Невозможно вытряхнуть из Души пепел перегоревших чувств.
Как змеиный горячий язык,
Эти чуткие нежные пальцы;
Ты как Зевс, обманув, в мою спальню проник,
Натянув мою душу, как ткани на пяльца.
Наливая вино, ты подмешивал яд-
Нераскрытый секрет флорентиек;
Чтобы я не хотела вернуться назад,
Чтобы не было шанса отсюда уйти мне.
Я увидела здесь другую Луну,
Что из ваты небес взирает раскосо,
Я услышала сдесь волн тишину,
Для сонаты несозданной сотый набросок.
Всем, что знал от рожденья, делился со мной;
Рассказал о таинстаенных греческих кладах,
И о том, что не верил ты в рай на земле,
А теперь и земли без рая не надо.
Остановись судьбы мгновенье,
Не перелистывай страниц.
Хочу чтобы застыло время
На кончиках моих ресниц.
Хочу чтобы слеза дрожала
Незримо в уголках у глаз
И в этот миг вновь прозвучали
Все звуки дорогих мне фраз.
Тех фраз что душу согревали,
Даря мне радость и покой.
Тех фраз что в крылья облачали,
Даря паренье над землёй.
Хочу чтобы в слезе забвенья
Увидеть милые мгновенья,
Из книги бытия моей
И милых сердцу мне людей.
И их успехи, и смех, и радость,
И дни тоски, утрат всех тягость.
Хочу запомнить все минуты,
Что связывали нас тогда…
Запечатлеть их навсегда.
Но вот уже слеза скатилась,
Ресницы в свой полёт пустились
И время снова ожило,
Разбив мгновенье, как стекло.
Перелистнув судьбы страницу,
Мысль, улетела словно птица,
Воспоминанья унесла…
Катилась по щеке слеза…
`
Я тебя забываю, а это непросто —
Застарелые раны болят по ночам.
Для забвения нет алгоритмов и ГОСТов,
И методикам не поддаётся печаль.
Забываю тебя, как монетку в кармане,
Как своё обещание бросить курить.
Я забуду. Мне легче когда-нибудь станет,
И сумею, как раньше, с тобой говорить:
Улыбаться, уютно устроившись в кресле,
И ногами болтать, и болтать чепуху,
Подбирать на гитаре дурацкие песни
И придумывать рифмы к смешному стиху…
Я забуду. И вместе мы вспомним другое:
Как летел над волнами весёлый наш флаг,
И торговые шхуны сдавались без боя,
И норд-вест залихватски свистел в парусах…
И глушили мы ром в капитанской каюте,
Об ушедших в морскую пучину скорбя…
Знаешь, мне без тебя одиноко до жути,
И поэтому я забываю тебя.
Я стираю из памяти вкус твой и запах,
В клочья рву неотправленных писем тетрадь.
Но, бывает, тоска подступает внезапно,
И опять забываю тебя забывать.
Не кручинься, корсар, это всё наважденья.
Я надеюсь, что ты мне по-прежнему друг.
Через пару недель у меня день рожденья.
Ты пришли мне в подарок пиастров сундук!
Вспомнила — из юности.
У подружки мама уезжала на выходные к любовнику. Подружка оставалась дома одна, и мы там тусовались. На голове ходили. Гостей приглашали. Пили водку со сгущёнкой, называли бейлис.
Однажды мама поругалась с любовником и несколько выходных подряд провела дома. Нас это совершенно не устраивало. Мы придумали, как их помирить. Начали звонить на домашний (тогда ещё все звонили на домашний, и мало у кого был определитель номера) от меня и из телефона-автомата. Молчали в трубку, дышали тяжело.
— Наверное, это дядя Петя звонит, — говорила Аня маме. — Скучает по тебе, голос послушать хочет.
К маме приходила подруга, они запирались на кухне, пили водку без сгущёнки. Мы сидели под дверью, слушали.
