Соски скучают по губам, зубам,
Согреться.
Я, может быть Тебе отдам…
И, сердце.
Я взгляд не в силах отвести:
Какая грудь! Какая ножка!
Давай же, трусики спусти,
Я полижу тебя немножко.
Ты дивно пахнешь, мой Дружок.
Ты для меня так много значишь!
Какой желанный «пирожок»
Ты между ножек тёплых прячешь!
Уткнусь лицом во влажный пах
Моей хорошенькой Голубки,
И задрожат в моих губах,
От ласк раскрывшиеся, губки.
Я буду слизывать твой сок
И ты почувствуешь мой ротик.
Сожму неистово сосок,
Поглажу ласково животик.
Нам будет сладко, как в меду,
И даже простынь станет липкой.
Я до оргазма доведу
Тебя, с раскрывшеюся пипкой.
Мой выдох будет, словно крик.
Всё полетит куда-то мимо…
И это будет дивный миг,
Когда ничто неповторимо…
Ты стонала, ты хотела…
И в ночи от сладких мук
Страстно вздрагивало тело
И сжимались пальцы рук.
Я помог тебе раздеться.
Ты - желанна. Я - не груб…
Некуда тебе не деться
От моих горячих губ.
Я ласкаю осторожно
Потемневшие соски.
Ты чуть слышно шепчешь: «Можно…»
Мы - в постели. Мы - близки…
Вот вы откуда в детстве узнавали «про это»? Ну, я так и думал. А у нас тогда если у кого и были «ящики», то по ним ничего такого сроду не показывали, а из глянцевых журналов был только «Огонек». «Про это» же мы, тем не менее, узнавали очень рано. А что вы хотите, ведь жили мы в социалистической деревне в такой тесноте, что когда бедные родители наши хоть и старались при исполнении супружеских обязанностей соблюдать все меры конспирации, все равно, рано или поздно, «засвечивались» и пробуждали в умах и сердцах своих юных наследников неподдельный интерес к делу продолжения рода человеческого. Вот почему половая зрелость у деревенских детей наступала очень рано.
В связи с вышесказанным вспоминается такой случай.
В нашей деревне летом местом массового обиталища детей и свободных от работы взрослых был так называемый «мыстик» на Реке - песчаный мыс, намытый сильным течением реки. Здесь была отмель с замечательно прогреваемой на солнце водой - просто идеальное и безопасное место для купания малышни. Чтобы утонуть здесь, надо было очень постараться, потому что до глубокой стремнины реки, где величаво проплывали речные буксиры с баржами на прицепе или стремительно проносились рокочущие пассажирские «Ракеты», на радость купающихся вздымая высокую волну, надо было долго брести, как по морю, сначала по щиколотку в воде, потом по колено, по пояс и так далее.
Этому «мыстику» было уже много лет, и он постоянно разрастался, уходя все дальше и дальше от берега. У его основания буквально на наших глазах успела вымахать рощица из часто растущих тонких и высоких ивовых деревцев, у подножья которых стелилась шелковистая изумрудная травка. Сюда мы после купания забегали отжимать трусы, здесь играли в прятки, в «тра-ба-ба!» - то есть в войнушку.
Вот так однажды жарким июльским днем я и дружбан мой Керька, изображая партизан, залегли в ивовой чаще в засаде, выставив перед собой стволы палок-«автоматов» и поджидая своих преследователей - таких же десяти-двенадцатилетних пацанов.
И они не заставили себя долго ждать - послышались чьи-то смешки, топот босых ног и шелест раздвигаемых кустов. Мы с Керькой поглубже вжались в траву и даже перестали обращать внимание на назойливых комаров - они прятались здесь в тени до захода солнца, чтобы затем повиснуть звенящими тучами у реки и кровожадно набрасываться на все живое.
Перед нами метрах в двух-трех была небольшая прогалина, вот к ней-то и вышли поджидаемые нами «враги». Мы уже собрались привстать и дать по ним дружный залп: «Тра-ба-ба! Все, падайте, на фиг, вы убиты!», как вдруг поняли, что это совсем не те, на кого мы с Керькой устроили засаду. Это были взрослые - они эти летом окончили сельскую «восьмилетку», - Сашка по кличке «Буйнопомешанный» (думаю, тратить слова на его характеристику излишне) и его одноклассница Зойка. Из одежды на них были - на Сашке мокрые трусы, на Зойке мокрый же раздельный купальник, то есть трусы и бюстгальтер.
Им тогда было в районе пятнадцати-семнадцати лет (Сашке точно все семнадцать, так как за время учебы он пару раз оставался на второй год), и это были вполне сформировавшиеся взрослые люди. По крайней мере, в наших глазах. Потому что Сашка был хоть и невысокий, но коренастый, с развитой грудной клеткой и небольшими мячиками мускулов на руках. А Зойка - стройной, длинноволосой, с тонкой талией и уже сильными бедрами и хорошо очерченными грудями, упрятанными в ситцевый и цветастый бюстгальтер. К тому же была она и лицом симпатична - тонкий прямой нос, маленькие пунцовые губы и опушенные густыми длинными ресницами большие серо-голубые глаза.
А у Сашки… Да ну, морда как морда! И что в нем Зойка нашла? А вот дружила же с ним. И как оказалось, дружба их была не такой безвинной, как казалось.
Сашка решительно тащил застенчиво хихикающую Зойку за руку. И как только они вышли на полянку, он тут же повалил ее спиной на траву. Мы с Керькой безмолвно переглянулись: «Ага! Что-то сейчас будет!» и, затаив дыхание, снова уставились на разворачивающуюся перед нами захватывающую картину. Сашка же между тем, громко сопя, начал стаскивать с Зойки трусы. Зойка отталкивала его жадные руки, резинка трусов то и дело хлопала ее по телу, Сашка же сопел все громче и злее.
- Сашка, ну не надо! Ну, я не хочу здесь! Пошли лучше купаться, - жалобно лепетала Зойка.
- А я хочу! Прямо здесь! - рычал Сашка. И стащил таки с нее трусы, потом взгромоздился сверху и судорожно задергал обнаженным мускулистым задом.
Они лежали к нам с тыльной стороны, и все это безобразие нам с Керькой хорошо было видно. И Зойкины широко расставленные, согнутые в коленях, ноги, и Сашкина дергающаяся попа между ними, и радостно зудящая над их переплетенными, блестящими от пота телами туча комаров.
Они плотно облепили Сашкину корму, но он, разгоряченный процессом оплодотворения своей подружки, не обращал на них внимания, а все учащал амплитуду своих бессовестных телодвижений. А вот Зойка беспрестанно хлопала себя по бедрам, коленям и бокам ладошками и хныкала:
- Сашка, ты скоро? Пошли отсюда, а то комары заели!
- Щас, щас! - задушено бормотал Сашка. - Че ты лежишь, как мертвая? Давай помогай мне!
- Как? - проныла Зойка. Я ее в этот момент ненавидел всеми фибрами своей юной души. Какая падшая женщина, а? Да и вообще, что они творят на глазах детей, а? Ведь наши выпученные глаза вот-вот выкатятся в траву! По Керькиным пылающим ушам я понял, что он испытывает те же адские муки, что и я.
Зойка же между тем стала «помогать» Сашке - подаваться к нему снизу всем своим гибким телом, и этот процесс ее скоро настолько захватил, что она тоже забыла про комаров и, впившись ногтями в Сашкины ягодицы, с повизгиванием тащила его к себе. Это было уже выше моих сил и еще неискушенных возможностей. Не сговариваясь, мы с Керькой вскочили из своего укрытия и прокричав срывающимися голосами: «Тра-ба-ба! Вы убиты!», тут же ломанулись из рощи к реке. А сзади слышался удаляющийся треск ломаемых кустов - это перепуганные Сашка с Зойкой, не разбирая дороги, неслись по кустам в противоположную сторону. К деревне.
А вскоре они поженились. Сашка «Буйнопомешанный» оказался честным парнем. Да и вообще, у них, похоже, была любовь. Которой мы однажды с Керькой так подло помешали…
Туманность твоих объятий
Мне спать не даёт спокойно.
Ты держишься столь фривольно
В кругу интимных занятий,
Что постигала, похоже,
Теорию в средней школе…
А практику по доброй воле
Готова пройти на ложе?
Пришла пора для красочных картинок…
Пейзажи тел на золотом песке.
С полоской ткани между половинок
и «невзначай» открывшемся соске…)
Ночью снился эротический канал: девушки, томные вздохи, красавица Саша Грей. Проснулся, быстренько сбегал в туалет, попил водички и бегом досматривать. Заснул. А тут танки, казармы, окопы, взрывы. Какая-то сука на канал «Звезда» переключила.
«Давай потушим свет… Иди ко мне…
Я так устал от длительной разлуки.
Все эти дни одна ты на уме»…
И взял в свои ладони мои руки.
Я улыбнулась… Как мне хорошо…
От слов твоих… Твоих прикосновений…
К тебе прижалась: - «Повтори ещё».
Сквозь пальцы пальцы… Столько ощущений!
Чуть слышен шёпот… Носиком об нос.
