каждая мать считает своего ребенка самым лучшим, самым умным и самым главным созданием в жизни…
Ваша сказка останется сказкой, пока ребенок не научится самостоятельно мыслить и говорить свое личное мнение…
Только у нас есть семьи, где мать русская, отец «афганец», а сын — «сириец»
Он с самого утра ждал у окна,
И рисовал узоры на стекле.
А мысль в голове всего одна:
«Ну, где ты, мама? Вспомни обо мне!»
Ему сегодня шесть. Он так мечтал,
что в этот день он будет снова дома.
Он представлял, как свечи задувал.
Мама целует: «С Днём Рождения, Рома!»
Он как никто знал: счастье не в конфетах,
и не в подарках. Счастье — это мама!
Он повторял: «Ну где ты? Где ты? Где ты?»
Душа болела, как сквозная рана.
Он многого ещё не понимал.
Душили слёзы, в горле… словно ком.
К стеклу прижавшись, снова вспоминал
тот день, когда забрали в детский дом.
В то утро он проснулся очень рано,
застав на кухне пьяной свою мать.
Пыталась ртом поймать струю из крана.
«Я принесу воды. Иди, мам, спать.»
Возле стола бутылки, в мойке кружки.
И как всегда, нет ничего в кастрюле.
Засохший бутерброд и с ним две сушки.
И грязный мамин шарф висел на стуле.
Что с мамой? Сын её не узнавал.
Казалось, сердце льдиной заменили.
Как-будто злой колдун заколдовал.
«Эх, как же хорошо с ней раньше жили!
Всегда пекла оладушки с вареньем.
И за руку водила в детский сад.
Заказывала торт на День Рождения.
Совсем другим тогда был мамин взгляд.
В нём было всё: забота и внимание;
по вечерам учила рисовать.
Была полна любви и понимания.
И лучшей мамы и не пожелать.
Ну, а потом… Потом она влюбилась.
И на пороге появился Он.
От счастья… вся…как звёздочка светилась.
Всё что хотела отыскала в нём.
А он мальчишке явно был не рад.
Казалось, что мальца не замечал.
Не друг, не отчим, не отец, не брат.
«Эй, ты!» — вот так ребёнка окликал.
С ним в тихий дом, где проживало счастье
ворвались: ссоры, ругань, драки, пьянки.
И что ни день, чужие лица «Здрасте.»
И ночи напролёт в кухне гулянки.
Соседи по утрам шептались хмуро:
«Куда скатилась? Женщина! Не стыдно?!
Кого в дом притащила? Вот же, дура!
А сын страдает. Ей самой не видно?»
А вот мальчишке было очень стыдно.
Голодным по утрам шёл в детский сад.
Нестиранная куртка… так обидно.
Как вечер… он домой идти не рад.
Однажды… отчим вовсе не вернулся.
Сидела мать на кухне и пила.
Сын подошёл, плеча рукой коснулся.
«Сгинь с глаз!» — рыдая, отчима ждала.
Тот так и не вернулся. Перестала
будить сынишку в садик по утрам.
Осунувшейся, раздражённой стала.
Всё чаще мальчик оставался сам.
Не плакал. Боль, переживанья, слёзы
он складывал рисунками в альбом.
Когда-то будет радуга, а грозы…
они пройдут… и станет прежним дом.
Проснулся ночью, а в подъезде крик:
«Ничтожества! Я всех вас ненавижу!»
Он головою от стыда поник.
Сосед сказал: «Совсем сорвало крышу!
Какая же ты мать? Взгляни на сына!
Когда нормально ел в последний раз?»
«Из-за него вся жизнь как-будто мимо!
Вон! В комнату иди, подальше с глаз!»
Мальчишка обнимал её руками:
«Не надо, мама! Я люблю тебя!»
«Сыта по горло этими «соплями»!
Сын до утра проплакал у себя.
Мать каждый день пила, не просыхала.
Уже через неделю Новый год.
