В древнем Египте фаллическии символ олицетворял не только плодородие, но и выполнял магическую функцию, поскольку жрецы этот символ использовали для лечения людеи.
Мужской балетный костюм: от камзола и панталон до полной обнаженки
У мужчин в балетном костюме все начиналось с такого наворота, что сегодня невозможно даже представить, как в подобных нарядах можно было не то что танцевать, а просто двигаться по сцене. Но танцовщики показали себя настоящими борцами за полное освобождение тела от тряпичных оков. Правда, путь, который им пришлось проделать, чтобы появляться перед зрителями почти обнаженными, лишь прикрыв «срам» фиговым листком по имени бандаж, или вообще обнаженными, оказался долгим, тернистым и скандальным.
Юбочка на каркасе
Что собой представлял танцовщик времен становления балета? Лицо артиста скрывала маска, голову украшал высокий парик с пышно взбитыми волосами, концы которых ниспадали на спину. Поверх парика надевался еще какой-нибудь невероятный головной убор. Ткани для костюмов были тяжелыми, плотными, щедро взбитыми. Танцовщик появлялся на сцене в юбочке на каркасе, доходящей почти до колена, и в башмаках на высоких каблуках. Использовались в мужском наряде еще и мантии из золотой и серебряной парчи, доходящие сзади до пят. Ну просто рождественская елка, только что не светящаяся разноцветными электрическими лампочками.
К концу ХVIII века балетный костюм постепенно начинает меняться, становясь более легким и изящным. Причина — усложнившаяся техника танца, требующая освобождения мужского тела от тяжелых нарядов. Костюмные новшества, как всегда, диктует законодатель мод — Париж. Ведущий исполнитель теперь носит греческий хитон и сандалии, ремни которых обвивают щиколотку и основание икры обнаженных ног. Танцовщик демихарактерного жанра выступает в коротком камзоле, панталончиках и длинных чулках, танцовщик характерного амплуа — в театрализованной рубашке с открытым воротом, курточке и штанах. Во второй половине XVIII века появляется и такой важный атрибут мужского наряда, кстати доживший до дня сегодняшнего, как телесного цвета трико. Это потрясающее изобретение приписывают костюмеру Парижской оперы Мальо. Но вряд ли этот талантливый мсье предполагал, что его плотной вязки изделие в ХХ веке превратится в нечто эластичное.
Альберт без штанишек
Все шло в рамках традиций и приличий, пока великий реформатор балетного театра и страстный поклонник горячего мужского тела Сергей Дягилев не явил миру свою антрепризу — Русские сезоны Дягилева. Вот тут-то все и началось — скандалы, шум, истерия и всевозможные истории, связанные как с самим Дягилевым, так и с его любовниками. Ведь если раньше на сцене царила балерина, а танцовщик исполнял при ней роль послушного кавалера — помогал при вращении, чтобы не упала, поднимал повыше, чтобы показать балетоманам, что там у нее под юбками, то Дягилев главным персонажем своих спектаклей делает танцовщика.
Громкий скандал, связанный не с особой сексуальной ориентацией Дягилева, а всего лишь со сценическим костюмом, разразился в 1911 году на спектакле «Жизель», в котором Вацлав Нижинский — официальный любовник Дягилева, — танцевал графа Альберта. На танцовщике было надето все, что требовалось по роли, — трико, рубашка, короткий колет, только вот штанишек, обязательных в то время для танцовщика, не обнаружилось. И посему выразительные бедра Нижинского явились зрительному залу в их откровенной аппетитности, что возмутило присутствовавшую на спектакле императрицу Марию Федоровну. Скандальная история закончилась увольнением Нижинского «за ослушание и неуважение» к императорской сцене. Но танцевальные поиски артиста не прекратились, он продолжил свою борьбу за свободу тела в танце. В этом же году Нижинский появляется в балете «Призрак розы» в костюме, созданном Львом Бакстом, обтягивающем фигуру, как перчатка. Чуть позже в «Послеполуденном отдыхе фавна» танцовщик Нижинский предстает на сцене в таком смелом трико, которое и сегодня смотрится современно и сексуально. Правда, все эти откровения происходят уже за пределами родной, но упертой России.
