Осень в город медленно входила,
Отрешённо сыпала дождём…
«Что так грустно?» — я её спросила.
«Заходи ко мне, чайку попьём»
Оживилась Осень, улыбнулась,
Заиграло солнышко в глазах —
«Вот спасибо! Я б передохнула, Заблудилась в ваших я дворах.»
И болтая, словно две подружки,
Незаметно мы пришли домой.
Я достала две большие кружки…
«Ну давай чаёвничать с тобой»
Мы с ней так душевно говорили,
Я ей рассказала о себе…
А про чайник-то совсем забыли.
ОбсвистЕлся, бедный, на плите.
Кипятком залил мои горелки,
Выбил крышку, выплюнул свисток.
Чуть подпортил наши посиделки
Вот такой ревнивый дурачок!
Но потом сменил он гнев на милость
Угостил нас с осенью чайком…
Та, прошаясь, даже прослезилась
Одарила золотым листком…
Осень в город медленно входила,
И всё также сыпала дождём…
«Полегчало?» — я её спросила.
«Заходи ещё, чайку попьём»
Бывает, вечер грустный не хочешь, а встречай —
пью с сахаром вприкуску обычный чёрный чай
и деда вспоминаю, и бабушку свою,
ведь им такого чая не заварить в раю.
Они любили крепкий, из пачки «со слоном».
Чаёвничать нередко садились мы втроём,
дрова трещали в печке, кипящий чайник пел…
И в самый стылый вечер бодрил и душу грел
в большой горячей кружке рубиновый настой,
а к чаю были сушки и сахар кусковой.
К полуночи беседа неспешная текла —
бессонница у деда и бабушки была.
Газеты вслух читали, а чай тихонько стыл…
Бывало, вспоминали войну, далёкий тыл,
работу на заводе без отдыха и сна —
в одной на всех заботе тогда жила страна —
про годы молодые, прошедшие в трудах.
И годы, как живые, вставали в их глазах,
А там разруха, голод… И верилось, и нет,
что был когда-то молод седобородый дед;
среди горячих будней, где что ни день — гроза,
цвели, как незабудки, у бабушки глаза.
И снова вспоминались надежды этих дней,
друзья, что проверялись в беде всего верней,
любовь, что прорастала сквозь жизни бурелом…
А я беды не знала и верила с трудом.
Мне было даже странно, что память так ясна,
как будто лишь недавно закончилась война.
Не скоро засыпали, а на ноги — чуть свет:
усталости не знали ни бабушка, ни дед,
чтоб был в саду порядок, чтоб был опрятен дом,
на кухне пахло мятой, смородинным листом…
Но старый сад заброшен уже который год,
хозяйкой не ухожен заросший огород,
дом, набекрень склонённый, как будто «подшофе»…
А чай я пью зелёный, без сахара, в кафе.
Работа городская не ломит рук и ног,
по вечерам глотаю проспекта душный смог.
Но, не смотря на это, я помню как вчера
и бабушку, и деда, и наши вечера.
Ну, как скажи мне не зайти к тебе на чашку чая?
Я обязательно зайду, уж очень я скучаю,
Я приглашу с собой друзей, всем хватит угощения,
Надеюсь, что достанешь ты и баночку варения?
Ты помнишь, как-то ты варил из ягодок Жевики?
Давно меня ты угощал, и собирал клубнику,
Тогда лепили мы с тобой вареники на даче,
Как вкусно было нам тогда, мы ели, как солдаты,
Что отстрелялись от хлопот и смирненько сидели,
И любовались ягодкой, что за зиму всю съели,
Сегодня вижу тортик есть и вкусная клубника,
Я обязательно зайду на чай из Ежевички)))
Поезд, как жизнь! Маршрут лишь неизвестен,
Он мчится вдаль и только слышен стук колес,
И остаются сзади где-то километры,
На том земном пространстве в тысячу дорог.
Вот и недавно сел я в поезд на вокзале,
Зашел в купе где был приятный пассажир,
И познакомившись, я занял свое место,
Присев напротив, разговор с ней завели.
Он прост в основе был, о нашей прозе жизни,
Где мы коснулись многих жизненных вещей,
Вели раскованно, себя — не напрягались,
И много общего нашли за ним в себе.
В купе никто походу больше не садился,
И нам за столиком уютно было в нем,
А за окном мелькали то холмы, то реки,
Или поля с зеленой лесополосой.
Свой разговор переключили об искусстве,
Ибо, к нему имели склонность мы в душе,
Ну, а искусство нас смогло настолько сблизить,
Как-будто были мы знакомы целый век.
Заговорили о пейзажах, о погоде,
О той поэзии, что им посвящена,
И до того сложилась обстановка мило,
В купе уютном у прозрачного окна.
А поезд дальше мчался лишь столбы мелькали,
Да семафоры на разъездах у дорог,
Не замечали мы, как время пробегало,
Вели, как прежде задушевный разговор.
Нам принесли в купе горячий чай вечерний,
И чайный аромат заполнил все вокруг,
И на друг-друга мы участливо смотрели,
если в беседе кто-то говорил один из двух.
И прерывался он лишь иногда меж нами,
Когда на перекур я в тамбур выходил,
Ну, а вернувшись темы снова оживали,
Мы продолжали оживленно говорить.