Что ёлку и подарки обещала,
не вспомнила. Засохший бутерброд
лежал в её запыленной тарелке.
И битые бутылки по углам.
Два ночи на часах отбили стрелки.
Он слышал, как она открыла кран.
«Посуду моет? Неужели! Мама!»
— с улыбкою уснул, уснул с надеждой.
Что завтра он проснётся утром рано
от запаха оладушек, как прежде.
Но утром ничего не изменилось,
Он встал и застелил свою кровать.
И мама за плитой не суетилась.
Похоже ей давно на всё плевать.
Уснула мать. Он вымыл в кухне пол.
Съел бутерброд, помыл тарелку, стул.
Убрал в пакет бутылки, вытер стол.
Звонок. И за дверями чей-то гул.
А дальше… Он растерянно моргал.
Милиция и Органы опеки.
Кто? И зачем от мамы забирал?
Весь мир его застыл на человеке!
Мать пьяная… и не соображала.
«Мы забираем сына до суда.»
— чужая тётка вещи собирала,
добавив, — «А возможно, навсегда!»
Уж скоро год, как он живёт без мамы.
Он не хотел к детдому привыкать.
Оптимистичны были его планы:
Вернётся мама, чтоб его забрать.
Сегодня ему шесть. И сердце птицей,
Израненною птицей бьёт в груди.
Прохожим людям всматривался в лица.
«Она придёт. День целый впереди.»
Три месяца назад. Двор. Переулок.
А в окнах ненавистные соседи.
В тарелке кем-то брошенный окурок,
и от портвейна три пятна на пледе.
Пыталась вспомнить, что было вчера.
Но, память и намёков не давала.
«Кого на этот раз сюда звала?
И кошелёк куда свой подевала?»
Болела и кружилась голова.
И снова в магазин лежит маршрут.
Пустые стены… стены без тепла.
Дом, где давно не любят и не ждут.
Из магазина шла обычной тропкой.
Через дворы и обветшалый склад.
Заметила собаку. Сын звал «Кнопкой».
Она легла кормить своих щенят.
Сама — «кожа и кости» облизала
всех пятерых заботливая мать.
А женщина смотрела и рыдала.
Такая боль пронзила… Не унять.
«Мой Ромка!» — взгляд же по щенкам скользил.
«Он бы тебя кормил. Мой сын такой.
Он самым верным другом тебе был.
Что я за мать?! Он больше не со мной!
Сейчас, сейчас… тебя я накормлю.»
— в пакет смотрела и себе не верила.
«О, боже! Кем я стала? Что творю?
Каким «дерьмом» я смысл жизни меряла!»
Всё вдребезги разбив, сползла по стенке.
«Прости меня, сыночек мой, прости!»
Дрожали руки, губы и коленки.
«О, боже, я молю тебя, спаси!»
Что нелегко придётся, понимала.
Чтоб прежней, самой лучшей мамой стать,
о выпивке и думать перестала.
И начала ошибки исправлять:
Устроилась на новую работу;
С соседями своими помирилась;
Кормила «Кнопку» и её босоту.
Жизнь… как её прическа, изменилась.
А вечера все в детской проводила.
Рассматривала Ромкины рисунки.
«Про наше хобби я совсем забыла.»
— и потянула душу боль за струнки.
«Как много он успел нарисовать,
пока была собою занята.
Всю боль смог на бумаге передать.
Вот вносит в дом мужчина глыбу льда.
И дом, что был всегда теплом согрет,
стал превращаться в страшную тюрьму.
А вот рисунок с цифрой «Мне 5 лет!
Никто не поздравляет! Почему?»
На следующем сложены ладошки.
На нём свою мечту нарисовал:
поменьше и побольше идут ножки,
билет на поезд… он так долго ждал.
Наш отдых: пальмы, лето, он и я.
Я обещала отвезти на море.
У нас была счастливая семья.
Мы друг за друга в радости и в горе.
Боюсь, теперь всей жизни будет мало!
