Острые ощущения — специи воспоминаний.
— Как дела?
— Гордиться, конечно нечем… Но, вспомнить приятно…
…Вот тут и появился кокаин.
Кто первый начал его употреблять? Откуда занесли его в нашу среду? Не знаю. Но зла он наделал много.
Продавался он сперва открыто в аптеках, в запечатанных коричневых баночках, по одному грамму. Самый лучший, немецкой фирмы «Марк» стоил полтинник грамм. Потом его запретили продавать без рецепта, и доставать его становилось все труднее и труднее. Его уже продавали «с рук» -- нечистый, пополам с зубным порошком, и стоил он в десять раз дороже. После первой понюшки на короткое время ваши мозги как бы прояснялись, вы чувствовали необычайный подъем, ясность, бодрость, смелость, дерзание. Вы говорили остроумно и ярко, тысячи оригинальных мыслей роились у вас в голове. Жизнь со своей прозой, мелочами, неудачами как бы отодвигалась куда-то, исчезала и уже больше не интересовала. Вы улыбались самому себе, своим мыслям, новым и неожиданным, глубочайшим по содержанию.
Продолжалось это десять минут. Через четверть часа кокаин ослабевал, переставал действовать. Вы бросались к бумаге, пробовали записать эти мысли…
Утром, прочитав написанное, вы убеждались, что все это бред! Передать свои ощущения вам не удалось! Вы брали вторую понюшку. Она опять подбадривала вас на несколько минут, но уже меньше. Дальше, все учащающая понюшки, вы доходили до степени полного отупения. Тогда вы умолкали. И так и сидели, белый как смерть, с кроваво красными губами, кусая их до боли. Острое желание причинить себе самому физическую боль едва не доводило сумасшествия. Но зато вы чувствовали себя гением. Все это был, конечно, жестокий обман наркоза! Говорили вы чепуху, и нормальные люди буквально шарахались от вас. …
.Вы ничего не могли есть, и организм истощался до предела. Пить кое-что вы могли: коньяк, водку. Только очень крепкие напитки. Они как бы отрезвляли вас, останавливали действие кокаина на некоторое время, то есть действовали как противоядие. Тут нужно было ловить момент, чтобы бросить нюхать и лечь спать. Не всегда это удавалось. Потом, приблизительно через год, появлялись тяжелые последствия в виде мании преследования, боязни пространства и прочее.
Короче говоря, кокаин был проклятием нашей молодости. Им увлекались многие. Актеры носили в жилетном кармане пузырьки и «заряжались» перед каждым выходом на сцену. Актрисы носили кокаин в пудреницах. Поэты, художники перебивались случайными понюшками, одолженными у других, ибо на свой кокаин чаще всего не было денег.
Не помню уже, кто дал мне первый раз понюхать кокаин, но пристрастился я к нему довольно быстро. Сперва нюхал понемножку, потом все больше и чаще.
-- Одолжайтесь! -- по-старинному говорили обычно угощавшие. И я угощался. Сперва чужим, а потом своим. Надо было где-то добывать…
…Однажды в театр пришел журналист, кажется, Сергей Яблоновский из «Русского слова» -- самой большой газеты того времени -- и написал о нашем театре. Нельзя сказать, чтобы она была хвалебной -- критик всех поругивал, только обо мне выразился так «остроумный и жеманный Александр Вертинский». Этого было достаточно, чтобы я «задрал нос» и чтоб все наши актеры возненавидели меня моментально. Но уже было поздно. Успех мой шагал сам по себе, меня приглашали на вечера. А иногда даже писали обо мне. Марье Алексеевне пришлось дать мне наконец «жалование» двадцать пять рублей в месяц, что при «борще и котлетах» уже являлось базисом на котором можно было разворачиваться. Но увы… деньги эти главным образом шли на покупку кокаина.
Вернулась из поездки моя сестра. Мы поселились вместе, сняв большую комнату где-то на Кисловке. К моему великому огорчению, она тоже не избежала ужасного поветрия и тоже «кокаинилась».
Куда только мы не попадали. В три-четыре часа ночи, когда кабаки закрывались, мы шли в «Комаровку» -- извозчичью чайную у Петровских ворот, где в сыром подвале пили водку с проститутками, извозчиками и всякими подозрительными личностями и нюхали, нюхали это дьявольское зелье.
Конечно, ни к чему хорошему это привести не могло. Во-первых кокаин разъедал слизистую оболочку носа, и у многих из нас носы уже обмякли, и выглядели ужасно, а во-вторых наркоз почти не действовал и не давал ничего, кроме удручающего, безнадежного отчаяния.