Это сладкое слово — бандаж
В пятидесятые годы волшебник танца, боготворящий тело, в особенности мужское, Морис Бежар придумал универсальный наряд для танцовщицы и танцовщика: девушка в черном трико, юноша в трико и с обнаженным торсом. Затем наряд юноши совершенствуется, и молодой человек остается только в одном бандаже. Но в Советском Союзе, как известно, секса не было. Не было его и на балетной сцене. Да, конечно, любовь существовала, но чистая — «Бахчисарайский фонтан», «Ромео и Джульетта», однако никаких откровенностей. Это касалось и мужского костюма. Танцовщик надевал плотные трусы, поверх них трико, а сверх трико еще и штаны-ватоны. Хоть в самый мощный телескоп смотри, никаких прелестей не разглядишь. Тем не менее нашлись в советском отечестве смельчаки-бесстыдники, которые не захотели мириться с подобной униформой. Рассказывают, что на одном из спектаклей в Кировском (Мариинском) театре, году в 1957-м выдающийся танцовщик Вахтанг Чабукиани появился на сцене в весьма откровенном виде: в белых лосинах, надетых прямо на голое тело. Успех превзошел все мыслимые пределы. Острая на язык, выдающийся балетный педагог Агриппина Ваганова при виде танцовщика обернулась к сидящим с ней в ложе и съязвила: «И без окуляров вижу такой букет!»
По стопам Чабукиани пошел и другой танцовщик Кировского, в то время еще не балетный диссидент и гей с мировым именем, а всего лишь солист театра Рудольф Нуреев. Два первых акта «Дон Кихота» он танцевал в традиционном костюме, дозволенном советским начальством, — в трико, поверх которого были надеты короткие штаны с буфами. Перед третьим актом за кулисами разразился настоящий скандал: артист захотел надеть только белое облегающее трико поверх специального балетного бандажа и никаких штанов: «Не нужны мне эти абажурчики», — говорил он. Театральное начальство затянуло антракт на час, уламывая Нуреева. Когда занавес наконец открылся, зрители испытали шок: всем показалось, что он забыл надеть штаны.
Рудольф вообще стремился к максимальной обнаженности. В «Корсаре» он выходил с голой грудью, а в «Дон Кихоте» невероятно тонкое трико создавало иллюзию голой кожи. Но в полную мощь артист развернулся уже за пределами советской родины. Так, в «Спящей красавице», поставленной им для Национального балета Канады, Нуреев появляется укутанным в длинный до пола плащ. Потом он поворачивается спиной к залу и медленно-медленно опускает плащ, пока тот не застывает чуть ниже ягодиц.
Между ног — плечико от пальто
Рассказывает театральный художник Алла Коженкова:
— Делали мы один балетный спектакль. Во время примерки костюма солист мне говорит, что костюм ему не нравится. Я не могу понять, в чем дело: сидит все хорошо, смотрится он в этом костюме великолепно… И вдруг до меня доходит — ему не нравится гульфик, кажется, что он слишком маленький. На другой день я говорю портнихе: «Возьмите, пожалуйста, плечико от пальто и вставьте его в бандаж». Она мне: «Зачем? Почему?» Я ей: «Послушайте, я знаю, что говорю, ему понравится». На следующей примерке танцовщик надевает все тот же костюм и радостно мне сообщает: «Вот видите, стало гораздо лучше». А через секунду добавляет: «Только мне кажется, что вы женское плечико вставили, а оно маленькое… нужно вставить мужское». Я едва сдержалась от смеха, но сделала, как он просил. Портниха вшила в бандаж плечико от рукава реглан мужского пальто. Артист был на седьмом небе от счастья.