Вину перед сынишкой искупить.
А это что?» — она вся задрожала.
«Хочу любимым сыном маме быть!»
— кричал рисунок: Сын в её объятиях.
Самый счастливый мальчик в целом свете.
Он маму рисовал в красивых платьях.
Как же близки душе рисунки эти.
Она в слезах сложила их в альбом.
Один листок за столик завалился.
Достала, развернула, в горле ком.
Казалось, дивный сон сынишке снился.
«Мне 6»…улыбка, торт, на свечи дует,
она его целует, День Рождения.
«Сын будет меня ждать! Он там тоскует!
Ему шесть послезавтра! В воскресение!»
Он пальчиком узоры рисовал,
щекой прижавшись к мокрому стеклу.
«Сыночек мой! Каким ты взрослым стал!
Я жить без тебя больше не могу!»
— шептала мама. Мальчик обернулся.
Она… в руках торт, а над ней шары.
Он подбежал, руки её коснулся.
И набежала куча детворы.
«А я вам говорил… Мама вернётся!
Мы с мамочкой друг друга очень любим!
Любовь такая никогда не рвётся!
Мы скоро снова счастливы с ней будем!»
Пожалуй, никаких не хватит слов,
чтоб описать их встречи все мгновения.
«Закончился кошмар из страшных снов.
Ты — лучший мой подарок в День Рождения!»
Ей предстоит так много доказать,
чтобы вернуть себе родного сына.
И ещё больше нужно наверстать,
чтоб ожила с рисунка та картина.
Она сумеет! У неё получится!
И выход есть: бороться… он один.
И снова лучшей мамой быть научится!
А главное… её так любит сын!
------------------------------------------------------—
И как бы жизнь не била, постарайтесь
Лицом не падать, рук не опускать.
И теми, кто вас любит, не бросайтесь.
Только они вам и помогут встать…
Зима в снега укутала Таганку.
Мне холодно в натопленном миру…
И первую попавшуюся банку
С вареньем я, продрогшая, беру.
И вспомнилось:
В объятиях пылинок
Прохожие, бегущие к метро.
Июнь. Жарища. Предвоенный рынок,
И с вишнями зелёное ведро.
Дождинки разбиваются о платье
Сквозь чистую звенящую листву.
От крупных сочных ягод ароматы
Перебивают «Красную Москву».
О прошлом не жалею я нисколько
И лишнее у жизни не прошу.
Всё будет, будет!
А пока на полку
С вареньем банки тёплые ношу…
…Мир рухнет в одночасье и навеки
Под краткое циничное: «Зер гут!».
Но снова побегут в туманы реки,
И города названья сберегут.
…Но всё невыносимее и горше
Совсем одной в такие вечера.
Бумага похоронная: «…под Оршей…»
Как будто мной получена вчера.
…Попью чайку и чуточку оттаю,
За стрелками ленивыми следя.
Прости, сынок., варенье доедаю,
Которое варила для тебя.
говорят, что мама примет, таким какой ты есть
но не со мной ведь я ужасно психовона
у меня столько косяков, что их не счесть
и вся моя жизнь теперь оборвана
мы часто ругаемся, ссоримся
и все мои чувства погасли к тебе
а потом снова за счастье беремся
и вновь ты просишь меня о мольбе.
вечерами в квартире, слышны лишь крики
мы унижаем друг друга в разговоре
но скоро ты почувствуешь острые пики
и я уже иду тихо, закапывать улики.
я не могла слышать больше твой голос
и видеть у себя на глазах
хоть и стоит предо мной твой образ
потанула вся я в грехах
выхода другого не было, ты меня сильно разозлила
хоть тебя я любила, зря ты меня породила
свой нож я заточила и в твоё холодное сердце всадила
Руки матерей сотканы из нежности - дети спят на них спокойным сном.
Люди, ни о ком не заботящиеся, как бы выпадают из памяти.
Человек портит счастье, если переживает его один.
Исправить человечество нельзя, исправить себя - просто.