Я где-то таскался по целым дням и ночам и даже сестру Надю стал видеть редко. А ведь мы очень любили друг друга… Надя была единственным близким мне человеком в этом огромном шумном городе… И я не сберег ее! Что это, кокаин, анестезия? Полное омертвления всех чувств. Равнодушие ко всему окружающему. Психическое заболевание…
Помню, однажды я выглянул из окна мансарды, где мы жили (окно выходило на крышу), и увидел, что весь скат крыши под моим окном усеян коричневыми пустыми баночками из-под марковского кокаина. Сколько их было? Я начал в ужасе считать. Сколько же я вынюхал за этот год!
И первый раз в жизни я испугался. Мне стало страшно! Что же будет дальше? Сумасшедший дом? Смерть? Паралич сердца? А тут еще галлюцинации… Я жил в мире призраков!
Я встал. Я вспомнил, что среди моих знакомых есть знаменитый психиатр -- профессор Баженов. Я вышел на Тверскую и решил ехать к нему. Баженов жил на Арбате. Подходя к остановке, я увидел совершенно ясно, как Пушкин сошел с своего пьедестала и, тяжело шагая «по потрясенной мостовой» (крутилось у меня в голове), тоже направился к остановке трамвая. А на пьедестале остался след его ног, как в грязи оставшийся след от калош человека.
-- Опять галлюцинация! -- спокойно подумал я, -- Ведь этого же быть не может?
Тем не менее Пушкин стал на заднюю площадку трамвая и воздух вокруг него наполнился запахом резины исходившим от плаща.
Я ждал, улыбаясь, зная, что этого быть не может. А между тем это было!
Пушкин вынул большой медный старинный пятак, которых уже не было в обращении.
-- Александр Сергеевич! -- тихо сказал я -- Кондуктор не возьмет у вас этих денег! Они старинные!
Пушкин улыбнулся:
-- Ничего. У меня возьмет!
Тогда я понял, что просто сошел с ума.
Я сошел с трамвая на Арбате. Пушкин поехал дальше.
Профессор Баженов тотчас принял меня.
-- Ну? В чем дело юноша?-- спросил он.
-- Я сошел с ума, профессор,-- твердо выговорил я.
-- Вы думаете? -- как-то равнодушно и спокойно спросил он.
-- Да. Я уверен в этом.
-- Ну тогда посидите пока. Я занят, и мне сейчас некогда.
И он начал, что-то писать. Через пол-часа так же спокойно вернулся к разговору.
-- Из чего же вы, собственно, заключаете это?-- спросил он просто, как будто даже не интересуясь моим ответом.
Я объяснил ему все, рассказав также и о том, как ехал с Пушкиным в трамвае.
-- Обычные зрительные галлюцинации!-- устало заметил он. Минутку он помолчал, потом взглянул на меня и строго сказал:
-- Вот что, молодой человек, или я вас сейчас же посажу в психиатрическую больницу, где через год-два вас вылечат, или вы немедленно бросите кокаин! Сейчас же!
Он засунул руку в карман моего пиджака и, найдя баночку, швырнул ее в окно.
-- До свидания!-- сказал он, протягивая мне руку -- Больше ко мне не приходите!
Я вышел. Все было ясно.
Любовь к спорту началась со спортивной площадки во дворе и в школе. Игры проводились на свежем воздухе до позднего вечера, пока родители не загонят домой.
Бегала я быстро. И поэтому, когда играли в дачу, старались одной из первых поймать меня. Условия игры были таковы: Набирались две команды. Выбирались по симпатиям и по домам. На площадке проводили границу и начиналось. Одна команда, сгрудившись, чтобы другая не догадалась, выбирала, кого будут ловить. Прорваться на другую сторону было нелегко, когда со всех сторон тебя обступали. Но иногда удавалось прорваться. Побеждала та команда, которая поймает всех игроков другой стороны.
Спорт был для меня любительским. Ни в каких краевых соревнованиях и выше не участвовала. Только в городских, за школу. Бегала, прыгала в длину, высоту, спортивная гимнастика.
И где только себя ни пробовала: Спортивная гимнастика, цирковая студия, волейбол, настольный теннис, бильярд, коньки, бокс, лыжи. Лыжи разлюбила после того, как решила зимой скатиться с крутого обрыва речки. Скатиться-то скатилась, но приземлилась на мягкое место. Да так, что больше и не пыталась. Запомнилось хорошо.
А вот волейбол, настольный теннис, акробатика — были самыми любимыми. В волейбол часто играли на базе отдыха. Отдых предпочитала активный. Особенно запомнился матч, где забила 14 мячей подряд, хотя играли все неплохо. Подача интересная была, когда одной правой рукой подбрасывала мяч и ею же била. Получалось резко и мяч летел чуть выше сетки. Отбить другой стороне не удавалось.