Когда-то вставляли заячью лапку, но сейчас она уже не в моде — не тот формат, а вот плечико от пальто — то, что надо.
Нуреев был первопроходцем по обнаженности в Ленинграде, а в Москве с ним соперничал Марис Лиепа. Как и Нуреев, он обожал свое тело и столь же решительно обнажал его. Именно Лиепа первым в столице вышел на сцену в бандаже, надетом под трико.
Мужчина или женщина?
Но самое интересное, что мужчины в ХХ веке пытались не только максимально обнажить тело, но и прикрыть. Некоторым особенно приглянулись женские балетные костюмы. Настоящий шок вызвало в России создание Мужского балета Валерия Михайловского, артисты которого на полном серьезе исполняли женский репертуар в самых настоящих дамских нарядах.
— Валерий, у кого родилась идея создать столь необычную труппу? — спрашиваю я Михайловского.
— Идея принадлежит мне.
— Ныне публику трудно чем-то поразить, но как ваши, так сказать, женско-мужские танцы воспринимались десять лет назад, когда появился коллектив. Не обвиняли ли вас в гомосексуальном эпатаже?
— Да, было непросто. Вились всевозможные сплетни. Тем не менее зрители с удовольствием нас принимают. И никаких обвинений в гомосексуализме не было. Хотя каждый волен думать и видеть то, что ему хочется. Никого переубеждать мы не собираемся.
— До вашего мужского балета что-то подобное существовало в мире танца?
— В Нью-Йорке есть труппа «Балет Трокадеро де Монте-Карло», но то, что они делают, — это совершенно другое. У них грубая пародия на классический танец. Мы тоже пародируем балет, но делаем это, владея профессией.
— Вы хотите сказать, что технику женского классического танца освоили в совершенстве?
— Вообще мы изначально не пытались заменить женщину в балете. Женщина так прекрасна, что посягать на нее не стоит. И каким бы изящным, утонченным, пластичным ни был мужчина, все равно он никогда не станцует так, как танцует женщина. Поэтому танцевать женские партии следует с юмором. Что мы и демонстрируем.
Но вначале, конечно, нужно было освоить женскую технику.
— А размер обуви у ваших юношей какой? Мужской или женский?
— От сорок первого до сорок третьего. И это тоже была проблема — женских балетных туфель такого размера нет в природе, поэтому нам их делают на заказ. Кстати, у каждого из танцовщиков своя именная колодка.
— Как вы скрываете свои мужские достоинства — мускулы, волосы на груди и всякие другие пикантные детали?
— Мы ничего не скрываем и не пытаемся ввести в заблуждение публику; наоборот, подчеркиваем, что перед ними выступают не женщины, а мужчины.
— И все же, кто-то может и обмануться. Наверное, было много всяких смешных эпизодов?
— Да, хватало. Дело было, кажется, было в Перми. Ребята, уже загримированные, в париках, разогреваются на сцене перед началом спектакля, а я стою за кулисами и слышу разговор двух уборщиц. Одна другой говорит: «Послушай, ты когда-нибудь видела таких здоровенных балерин?» На что та отвечает: «Нет, никогда, а ты слышишь, каким басом они говорят?» — «Да что тут удивляться, все прокуренные».
— А из зрителей-мужчин никто не предлагал вашим артистам руку и сердце?
— Нет. Правда, как-то один зритель, заплативший большие деньги за билет, пришел за кулисы и потребовал, чтобы ему доказали, что перед ним выступали не женщины, а мужчины мол, глядя из зрительного зала он не разобрал.
— И как вы это доказали?
— Ребята уже были разгримированы, без пачек, и он все понял.