Слегка потёрлась… Губы ищут губы.
- «Соскучился»… - «Ведь ты моя»? - вопрос.
Так возбуждён… Целуешь нежно… Грубо…
Страсть захлестнула! Нас не удержать.
Срывается одежда… (до разрыва!)
Взаимность ласк… Упали на кровать.
Волна эмоций нас с тобой накрыла.
Как ты силён!.. О, как же я слаба!
Под спину мне легли твои ладони.
Целую твоё тело - у бедра.
Дыхание на срыв… И стоны, стоны…
«Хочу тебя…» - как будто приговор.
Движения ответа не дождались.
Всё, без остатка… Как расстрел в упор…
Но смерти от любви мы не боялись!
Дрожало тело… Выдохлись… Без сил…
Какая долгожданная усталость!
- Не уходи - чуть слышно попросил.
Кивнула головой… Чтоб знал - осталась.
Ты пьян, я тоже захмелела…
Ты хочешь ласки… я в плену…
Твои объятия жарки, смелы
И поцелуи… я тону…
Скользишь по мне все ниже, ниже…
Нет воздуха… не отпущу…
Минуты сладости… все ближе…
Ты дразнишь? я… хочу… хочу…
Я растворяюсь в твоей страсти…
Ты углубляешься во мне…
Твоя рабыня в твоей власти…
Я на тебе… как на коне…
Я ускоряюсь… руки крепки…
Вцепились в голый мягкий зад,
Скачу до точки и взрываюсь…
Меня-осколки рассыпаются, как град…
Ты ждешь секунды… восстановлю дыхание…
И оседлаешь теперь ты…
И нежно… грубо…опускаясь…
Целуешь до из немоты…
Совсем чуть-чуть …и ты пульсуешь…
Распятие охватило нас…
В знак благодарности,
друг друга обняли нежно в тот же час…
(окончание)
Им повезло: дядя Саша еще не ложился отсыпаться после ночной.
- Ну, заходите, молодежь! - ничуть не удивившись, сказал он. - Ну, когда тебе чуб-то твой состригут, Серега?
- А я не дам его стричь! - заявил Серега. - Вот, дядя Саша, знакомься: моя девушка.
- Татьяна, - церемонно сказала девушка, протягивая руку. Ее узкая ладошка тут же исчезла в горсти крупной руки дяди Саши, привычной к обращению с совковой лопатой, пудовой вибробулавой, но никак не хрупкой девичьей дланью.
-Мы уже виделись, правда, на бегу. Дядя… То есть, Александр, - сказал дядя Саша, осторожно потряхивая руку Татьяны. - Проходите, раздевайтесь. Я как раз завтракать собрался. В компании веселее будет!
Завтрак был простецким - большая сковорода с жареной колбасой, залитой яйцами. Но голодным Сереге и Татьяне он казался таким необыкновенно вкусным, что они очистили эту сковороду в два счета, не утруждая себя наблюдением, хватило ли поесть дяде Саше. Ели они молча, лишь время от времени конфузливо поглядывая то друг на дружку, то на хозяина квартиры.
Все понимающий Дядя Саша лишь иронично похмыкивал. Когда они все трое перешли в зал, он вдруг сказал:
- Так, ребята мне надо ненадолго отлучиться - жена велела картошки с рынка принести. Подождите меня здесь, если вы никуда не торопитесь, а потом мы с тобой, Сережа, поговорим о твоих проводах в армию.
- А чего о них говорить? - удивился Сергей. - Собрание торжественное было, чемодан мне дембельский вручили, расчет получил…
- А вот есть о чем говорить! - торжественно заявил дядя Саша. - Хорошо, что сам пришел, а то я хотел к тебе сегодня в общагу наведаться. Решено завтра в заводском кафе ужин для вас, призывников, провести!
- Ого! - присвистнул Серега. - Ну да, нас же то ли пятеро, то ли шестеро с этим призывом уходит. А чего сразу не сказали?
- Ну, это не ко мне, это завком проканителил, - пожал плечами дядя Саша, вставая с кресла (ребята сидели рядышком на диване). - В общем, договорились, я скоро буду. Иди, закрой за мной, Серега.
В прихожей он заговорщицки подмигнул Сергею и прошипел:
- Ну, не теряйся давай, девчонка что надо! Но учти, час, от силы полтора тебе, понял? Мне поспать надо после ночной.
- Ладно, ладно дядя Саша, - зашептал в ответ Серега. - Все будет в порядке!
И закрыл за ним дверь на никелированный крючочек.
Вернувшись в комнату, он сел на диван рядом с Таней. Она посмотрела на него, улыбнулась, протянула руку и погладила по вьющемуся чубу (он ей положительно нравился, чуб то есть. Да и Сережа, похоже, тоже):
- Лохматенький какой! Скоро вот подстригут тебя, будешь знать…
- Ну и пусть, - хрипло согласился Серега и, обняв Таню, притянул ее к себе. - Отрастут потом.
Таня хотела что-то сказать в ответ, но не успела - Сергей впился в ее губы своими и неловко повалил на диван.
У них все происходило без лишних слов, как давно решенное дело, как у мужа и жены. Таня сама торопливо разделась и легла на спину, тесно сжав стройные, еще сохранившие летний загар ноги и стыдливо накрыв одной рукой поросший темными волосиками треугольный бугорок меж ними, а второй - свои ослепительно белые, с набухшими кнопками сосков груди. И закрыла глаза, прерывисто дыша.
А Сергей - так тот вообще пыхтел как паровоз, трясущимися руками сдирая с себя одежду и отшвыривая ее в сторону. Он не мог поверить своему невероятному везению - с ним согласилась переспать такая симпатичная деваха! Причем, перед самым его уходом в армию! Без особого приложения сил и стараний с его стороны! Нет, не иначе как влюбилась!
Серегино достоинство напряглось и накалилось до такой степени - плюнь на него, зашипит! И он сейчас введет его - нет, всадит! - под тот желанный волосистый бугорок, который все еще пыталась уберечь от вторжения своей влажной ладошкой Татьяна. Не хотела она почему-то раздвинуть и ножки, без чего все усилия Сереги могли оказаться напрасными (фу ты, блин, вот связался с этим рассказом! Но заканчивать-то надо… - авт.)
Но Сергей не хотел сдаваться, и чувствуя, что вот-вот может позорно кончить на оголенный девичий живот, он, бормоча какие-то присюсюкивания («Ну че ты, Танечка? Я ж люблю тебя, Танечка! Да пусти ж т ы меня, наконец!»), коленкой с усилием раздвинул Татьянины ноги, отвел ее слабо сопротивляющуюся руку с лобка и ринулся на штурм желанной цели, и когда он ее достиг, они оба охнули. И затем старенький диван, как ему и положено, сладострастно и ритмично заскрипел.
Сергей сделал всего несколько фрикций, и тут же бурно, с рычанием, эякулировал (ну, кончил, кончил! Это я, чтобы не повторяться). Но, несмотря на это, член его там, в горячей пульсирующей и нежной теснине, продолжал оставаться в упругом состоянии, и он продолжил сильные и глубокие толчки, шумно дыша и время от время ловя своими губами полуоткрытый рот Татьяны, а сделать это было непросто, так как Татьяна, охваченная страстью, мотала головой из стороны в сторону. Она впилась ногтями в спину Сереги и, согнув в коленях широко раздвинутые ноги, равномерно подавала нижнюю часть своего тела навстречу движениям партнера и тихо постанывала.
Такого блаженства Сергей в своей жизни еще не испытывал! И он хотел бы, чтобы оно длилось бесконечно. Наверное, то же самое испытывала и Татьяна. Но всему наступает конец. Для самозабвенно поглощающих друг друга Сереги и его партнерши он проявился в виде громкого, просто оглушительного стука во входную дверь.
Сказать, что он напугал молодых людей, значит - ничего не сказать. Сергей даже ощутимо подпрыгнул на Татьяне. А с той вообще случилось что-то невообразимое. По лицу ее пробежала гримаса испуга, а бедра вдруг напряглись и сделались как каменные.
Грохот в дверь продолжался, и из-за нее слышался встревоженный голос дяди Саши:
- Сережка, открывай скорее! Вы что там, оглохли? Маша сейчас придет!
Из отведенного им часа Сергей и Таня не потратили и двадцати минут. Случилось непредвиденное: дядя Саша ни в какой гараж, конечно, не пошел, а разгуливал по двору и курил. И тут он увидел, как от трамвайной остановки к дому идет его жена Маша. Он сначала подумал, что показалось, но нет, это была она. Видимо, что-то забыла важное, вот и вернулась. И дядя Саша, бросив недокуренную папиросу, побежал в подъезд: если жена застанет его племянника с девицей в их квартире, занимающихся черт знает чем, а его самого гуляющего на улице, а не отдыхающего, как полагается после ночной смены, всем не поздоровится!
На его осторожный стук в дверь (звонка у них не было) никто не отозвался, и тогда дядя Саша забарабанил изо всех сил, чтобы эти засранцы успели впустить его в дом и привести себя в порядок до прихода его жены.