А в настольный теннис на базе играли, в основном, подростки. У всех выигрывала и они обижались. Но поддаваться им считала неправильным, ибо чем сильнее соперник, тем лучше учишься играть. На себе испытала.
А акробатика… Мечтала о цирке. Но он так и остался моей детской мечтой. До сих пор, попадая на представление, испытываешь какой-то детский восторг при виде головокружительных и опасных трюков и различных номеров.
Какое это счастье: испытывать владение своим телом, когда делаешь фляк на бревне, разбег, рондат, сальто. Когда на руках можешь пройти более ста метров. Необычные ощущения…
Детство закончилось. Началась взрослая жизнь. Работа. И вот однажды на работу пришла разнарядка на работников сдавать ГТО. Выбор пал на меня. И как ни отнекивалась, пришлось идти, защищать честь коллектива. Бегать уже не бегала, только до остановки, когда спешила на работу. Дети маленькие были, о себе забывала.
И вот стадион. Бег на триста метров.
— На старт! Внимание! Марш!
Выстрел из пистолета и мы побежали. Бежала так, что ветер в ушах свистел, нужно было оправдывать доверие. И не заметила даже, что судья махал флажком, чтобы остановиться. Бежала третьей и как потом узнала, две девушки, бегущие впереди меня, были Кандидатами в мастера спорта по бегу. Они остановились, а я бежала, сломя голову, до самого финиша. Прибежала, а мне — облом. Всё по новой.
Но силы были израсходованы. На втором заходе сошла с дистанции, стало плохо. Да так, что на второй день пришлось взять больничный. Коллеги ещё долго потом подтрунивали над тем, как я сдавала ГТО. Но для себя поняла: Сама виновата, не рассчитала силы. Чтобы сдавать ГТО, нужно спортом заниматься — постоянно.
Любовь к спорту передалась детям. С детства они занимались в спортивных секциях и до сих пор не бросают. Это радует. Радует и то, что и своих детей, когда они вырастут, отдадут в спорт. Ведь спорт, как поётся в песне,
— Это — жизнь, целая жизнь, и даже немножко больше.
В буднях тяжёлых и мрачных
воспоминания — сладкие словно лепестки
мёда.
Мы по-разному помним прошлое.
Только солнышко пригрело меня своими теплыми лучами, как я уже там… Обнимаюсь с ласковыми и тёплыми волнами бирюзового моря… А вокруг меня рыбки золотые плещутся, играются, проплывают не спеша медузы, огромные черные крабы так и норовят подплыть поближе, но пугаюсь их и забираюсь на небольшой островок, что высится в море. Так безопаснее… А с него открывается потрясающий вид: необыкновенной красоты бирюзовое море, и где-то вдали виднеется корабль с Алыми парусами… Жизнь…Спасибо тебе за эту красоту.
Любовь между мужчиной и женщиной, если не обновляется счастливыми воспоминаниями, - умирает.
Они всегда возвращаются, наши любимые… Обрывками воспоминаний, мелодиями песен, кадрами из прошлой счастливой жизни. Они приходят ночью, словно покинувшие бренную землю, призраки, заходят без стука в наши сны и дарят нам там свои объятия и поцелуи, о которых наяву нам страшно даже подумать. Они врываются в наши мысли лёгким весенним ветром, наполняют комнату ароматом сирени и ждут, когда мы опьянеем от их присутствия. Они ложатся маленькими белыми звездочками — снежинками нам на ресницы и медленно тают на них, даря свою нежность… Они, нет-нет, да промелькнут знакомым силуэтом в толпе, исчезнув за ближайшим поворотом, заставив сердце больно сжаться в груди и понять, что на самом деле, они всегда в нём были, и никуда из него не уходили…
Иногда хочется, чтобы день не заканчивался, секунды превращались в минуты. а часы в бесконечность. А иногда хочется смыть с себя все, что произошло за день и никогда не вспоминать. Нажать DELETE часам и минутам. И людям. Уничтожить все то, что связывало и имело какое-то значение. То, что когда-то хотелось превратить в бесконечность. Но как бы не хотелось, ты продолжаешь жить дальше, обманчиво полагая, что боль и воспоминания когда-нибудь сотрутся, а минуты счастья будут длиться вечно. Иллюзия под названием «потом».А нет никакого «потом».Потом—это последний вагон, в который мы можем так и не успеть. Никто не знает, сколько людей, плохих и хороших, любимых и не очень, пройдет через нашу судьбу. Кто-то пробежит босиком, кто-то тихо на цыпочках… А кто-то грязными сапогами… Чьего-то имени мы и не вспомним. Сколько таких прохожих будет в жизни? Наверное, и они имеют какое-то значение. Не уверена, что мы сделаем какие-то выводы, но…
Не отпускайте, если есть хоть один шанс. Не отталкивайте того, чья боль вам дороже своей. И какие бы ни были обстоятельства, боритесь. несмотря ни на что. «Потом» может и не быть.
