Страшно выговорить, но люди видят только то, что хотят видеть, и слышат только то, что хотят слышать.
Я пью за рразорённый дом,
За злую жизнь мою,
За одиночество вдвоём,
И за тебя я пью -
За ложь меня предавших губ,
За мёртвый холод глаз…
За то, что мир жесток и груб,
За то, что Бог не спас.
О, жизнь без завтрашнего дня!
Ловлю измену в каждом слове,
И убывающей любови
Звезда восходит для меня…
Словно тяжким огромным молотом
Раздробили слабую грудь.
Откупиться бы ярким золотом, -
Только раз, только раз вздохнуть!
Приподняться бы над подушками,
Снова видеть широкий пруд,
Снова видеть, как над верхушками
Сизых елей тучи плывут.
Все приму я: боль и отчаянье,
Даже жалости острие.
Только пыльный свой плащ раскаянья
Не клади на лицо мое!
Сегодня мне письма не принесли:
Забыл он написать или уехал;
Весна, как трель серебряного смеха,
Качаются в заливе корабли.
Сегодня мне письма не принесли…
Он был со мной еще совсем недавно,
Такой влюбленный, ласковый и мой,
Но это было белою зимой,
Теперь весна, и грусть весны отравна,
Он был со мной еще совсем недавно…
Последний тост
Я пью за разоренный дом,
За злую жизнь мою,
За одиночество вдвоем,
И за тебя я пью, -
За ложь меня предавших губ,
За мертвый холод глаз,
За то, что мир жесток и груб,
За то, что Бог не спас.
Долгим взглядом твоим истомленная,
И сама научилась томить.
Из ребра твоего сотворенная,
Как могу я тебя не любить?
А ты думал, я тоже такая?
Что можно забыть меня,
И что брошусь, моля и рыдая,
Под копыта гнедого коня?
Или буду просить у знахарок
Наговорной воды туесок
И пришлю тебе страшный подарок -
Мой заветный душистый платок?
Будь ты проклят. Ни словом, ни взглядом
Окаянной души не коснусь.
Но клянусь тебе ангельским садом,
Чудотворной иконой клянусь
И ночей наших пламенным чадом:
Я к тебе никогда не вернусь!
У кладбища направо пылил пустырь,
А за ним голубела река.
Еы сказал мне:"Ну что ж иди в монастырь
Или замуж за дурака…"
Принцы только такое всегда говорят,
Но я эту запомнила речь, -
Пусть струится она сто веков подряд
Горностаевой мантией с плеч.
Магдалина билась и рыдала,
Ученик любимый каменел.
А туда, где молча мать стояла,
Так никто взглянуть и не посмел.
Думали, нищие мы, нету у нас ничего,
А как стали одно за другим терять,
Так, что сделался каждый день поминальным днем,
Начали песни слагать
О великой щедрости Божьей
И о нашем бывшем богатстве…
Дьявол не выдал. Мне все удалось.
Вот и могущества явные знаки.
Вынь из груди мое сердце и брось
Самой голодной собаке.
Больше уже ни на что не гожусь.
Ни одного я не вымолвлю слова.
Нет настоящего - прошлым горжусь
И задохнулась от срама такого.
Не придумать разлуки бездонней,
Лучше сразу тогда - наповал…
И ты знаешь, что нас разлученней
В этом мире никто не бывал.
Анна Андреевна жаловалась Шкловскому, что сидит по целым дням одна: «Люди, которые меня не уважают, ко мне не ходят, потому что им неинтересно; а люди, которые меня уважают, не ходят из уважения, боятся побеспокоить»
Мы не знали, что стихи такие живучие…