Серега хотел встать с Татьяны, чтобы открыть дверь. Но не тут-то было: с перепугавшейся Татьяной произошло что-то такое, из-за чего ее «киска», только что бывшая такой нежной и податливой, вдруг превратилась в самый настоящий капкан, который плотно и жестко охватил Серегин член и, как он ни пытался извлечь его наружу, не отпускал.
- Че это такое, а? Отпусти меня, Танюха, мне дверь надо открыть, - забормотал Серега, дернулся и невольно охнул от боли: какая-то неведомая и безжалостная сила продолжала удерживать его и, казалось, даже начала пожевывать.
- Йяяя ннне ммогууу! - провыла Таня сквозь стиснутые зубы. - Су-судорога какая-то держииииит!
- Бля, это мы с тобой чё, склещились, что ли? - сделал предположение Сергей и тут же вспотел от страха. Деревенский парень, он не раз видел склещенных собак, свиней - те, повернутые друг к другу задом после случки, подолгу могли безучастно стоять на месте, пока та самая неведомая сила, которая сейчас держала Сергея на Татьяне, не расслаблялась и не высвобождала собачий или свиной писюн, и недавние партнеры как ни в чем не бывало разбегались в разные стороны. Но то животные. Неужели же и с людьми такое бывает? Может, они что-то не так сделали, вот Татьяну и заклинило?
Они со страхом смотрели друг на друга и судорожно дышали. С Серегиного носа, подбородка струился пот и капал прямо на бледно, искаженное болью и страхом лицо Татьяны. А из-за недалекой двери через крохотную прихожую до них доносился шум назревающего скандала. Тетя Маша (позже выяснилось, что она забыла свой заводской пропуск и вернулась за ним) таки настигла мужа у входа в квартиру, выяснила причину его топтания под дверью, и визгливо кричала:
- Ты что мне тут дом свиданий устроил, а? И этот племяш твой бессовестный! Мало того, что я вчера его лахудру на ночь оставила, так он опять с ней приперся! А ну открывайте, вам говорят!
Но, скованные одной… одним… В общем, привязанные друг к другу, они ничего поделать не могли. И все судорожные попытки Сереги вырваться лишь причиняли им обоим сильную боль. Татьяна бессильно колотила Серегу кулачком по спинке и молча плакала.
Серега, наконец, сдался. Он дотянулся одной рукой до упавшего на пол диванного покрывала, кое-как накрыл им оба их переплетенных, мокрых от пота, тела, и прокричал:
- Я не могу встать с дивана! Ломайте дверь…
На лестничной площадке заохала тетя Маша, крепко выматерился дядя Саша, потом послышался сильный удар, сорвавший крючок, и распахнувшаяся дверь с треском ударилась о стену. В комнату не вошли, а вбежали друг за другом оба супруга. И замерли на месте, уставившись на бугрившиеся под покрывалом на их любимом диване тела, на торчащие из- под него голые ноги, на высившуюся над всем этим лохматую голову своего племянника, которую он старательно отворачивал от родственников.
- Это… Это чё такое, а? - взвизгнула тетя Маша. - А ну слезайте с дивана и марш отсюда, поганцы!
- Маша, Маша, надо же им дать одеться, - увещевающе забубнил дядя Саша, еще не понимая сути происходящего. - Успокойся! Пойдем на кухню, посидим. Эй, молодые, вам на сборы пять минут!
- Дядя Саша, мы не можем, - плаксиво сказал Сережа, все же повернув к ним багровое и виноватое лицо.
- Как это не можете? - захлебнулась от негодования тетя Маша. - А ну слазьте с моего дивана, бесстыдники!
А дядя Саша, кажется, что-то начал понимать. Он нагнулся над племянником и просипел ему в пунцовое оттопыренное ухо:
- Серега, вы, случаем не того?.. Не склещились?
Серега быстро посмотрел в сторону разгневанной тети Маши и кивнул.
- Оптыть! - обескураженно сказал дядя Саша.
Таня снова захлюпала носом под Серегой, а он с ненавистью прошипел ей:
- Заткнись, а?
Дядя Саша взял жену за локоток и почти насильно увел ее на кухню, и о чем-то стал ей там бубнить. Бубненье это время от времени прерывалось вскриками тети Маши: «Да что же это такое?», «Зачем ты их впустил?», и «Че теперь делать-то?».
Наконец, тетя Маша громко сказала:
- Разбирайся сам с ними, но чтобы я их здесь больше не видела! - хлопнула дверью и ушла. Видимо, на работу.
В комнате опять появился дядя Саша.
- Попробуй еще… это… освободиться, - сказал он.
Серега чуть дернулся на Татьяне и глухо простонал:
- Неаа, больно мне!
- Ладно, вы пока никуда не уходите, а я пойду, позвоню от соседей, скорую вызову, - принял решение дядя Саша.
- Не надо, не надо скорую! - умоляюще сказала Таня, наконец, впервые повернув голову в его сторону. - Стыдно же.
- А что ты предлагаешь?
- Ну, может, само пройдет, - неуверенно предположила девушка.
- Не пройдет, - проскулил Сергей. - А только хуже делается…
- Ждите!- отрубил дядя Саша и вышел.
- Мне тяжело, - пожаловалась Таня. - Давай как-нибудь повернемся… боком, что ли.
- Боком… Хуёком! - зло сказал Серега. Он уже не стеснялся в выражениях - так был зол на Татьяну. - Связался же я с тобой! Вот чего ты ко мне прицепилась, а?
- Идиот! Ты же мне понравился… Поначалу, - сердито сказала девушка.
- А сейчас? Ой, что ты делаешь? Не отталкивай меня, мне так больно.
- Тогда помолчи. И жди.
Сергей с Татьяной, стараясь не смотреть друг на друга, лежали на боку - им удалось сменить позицию, и зло сопели.
-Ну и где ваши голубки? - послышалось наконец из прихожей. Скорая после того, как дядя Саша пошел звонить к соседям, приехала на удивление быстро. Хотя чему тут было удивляться - утро, будний день, и далеко не в каждой квартире ждали медицинской помощи попавшие в такую пикантную ситуацию горожане.
-Сюда проходите, пожалуйста, - вежливо пробасил дядя Саша. - Вот они, красавцы!
И впервые за это утро подавил смешок.
- Ага! - сказала врач, немолодая уже женщина - видимо, специально послали такую, опытную и много повидавшую на своем веку. - Вижу. Здравствуйте, молодые люди! И кто же вас так напугал?
Лежавший спиной к вошедшим Серега повернул голову, собираясь ответить, но его опередил дядя Саша.
- Наверное, я, - виновато сказал он. - Я вам могу чем-нибудь помочь, доктор?
- Вы уже сделали, что могли, - отмахнулась от него врачиха. - Подождите в другой комнате. Я думаю, мы быстро управимся (при этих ее словах Серега с Татьяной радостно посмотрели друг на друга, Серега даже попытался вновь приобнять Татьяну, но она сердито оттолкнула его руку).
- Где у вас тут руки помыть можно?
Вернувшись в гостиную с вымытыми руками, врач деловито подошла к дивану и бесцеремонно стащила с парочки покрывало, за которое Серега судорожно уцепился свободной рукой. Перед врачом предстали два слившихся крепких молодых тела. Но она не стала ими любоваться, а зачем-то протиснула свою прохладную руку между этими слипшимися телами и осторожно помяла живот Татьяны. Та сначала поежилась, а потом начала нервно хихикать.
-Ага! - снова сказала врач (она была очень немногословна и, по всему, знала, что делать). - Будем производить разъединение. Но для этого надо будет выполнить несколько моих условий. Вы готовы?
-Готовы! - почти хором сказали Сергей и Татьяна, уставшие от своего «единения».
- Внимательно слушаем и делаем, что я говорю, - четко выговорила врачиха. - И у нас все получится.
Парочка слушала ее очень внимательно.
-Значит, ты, девочка, сильно-сильно напрягаешь живот, как будто хочешь покакать, - продолжала инструктировать их медичка (Татьяна при этих словах заметно покраснела). А ты, молодой человек…
Здесь врачиха все же проявила некоторую тактичность и следующую стадию предстоящего мероприятия произнесла вполголоса, чтобы слышали только ее пациенты:
- … Ты в это же время аккуратно вводишь свой указательный пальчик своей подружке в анус… ну, в попу, чтобы понятно было, и также аккуратно, но сильно оттягиваешь его в направление спинки дивана, то есть от нее. И как только почувствуешь, что тебя отпускает, тут же высвобождаешься. Все поняли, юные мои распутники?
- Я? Ей палец в жопу? Да ни за что! - вспыхнул Серега.
- Никогда и ни за что! - плача, вторила ему и Таня.
Врач тяжело вздохнула:
- Ну, ладно, я сама, раз вы такие стыдливые.
И в пять минут, после нескольких попыток, она, наконец, высвободила из сексуального рабства Серегино достоинство, на которое без слез смотреть было невозможно: распухшее и почерневшее от застоявшейся в нем крови, оно выглядело чужеродным телом.