— Я знаю, это он звонит, — всхлипывала мама. — Сердце рвётся.
Потом она выходила из кухни и звонила Пете с домашнего на домашний.
— Петя, Петя… Почему ты звонишь и молчишь? Петя, не клади трубку. Если ты хочешь поговорить — давай поговорим. Петя, будь решительнее.
Мы бежали на улицу, опять звонили и молчали.
Наконец мама испугалась, что сердце ее окончательно разорвется и поехала к дяде Пете разбираться, почему он звонит, но не говорит. Они помирились, и территория снова была свободна.
Я, между небом и людьми,
Преодолела бой…
О, Г-споди, не отними
Надежду на любовь.
И век мой, как в начале, пусть
Заполнят звезды глаз.
И поцелуев пьяный вкус,
И шепот страстных фраз.
О, Г-осподи, Премудрый Свет,
Мой Милостивый Мир,
Не додышавший воздух лет
За вздох любви возьми!
Летит молитвы жгучей пыл
В небес высокий свод —
Отдай ему две пары крыл,
Пусть ангел отдохнет.
Я в тех укутаюсь крылах
Царевной и рабой…
О, Г-споди, я так ждала
Надежду на любовь.
— Что любишь, кто шептал ему раз сто?
— Сама.
— Зачем? Кто вынудил сказать про то?
— Зима.
— И что, согрелась от любви такой?
— Чуть-чуть.
— Сейчас душа твоя нашла покой?
— Смолчу.
— В молчанье — тишина? Ой, не лукавь.
— Тоска.
— А сколько минуло после его «пока»?
— Века.
— «И дольше века длится день», ведь так?
— Беда.
— Так сделай же к нему тот первый шаг!
— Горда.
— Немыслимо… куда сейчас пойдешь?
— В туман.
— Опять лед в сердце и промозглый дождь?
— Зима…
2004 г.
Вернуть любовь уже не чаю,
Холодны, немы образа.
Я тихо в птицу превращаюсь
И поднимаюсь в небеса,
И там, в обители покоя,
Всех одиноких сирых душ,
Найду я что-нибудь такое,
Что отогреет в холод стуж.
Что мне — разлюбленной — поможет
Преодолеть земной разлад,
Не чувствовать усталой кожей
Твоих касаний нежный ад.
И ощущенье, Правый Б-же,
С вопросом: «Мой ли навсегда?!»
Где пауза сказала больше,
Чем-то, прошепченное: «Да!».
«А мне ли веришь?»
«Верю… верю…»
И волоокие глаза,
Во избежание истерик,
Отвел, двух слов не досказав.
А прежде, в судороге страха,
Пытал: «Моя лишь ты, скажи?!»
И билась судорожно птаха
Твоей ревнующей души.
О, Б-же, Б-же, счастье было
От тех банальных, глупых слов,
Но только сердце поостыло
И заморозило любовь.
И равнодушье — не случайность,
Бьет больно истины праща…
И тихо в птицу превращаясь,
Я улетаю, исчезаю, прощаю все тебе.
Прощай.
2004 г.
У ссоры горький урожай,
А после ссоры небо ясно,
Но я прошу: не обижай,
Не обижай меня напрасно.
Ведь ты в душе моей один,
Один в душе, один на ложе,
Позволь же, добрый господин,
Мне прикоснуться к царской коже.
Твой трон не шаток, не двояк —
Юдоли подданной основа,
Беспрекословна власть твоя
И так заманчивы оковы.
И если нежность правит бал
Я по твоим прольюся венам
Я стану призраком зеркал,
Твоей коленопреклоненной.
Лишь не души в сугробе май
Холодным взглядом безразличья,
Души моей не обижай,
Не обижай созданье птичье.
Не то вспорхнет под облака
Искать уютнее участье…
Не обижай меня, пока
Ты хочешь быть со мною счастлив.
2004 г.
