Я до сих пор в бреду от ласк твоих,
Душа моя ещё полна блаженства,
И стала ночь наградой для двоих,
Познавших обладанья совершенство…
Я помню нетерпенье губ и рук,
Как платье затрещало, разрываясь.
И жадный поцелуй и сердца стук,
Как ты кричала, страсти отдаваясь…
И сладкий виноград твоих сосков
Сводил с ума. я их ловил губами,
И капельки сверкали у висков,
И не было запретов между нами…
Ты для меня раскрылась, как цветок…
От вожделенья доходя до дрожи,
Я целовал твой нежный лепесток,
И аромат вдыхал атласной кожи…
И миг настал… тела в одно слились.
И наслажденье захлестнуло нас до края,
Мы на вершину счастья вознеслись,
И стала нам любовь вратами рая…
И задержались мы на небесах…
Ночные звёзды разделили на двоих,
Нас долго ангелы носили на руках…
Я до сих пор в бреду от ласк твоих…
Губами по телу- волнующий миг,
Шепот дыханья- ласковым ветром,
Спускаясь всё ниже под нежный мотив,
Случайно присел предо мной на колени.
Трепетных пальцев- чарующий шарм,
Исследуешь все уголки, закоулки,
Стон из груди вызывает пожар,
По бёдрам скользят с нетерпением руки.
Подушечек пальцев- дрожащий аккорд,
Цепляясь за всё вызывают волненье,
Стоны сильнее как будто восторг,
Целуешь жемчужину- в ней упоенье.
Гладь языка- очень нежная нить,
И ощущенья с тобою реальны,
Я закружилась, я падаю вниз,
Ласки твои всегда идеальны.
Капли нектара- вкус на губах,
Всё собираешь до самой частички,
Нежный румянец уже на щеках,
Сгораю с тобою я словно спичка.
Губами по телу, лучше и нет,
С тобою прекрасна даже секунда,
Встречаем в обнимку красивый рассвет,
Ладони с любовью мы нежно сомкнули.
Хочу тебя, твоих горячих губ,
Прикосновений сильными руками,
Хочу чтоб был немного даже груб,
Чтоб страсть сочилась дикими ручьями.
Полётов в никуда с тобой хочу,
Взлететь бы в высь, на век остановиться,
Прижаться страстно к сильному плечу,
От поцелуев ласковых забыться.
Скольжения рук, по телу я хочу,
Движений губ, по шее и чуть ниже,
Я пред тобой нагая вся лежу,
И от желанья ты едва ли дышишь.
Хочу я вся, принадлежать тебе на век,
Чтоб сделать смог, всё то что недоступно,
Поверь мой милый, это ведь не грех,
Хотеть тебя всегда, ежеминутно.
В тебя ныряю с головой,
И бездна удовольствий льётся,
Ты свет мой и души покой,
И сердце радостно смеётся.
Проникновенно прикасанье
Твоей руки к моей груди,
И утопаю в восклицаньях:
Дыши со мной, ещё любви!!!
Обнимаю не дыша, наслаждаюсь,
По плечам струюсь водопадом,
Силой жизни в теле восхищаюсь,
Мне для счастья многого не надо.
В губы влиться поцелуем страстным,
Ощутить ответный отклик в сердце,
Раствориться молча в крике радостном,
Упоеньем в неотъемлемой частице.
Танцевать для тебя, извиваясь,
Вокруг бёдер скользя рукой,
И губами, дыханьем касаясь,
Дрожь рождая в венах рекой.
Страсть моя - мой любимый,
Отклик льётся неудержимый…
1
Коля Овечкин был замухрышкой. И у себя в деревне он был такой, и после того, как перебрался в большой миллионный город, мало что изменилось в его облике: такой же маленький, полтора метра с небольшим, росточек, такая же несуразно большая кудлатая голова поверх тощего тельца, и такая же отстраненная улыбка на бледном носатом лице.
В деревне они жили вдвоем с матерью в развалюхе у самой околицы, на мамину инвалидскую пенсию, ну и там еще на некоторые приработки Коли типа поколоть дров вдовым пенсионеркам, вскопать огород, или наоборот, выкопать, что там на нем выросло.