Морщась от боли, Серега торопливо напялил подобранные с пола трусы и, осторожно
переставляя ноги, поплелся к туалету. Но его обогнала Таня и захлопнула дверь в гальюн перед самым его носом.
Когда они по очереди облегчились и вернулись к дивану, чтобы окончательно привести себя в порядок (дядя Саша пока торчал на кухне, что-то там, похоже, готовя к обеду), врачиха усадила их рядышком и прочла краткую лекцию, как вести себя дальше.
- У тебя, девонька, все признаки вагинизма, - сказала она Татьяне. Та с отрешенным видом кивнула, как бы говоря: «Знаю».
- Чего? - переспросил с недоумением Сергей.
- До тебя сейчас дойдем, - отмахнулась от него врач. - Так вот, с тобой это может повториться снова. Поэтому запишись-ка на прием к гинекологу, там тебе подберут лечение.
Татьяна снова кивнула.
- Ну, а тебе, молодой человек, я посоветую холодные примочки.
- Куда? - не понял Сергей.
- Туда, - уточнила врачиха. - Вот прямо сейчас и начинай, намочи тряпочку в холодной воде и приложи. Потом снова обмакни. И так несколько раз в день. Можно даже не примочку, а опускать, э-э… пострадавшую часть тела прямо в какой-нибудь сосуд с холодной водой, так быстрее дело пойдет. Не поможет - милости просим в больницу. Но должно помочь. Как говорится, до свадьбы заживет. Или вы уже женаты?
Татьяна с Сергеем вежливо промолчали. Врачиха вздохнула:
- Ну, вам виднее. Все, я поехала. Будьте здоровы!
- Спасибо! - нестройно ответили ее недавние пациенты, по-прежнему стараясь не смотреть друг на друга.
С кухни вышел дядя Саша.
- Ну, все? - сказал он, вытирая руки о передник и с улыбкой оглядывая виновников сегодняшнего переполоха. - Большое вам спасибо, уважаемый доктор! Прямо не знаю, что бы мы без вас делали…
Доктор поправила очки и, досадливо махнув рукой, застучала каблуками к выходу. Хозяин пошел проводить ее в прихожую. А когда закрыл за врачом дверь и хотел вернуться в комнату, столкнулся в прихожей с Таней. Та, пряча глаза, стала стоя обуваться.
- Да вы на стульчик сядьте, - вежливо сказал дядя Саша, подталкивая к ней стул. - Уже уходите?
- Уходим, уходим, дядя Саша.
Это подоспел и Серега, на ходу заправляя рубашку в брюки.
- Ты нас извини, что так получилось…
Татьяна, обувшись, подхватила с вешалки свою куртку и молча выскочила на площадку, застучала каблуками по лестнице.
- Как же вы так? - оставшись, наконец, наедине с племянником, участливо и в то же время с любопытством спросил дядя Саша. - Я как-то про такую фигню слышал от мужиков, но думал - брехня все это. А оно вон, оказывается, и в самом деле так бывает. Больно тебе?
- Ага, больно, - признался Серега. - Ты, дядь Саша, как начал долбить в дверь, она перепугалась, и все. Я как в тиски попал! Думал, хана, оторвется сейчас там у меня все!
Дядя Саша не выдержал и захохотал. За ним прыснул и зашелся мелким смешком и Серега.
Отсмеявшись, дядя Саша посерьезнел.
- Ну что, побежишь догонять свою невесту?
Серега помотал головой.
- Нет, даже захочу - не догоню. Пойду потихоньку в общагу, примочки буду делать, как врачиха сказала. А то ведь в армию еще не возьмут…
У Сереги Минеева повестка была уже на руках, и до отправки на сборный пункт оставалось всего три или четыре дня. В армию он уходил без всякого сожаления о гражданской жизни. Да и что там было интересного, в этой жизни. Ну, закончил девять классов у себя в Казахстане, потом бросил школу и уехал на Урал, где устроился бетонщиком на завод ЖБИ, в бригаду своего дядьки.
Жил в общаге, куролесил понемногу с такими же пацанами, работниками немногочисленных краснотурьинских предприятий (правда, среди них были уже и отслужившие, и даже отсидевшие), крутил неумелые романы с девчонками - парнем он был симпатичным, голубоглазым блондином с открытым лицом, с вьющимися волосами, и девчонки легко шли с ним на контакт - за тот год с небольшим, что Серега прожил здесь перед армией, у него их было несколько. Но ни одну из них Серега так и не трахнул - как-то получалось так, что в самые ответственные моменты стушевывался.
Хотя девственником к своим восемнадцати он уже не был - на Серегином счету к тому времени было аж три сексуальных контакта! Но все три - по пьяной лавочке, и с пьяными же бабами, так что там мало что запомнилось. Да и вспоминать потом не хотелось. А вот так, чтобы трезвым и, что называется, по любви, пока не получалось.
Незадолго до того, как Сереге получить повестку, он с Валеркой Антипкиным, соседом по общежитской комнате, познакомились с одной интересной мадамой. Лена Маркова жила одна в пятиэтажке напротив мужской общаги, и даже на том же этаже - третьем.
Ей было чуть больше двадцати. Она иногда вечерами сидела на балконе, и ее аккуратно причесанная головка издалека казалась приглядевшим ее парням очень хорошенькой. Между общагой и тем жилым домом расстояние было, может быть, метров тридцать всего, и Серега с Валеркой, по пояс высунувшись из своей комнаты и лежа на подоконнике, усиленно пытались завладеть вниманием симпатичной незнакомки.
Они не дерзили, не хамили, а наперебой восхищались девушкой и старались выглядеть гораздо воспитанней, чем есть на самом деле. И ведь их старания не пропали даром - где-то на четвертом или пятом сеансе «тет-а-тета» через дорогу Лена (так она назвалась, когда парни ей представились) позволила им прийти к ней в гости.
Она и вблизи оказалась не хуже, ладненькая такая, темноволосая, с миловидным матовым лицом, голубыми глазами, вот только подбородок ее немного портил - он был немного удлинен и тяжеловат (у Ксюши Собчак был такой, пока она не сделала себе пластическую операцию). Лена оказалась очень общительной, с неожиданно мелодичным голоском, речь ее была удивительно грамотной, и ее небольшой физический недостаток пацаны скоро просто перестали замечать.
Серега так и не запомнил, где она работала, но после возвращения со своей конторской службы Лена практически никуда не выходила из дома. Может быть, она все же стеснялась своего тяжелого подбородка?
Парни приходили к ней в ее однокомнатную квартирку всегда вместе, приносили конфет или пирожных (и никогда - спиртного, она им запретила это в первый же визит, когда Серега с Валеркой приволокли «огнетушитель» вина, и который потом, конфузясь, с собой же и унесли), и часами могли болтать под неспешное распивание чаев о всякой чепухе. Им очень нравились Ленины рассуждения - они пацанам, не отягощенным образованием, казались очень умными и интересными, ведь у Ленки, как никак, за плечами был какой-то институт.
Все больше нравилась и сама Лена - она не была похоже на тех простых петеушных девчонок из соседской женской общаги, с которыми парни тогда водились - те и выпить могли запросто, и матом загнуть, и ножки легко раздвинуть по пьяной лавочке.
Лена же казалась им очень интеллигентной, самостоятельной и… недоступной. Серега с Валеркой не понимали, на фига же они ей сдались тогда, юные пролетарии одному только стукнуло восемнадцать, другому девятнадцать? Может, она просто так убивала время, которого у нее, похоже, девать было некуда, или она так утверждала свое превосходство над ними, вчерашними школьниками? Или же она по какой-то причине не хотела общаться со своими сверстниками, а дефицит общения восполняла за счет нечастых визитов к ней этих наивных пацанов?
Так или иначе, самих пацанов это вскоре перестало занимать. Как и то, на ком же из них Лена, в конце концов, остановит свой выбор. Похоже, что она их обоих, как возможных кандидатов на более серьезные отношения, не воспринимала. Но пацаны, когда им надоедали их бесхитростные развлечения в своей среде, продолжали ходить к Лене, уже ни на что не рассчитывая, а как бы по инерции. Чисто на посиделки.
Но однажды этим посиделкам был положен конец. Причем, самым неожиданным образом. В августе Сереге стукнуло восемнадцать, и уже в октябре он получил на руки повестку в армию. У него оставалось три недели до явки в военкомат, и Серега, рассчитавшись на своем ЖБИ, успел съездить в родную деревню проститься с родителями и друзьям. Погуляв там недельку, он вернулся в город, в общагу, комната в которой до ухода в армию еще продолжала оставаться за ним, и догуливал оставшиеся дни здесь.
За три дня до ухода Сереги в армию они вдвоем Валеркой, совершенно трезвые, пошли в гости к Лене. И застали у нее молодую особу. Оказалось, что это была кузина Лены, Таня, приехавшая к ней погостить из какого-то рабочего пригородного поселка. Она была сверстницей пацанов, училась на втором курсе краснотурьинского индустриального техникума, а жила в каком-то пригородном поселке, из которого, как она сказала, ездила на учебу каждый день рейсовым автобусом, на нем же возвращалась домой.