Я не знаю, в чем моя сила и в чем слабость. Я не знаю, что меня ждет впереди. Но ты научил меня прятать гордость. Не уходить, когда сердце просилось обратно. Просто жить… зная, что ты был… есть…будешь.
Мы память наполняем день за днём,
считая, что ей нет конца и края…
Но жизнь идёт вперёд своим путём,
и день за днём из памяти стирает.
Нельзя идти вперёд, смотря назад.
И память так устроена природой:
стирает время боль былых утрат,
спасая от фатального исхода.
Нам дарит эволюции ступень
такую вот забывчивость людскую:
года сотрут и самый лучший день,
оставив только искру золотую.
Рассвет. Аллея. Парк. Скамейки в ряд.
А на одной из них сидел старик.
Он каждому рассвету в жизни рад.
Стар телом, но душою не поник.
Девица, сжав как утка свои губы,
в айфон стонала: «Здравствуй, инстаграм!»
— и улыбнулась, обнажая зубы:
«Герой Я! Встала рано! Как Я вам?
Подписчикам свой подвиг посвящаю.
Ещё одна „вершина“ позади.
Я еле-еле сон превозмагаю.
И то ли ещё ждёт вас впереди!»
Старик молчал, а мысли чередой:
«Что с девушками нашими, страна?!
Что это за чудовище со мной?
Её лицо страшнее чем война.»
Закрыв глаза он вспоминал тот день
и девушку свою, что провожала.
В косичке бант, беретик набекрень.
«Люблю… — она ему тогда сказала.
— Поэтому скорее возвращайся!
Любимый мой, родной мой непоседа.
Живым ко мне вернуться постарайся.
Я верю, что с тобой придёт Победа!»
А дальше… Дни…Недели…Месяца.
И письма фронтовые грели душу.
Другими были девушки тогда.
Поэтому: в дождь, в снег, в жару, и в стужу
Хотелось гнать врага с родной земли.
Мотивы и желания — простые:
Домой вернуться… где горят огни.
Там ждут они… любимые…родные.
Он в каждую атаку рвался смело,
сжав фото, что в кармашке на груди.
За правое тогда сражались дело.
Людские судьбы на одном пути.
Закаты и рассветы. Всё смешалось.
Перетекали месяцы в года.
А вот желание победить — осталось!
Враг будет изгнан! Раз! И навсегда!
Он истекая кровью, там… в окопе
смотрел на фото и её улыбку.
Простым солдатом был в пехотной роте.
Шептал в бреду: «Я совершил ошибку,
пообещав, что я вернусь живой.
А жизнь. словно сквозь пальцы утекает.
Судьбу хотел бы разделить с тобой.
Прости. Твой непоседа умирает.»
Он замолчал, сжав руки в кулаки.
Сцепил от дикой боли свои зубы.
Потом машины рёв и маяки.
«Держись, сынок!» — услышал голос грубый.
Спустя три дня в больнице он очнулся.
И с той же фотографией одной.
А в 45-том он домой вернулся.
С Победою вернулся к ней! Живой!
А вот она не дождалась… погибла.
Но много жизней раненым спасла.
Холодным потом лоб ему прошибло.
За ним ушла на фронт. как медсестра.
И подвиги людские совершала.
И смысл их не в том: во сколько встала.
И письма из последних сил писала.
Вот кто герой! Таких сегодня мало!
Он со скамейки встал и пошагал
вдоль по аллее… старенький такой.
И проходя девице той сказал:
«Слепой он что ли… Инстаграм там твой?!»
В альбоме до сих пор хранится фото.
На нём нет «лайков». Надпись есть одна:
«Люблю! Скучаю! Как ты там, пехота?
Вернись, когда закончится война!»
Вчера давно прошло,
но в мыслях где-то там:
загадочный рассвет
и розовый туман,
оранжевый закат
и речка в серебре,
и мама у крыльца.
рукою машет мне,.
где тихо и тепло,
всем песнь поёт буран,
на чердаке темно,
старинный чемодан,
таинственный фонарь.
и елка. в мишуре…
Вчера давно прошло,
но только снится мне…)
В воспоминаниях есть своя прелесть. Порой они даже приукрашают отсутствующих.
Прошлый отпуск я провёл на Чёрном море в красивых воспоминаниях. Этим летом, чувствую, что вновь туда поеду.