После того как Колина мама внезапно умерла, стало ясно, что выжить ему в деревне самому будет уже вряд ли возможным. Вот тогда дядя Андрей и забрал своего племяша в областной город. А Коля забрал с собой единственную ему дорогую вещь - резинового гномика с вытертой уже краской и с дырочкой-свистком в боку. Гномика мама подарила любимому сыну Коле в день его пятилетия, и он с ним с тех пор не расставался. Даже сейчас, когда ему было уже под тридцать.
2
В городе дядя Андрей устроил племяша в домостроительную бригаду своего приятеля. Тот, как только глянул на Колин отсутствующий взгляд, на его замухрыженный вид, заартачился было. Но литр водки и кило копченого сала сделали свое дело.
Колю выучили на курсах стропальщиков, и он скоро довольно успешно стал справляться со своими немудреными обязанностями. Ловко, как обезьяна, вскарабкавшись на торцы железобетонных плит разной конфигурации, он зацеплял их крюками строп подъемного крана, пискляво кричал «Вира!», и панель плавно уплывала вверх и крепилась монтажниками к другой панели, и строящаяся девятиэтажка медленно, но верно поднималась все выше и выше.
Над Колей беззлобно подтрунивали в бригаде, как над самым маленьким и простодушным, но он никогда не обижался, лишь улыбка на его лице становилась шире и осмысленнее. Нет, он не был ни аутистом, ни дауном - кто бы его, такого, взял на работу, а просто слегка отставал в своем развитии. Ну, лет так на десяток-пятнадцать. Каких-то витаминов, наверное, ему не хватило.
3
Вскоре члены бригады стали замечать, что Коля-то у них, оказывается, очень охоч до женского полу. А выяснилось это следующим образом. Высотка, на которой они работали, строилась на оживленном проспекте, и мимо в эти погожие летние дни проходило много всякого народа, спешащего по своим делам. И среди этого передвигающегося по тротуару пешеходного народа были, конечно, и женщины, в том числе и молодые и красивые.
И вот как только выдавалась свободная минутка, Коля стремглав несся к гофрированному ограждению вокруг стройплощадки и, став на специально принесенный им пустой ящик, через одно из окошечек, предусмотренных для утоления любопытства зевак, рассматривал проходящих женщин. При виде молодых и смазливых он откровенно капал слюной и даже пытался с ними заговаривать. Но от него или отмахивались или прямым текстом посылали в разные интимные места человеческого организма.
Овечкин в некоторых из этих мест очень даже не прочь был бы отметиться, но с ним этого даже к тридцати годам его бесхитростной жизни ни разу еще не случалось. Хотя, как все знают, еще великий Пабло Коэльо на этот счет патетически сказал: «Сами собой мечты явью не станут». Коля Овечкин, конечно, не знал, что там говорил Пабло Коэльо, и кто он такой вообще, этот Пабло. Но он интуитивно чувствовал, что рано или поздно все равно возобладает объектом своих желаний. То есть женщиной.
4
И вот однажды заболел сторож, ночами и по выходным дням охраняющий стройплощадку и практически живший в караульной будке. Замену ему почему-то быстро не удавалось найти. И бригадир похлопотал перед прорабом, чтобы Коля временно взял на себя и функции по окарауливанию объекта - не женатый, каких-либо особых увлечений, чтобы посвящать им свои выходные, у него нет, и не пьет почти, кроме дешевого пива в больших пластиковых баллонах, к которому привык еще в деревне.
Коля с радостью согласился - у дяди Андрея ему жилось несладко, невзлюбила его злющая жена родственника, и только вслух не попрекала за каждый съеденный Колей кусок (хотя с первой получки он отдал ей половину). И кроме того, Коля своим хоть и недалеким, но достаточно пытливым умом понял, что именно в этой хлипкой сторожке может осуществиться его заветная мечта.
И в первый же выходной, оставшись полновластным хозяином стройплощадки, Коля ближе к вечеру, нетерпеливо тыкая в кнопки дешевенького мобильника дрожащим пальцем, набрал один из номеров эскорт-услуг (страницу какого-то журнальчика с кучей этих телефонов ему подарил сварщик Кеша Бубнов, с которым Коля как-то самым простодушным образом поделился своей заботой).
5
- Мне бы это… девушку бы, - стараясь придать своему голосу внушительность, пропищал он в трубку, даже не дождавшись окончания приветствия своего собеседника. - Причем срочно!