Серега на нее сразу запал: небольшого росточка, с крепкой высокой грудью, плотно обтянутой белой водолазкой, со стройными ножками. Мордашка у нее тоже была что надо: серые большие глаза с пушистыми ресницами, пухлые губки с капризным изломом, чистое лицо обрамлено русоволосой прической каре.
Удивительно, но она тоже обратила внимание на Серегу. Серега это понял по тому, как Таня старалась… не обращать на него внимания, отводила свой взгляд в сторону или просто опускала глаза, когда Серега смотрел на нее. При этом в уголках ее маленьких пухлых губ подрагивала таинственная улыбка.
Серега, не очень-то искушенный во всех этих женских штучках, сначала даже почти обиделся. Но когда Таня сама подошла к нему, сидящему за столом, и рассматривающему какой-то журнал, и нагнувшись над ним и мимолетно коснувшись грудью его плеча, спросила, что он там нашел интересного, Серегу как будто обожгло. И он понял, что у них с Таней сегодня что-то должно случиться, но не здесь, не в этой однокомнатной квартире, им с Таней надо отсюда уходить. Куда? А хотя бы на улицу, а там видно будет.
И он сказал Тане севшим голосом:
- Пойдем, погуляем? Надоело здесь сидеть.
Таня улыбнулась и спросила:
- А что мы Лене скажем?
- А так и скажем, что пойдем гулять! - с вызовом и громко буркнул Серега, в расчете на то, что Лена их слышит. И тут же встал с места и вышел в прихожую, чтобы обуться и накинуть на себя куртку. Следом, что-то негромко сказав Лене, вышла и Таня. Она натянула на свои стройные ножки замшевые сапожки, поочередно вжикая их молниями-застежками, накинула сверху болоньевый плащ, взял зонт.
- А что это вы так неожиданно решили пойти погулять? - с неожиданными ревнивыми нотками в голосе спросила тут же вышедшая вслед за ними в, и без того тесную, прихожую Лена. - И почему сами? Может, и мы тоже хотим с Валерой пойти с вами. Да, Валера?
Она обернулась назад - Валерка уже нарисовался за ее спиной и с удивлением смотрел на делающего ему страшные глаза Серегу. Он переводил свой взгляд то на приятеля, то на теребящую с деланно равнодушным видом свой шарф Таню, то на покрасневшую от возмущения Лену. Потом, наконец, до него дошла суть отчаянной мимики Сереги, и он буркнул:
- Да ну, сыро там! Пусть без нас мокнут, если им так хочется.
И, мигнув Сереге, ушел вглубь комнаты.
Лена еще раз посмотрела уничтожающим взглядом на Серегу (тот даже внутренне поразился: «А где ж ты раньше была?»), на сестру свою двоюродную Таню, и сдалась.
- Ну, идите, если так, - силясь улыбнуться, сказала она. - Только, Таня, чтобы недолго. Я за тебя отвечаю.
На Серегу она больше не смотрела - похоже, с этого момента он перестал для нее существовать, поскольку посмел сделать свой выбор, причем в ее же доме, в пользу другой девушки, пусть даже ее сестры. Этот Серегин поступок Лена, по всему, сочла оскорбительным для себя: как же, ее предали!
Серега, конечно, чувствовал себя сейчас немного виноватым - да, он сделал свой мужской выбор. Но, с одной стороны, Лена ведь сама до этого отвергала всяческие половые поползновения со стороны приятелей, с которыми она вела до сего дня дружбу. А во вторых, никакая сила не могла Сергея в этот момент отказаться от хорошенькой девушки Тани, которая ясно дала понять ему всего несколько минут назад, когда она мимолетно обожгла его своей упругой девичьей грудью, как ему вести себя дальше. Вот он и увел ее. Что ж тут такого?
И они, выйдя на лестничную площадку (Лена тут же яростно, как запечатала, захлопнула за ними дверь), взялись за руки и поскакали вниз. Но уже на лестничной площадке второго этажа осмелевший и пьяный от предчувствий Серега, обхватив Таню за плечи, прижал е к стене всем своим ее телом, заглянул в ее смеющиеся глаза, и впился своими губами в ее ждущие полуоткрытые губы. При этом Серега почувствовал, как в его брюках тут же напрягся и вздыбился член и уперся Тане точно в промежность.
Сергей засмущался и хотел отстраниться от девушки. Но Таня только крепче прижалась к нему и сама захватила своими губами его губы, и не отпускала их, пока Сергей не начал сопеть и задыхаться.
Даже такому неискушенному «мачо», как Сереге, стало понятно, что девушка Таня, скорее всего, вовсе уже не девушка. Но это его сейчас занимало меньше всего. Серега уяснил для себя главное: Таня сейчас готова на все. Но где совершить это «всё»? Не здесь же, в подъезде, хотя и полутемном, но обитаемом, о чем свидетельствовали стук дверей, чьи-то шаги за их спиной и презрительное фырканье, на что они, впрочем, не обращали внимания. И не на улице же, где-нибудь в кустах, в скверике - октябрь стоял на дворе, холодно было, сыро. Но куда же, куда тогда?
И тут Серега принял единственно верное, в его представлении и ситуации решение: в общагу! Его сосед по комнате Валерка сейчас у Лены, так что никто им не помешает. Главное, пройти незамеченными мимо вахтерши (сегодня дежурила тетя Глаша, очень глазастая и злобная тетка).
- Пошли ко мне в общагу? - предложил он Тане.
- А что мы там будем делать? - лукаво улыбаясь, спросила Таня.
- Ну, это… Посмотришь, как мы живем, - не сразу нашелся что сказать Серега. - Чаем напою. Пошли, а? Общага наша рядышком, через дорогу…
- Ну, уговорил, уговорил бедную девушку, - проказливо шлепнула его ладошкой по плечу Таня. - Веди.
На улице было уже темно. Дзинькая и скрежеща колесными парами по рельсам, делающими здесь поворот с улицы Фрунзе на улицу Чкалова, прогрохотал освещенный изнутри трамвай с редкими фигурами пассажиров за мокрыми окнами. Серега посмотрел на часы - уже больше десяти вечера. До одиннадцати гостей в их общагу еще пускали. Но с девушкой Серегу тетя Глаша вряд ли пропустит, тем более что недавно она на них с Валеркой здорово разозлилась: те плохо вытерли ноги, когда в дождь вернулись из прогулки по городу, и наследили в фойе.
Надо улучить момент, когда баба Варя уткнется в телевизор или вдруг, на их счастье, прошаркает своими стоптанными тапками в служебный туалет, и быстренько прошмыгнуть по лестнице наверх, на свой третий этаж - ключ от комнаты был у Сереги в кармане, - авось, не заметит. Или дождаться, когда в общагу вернется какая-нибудь теплая компашка из трех-четырех поддатых пацанов (компанией всегда легче отбиться от городской шпаны, потому групповые прогулки обитателей общаги всегда были в ходу), баба Варя с ними непременно полается, и тогда тоже можно будет протолкнуть Татьяну наверх незамеченной. В общем, есть смысл попробовать.
Они быстро перешли улицу и поднялись на крыльцо общежития. Здесь, под бетонным козырьком, можно было стоять сколько угодно мелкий и холодный дождь уже не доставал их. Оставив Таню на крыльце, Сергей аккуратно, стараясь не стучать дверью, вошел в тамбур, стал в угол и через дверное стекло стал украдкой наблюдать за вахтершей.
Баба Варя сидела за своим столом на подиумном возвышении вахтера как приклеенная и что-то там внимательно разглядывала или читала (наверное, газету), изредка вскидывая свою седенькую голову и сквозь старомодные круглые очки внимательно разглядывая холл.
Так прошло пять минут, десять. В общагу, как назло, возвращались лишь одиночки, поочередно хлопали дверями тамбура, впуская с улицы холод, а из холла тепло, здоровались с Серегой, а он свирепым шепотом отгонял их от себя, чтобы баба Варя, не дай Бог, не разглядела его, явно чего-то дожидающегося.
И когда Серега уже отчаялся дождаться благоприятного момента, вахтерша встала с места и засеменила по направлению к служебному туалету. Вот оно!
Не дожидаясь, пока баба Варя скроется за сортирной дверью, Серега выскочил из тамбура, схватил за руку явно заскучавшую Таню, и они на цыпочках устремились к лестнице. И тут на столе вахтера зазвонил телефон.
-Ат, зараза! - ругнулась баба Варя, уже отомкнувшая висячий замок на туалете и только собравшаяся в нем скрыться. - И не поссышь толком!.. А вы куда? А?!!
Серега с Татьяной уже почти преодолели первый лестничный марш, когда повернувшаяся в трезвонящему телефону вахтерша узрела их через свои круглые совиные очки.
- А ну назад, паскудники! - гремел под сводами просторного общежитского фойе гневный и неожиданно сильный голос бабы Вари. - Ишь, чё удумали! Пошла отсюда, лахудра, пошла, пошла!
Таня остановилась на лестнице.
- Это кто лахудра? - обиженно и звонко сказала она. - Ты на себя посмотри, старая грымза!