Мать, всем восторгающаяся и поощряющая во всем своего ребенка, может воспитать нравственного урода.
Я, Женщина - начало жизни, а не её конец. Я решительно против войн и междоусобиц, в которых гибнут дети, независимо от возраста, потому что для матери они, и в год, и два и в тридцать - дети.
Как мать дитя, народ не забывает того кто вышел из него.
Вся сила мира в женском сердце!
Плохая мать
Чтобы быть плохой матерью, большого ума не требуется. Впрочем, чтобы родить, -- тоже. Ещё Фицджеральд писал: «Материнство -- почёт, доступный и обезьяне».
Произвести на свет потомство может любое здоровое половозрелое животное женского пола. Стать плохой матерью может любая никчёмная баба. Быть хорошей матерью с момента рождения ребёнка и до своего или его последнего вздоха -- под силу только лучшим представительницам рода человеческого.
Хороших матерей, на самом деле, немало. Но ещё больше тех, кто причисляет себя к таковым. Родившая шушера всегда ставит собственное «хочу» выше блага своих детей, лицемерно заявляя при этом, что действует исключительно в их интересах.
«Когда счастлива мать, счастлив и ребёнок», -- заявляет шушера и отправляется на свидание, бросив ребёнка на бабку или няньку. Себя при этом она видит хорошей матерью: не в детдом же сдала, а оставила с родной бабушкой или с какой другой приличной женщиной.
Помните популярный в Совдепии фильм «Зимняя вишня»? Смотрела его, ещё будучи дошкольницей. И как всякому ребёнку при просмотре взрослого фильма мне врезались в память сцены с детьми. Точнее, одна из них -- та, в которой героиня тащит сына на «пятидневку, а он не хочет, а он плачет, а он упирается. Кричит: «Не хочу на пятидневку! Не хочу на пятидневку!»
- Что такое пятидневка? -- спросила я у мамы.
- Это детский сад. Но только я тебя в садик каждое утро привожу и каждый вечер оттуда забираю, а мама приводит мальчика в понедельник утром, а забирает в пятницу вечером.
Тогда я не смогла взять в толк: как же так? Почему мама мальчика не забирает его домой каждый вечер? Сейчас понимаю, почему: героиня «Зимней вишни» -- типичная родившая шушера, которая мнит себя приличным человеком, но для которой член любовника дороже общества сына.
В 1985 такие, в отличие от совсем опустившихся алкоголичек, сдавали детей не в детские дома, а на «пятидневку» и со спокойной совестью устраивали личную жизнь. В 2015 они же бросают детей на нянь и бабок и тоже устраивают личную жизнь, убеждая себя и друг друга в том, что если счастлива мать, то счастлив и ребёнок.
Вроде бы, даже и логично, если не ставить перед родившей шушерой правильные вопросы. Например, такие: «А сам факт материнства не делает тебя счастливой?»
Хорошая мать счастлива хотя бы лишь потому, что дети -- рядом, и они здоровы. Личное счастье хорошей матери заключается в счастье её детей. Если твоё личное счастье -- это что-то отдельное, не имеющее отношения к твоим детям, ты -- плохая мать, то есть родившая человекоподобная обезьяна.
Нет ничего плохого в том, чтобы не иметь детей, если не чувствуешь в себе сил и желания стать хорошей матерью. Ставить собственные интересы на первое место и вследствие этого не иметь детей -- не предосудительно, а разумно и честно.
Отвратительно -- быть плохой матерью. Быть плохой матерью -- это родить, но продолжить ставить своё «хочу» выше блага тех, кого ты родила.
Мой пост «Новый папа» вызвал возмущение в среде пернатых. Кудахча наперебой, они обсуждали его на своих страничках. Знаете, к чему сводится их главный довод?
К тому, что у меня нет детей, а, значит, я не имею права о них писать.
