайке играли дети. а поодаль на болотной кочке сидела её кроха, вокруг была мутная вода. Мама спрашивает:"Нина, что же ты тут сидишь, не идёшь играть к детям?» А в ответ :"Не могу, на мне нет крестика". Ребёнок не был крещён.
Верила мама в Бога или нет, не знаю, но во времена моего детства об этом говорить запрещалось. Я помню, как мама говорила бабушке, читавшей «Отче наш»:"Мама, потише, вдруг услышит. Память детская цепкая, расскажет где-нибудь, посадят ведь".
После войны нас у мамы было четверо. Все крещёные. В те годы для учителя это считалось преступлением. Крестили подпольно, двоих даже в соседней области у родственников. Тогда у церкви по выходным и в великие праздники дежурили активисты и всех пионеров, комсомольцев, партийных брали «на карандаш».
Моей маме, как представителю сельской интеллигенции, запрещалось вести подсобное хозяйство, поэтому с нами жила бабушка, которая отвечала за «всё, что хрюкает и мычит в хлеву».
Однажды к нам во двор пришла комиссия в составе местного профкома, парткома, директора школы, представителей райкома и РОНО с целью посмотреть, какое хозяйство развела учительница. Бабушка построила нас, внуков, перед ними и сказала: «Считайте, четыре головы. Я здесь хозяйка, и хозяйство это моё. А своей училке дайте жильё и ходите туда, проверяйте».
Было очень страшно. Стоят дяди и тёти, одетые по-городскому, у всех в руках папки, ручки, они задают очень строгим голосом вопросы, на которые не знаешь, что можно отвечать, а что нельзя. Я спаслась рёвом.
В нашей школе был случай, когда учительницу выгнали из школы, когда в районной газете напечатали фото, где она кормит кур…"
Из письма Нины Ч.
Не бойтесь боли, пока чувствуешь боль - ты еще жив.
Есть такие мужчины, которые пользуются женским одиночеством, этим вечным женским страхом перед ним, этой вечной женской жаждой любить и быть любимой.
Но они не знают, какая испепеляющая разрушительная сила таится в женском одиночестве, какая жестокая опасность дремлет в оскорблённой душе женщины…
Как будто как просыпаешься утром однажды,
Рукой отгоняя, выбираешься из дурацкого сна,
Хватаешь ртом воздух, глотками от жажды,
Словно ты только что выплыл с самого дна,
Но понимаешь - захлебываешься, словно водою,
И, кажется, его выплюнешь с легкими вместе,
С тем сном, что еще недавно казался мечтою,
А в реальности оказался бедою предвестьем.
Давит, к земле прижимая ладонью прозрачной,
Словно в тисках, с до упора повернутой рукояткой,
Жжет под левым ребром неизбежностью мрачной,
Тающей на языке одновременно горькой и сладкой…
Я в оппозицию позитиву и хорошему настроению,
Спрячу сердце подальше, чтобы швы не сорвать,
Я словам не верю и все чувства подвергаю сомнению,
Когда я не могу у любви своей на руках засыпать.
Москвичи,
а особенно москвички! -
просто никогда не раскрываются, бояться «казаться» …