`
Он ждал финала. Чтоб ни круговерти,
Ни запаха цветущих диких лип.
Но Прометей не знал, что после смерти
Его возьмут с собою на Олимп.
И спросит Зевс, ничуть не беспокоясь
Реакцией кого-то на земле:
«Так что ты там рассказывал про совесть,
Пока стоял прикованный к скале?»
И Прометей — и дал же бог эпоху! -
Потупится, как в поисках ключа:
«Да я ж не знал… Я думал, я подохну…
Наговорил, наверно, сгоряча…»
«Расслабься. Всё. Закончена страница.
Я не судья, не ментор и не враг.
Но если б ты не знал, как завершится,
Ты повторил бы это — точно так?»
Вопрос такой, что можно «либо — либо».
И ты в ответе — полностью и весь.
«Не сомневайся даже. Повторил бы».
«Вот потому ты, собственно, и здесь.
Богов — полно, я не один всего лишь,
А вот герой нам нужен про запас.
Орёл вернулся… Кстати, не покормишь?»
«Спасибо! Ну и шуточки у вас…»
«Какие шутки! Назревает Троя.
От Минотавра по планете — дрожь.
Короче. Там опять нужны герои.
Проверенные. Стойкие. Пойдёшь?..»
Опять — скала. А где-то воют трубы,
И ложь плодится, как собачий лай.
И Прометей, до боли стиснув зубы,
Шепнул орлу: «Я выдержу. Давай».
Ты стоишь у могилы героя,
Голову низко свою наклоня.
Раньше было любимых вас двое,
А теперь никого у тебя.
И пусть мир отмечает победу,
На то знаю—тебе наплевать.
Не закончила с милым беседу
И уже не сумеешь сказать.
Ты не скажешь, как нежно любила,
Как от чувств сильно сердце болит.
Ведь его в бою пуля убила,
Он в могиле зарытой лежит.
Но уверен, что муж не напрасно—
Принял выстрел коварный в живот.
Снова солнце засветит нам ясно,
О нём память навечно живёт.
ЖАБОТИНСКИЙ
Все люди — это звёздочки: далёкие и близкие,
И, в том числе, случаются и яркими, и тусклыми:
В Одессе Евно с Хавою — евреи Жаботинские
Зажгли звезду сверхновую над улочками русскими.
Российская империя была славна хоромами
Сиятельств героических, вельможных прохиндеев.
Ещё была империя зело славна погромами
Замученных, униженных, растоптанных евреев.
О, Даргомыжский с Глинкою! О, Пушкин с Грибоедовым!
Дух гения российского заметен в мироздании —
Спасенье ж иудейское, чтоб не сродниться с бедами,
Лишь хедер, где терпение умножено на знание.
Стал Зеэв литератором — Творец снабдил талантами
И ум аналитический, и пламенную душу,
И суть антисемитскую решил делами, фактами,
Словами вдохновенными в России царской рушить.
Его и ненавидели, и уважали светочи,
Лёд отношений с критикой, как водится, был тонок,
Но не было для Зеэва в слезе ли, стоне мелочи,
Страдали коль от голода старуха иль ребёнок.
И, сохранив истории фамилию и отчество,
Оплота Моисеева блюдя всецело правила,
Он счёл своей задачею немедленное зодчество
Любимой и единственной страны своей — Израиля.
Всё было в жизни Зеэва: тюрьма, затем амнистия —
Сраженья и лишения для воина — лекарство,
Но строил Зеэв бережно, восторженно и истово
Еврейское, под Г-спода присмотром, государство.
О, сердце, ты вместило бы с лихвою человечество!
О, воля — несгибаема и много крепче стали!
Что делать даже в случае, коль за спиной Отечество?
…Сердечный приступ начался, когда его не ждали.
Давида щит на знамени. Стрелки в прицелы щурятся —
Приказа ждут: чтоб выстоять, есть действие простое.
В честь Вашу, Зеэв, названы дороги, школы, улицы.
Таммуз. Двадцать девятое. День памяти героя.
Найди себе героя, поравняйся с ним, превзойди его!
Ёлка с красною звездой
Этой тихой зимой,
В центре города стоит
И ребяток веселит.
Наконец зима спокойна,
И спокоен небосвод.
И прощается со скорбью
В этот вечер весь народ!
И никто не знает даже,
Что у матери со стажем
Сын единственный, родной
Не писал давно домой.
Мать спокойствия не знает,
И письмо в военкомат, мать бедняжка посылает,
И приходит ей ответ…
Сына больше в живых нет!
Говорят ей «Он герой!»
И погиб он славною судьбой…
Да, герой, но сын один,
Мать рыдает, мать без сил!
Мать жила одна,
И вот, смерть настала через год.
Вот что сделала война
Сыновей у матёрей всех… она… всех забрала!
1
Трубный глас созвал дружину.
Ветер буйный знамя вьёт.
В путь опасный и неблизкий
Княжич юный рать ведёт.
От веселья и задора
Всё светлей его глаза:
«Други верные, по коням!
Храбрых слава ждёт в боях»!
Ты носи везде с собою
Витязь, острый свой клинок.
Ночью спишь - у изголовья,
Рядом пусть висит с тобой.
Видишь сон: сошёл на землю
Иисус, вершить закон.
Удивление на лицах.
«Мир врагу» - вещает он.
Бога молят перед бранью,
Рано утром, на заре.
На коленях, к небу длани:
«Отче Святый, озари»!
Фёдор - первый в жаркой сече.
Алый крест на раменах.
Грозный враг летит навстречу.
Насмерть стой. Бежать не смей!
2
Сжал храбрец клинок булатный,
Шпоры дал коню.
Изумлял отвагой дерзкой
Он врагов своих.
Бросил взгляд назад с надеждой.