Во-первых, имею. Во-вторых, умный читатель видит, что пишу я совсем не о детях, а об их плохих матерях. Чтобы писать о целлюлите, необязательно иметь его на собственной заднице. Чтобы писать о плохих матерях, не обязательно быть одной из них.
Материнство и бездетность -- состояния, сами по себе не заслуживающие ни восхищения, ни осуждения. Однако курицы требуют особого, восхищённо-почтительного отношения к одному лишь факту их материнства, но выполняют при этом свои материнские обязанности, в лучшем случае, на «три с минусом».
Не быть матерью -- не плохо и не хорошо. Это просто факт: вода закипает при 100 градусах по Цельсию, у меня нет детей.
Быть матерью -- не плохо и не хорошо. Это тоже просто факт: Земля имеет форму шара, у меня есть дети.
Хорошая мать вызывает уважение. Если ты хорошая мать, то ты, безусловно, добрый, самоотверженный, неэгоистичный человек.
Плохая мать вызывает отвращение. Если ты плохая мать, то ты, безусловно, грязная, недалёкая и эгоистичная свинья.
Свиньи могут придумывать какие угодно оправдания своим поступкам, прикрывать каким угодно красивыми словами свои некрасивые делишки, но плохую мать видно сразу. Хотя бы по реакции на мой пост «Новый папа».
Впрочем, и хороших матерей тоже видно. Они есть, их много, на них и держится род человеческий.
А, по-вашему, хорошая мать -- какая она? Чем отличается плохой?
Мать - самый сложный и ответственный вид занятости.
Ёлка с красною звездой
Этой тихой зимой,
В центре города стоит
И ребяток веселит.
Наконец зима спокойна,
И спокоен небосвод.
И прощается со скорбью
В этот вечер весь народ!
И никто не знает даже,
Что у матери со стажем
Сын единственный, родной
Не писал давно домой.
Мать спокойствия не знает,
И письмо в военкомат, мать бедняжка посылает,
И приходит ей ответ…
Сына больше в живых нет!
Говорят ей «Он герой!»
И погиб он славною судьбой…
Да, герой, но сын один,
Мать рыдает, мать без сил!
Мать жила одна,
И вот, смерть настала через год.
Вот что сделала война
Сыновей у матёрей всех… она… всех забрала!
Опустился вечер, тихо плещет речка,
Месяц чудным светом ивы серебрит.
Не проси, сердечко, тёплого словечка-
У икон старушка с Богом говорит.
Старый чемоданчик ласково погладит
И вздохнёт печально, не сдержав слезы,
Старый чемоданчик, письма да тетради,
Старый чемоданчик - летопись судьбы.
Вот письмо от мужа - старенький конвертик,
Торопился, видно, строчки не ровны,
Вот и похоронка, офицерский кортик,
Как немое эхо минувшей войны.
Вот цветное фото - дети все и внуки,
Под рябиной красной вместе собрались.
Только грустно что-то, ждать одной в разлуке-
За хорошей жизнью в город подались.
Брошена деревня, спят поля пустые,
У икон старушка с Богом говорит,
Огонёк лампады, лики, как живые,
Месяц чудным светом ивы серебрит.
Дети вы родные - души берегите,
Помирать в разлуке очень тяжело,
Старый чемоданчик бережно храните…
Повидать бы внуков, не были давно.
И рябина нежно, слыша ту молитву,
Гладила оконце веткой до зари.
То ли показалось, - скрипнула калитка?
Выгляну, а может, это кто свои.
Поставлю свечку простодушную
за упокой забытой матери.
Вдруг сделалась она лягушкою
из невезучего бухгалтера?
Придет домой в закате маковом
и критикует нас истошно,
а бормотнет отец: «Расквакалась!»,
вмиг скок-поскок рыдать в картошку.
Забилась под былинку тертую
и пялится непонимающе
на холм бревенчатый со стеклами -
громадин жуткое пристанище.
Оттуда пышут шум и зарево,
ужасная необъяснимость…
Пошли ей, Господи, комарика,
луну бодрящую и сырость.