Снято все
Вообще-то сегодня зрителей уже ничем не удивишь: ни мужчиной в балетной пачке, ни самым обтягивающим трико, ни даже бандажом. Если только обнаженным телом… Сегодня все чаще и чаще обнаженное тело появляется в коллективах, исповедующих современный танец. Это некая приманка и соблазнительная игрушка. Обнаженное тело может быть грустным, патетичным или шутливым. Такую шутку несколько лет назад разыграла в Москве американская труппа «Танцующие мужчины Теда Шоуна». На сцену выходили молодые люди, скромно одетые в коротенькие женские платьица, напоминающие комбинации. Не успевал танец начаться, как зрительный зал приходил в экстаз. Дело в том, что под юбочками у мужчин ничего не было надето. Публика в безумном желании получше разглядеть богатое мужское хозяйство, которое им неожиданно открылось, чуть ли не слетала со своих посадочных мест. Головы восторженных зрителей выворачивались вслед за танцевальными пируэтами, а глаза, казалось, сейчас вылезут из окуляров биноклей, что в одно мгновение уткнулись в сцену, где танцовщики от души резвились в своем озорном танце. Это было и смешно, и возбуждающе, посильнее любого самого крутого стриптиза.
Совсем голым выступает в одном из балетов наш бывший соотечественник, а ныне международная звезда Владимир Малахов. Кстати, когда еще Владимир жил в Москве, его жестоко избили в подъезде собственного дома (так что пришлось на голову накладывать швы) именно по причине нетрадиционной сексуальной ориентации. Теперь Малахов танцует по всему миру, в том числе и полностью обнаженным. Сам он считает, что обнаженность — это не эпатаж, а художественная образность балета, в котором он танцует.
В конце ХХ века тело в борьбе за свою свободу победило костюм. И это естественно. Ведь что такое балетный спектакль? Это танец тел, пробуждающих тела зрителей. И смотреть такой спектакль лучше всего телом, а не глазами. Вот для этого телесного пробуждения зрителей и нужна полная свобода танцевальному телу. Так, что да здравствует свобода!
`
Вы проснулись однажды, счастливые и нагие.
Так рассвет просыпается с мыслью, что ночь — его.
А вокруг было лето, чужая квартира и старый Киев,
Но для вас — кроме вас — в мире не было ничего.
Ток бежал по рукам, время путалось в занавеске.
Ни один лишний образ не проникал извне.
Вы лежали, как боги на древней затёртой фреске.
Утомлённые боги на скомканной простыне.
Больше не было сил ни на что, кроме поцелуя.
Не хватало ни рук, ни ног, чтоб сильней обнять.
Обалдевшие ангелы врали напропалую,
Будто могут, имеют право нажать F5.
Дальше было неинтересно: как вы оделись,
Как разъехались по своим делам, по своим местам…
Эти глупые ангелы могут стрелять, не целясь.
А вот лгать не умеют. И, видимо, неспроста.
© Кранер
Когда хотят поцеловать женщину, то в первую очередь целуют именно губы…
Они являются самой привлекательной чертой лица. Желанные… цвета рубина, что могут улыбаться так красиво.
Сама чувственность…
Мягкость…
… первые откликаются на зов притяжения. Стремятся коснуться того, кто напротив.
Скользят, ласкают, щекочут, дразнят, затем впиваются, безжалостно вбирая в себя плоть любимого…
Дарят блаженство, пробуждая всё тело и все органы чувств…
Возбуждение резонирует… разливается… плывёт внутри, словно кто-то разлил в тебе море.
Кроме того, «полные, сладкие, нежные губы, окружающие теплый влажный рот, который так пьянит…
… являются близнецом, почти точной копией чего???
Правильно, женского лоно». *
… и всякий настоящий мужчина стремиться именно туда… Обнажить, завладеть, захватить, ворваться, прочувствовать, утонуть, раствориться… забыться,
в теплый омут окунуться и даже души сквозь них коснуться.
У всех свои демоны, у всех свои слабости.
Кто-то целует, ломая без жалости.
Кто-то кочует по незнакомым.
У всех свои демоны, у всех свои омуты.
Кто-то мечтает унизить и скрыться,
Грубо плевать в вожделенные лица.
Кто-то мечтает ему подчиниться,
Отдаться до дрожи, а после — влюбиться.