В трубке озадаченно помолчали. Потом густой бас произнес:
- Слышь, ты, пацан, тебе сколько лет-то? Может, тебе не бабу надо, а бабушку, да построже, чтобы нашлепала тебе по жопе хорошенько. Ишь, девушку ему подавай. Да еще и срочно! Иди, делай уроки, двоечник, и не мешай людЯм работать…
И трубка замолчала. Коля мог бы позвонить по другому телефону - на вырванной из журнала страничке их было штук тридцать, если не больше. Но он понял, что и там может повториться такая же история, и его пошлют куда подальше, вместо того, чтобы прислать ему девушку. И Коля решил долбить в одну точку. Он снова набрал первый номер эскорт-услуг.
- Это опять ты? - удивился давешний бас, и даже густо хохотнул. - Вот баклан малолетний! Эротики что ли, по ящику насмотрелся?
- Я не баклан малолетний! - строго пропищал в трубку Коля Овечкин. - Мне уже тридцать лет, и я работаю на стройке. Это у меня просто голос такой. И никакой вашей эротики я не смотрел! Мне нужна живая женщина, и я ее вам заказываю!
- Тебе точно тридцать? - посерьезнел бас. - Ну, дела! А голос как у … Слышь, половой гигант, а деньги-то у тебя есть?
- А то, - солидно ответил Коля, и сладко обмер: похоже, вопрос с женщиной решается положительно!
- Расценки наши знаешь? - продолжал допытываться недоверчивый сотрудник сферы интимных услуг.
- Сколько? - почти безразлично спросил Овечкин. У него в кармане было около трех тысяч - может, хватит?
- Полторы тыщи за час, - сообщил его телефонный визави.
- Нормально! - обрадовался Коля Овечкин. - Беру, везите мне девушку.
- Куда ехать?
6
Коля объяснил: улица Алексеева, рядом с супермаркетом «Красный Яр» строится высотный дом. На углу - сторожка. Вот сюда и ехать.
- Где, где? - насторожился обладатель баса. - Какая еще, на хрен, сторожка?
- Да я здесь дежурю! - торопливо сказал Коля. - У вас какая машина будет? Ага, запомнил, встречу. Когда будете?
- Минут через двадцать, - все еще недоверчиво пробурчал деятель интим-услуг. - Но смотри, зёма, если тебя там не будет - из-под земли достанем и накажем. Крепко накажем! Усёк? Как тебя, кстати, зовут?
- Коля я. Овечкин Коля, - с достоинством пропищал Коля. - Жду.
- Ну, жди, - милостиво согласился невидимый собеседник. - И деньги сразу же готовь для расчета. Мы вперед берем…
Овечкин забегал по своей сторожке, наводя порядок. Он быстренько прогулялся по деревянному полу веником, благоговейно расправил старенькое одеяло на самодельном деревянном топчане, где совсем скоро должно свершиться то так долго ожидаемое им действо, которое превратит его в настоящего мужчину.
А еще он выставил на стол у окна с треснувшим пыльным стеклом свое любимое пиво «Толстяк», насыпал в тарелку горку чипсов - знал, что даму надо вначале угостить. И, усмиряя сильно колотящееся сердце, спустился из своей будки по крутой полутораметровой лестнице вниз.
7
- Эй, пацан! - услышал он грубый окрик. - Поднимись-ка вот в эту будку и глянь, кто там есть. А я тебе за это жвачку дам.
На Овечкина из медленно подъехавшей иномарки выжидательно смотрел мордатый мужик лет двадцати пяти-тридцати. Кто еще находился в этой машине, видно не было из-за тонированных стекол.
- Не надо туда подниматься, - сглотнув слюну, сказал Коля. - Это я вам звонил.
- Тебе, что ли, телка нужна?
- Ага, - кивнул Овечкин. - Это я заказывал девушку.
Мордатый, рассматривая несуразную фигуру Овечкина, округлил глаза, потом заржал так, что выронил изо рта торчащую сигарету. Овечкин все это время терпеливо молчал.
- Ну, ладно, - прекратив смеяться, но все еще улыбаясь и оглядываясь по сторонам, сказал мордатый. - Давай деньги.
- А девушка? - пискнул Коля.
Мордатый обернулся назад и что-то кому-то сказал. Выслушал ответ и рыкнул:
- Я те не пойду! А ну пошла!
8
Медленно открылась дверца иномарки, и на асфальт ступила длинная, обтянутая блестящей колготкой, нога в изящной туфельке. Затем появилась и сама обладательница красивой женской ножки, молодая девушка с копной рыжеватых голос, с недовольным, ярко разукрашенным лицом. Не то чтобы красивым, но довольно приятным.