-Пойдем, пойдем, - торопливо пробормотал Серега и, приобняв Таню за талию, увлек ее к выходу. Упрашивать вахтершу пропустить его наверх с девчонкой было бессмысленно.
- Надо было проскочить наверх, пусть бы искала нас по комнатам, ведьма! - зло и азартно сказала Таня.
-Так баба Варя знает, из какой я комнаты, - виновато пояснил Серега. - Еще бы милицию вызвала, она такая! Не зря ее тут держат уже, говорят, лет двадцать.
- Профессионалка! - хмыкнула Татьяна, опираясь на его руку и спускаясь с крыльца. - Ну что, Сергунчик, погуляли, и по домам пора?
Она впервые за весь этот бестолковый вечер так ласково назвала Сергея, и у него опять заколотилось сердце. Все его мужское, хотя еще и совсем юное, естество не могло смириться с таким исходом этого многообещающего свидания. Эх, будь у него деньги, можно было бы подкупить эту старую заразу вахтершу, но остатки расчета и то, что ему в дали в дорогу родители, он прогулял с Валеркой и прочими обитателями общаги за минувшую неделю, и в грудном кармане пиджака у него сиротливо дожидалась своей участи последняя десятка - все, с чем ему предстояло через три - нет, уже через два дня, - отправиться в армию, да и жрать на что-то надо. Впрочем, с деньгами ему наверняка поможет родной дядя Саша, у которого и работал в бригаде на ЖБИ Серега.
Черт, вот же выход! А что, если нагрянуть в гости к нему прямо сейчас - дядя Саша с женой и двумя детишками жили в хрушевке всего через дом от общаги, и сейчас наверняка еще не спят. А если еще тетя Маша в ночной смене, то вообще все может образоваться самым замечательным образом - дядя Саша мужик понятливый и оставит их на ночь, тем более что квартира у них трехкомнатная и есть где приютить гостей - в гостиной на диване! «Представлю Таню своей невестой - оставят, никуда не денутся. А там у нас все и будет, главное - не шуметь сильно! - вдохновленно фантазировал Сергей. - Лишь бы Таня не отказалась пойти…»
Таня на удивление легко согласилась пойти в гости к родственникам Сереги - похоже, она сегодня готова была отправиться хоть к черту на рога, лишь бы вечер этот получил свое логическое завершение. А может, она просто не хотела возвращаться к своей кузине Лене, у которой к ней явно появились вопросы, домой же, в свой поселок, Таня теперь могла бы уехать только утром.
И они отправились в гости. Время было уже около двенадцати. Дверь им открыла… тетя Маша. Она с удивлением и подозрением уставилась на племянника своего мужа и на его спутницу.
Таня хихикнула.
- А… А где дядя Саша? - обескураженно протянул Серега.
- Где, где… Эта неделя у него ночная, забыл уже, со своими пьянками-гулянками? - с укором сказала тетя Маша и плотней стянула на шее ворот ночной рубашки - они все еще стояли в прихожей, у приоткрытой двери. - Когда забирают-то тебя?
- Послезавтра, - угрюмо сказал Серега (все его планы рушились, нечего было и думать, что тетя Маша оставит их обоих на ночь. Тут хоть Татьяну бы пристроить). - Тетя Маша, вот, знакомься, Таня. Моя невеста.
- Невеста-а? - недоверчиво протянула тетя Маша и, прищурившись, окинула оценивающим взглядом смотрящую на нее с вызовом девушку. - Это когда ж ты успел? Что-то ничего нам про нее раньше не говорил…
- Да мы недавно познакомились, - сообщил Серега. - Она хорошая! Если бы не в армию, прямо сейчас бы и женился. А так придется после службы. Если конечно, дождется. Ты же дождешься меня, Танюша?
- А как же! - потерлась щекой о его плечо Таня. - Если только сам там не загуляешь…
- Это, тетя Маша… Можно, Таня останется у вас до утра? - просительно сказал Серега. - Мы вот закрутились с ней сегодня, и она на свой автобус опоздала. А завтра я приду и заберу ее. Можно?
При словах «завтра приду и заберу» Таня незаметно, но чувствительно ткнула Серегу острым кулачком в бок. Но Серега даже и заикаться не стал насчет остаться ночевать с Таней у тети Маши - она бы тогда и Таню выгнала.
- До утра? - переспросила тетя Маша и еще раз внимательно посмотрела на Таню. - Ну, раз это твоя невеста и тебе некуда ее положить спать, то ладно. Пусть остается. Пошли, невеста. А ты, женишок, чеши к себе в общагу! Утром придешь за ней. Только учти, что я завтра в восемь ухожу на работу. Вместе со мной уйдет и твоя девушка. Понял?
Что ж тут было непонятного? Утром с ночной смены вернется дядя Саша, дети, Коля и Юля, уйдут в школу. Не оставит же тетя Маша в квартире наедине с любимым мужем эту молодую симпатичную особу, хотя и назвавшуюся невестой Сергея.
- Эх, ты, «женишок»! - разочарованно шепнула Татьяна на ухо Сереге, когда он неловко приобнял ее перед тем, как выйти на площадку, и больно прикусила его за мочку.
Серега виновато развел руками, и дверь перед его носом захлопнулась.
- И шляются, шляются! - проворчала вахтерша, запуская Серегу в общагу. - Ну, и где деваху свою оставил?
И злорадно хихикнула
- Где надо, там и оставил! - огрызнулся Серега, направляясь к лестнице. - Вам-то какое дело?
Валерки в комнате еще не было. Ого, это он что, у Ленки заночевал, что ли? Или шляется где-нибудь. Впрочем, и Валерка, и Ленка сейчас мало занимали Серегу. Он постоянно думал о Тане, о том, что же такого она нашла в нем, что так вот запросто отправилась с ним и в общагу, и теперь вот осталась на квартире у незнакомых ей людей, в ожидании, что Серега придет к ней утром? Такая легкомысленная, или влюбилась в Серегу?
В конце концов, Серега решил, что в него влюбилась легкомысленная девушка. И это его вполне устроило. Он открыл перочинным ножом банку кильки с томатом (еще одна оставалась для Валерки) и с аппетитом опустошил ее, даже подчистил дно корочкой хлеба, запил свой холостяцкий ужин тепловатой водой из графина и завалился спать в самом хорошем расположении духа.
Серега уже засыпал, когда в дверь забарабанили. Чертыхаясь, он прошлепал босиком ко входу, щелкнул выключателем и отпер дверь. На пороге стоял Валерка, с улыбкой от уха до уха. Он был явно пьян.
- Се… Срега! - сразу полез он обниматься. - Спасибо тебе, Серега, что ты ушел и увел эту, как ее…
- Таню. И чё?
- Знаешь, как на вас Ленка разозлилась? - продолжал изливать душу, плюхнувшись на свою кровать, Валерка. - Она даже заплакала! А потом вытащила бутылку коньяка, мы с ней выпили… Потом она разрешила себя поцеловать. А потом мы оказались в кровати… И я ее трахнул, вот! Хе-хе!
- Не ври! - не поверил Серега. - Ленка, и тебе дала?
- Дала! - счастливо мотнул головой Валерка. - Три раза! И сказала, чтобы я и завтра к ней пришел. Только, сказала, чтобы без тебя. Ты уж извини…
И Валерка, откинувшись на подушку, почти тут же захрапел. На лице его застыла довольная улыбка.
Ай да Ленка! Вот тебе и недотрога! Неужели это она настолько приревновала Серегу к своей сестре, что вот так решила ему отомстить? Но ведь при этом она никогда не проявляла каких-либо романтических чувств к нему, а была ровна с обоими друзьями. Вот и пойми ты их, этих женщин!
Серега тяжело вздохнул и посмотрел на дрыхнувшего Валерку скорее с любопытством, чем с завистью. Интересно, как у них дальше сложится? Валерка ведь не случайно не остался ночевать у Ленки: он ссался, под его простыней на кровати всегда была застелена клеенка, почему его и в армию-то не брали. Так что вряд ли у них что-нибудь будет что-то серьезное: ну, походит туда Валера, да бросит, мало ли девчонок вокруг, и останется Лена снова одна (Серега ошибался: они таки поженились, Лена с Валерой, и этот его несчастный энурез им не помешал, ну или не особенно мешал).
Утром, едва продрав глаза, Серега посмотрел на часы, которые он не снял с руки на ночь, вскочил как ошпаренный, быстренько умылся и побежал к дому дяди Саши, где он вчера оставил Таню. Тетя Маша уже вела к трамвайной остановке заспанных Колю и Юлю, чуть приотстав, за ними шла Таня.
- А, женишок! - насмешливо приветствовала его тетя Маша. - Чуть не проспал свою невесту! Ну, забирай ее.
И она прошла мимо Сергея, таща за руки вывернувших шеи в сторону двоюродного брата третьеклассника Колю и второклашку Юлю. Юля высунула на ходу язык:
-Бе-е!