Кто-то владеет, кто-то сгорает;
Кто-то живет, а кто-то играет;
Кто-то скрывает, а кто-то кричит.
Каждый своё упрятал в ночи.
У всех свои демоны, у всех свои омуты.
У каждого есть скелеты в шкафу.
Кто-то тихонько набирается опыта,
Кто-то кричит о нем за версту.
У всех свои боли, у всех свои шрамы,
Слабости малые и рваные раны.
Тяга к безумию, тяга к всевластию,
Тяга унизиться. Разные страсти…
Прошлое пошлое, горькое, разное.
Детка, мы все любовью заразные.
И ты от капкана не застрахован.
У всех пляшут демоны, у всех кипят омуты.
Maria Satura (Мария Ключко)
2014
по мотивам Eurythmics «Sweet Dreams»
Я возьму тебя ночью спящую,
Понимаешь, такая блажь!
Но мне хочется, ах, как, хочется,
Накатил вот такой кураж.
Ты вначале и не почувствуешь,
Все покажется сладостным сном,
Я войду в тебя очень медленно,
Мы сольемся в едино вдвоем.
Ты поймешь, что такое деется,
Но глаза не спешишь раскрывать,
Твое тело ко мне прижимается,
Позволяя в себя проникать.
А в конце, в высшей точке кипения,
Вдруг застонешь несдержанно ты,
Задохнувшись от наслаждения,
Упадут с неба звезды в цветы.
Ты обнимаешь руками трепетно,
Мне шепнешь: «Как же я спала!»,
И глаза от любви засветятся…
Я пойму, ты простила меня.
Сок юной девицы с губ…
Упрямец ночной — душегуб…
Капли вина на сосках слизывает впопыхах…
Эхо в экстазе ловит каждый их пылкий «хах»…
Грустью глаза полны, эротический сон прервали…
Волосы пахнут летом, были на сеновале…
Юбка помята, в пятнах…
Юность ушла безвозвратно…
Выплеснута из бокала тобой…
Нет наслажденья с одной…
__Девушки помните, что мужчина существо многогаммное, поэтому его нужно держать в напряжение ;)…В сексуальном напряжение
__Декан__
Жить одиноко он привык. После истории с Леонтин стал осторожнее относиться к знакомствам. Не превратился в закоренелого холостяка или женоненавистника, обиженного на весь прекрасный пол. Также не переквалифицировался в гомо по примеру тех, кто, поддавшись веяниям моды, пробует себя на разных сексуальных поприщах. Просто решил для себя второй раз не спешить.
Он повзрослел и стал если не мудрее, то предусмотрительнее — точно. Прежде, чем взять женщину в дом, должен убедится, что без нее действительно хуже, чем одному. И не менее важно: она должна испытывать то же самое. Как это будет называться — любовь, привязанность или по-другому, не имеет значения. Главное — внутреннее совпадение, душевная тяга друг к другу, а не только физиологическая страсть. Секс — важно и приятно, но больше похоже на животный инстинкт. С возрастом начинаешь ценить человеческие качества".
Эротический роман «Все, что она хочет», автор Ирина Лем
Не боюсь ни яркости, ни броскости,
Мне не страшно сгинуть иль пропасть,
Безразличны идиотов колкости,
Лишь бы мне сейчас в тебя упасть.
Языком по животу змеёю,
Ласково, с укусами слегка,
Да под душем с тёплою струёю,
Грудью потереться о бока.
И немея тихо - от восторга,
Слушать хлопанье твоих ресниц,
Не дождётся до утра конфорка,
Быть хочу в плену я у жар-птиц…
Эродированная девушка.
Во времена Циолковского в России не было ни секса, ни даже эротики. Были только аэродинамика и аэростатика.
Как утомленье сладострастно,
Раскинув руки птицей,
В тебя дыханием вливаться,
И чувствовать себя - царицей.