Битва решена.
В тот же миг коснулась тенью
Смерть его лица…
Видишь сон - сошёл на землю
Иисус, вершить закон.
Удивление на лицах
«Мир врагу» - вещает он!
Разыскивается пожелавший остаться неизвестным герой, который, рискуя жизнью, вынес из горящего банка мешочек с бриллиантами.
Я бы то, ах я бы это,
и поднял бы хвост трубой,
но и яйцам тож мешает,
геморрой.
ВАТУТИН
Неважно где, в Париже ли, Нью-Йорке
Герой всегда останется героем,
И стоит в политической разборке
Оставить прах Ватутина в покое!
КАВТОРАНГ ФИСАНОВИЧ
Был Фисанович не слишком спортивным -
Шахматы, книги - не бокс или штанга:
Смелым, талантливым и позитивным,
И к тридцати стал лихим кавторангом.
Словом не звонкий - поступками громкий:
В порт или гавань проскальзывал первым,
И кораблей размозжённых обломки
Долго фашистам корёжили нервы.
Песни его распевали матросы,
Рукопись жадно читали коллеги:
Каждый ответы искал на вопросы -
Лишь посвящённому ясные вехи.
Ну, а война подходила к итогу -
Толк понимал Фисанович в рекордах:
Сотни нацистов к нацистскому богу
Шли на свиданье в норвежских фиордах,
В незамерзающем Северном море,
В штиль и шторма под рапсодию ветра:
Радость святая - фашистское горе -
В честь и победу моряцкая вера.
Сорок четвёртый. Усмешка июля
Над усечённой нелепостью жизнью:
Бомба в подлодку вошла, словно пуля
И породнила и с бездной, и с высью.
Произошла роковая ошибка -
Лётчик был бритт: видно, думал о Мэри
Иль о фортуне, лукавой и зыбкой,
Иль неумел в исключительной мере,
И, безусловно, вернулся на базу,
Не доложил о ЧП командиру;
Поиск подлодки закончился разом
После недельных конвульсий эфира.
Где-то, наверно, в урочищах Рая,
Миру свою посвящая работу,
Пишет стихи Фисанович Израиль -
Гордость подводного русского флота.
Никогда не показывай своё превосходство, даже под каблуком, если видишь в этом своё преимущество.
С утра в амбивалентном состоянии
Задумала роман я написать,
Как энтропия выросло желание…
С какой же мне концепции начать?..
С явления, идеи иль… с текилы?..
Перцепция сегодня велика,
Я чувствую в себе такие силы,
Что и сама боюсь себя слегка.
Какой роман без главного героя?
Кому доверить праксис совершить:
Валидно выживать на поле боя,
Врагов мечом интрепиде крушить?
Найду я прототип, чтоб без обмана.
Кто хочет персонажем моим стать,
Героем популярного романа?
Смешная такса - баксов тридцать пять!
КУНИКОВ ЦЕЗАРЬ ЛЬВОВИЧ
Тридцать три целых года - жить бы, любить да петь.
Это совсем немного - тридцать три целых года:
Куников Цезарь Львович чёрную в бой вёл смерть -
Так прозывалась немцем русская морпехота.
Шли моряки в тельняшках днём и под взором звёзд -
Нож, автомат, гранаты, да про запас цигарка,
Чтоб на Земле на Малой был возведён форпост,
Чтоб, как в Аду кромешном, стало фашистам жарко.
Падали парни наземь, с честью исполнив долг:
В чёрных, в крестах, мундирах трупов валялась россыпь,
Хмурился от «полундра!» в небе бездонном Б-г,
Злыдня с косою щедро кровью кропила росы.
Куников Цезарь Львович был командир, майор,
Цену мужской знал дружбе и офицерской чести,
В дедовских помнил книгах букв колдовских узор,
Мудрость еврейских сказок, Дона родного песни.
В смертных боях немецкий был сокрушён оплот,
Чайки героям пели хрипло свои баллады,
Роты и батальоны строем пошли вперёд,
И, тем, кто выжил, Брежнев вешал на грудь награды.
Куников… - лишних горе не переносит слов,
Пал от случайной мины - мог от ножа иль пули.
Знал бы, майор, как шумно город гудит Ростов,
Мчат как машины лихо вдоль раскрасавиц-улиц!
Битвы войны немногим снятся в обрывках снов -
Время имеет свой свод верных и точных правил.
Куников Цезарь Львович, помнит тебя Ростов!
Куников Цезарь Львович, знает тебя Израиль!
Когда героев нет, огонь зубами
Никто не в силах сжать до тишины.
Хочу сказать вам мирными губами:
Не обижайте мальчиков войны!
Герои пали смертью ради жизни,
Собою защищая нас от бед,
Никто из них не оказался лишним.
Народам всем от стойкости привет!
Страна живёт с Победы до Победы.
Не обижайте мальчиков войны!
Они познали жизнь ценою веры,
Всё ради нас, до сей поры живых.
-
Сергей Прилуцкий, Алатырь, 2017
Мне кажется несправедливым даже,
Что казус нынче стался не со мной.
Не я мелькаю в сводке новостной,
Стоящий на посту или на страже.
Не мне несут лампадки и цветы.
Не в честь мою прорежут залпом тучи
И скажет речь майор не обо мне,
Вручая орден плачущей жене,
Сворачивая всё на рок и случай.
Меня не будет там, но будешь ты.
Там будешь ты, назад не отступивший,
Тем паче не прошедший стороной
И харкающий алою слюной,
Покуда не прибрал тебя Всевышний
И не спровадил в мир совсем иной.
Там будешь ты в начищенном и новом,
Лежащий и молчащий третий день.
Вот твой портрет с беретом набекрень.
Он будет говорить неслышным словом
Со всеми… и, естественно, со мной.