-Иди, иди, двоечница! - насмешливо сказал Серега, не отрывая глаз от Тани. Сегодня она казалась не такой красивой и привлекательной как вчера - то ли потому, что не выспалась, то ли не успела подкраситься с утра. Но глаза ее были такими же зовущими, а в уголках губ по-прежнему трепетала та самая таинственная усмешка, которая сводила вчера Серегу с ума. И он вновь почувствовал учащенное сердцебиение и даже глазам его стало жарко.
- Как спалось? - немного севшим голосом спросил он.
Таня улыбнулась и пожала плечами:
-Так. Не спала почти. А ты?
- И я… Плохо спал, - соврал почему-то Серега, хотя спал как убитый, и было просто удивительно, что он смог вовремя проснуться. - Ну, чё будем делать?
- Не знаю, - опять дернула плечиком Таня. - Вообще-то мне сегодня в техникум бы надо. А тебе?
- Да я свободен… Еще два дня, - беспечно сказал Серега. Расставаться вот так вот, на улице, с Таней ему не хотелось, а хотелось… Ну, просто хотелось! И тут ему в голову пришла очередная идея.
- Ты есть хочешь?
- Ну, в общем, да, - призналась Таня.
- Дядя Саша с ночной смены уже пришел, не видела?
- Да, пришел, когда мы уже уходили.
- Вот, пошли к нему! - обрадовался Серега. - Он мужик что надо, дядька мой. Чаю попьем с ним, поболтаем…
Таня искоса взглянула на Серегу и рассмеялась - Серега, конечно же, рассчитывал не на чай. Она порывисто потрепала его вьющийся чуб:
- Ну, пошли к твоему дяде! Если, конечно, он не выгонит нас.
- Не выгонит! - убежденно сказал Серега.
(окончание следует)
1
… Муж навалился на Марину, как колода и, дыша перегаром, дрыгнулся раз десять-пятнадцать, довольно хрюкнул и, отвалившись к стенке, тут же захрапел.
Женщина, раздраженно сопя, встала с постели, рывком стащила со спинки кровати свой халат, накинула его поверх голого тела и босиком прошлепала во двор.
- Козел, импотент! - мрачно сказала Марина в пространство, присаживаясь на лавочку под любимой яблоней и нашаривая в кармане халата дрожащей рукой сигареты и спички. - Ну что ж мне теперь, любовника себе искать?
Стояла теплая июльская ночь, полная рябоватая луна старательно поливала своим неживым светом этот небольшой поселок Чубаровку на полтыщи душ, в котором жил всяческий простой и не очень люд, со своими радостями и горестями, в том числе и продавщица коммерческого киоска Марина со своим Егором.
Было уже далеко за полночь, и почти все чубаровцы спали праведным сном. А вот Марине вновь приходилось маяться, как какой-нибудь девке-перестарке, от сексуальной неудовлетворенности. И это при живом-то муже!
Им обоим было за сорок. Егор был вторым мужем Марины. Первый и любимый, Степан, погиб семнадцать лет назад - разбился на мотоцикле. С ним она родила и вырастила дочь Олесеньку, которая сейчас была замужем и жила в областном городе. Со Степаном у Марины все было хорошо. И пил в меру, и не бил ее, и в постели был мастеровит. А чего еще надо бабе?
Но вот судьба распорядилась так, что врезался ее Степушка в столб на своем мотоцикле. И выпил-то в тот день немного, да вот, видать, расслабился. Реакция подвела. И сам до смерти покалечился, только надсадное «А-а-а!» и успел сказать, когда подняли его из кровавой пыли, и навсегда закрыл свои ясные очи.
Мотоцикл тоже расхреначил, одно днище от коляски вон осталось целым, и второй муж Марины, Егор, приспособил его потом для перевозки чернозема да навоза на грядки, смастерив тачку. И столб еще тогда свалился, порвал провода, и Чубаровка на целые сутки осталась без света. И всяк чубаровец в тот день не столько жалел, сколько проклинал ее бедного Степоньку.
Ну так, а как же: у кого футбол был на вечер с пивом запланирован, у кого сериал с семечками. А тут на тебе - тьма кромешная. И еще долго вспоминали чубаровцы тот день не как печальную дату гибели Степана, а как аварию на линии, которую он же, Степа, и должен бы бы, по хорошему-то, сам устранять как электрик. Вышло же вон как - ни людям электрика, ни ей мужа.
2
Похоронив своего любимого Степана, Марина долго не могла придти в себя и на мужиков не смотрела. Так, поглядывала разве. Душу изливать она приходила вот к этой яблоньке -анису, посаженной Степой в честь рождения их дочери. Он в шутку говорил, что размеры их сада будут зависеть от того количества детей, сколько они их произведут с Мариной. Но счет, увы, остановился на цифре один. Три годика было их дочурке Олесеньке. когда случилась эта трагедия с участием ее мужа, мотоцикла и того самого проклятого столба.
Так яблонька и осталась одна, рядом с несколькими кустами смородины.
Степан любил сидеть вечерами около нее, молоденькой, курить и мечтать, куда он будет девать яблоки из своего сада когда со временем посадит их семь-восемь, в честь каждого своего ребенка. Но так и не дождался. А его место под анисом заняла Марина. Сюда она приходила поплакаться на свою горькую вдовью судьбинушку, попрекнуть Степушку за то, что так рано покинул ее.
Если бы кто видел ее в такие минуты, решил бы, что баба свихнулась: Марина обнимала ствол яблоньки, гладила по коре и говорила с деревцем (правда, все больше шепотом) как с живым человеком.
Но вскоре тоска по мужу отошла на второй план, а верх в ее чувствах и помыслах взяли прагматичность и здоровое женское начало. В доме нужен был мужик. И для поддержания хозяйства, и для укрепления женского здоровья. Вот здесь и возникла проблема. Нет, мужики в Чубаровке, конечно, водились. Но все подходящие давно вертелись ужами в других цепких бабских руках. То есть, были несвободными. Некоторые из них посматривали на вдовствующую Марину маслеными глазками, делали разные недвусмысленные намеки - Марина была не то, чтобы красавица, но очень даже ничего. В теле, белокожая, на высоких стройных ногах с соблазнительными круглыми коленками, с ясными честными глазами, которые так и лучились нерастраченной любовью.
Но женатиков Марина отшивала. Зачем ей была нужна слава гулящей бабы? А она бы непременно к ней пришла, стоило бы ей только раз дать слабину. Ну, или два там дать, три - все равно эти шашни непременно бы всплыли. На то она и деревня, где черта с два что скроешь.
А среди холостых мужиков выбор в Чубаровке был очень скромный. Большинство неженатиков были еще пацанами. А те, что поматерее, жили убежденными холостяками, хотя таких на Чубаровку было всего штук с пяток. Или были спившимся синяками - этих в поселке было с десятка три. Хотя алкашей и среди женатых хватало. И все, осталась женщина, вся истекающая соком зрелости и половой пригодности, абсолютно непользованной.
Лишь через пять лет после гибели мужа Марина вышла замуж за этого Егора, переехавшего в Чубаровку из соседней Еловки и устроившегося работать электриком в местное предприятие электросетей.
3
Егор отдаленно чем-то был похож на ее покойного Степу, такой же рослый, костистый, сероглазый. Да и то, что он занимался тем же делом, что и первый ее муж, тоже импонировало. Так что когда их свели - Егор оказался свободным, - Марина не противилась судьбе и с радостью приняла предложение Егора «жить вместя» - он так и говорил, не «вместе», а «вместя». А еще Егор произносил «надыть», «еслив» вместо «надо», «если».
Так говорили все их соседи еловцы, да и чубаровцы недалеко ушли, и поначалу Марину даже умилял этот забавный местный говор ее нового мужа - сама она давно уже отвыкла от местного диалекта, так как долго, лет шесть прожила в областном городе, где после ПТУ пыталась устроить свою личную жизнь, да так и не сумела и вернулась в родную Чубаровку, к мамке с папкой, которые в один прекрасный день «вместя» угорели в бане.
Но вскоре ее многое начало раздражать, а порой и откровенно злить во втором муже. Марина никак не могла приучить Егора есть с закрытым ртом, и когда он еще болтал при этом, то изо рта у него во все стороны летели брызги и кусочки пищи.
Да, она, конечно, могла бы этого и не замечать. Но были два обстоятельства, которые чем дальше, тем больше делали невыносимей жизнь этого Егора рядом с Мариной. Он всего пару месяцев был «белым и пушистым», а потом стал пить, как и все чубаровские мужики. Однако и с этим еще как-то можно было мириться. Но Егор и как мужик оказался никудышным.
К сорока годам он совершенно потерял вкус к интимной жизни. Трезвым когда был, вообще не хотел (или не мог?). Охота у него, правда, просыпалась у пьяного. Но если другие мужики под влиянием алкоголя могли затянуть соитие на полчаса-час (так, во всяком случае, Марину радовал Степа, и она за этот час могла словить пять-шесть оргазмов), то у Егора получалось от силы минуты полторы, ну две.
Похоже, что у него начались проблемы по мужской части. Он часто вставал по ночам и сонным, спотыкаясь и ударяясь о мебель, брел в туалет, а пьяным мог и обмочиться в постели. Все же попытки Марины погнать Егора в районную больницу на предмет обследования, что там у него такого происходит, напрочь им отметались.