И слушать, слушать с упоением,
Твой страстный стон в ночной тиши,
И песнь любви сердцебиения,
Шептать: - дыши во мне, дыши…
Тишина доплетает кружево, свет луны золотыми бликами.
Белых звезд догорает крошево. Темнота безобразно трезвая.
Расстояние смято, сужено. Тень прибита к стене гвоздиками.
Тает небо смешно и дешево на каемках стального лезвия.
Путь до неба усыпан нотами, гонит ветер осколки памяти,
И идей череда бредовая - отголосок былой беспечности.
Почерневшими позолотами рисовать на твоем пергаменте.
А в бокалах вино багровое, да по капле безликой вечности.
На губах твоих привкус холода. Твои волосы пахнут ладаном.
На груди твоей роз соцветие. Руки связаны черной лентою.
Бесконечно мертвы и молоды. В мире сером и неразгаданном.
За веками идет столетие неразрывною эвольвентою*.
Ночь качнется туманом сепии, свечи дрогнут стеклянным инеем.
Сумасшествие чернокрылое затерялось во тьме, под шторами.
Ожидание, благолепие… В черно-красном багрово-синее,
Поцелуй меня нежно, милая. Пустота расцветет узорами.
В полумраке сцепить объятия. Слышать стоны одной сонатою.
Превратить целый мир в движение. Раздавить, что считают нормами.
Сумасшествие… Психопатия… Кто решает, что будет платою?
Белый воск и немного жжения. Та же боль, но с другими формами.
Нежность плети и боль цветением. От ремней протянулись полосы.
От волнения до бездействия в темноту окунуться зыбкую.
Мы едины. Стоят мгновения. Теплый ветер растреплет волосы.
И по коже горячим лезвием. Это боль, но с твоей улыбкою.
Бьется сердце под сводом каменным. Резать образ под бледной кожею.
Тишина доплетает кружево, укрывает теней мантильями**.
Бесконечно. Легко и пламенно. Что к святому, а что к безбожию?
Лихорадочно. Зло. Простужено. Это боль, но с твоими крыльями.
Паутина веревок грубая, вновь тела оплетает лозами,
Мокрой плетью легко, убийственно, что хотела, и что оставила.
Тихо скалится боль беззубая. Вальс желаний простыми позами.
Двое мертвых не знают истины. Их любовь потеряла правила.
Эта ночь оглушает стылая. Тихий стон доигравшей нотою.
Фотоснимки пусты прогулами. И фотограф забыл о шибере***.
Обними мое горло, милая, бесконечной тугой гарротою,
Поцелуй меня в сердце пулями. И калибры сама мне выбери.
Поцелуи остались шрамами. Белый воск обратился маскою.
Тень вползает в окно разбитое. Ночь упала нелепо, плюшево.
Измерять наслажденье граммами, а любовь извращенной ласкою.
Тишина доплетает кружево.
Тишина доплетает кружево…
`
Дразню, обещая снять трусики мини,
Когда рядом О В Е Н, Мужчина-огня.
Один из Богов и Амон тебе имя,
Мой шёпот уловка: «поймай же меня!»
Без долгих прелюдий… нам это не нужно…
Искусно мне льстишь любопытной рукой.
«Бруснички» зарделись, ничто им не чуждо …
Ты непредсказуем, такой заводной!
И нам ни к чему распылять компромиссы,
Собой удивляй, преподай мне урок.
Я только твоя… Все исполню капризы,
Налей соком тело, ведь ты мой исток!
Амон* - эгоист не приемлет отсрочку…
Так хочется неги любовной испить.
Намеренно ушко кусаю за мочку,
Пусть алым ожогом пылает корысть.
Ты в сцене постельной подобно Тарзану
Меня соблазнишь свою кроткую Джейн.
Себя кулаками бьёшь в грудь и с «лианы»
Мы вместе сорвёмся… Молю будь нежней!
________________________
* Амон - древнеегипетский бог Солнца, царь богов и покровитель власти фараонов. Изображали и в образе барана, или человека с головой барана.