Она вылезла из машины и встала рядом, выпрямившись во весь рост. И оказалась выше Овечкина минимум как на полторы головы. На Овечкина она старалась не смотреть.
У Коли тут же пересохло во рту и бешено заколотилось сердце: неужели он сейчас будет обладать этой красавицей? Целый час? А если доплатить, то и два?
- Деньги! - требовательно прогудел здоровяк.
Коля торопливо вытянул из нагрудного кармана комбинезона три бумажки по пятьсот рублей, вложил их в протянутую руку сутенера. Тот мельком посмотрел на них и сунул к себе в карман пиджака.
- Через час я вернусь. Чтобы Анжелка стояла вот здесь!
- Ага! - согласно кивнул головой Овечкин. Анжела стояла неподалеку, не смотря ни на кого из них и переминаясь с ноги на ногу.
Мордатый поочередно обвел их взглядом, как бы сравнивая, хохотнул еще раз и стронул машину с места.
9
- Ну, веди, где ты тут обитаешь, - приказала Анжела (она уже поняла, как ей надо вести себя этим недомерком).
- Вот сюда, вверх по этой лесенке, - зачастил Овечкин. - Только аккуратненько, она крутая.
Анжела величаво повела подбородком, сошла с асфальта и затупала каблучками своих туфелек по утоптанной земле. Овечкин семени сзади и глаз не мог оторвать от грациозно ступающих стройных ног в телесного цвета колготках. Ему уже сейчас хотелось протянуть руку и осторожно погладить одну из этих изумительных ножек, но он сдержал себя.
Анжела между тем подошла к лестнице, оглянулась на Овечкина, и стала медленно подниматься в сторожку. Следом, пыхтя от охватившего его возбуждения, торопливо передвигал свои короткие ноги Коля.
Войдя в сторожку, Анжелика оглянулась по сторонам и поморщилась - в таких условиях ей еще не приходилось работать: каморка три на два метра, обшарпанные стены, затоптанный пол, мухи жужжат под низким потолком…
Но - работа есть работа, деньги за которую уже уплачены. И отрабатывать, видимо нужно вот на этом топчане, неровно застеленном стареньким одеялом. Анжела села на него, натянуто улыбнулась глядевшему на нее во все глаза с дегенеративно открытым ртом (казалось, слюна вот-вот закапает с его оттопыренной мокрой губы) Овечкину, и стала медленно раздеваться.
10
- Ну, а ты чего ждешь? - наконец спросила она Овечкина. - Время-то идет. Да запри дверь.
Коля тут же накинул крючок на петельку (правильно, никто не должен помешать их счастью), и присев на заскрипевший краешек топчана, стал раздеваться, не в силах оторвать глаз от голой небольшой, но крепкой еще груди девушки, от ее чуть припухшего животика, от темного треугольника чуть пониже.
- А резинка у тебя есть? - неожиданно спросила Анжела.
- Какая резинка? - не понял Овечкин. - Нет у меня тут никакой резины. Но если хочешь, сбегаю на дом, там кто-то бросил дырявую камеру. Только зачем она тебе?
Анжелика захохотала так, что топчан под ней затрясся.
- Подай мне сумочку, - простонала она сквозь смех.
Овечкин потянулся к столу, стянул с нее дамскую объемную сумочку, подал девушке. Оксана достала из нее цветную маленькую упаковку с «резинкой», надорвала ее…
Пока она возилась, Овечкин разделся догола и лег рядом, судорожно вздыхая и смотря в потолок. Он не знал, что ему дальше делать. Вернее, интуитивно догадывался, но вот приступить к этому ему пока не хватало решимости.
Анжелика достала, наконец, презерватив, обернулась к Овечкину и громко ойкнула: то, что воинственно торчало у ее клиента, чему и положено торчать у мужчины по соседству с обнаженной женщиной, никак не могло принадлежать ему. Это вступало в полное противоречие с анатомическими пропорциями и должно было принадлежать мужику двухметрового роста, но никак ни этому недомерку. Но что выросло, то выросло.
И Анжелика, боязливо помаргивая, натянула эластичную резинку на этот несоразмерный с его обладателем орган. Чего Овечкин выдержать уже никак не смог, и с рычаньем набросился на Анжелику.