«И я любил, и Ты любила,
Любовь — как чистое стекло…
Ах, это было, было, было, —
Быльём колючим поросло.»
Ю.Алтайцев
Твоя любовь воздушным валом
Освобождала от простраций.
И я тихонько оживала,
На ощупь двигаясь в пространстве.
Вернулось в плоть сердцебиенье,
Определяя новый статус.
Я натыкалась на сомненья,
На ран былых шероховатость.
И жизнь непознанного вида
Пугала и ошеломляла —
Я натыкалась на обиды
Былого ледяного взгляда.
Я падала и спотыкалась,
Но были руки на излете.
И глаз печальная усталость,
И прикасанье в позолоте.
И все обиды и сомненья
Брала к себе на небе долька…
Я оживала в упоеньи…
А ты любил меня, и только…
2004 г.
Мечты молодят. Воспоминания старят.
Бывает, вечер грустный не хочешь, а встречай —
пью с сахаром вприкуску обычный чёрный чай
и деда вспоминаю, и бабушку свою,
ведь им такого чая не заварить в раю.
Они любили крепкий, из пачки «со слоном».
Чаёвничать нередко садились мы втроём,
дрова трещали в печке, кипящий чайник пел…
И в самый стылый вечер бодрил и душу грел
в большой горячей кружке рубиновый настой,
а к чаю были сушки и сахар кусковой.
К полуночи беседа неспешная текла —
бессонница у деда и бабушки была.
Газеты вслух читали, а чай тихонько стыл…
Бывало, вспоминали войну, далёкий тыл,
работу на заводе без отдыха и сна —
в одной на всех заботе тогда жила страна —
про годы молодые, прошедшие в трудах.
И годы, как живые, вставали в их глазах,
А там разруха, голод… И верилось, и нет,
что был когда-то молод седобородый дед;
среди горячих будней, где что ни день — гроза,
цвели, как незабудки, у бабушки глаза.
И снова вспоминались надежды этих дней,
друзья, что проверялись в беде всего верней,
любовь, что прорастала сквозь жизни бурелом…
А я беды не знала и верила с трудом.
Мне было даже странно, что память так ясна,
как будто лишь недавно закончилась война.
Не скоро засыпали, а на ноги — чуть свет:
усталости не знали ни бабушка, ни дед,
чтоб был в саду порядок, чтоб был опрятен дом,
на кухне пахло мятой, смородинным листом…
Но старый сад заброшен уже который год,
хозяйкой не ухожен заросший огород,
дом, набекрень склонённый, как будто «подшофе»…
А чай я пью зелёный, без сахара, в кафе.
Работа городская не ломит рук и ног,
по вечерам глотаю проспекта душный смог.
Но, не смотря на это, я помню как вчера
и бабушку, и деда, и наши вечера.
Даже миг счастье может подарить нам целую жизнь прекрасных воспоминаний
Я в заветный флакон для духов опущу
Каплю мая — пьянящий черемухи цвет,
Нежность ландышей — если чуть-чуть загрущу -
И сирень всю в цвету, и над речкой рассвет.
И две капли июня в флаконе моем.
Это солнца лучи, облака в синеве,
Это радуга после дождя над холмом,
Свешескошенный луг, соловьи на заре.
Ну и пышность пионов еще прихвачу,
Спелых ягод клубники — все в мой аромат.
Ароматом зимой я себя излечу,
Пусть на краски и запахи будет богат.
А июля? Ну что же, добавим слегка
Жар земли и садов поспевающих дух,
Плеск волны, белый танец в ночи мотылька,
И костер у воды, что еще не потух…
Ну и щедрого августа самую малость:
Горечь выжженных трав, терпкий привкус полыни,
Звездопада немного добавить осталось
И теперь это лето со мною отныне.
И когда в ноябре злые ветры завоют
Или зимняя стужа унынье навеет,
Я флакон с настроеньями лета открою
От тоски и хандры излечусь поскорее.
Всё о себе без никого не вспомнишь!