Кто-то рассказал Егору, что врач обязательно залезет ему «в жопу пальцем», потому что без этого вроде нельзя поставить точный диагноз. А этого позора Егор снести бы не смог. Во всяком случае, так клятвенно божился он, пуча глаза и брызжа слюной, когда Марина в очередной раз напоминала ему о больнице.
Ну, и в итоге что? Живет, как вдова при живом муже…
Марина затоптала окурок, встала со скамейки и привычно обняла яблоню:
- Эх, Степушка! - с жаром прошептала она, прильнув всем своим истосковавшимся по мужской ласке телом к теплому стволу аниса. - Как вспомню наши ночи, так жаром всю пробирает, веришь, нет? Как же ты мог меня оставить, дурачок!
Она прижалась щекой к гладкой, слегка шелушащейся коре, по щекам ее тихо скатывались и терялись в траве под ногами хрустальные шарики слез. Внезапно Марина почувствовала, что ствол яблони как будто слегка завибрировал, а ближайшие ветви с блестящей в свете луны листвой плавно нагнулись и… обвили ее.
4
Марина испугалась и попыталась отстраниться от ствола, упираясь ладонями в ствол. Но не тут-то было. Ветви лишь немного упруго подались назад и тут же спружинили, притягивая дрожащее от страха тело женщины обратно. При этом одна из верхних ветвей дерева стала ласково поглаживать ее тихо шуршащей листвой по волосам, как бы успокаивая.
И Марина в самом деле притихла, расслабилась и замерла в непонятном ожидании, потому что от яблони стали исходить - как их там, феромоны или флюиды? - нежности, любви и, она чувствовала это! - мужского нетерпения.
- Степушка, милый мой Степушка, ты, что ли, слышишь там где-то меня? - страстно шептала Марина, нежно оглаживая ствол. И вот уже ветви яблони все теснее стали прижимать ее к ставшему вдруг теплым, почти горячим, стволу, одновременно нежно поглаживая ее по спине и ниже, а в тихом шелесте листвы явственно почудился знакомый шепоток Степана: «Маринка, Маринка моя, иди же ко мне!..»
Уже почти теряя сознание от отхватившей ее неги и страсти, Марина с ужасом и в тоже время с почти с животной радостью почувствовала: ею овладевают! И только так, как это делал ее любимый супруг!
…Марина пришла в себя, лежащей на прохладной траве. Серел рассвет, луна стала совсем бледной. Лениво побрехивали собаки да начинали перекличку первые петухи. В теле Марины была необыкновенная легкость, на душе - покойно и благостно. То, что с ней произошло, было похоже, скорее, на эротический сон, которые в последнее время все чаще одолевали молодую неудовлетворенную, недолюбленную женщину. Но Марина не была ни напугана, ни удивлена - она просто приняла все, как есть.
Поднявшись с травы и накинув на плечи сползший к ее ногам халат, она прижалась к стволу и негромко спросила:
- Степа, это же… ты?
В это время налетел легкий утренний ветерок и листва яблони тихо прошуршала что-то в ответ, а ветви как бы согласно закачались. И Марина все поняла, как ей хотелось (а может как и было на самом деле?) Она снова прильнула к стволу дерева, по-прежнему, кстати, теплому, поцеловала его и прошептала:
- Спасибо тебе, любимый! Я не знаю, что это - чудо или я с ума схожу, но я теперь к тебе буду приходить как можно чаще, ладно?
Ветви вновь пошевелились в ответ, и ветра при этом практически уже не было. Марина тихо засмеялась, нежно погладила гладкий ствол дерева на прощание и, легко ступая по утоптанной тропинке, пошла в дом, досыпать. А дрыхнувший без задних ног Егор так ничего и не услышал.
5
С тех пор Марина похорошела, повеселела, и даже бесчувственный Егор заметил эти преобразования в жене.
- Ты это чего, мать, влюбилась в кого, штоль? Смотри у меня! - шутливо грозил он ей.
- Да кому я нужна-то, старая такая, - нехотя отшучивалась Марина.
- Ты-то старая? А ну, иди сюда, щас проверим, какая такая ты старая! - пьяно гоготал снова набравшийся к концу дня халявной водки или самогонки Егор и тянул ее за руку на постель.
- Отстань! - все чаще жестко отвечала ему Марина. - Голова у меня болит сегодня. Да и посуда вон немытая. Спи давай!
- Опять голова болит? - недоумевал муж. Но его огорчения хватало ненадолго - вскоре он начинал прилежно храпеть на их супружеской постели, не дождавшись, пока Марина придет к нему с кухни.
А Марина, убедившись, что нелюбый спит, бежала к яблоне, в которой - она теперь была в этом уверена! - поселилась не только душа, но и, как это сказать-то! - и часть тела Степушки, в нужный момент чудесным образом прораставшая из ствола яблони и так сладко утешавшая неизменно терявшую сознание Марину после того, как ветви яблони обвивали ее и тесно прижимали к себе.
Но однажды произошло непоправимое: некстати проснувшийся Егор вышел по надобности из дома и увидел невероятную картину: его обнаженная жена, вся обвитая ветвями сотрясающейся яблони и ритмично двигаясь по ее стволу вверх-вниз, страстно стонала и громким, свистящим шепотом произносила такие охальные слова, среди которых приличным было лишь одно: «Степушка!».
В ярком лунном свете эта картина выглядела настолько нереалистичной и кошмарной, что остатки хмеля разом вылетели из головы Егора. Он понял одно: это или он сошел с ума, или жена его - настоящая ведьма.
Егор зарычал, бегом вернулся в сени и, схватив топор, вернулся обратно во двор. Он потянул Марину за растрепавшиеся волосы на себя и, с большим усилием оторвав ее от яблони, отшвырнул в сторону.
Марина, как была с блаженной улыбкой на лицей и закрытыми глазами, так и осталась лежать на траве, бесстыдно раскинув руки и ноги. А Егор размахнулся топором и, сверкнув его острием, с хеканьем ударил по стволу раз, другой…
Третий раз он ударить не успел: яблоня вдруг обхватила Егора всеми ближайшими ветвями, притянула его к своему стволу и так прижала к себе, что он уже не мог ни охнуть, ни вздохнуть. Топор выпал из его ослабевшей руки, он закатил глаза, по телу его пробежали конвульсии и через несколько минут он упал на траву рядом с деревом бездыханным.
Но и яблоня, получившая страшные раны от ударов топора, надломилась в месте порубов, медленно склонилась ко все еще лежащей без сознания Марине и тихо и нежно накрыла ее, нагую, своими ветвями с мелко дрожащими листьями как зеленым лоскутным одеялом…
6
А над Чубаровкой привычно зарождался рассвет нового дня, в котором уже не было места двум существам: тому, что вселился было в яблоню, и погубленному им несчастному сопернику Егору. И это еще только предстояло осознать начавшей приходить в себя от утренней прохлады, окончательно овдовевшей минувшей ночью Марине…
Тело - как азбука Брайля… Коснись страниц…
И кончики пальцев вольются в изгиб плеча…
Тьма отзывается криком полночных птиц,
Я прошу - Закрой мне глаза… Научи молчать.
Тело - как руны… Читай его, постигай…
Слушай, как пульс под кожей меняет ритм,
Как упоительно тают его снега
Под солнцем дыхания… как тишина внутри -
Вдруг наполняется тысячей голосов,
В венах бушует музыка… Но сейчас -
Я прошу Тебя - научи говорить без слов…
Стать обнаженной… Свободной от пошлых фраз.
Чтоб сквозь меня Ты чувствовал, как искрит,
Полыхает огнем, превращая в горячий прах…
Отомсти мне за все! Даже жизнь мою - Забери!
Но останется запах… Мой вкус на Твоих губах.
Да, мой мир осязаний - Порочен… Отчасти - груб,
Исповедую Ночь… Поклоняюсь слепой Звезде…
Тело просит - Прочти! - Все ожоги горячих рук,
Вязь чужих поцелуев - Чуть ниже ключиц… Вот здесь…
Не хочу - Никого воскрешать, возвращать назад…
Не умею - Мечтать о Принцах, во сне - летать.
Только чувствовать вновь - как ладони Твои скользят,
А вокруг пульсирует - Темнота…
Руки ласкают жадно и смело,
Жаром пылает страстное тело,
Бурно вздымается нежная грудь…
Господи боже, ну как тут уснуть!
Губы трепещут в блаженной улыбке,
Напоминая изгибами скрипку,
Взгляд отрешенный полон истомы…
Господи боже, дойду ли до дому?
1996
Груди любимой - две капельки слёз
За водопадом пушистых волос,
Вот-вот готовых сорваться с ресниц,
Или же - пара испуганных птиц…
Нежно трепещут при каждом движеньи,
Страсть растворяя в немом упоеньи.
Кончиков их вновь коснуться хочу я,
Твёрдых и розовых от поцелуя.
Словно в тумане минуты проходят…
Жар наплывает… сознанье уходит…