11
Он не понял, успел ли он что-нибудь сделать, потому что раздался громкий треск, а потом визг Анжелы, и они оба оказались на полу, среди рухнувших под тяжестью их тел досок самодельного топчана.
Овечкин очень сильно ушиб колено, но Анжеле досталось больше - у нее была содрана кожа на виске, а попу украсила большая кровоточащая царапина.
- Я щас, щас, где-то у меня аптечка была, - бормотал Овечкин, выбираясь из развалин любовного ложа и пытаясь поднять за руку Анжелу. Но та отмахивалась от него и разыскивала среди упавших с кирпичей досок и скомканного одеяла предметы своей одежды, аккуратно сложенные ею перед этим в углу топчана.
Она кое-как оделась и села на один из двух расшатанных стульев у стола. С неприязнью посмотрела на пластикового «Толстяка», потом махнула рукой и, отвинтив крышечку, осторожно налила еще холодное пиво в заботливо приготовленную Овечкиным кружку. Все так же молча сделала из нее несколько глотков. И только потом посмотрела на Колю, и ее снова затрясло от смеха.
Овечкин сидел на полу в чем мать родила, и натягивал на себя широкие сатиновые трусы в крупный горошек. Рядом лежали его смятый комбинезон, майка, грубые рабочие башмаки. И вывалившийся из кармана комбинезона резиновый гномик.
12
- Да этот чудик на тебя похож! - присмотревшись, сказала Анжела. - Такой большеголловый, носатенький. Кто это?
- Мой друг Гномик, - справившись, наконец, с трусами, сказал Овечкин. - Он умеет пищать.
И подобрав гномика, легонько сжал. Гном недовольно пискнул.
- Да у него и голос как у тебя! - снова засмеялась Анжела. - Ну вы и чудики!.. Итак, братья гномики, чего будем делать дальше?
- Щас я починю кроватку, - виновато и с готовностью сказал Овечкин, косясь на закинутые одна на другую ноги Анжелы. - Пару минут!
- Ничего ты уже не успеешь, дурачок! - неожиданно грустно сказала Анжела, дотянулась рукой до взлохмаченной головы Овечкина и ласково погладила его. - Вот-вот Боба должен подъехать. Скажи честно, у тебя были до меня женщины?
- Неа, - сокрушенно помотал головой Коля. - Ты была бы первая, вот!
- Была бы… - эхом повторила за ним Анжела. - Бедненький!
-Бип, бип, биииииппп! - послышался с улицы раздраженный автомобильный сигнал.
Анжела негромко чертыхнулась и, сунув ноги в туфельки, выскочила на улицу.
13
Овечкин припал к окну. Он видел, как полуодетая Анжела подошла к давешней черной иномарке, и не обращая внимания на заинтересованные взгляды редких прохожих, о чем-то долго говорила с водителем. Мордоворт мрачно слушал ее и отрицательно мотал головой. Анжела продолжала его в чем-то убеждать.
В конце концов, Боба ожесточенно сплюнул через открытое окно на асфальт, махнул рукой, и резко сорвал машину с места. Анжела, грациозно покачиваясь на своих туфельках, направилась к сторожке.
- У меня рабочий день закончился, - сказала она Овечкину, закрывая за собой дверь. - Ты не возражаешь, если я немного побуду с тобой?..
У волнующегося Коли в это время в руке был зажат резиновый гнгомик. И они оба тут же радостно пискнули…
Чулки и черное бельё
Я спрячу под свой плащ.
Бегу к тебе чтоб взять своё -
Тобой напиться в сласть.
Ладони к твоему лицу…
Прижму губы к губам.
О, как же я тебя хочу!
Я всё тебе отдам…
Твой запах лучший на земле,
Вдыхаю глубоко и часто,
Хочу насквозь тебя в себе,
Хочу тобою пропитаться…
Вновь близость тела твоего
Заставит сердце чаще биться.
Так не желала ни-ко-го!
Я не могу остановиться.
Так пальцам скользко на спине
Твоей широкой… Осязаем
Внутри ты, глубоко во мне.
Я вся тобою заполняюсь…
Творишь руками чудеса
Меня ввергаешь в иступленье,
Кричу не закрывая рта,
Сжимаешь горло на мгновенье,
Я задыхаясь замолчу,
Слёзы из глаз, тушь растекается…
Хочу, хочу, еще хочу!!!
Губами, языком ласкать тебя!
Заставь слизать с тебя весь вкус,
Прочувствовать размер до горла.
Я подчиниться не боюсь,
Хочу тебе я быть покорной.
Ты власть имеешь надо мной
Совсем, совсем необъяснимую.
И я так рада быть с тобой,
Твоею сучкой быть красивой.
Да, кто-то до тебя меня коснулся
и кто-то рылся в моём теле стервенея…
Но, выжить я смогла, вот в чём искуство
пусть поколечена душа, я врать не смею.
Я уберечь пыталась, всё до капли
и ни на миг я чувств не проронила!
Чтоб волосы мои тобою пахли
Я для тебя, любовь мою хранила.
Всё для тебя, касания и вздохи,
Весь эксклюзив, которого не знала
поверь, я знаю в этом мире все подвохи…
увы, я их так долго изучала.
Прошу забудь, о том откуда опыт
Не вспоминай, что я так много знала
всё в первый раз с тобой и стон и шепот
Лишь для тебя! Ах, как тебя мне мало!
Вечером поздним, окончив попойку,
Ехали, громко болтая, в метро.
Вдруг я заметил, товарищ стал в стойку,
Резко схватившись за ворот пальто.
Я проследил за радаром нахальным.
Скромно сидела от нас в стороне
Дева с таким аппаратом оральным,
Что не привидится даже во сне.
Щёки - две алых пуховых подушки,
Вздутые губы - нежнейший коралл,
С крупными серьгами милые ушки,
Пышная грудь выше всяких похвал.
На подбородке интимная ямка,
Скулы высокие, брови вразлёт.
Сразу понятно, что не лесбиянка.
Я б в многодневный пошёл с ней поход.
Вижу, приятель сглотнул нервно слюни,
Сбросить желая похмельный балласт,
Пара минут - пустит горькие нюни,
Станет податлив - живой пенопласт.
Бьёт меня локтем: «Ты видел какая? -
Пьяно на весь вагон басом орёт -
Чудо с небес, красота неземная!
Слушай, она ведь кому-то даёт!!!»
Я засмущался, грешно и постыдно
Даму унизить, хотя не со зла.
На остановке она безобидно
Нам улыбнулась и произнесла,
Прежде чем выйти походкой летящей:
«Хочешь узнать, кто имеет меня?!
Наглый, ленивый, налево смотрящий,
Как и твой друг, редко трезвый, свинья».
Двери закрылись, перрон удалился,
Канул в толпе незнакомки наряд…
Катастрофично наш мир заблудился!
С кем и зачем наши женщины спят?!
Я хочу в твоих объятьях
Испытать волненья трепет,
Чтобы шёлкового платья
Слышался призывный лепет.
Обхвати меня сильнее,
Возбуди страстей лавину,
Притяни к себе смелее,
Выгибая томно спину.
Сбросив туфли, не жалея,
Щекочи легко ступнями.
Нежно привлеки за шею,
Обними меня… ногами.
Красавица печальна очень,
Пропал отменный аппетит.
Одна проводит скорбно ночи,
Весенний щебет птиц претит.
Тепла Снегурочка боится,
Эмоций рьяных и огня.
Желаний радостных стыдится,
Ласк избегает и меня.
Я к ней ворвусь в пылу крамольном,
Чувств закружится карнавал.
В истошном крике непристойном
Придёт седой зимы финал.
Жизнь слишком коротка, что бы тратить ее на прелюдию.
В лесу среди поросли дикой,
Где трав изумрудных приятен покров,
Ты видишься мне Эвридикой
В ажурном венке из пахучих цветов.
Орфей, я со страстью великой
Тебя ублажать каждой ночью готов.
Давай отдадимся влеченью сильней,
Пока далеко от нас царство теней.
Пока не страдаете вы от отдышки,
Ещё не висит на желаньях замок,
Лелейте дам пухленьких без передышки,
Спускайте почаще интимный курок.
Пусть вас не смущают румяные пышки,
В них плещется бурный, лукавый порок.
Они весьма тщательно бреют подмышки,
У каждой, как бархатный персик, лобок.
Я готов проявить небывалую,
Запредельную, дерзкую прыть
И тебя, безнадёжно отсталую,
На поруки взять и объяснить:
Что сменила романский стиль готика,
Из чего производят капрон…
На отлично сдала ты эротику?
А за секс дали красный диплом?!