И, как не странно, но в купе нас было двое,
Как-будто встречу случай подготовил нам,
Стемнело за окном и ночь запеленала,
В свой звездный плащ, добавив в это волшебства.
В купе свет яркий был погашен, лишь дежурный,
Придал уюта больше в этот поздний час,
Я предложил вишневый «Пунш» за разговором,
Он принят был и вновь беседа ожила.
В беседе я ловил взгляд милый, теплый, нежный,
Мне был приятен взор ее прекрасных глаз,
Она ресницы опускала от смущения,
Когда я пристально смотрел в ее глаза.
Лицо красивое ей придавало шарма,
И мне хотелось на нее вот так смотреть,
А поезд уносил все дальше от вокзала,
Того вокзала, где в купе зашел, чтоб сесть.
Пора тепла. Поездок на моря,
На берега уюта и покоя…
А ты шепнёшь: отдушина моя,
И кажется, что я — любое море…
И можно отдыхать всегда. И впрок…
Ничто вовек уют наш не нарушит…
Ведь самая святая из дорог —
Дорога в человеческую душу…
С утра уютным пледом тишина,
Молчит неугомонный телефон.
Но беспокойная моя душа,
Мне вновь устроила трезвон.
Стучит по крыше бесконечный дождь,
Ползут лениво капли по стеклу.
Она ж кричит: «Чего ты ждешь?
Опять уйдем с тобой ко дну?»
«Отстань, у нас сегодня выходной!
Расслабься, не хочу писать стихи.
Не приставай, и дай побыть одной.
Свернись котенком, рядом отдохни.
Мои стихи просты как дважды два,
В них чаяния, желания, мечты.
Но здесь нужны особые слова,
Об этом знаю я, и знаешь ты.
Их просто так из головы не вынешь.
Эмоций нужен взрыв и чувств накал.
Сгораешь в них, покуда не остынешь,
С стихах ведь так, что взял — другим отдал.
Давай, с тобою, книжку почитаем,
Посмотрим вместе мелодраму.
Валяясь на диване, помечтаем,
Другое нам, увы, не по карману».
Не слушает меня моя душа,
И, рвется, словно в клетке птица.
Ей лень, как смерть, всегда страшна,
Привыкла день и ночь трудиться.
Мак и ромашка
полевые цветы
Розочки в вазе
Укрошенъе стола
Милый подарит
Красивый букет
Вспыхнет любовь
Неделя спустя…
Завтра завяли
Волшебность прошла
Скверность дневная
Согрета звезда
Но только. в ночи !
У одинокого окошка,
Как две скульптуры, чуть дыша,
Сидели женщина и кошка.
Хоть двое, но одна душа.
Утихли звуки разговоров,
В чужом окне зажёгся свет.
Без тайных жалоб и укоров,
Они всё ждут. А принца нет.
Друг другу нежно улыбались,
Мурлыча песенки без слов.
Как видно, снова замечтались
Под сказки зимних вечеров.
Новый год хотелось бы встретить вместе
Где-нибудь в спокойном уютном месте,
В своем доме, лучше конечно старинном,
Рядом с печкой русскою или камином…
Включить музыку тихую, расставить свечи…
«Не правда ли, милый, прекрасный вечер?»
И пить из кружки кисель тягучий -
Горячий, смородиновый, пахучий…
И обязательно пирожки с картошкой,
С лучком, поджаренным на масле немножко…
Откусить пирожок, киселя - глоточек
И смотре-е-еть на тлеющий уголёчек.
А в двенадцать ровно - бокал с шампанским,
И дышать морозом, уже январским,
И желать всем счастья, звонить знакомым…
И еще там елка пусть будет с домом,
А под елкой кучей лежат подарки…
И совсем не холодно, даже жарко…
И пусть нет камина… Уже не важно…
И не дом, а «башня» многоэтажная,
И не ель - а елочка из пластмассы,
А живая ветка торчит из вазы…
Ты и я… и музыка, ночь, и свечи,
Новый год… И так, чтобы каждый вечер…
Буду ждать, когда ты придешь с работы,
Пирожки с картошкой, кисель, компоты…
И к тебе с ногами, губами - греться,
И к груди прижаться и слушать сердце…
В белой рубахе с узорчатой прошвой
Бродит студёный февраль за окошком.
Сыплет блестящие снежные стразы,
Ветром качает фонарь одноглазый.
В окна бросает щепотки снежинок,
Шепчет - ему, мол, зима разрешила.
Льдинки звенят, будто струны у лютни…
Пусть себе бродит. Так даже уютней.
В плед, очень теплый, вдвоем завернувшись,
Греть друг о друга озябшие души.
Взглядом снежинки в окне провожая,
Между глоточками крепкого чая,
Тихо болтать ни о чем и о многом,
Плавая в нежности слов диалога.
Сладко губами желанье тревожить,
Страсть разжигать, прикасаясь всей кожей.
Птицами взмыть над февральскою вьюгой
Вдруг осознав, что не жить друг без друга…
После, обнявшись под пледом уютно
Вместе смотреть, как в ночном перламутре
Бродит студёный февраль за окошком
В белой рубахе со снежною прошвой.
Когда зима дороги заметает
И город из-за туч не видит света,
Твоя улыбка душу согревает
Получше, чем любое солнце лета.
Улыбка, теплота в любимом взгляде,
Всего три слова: «Я сейчас приеду»,
Мне нравится январь, пока ты рядом,
Заботою укроешь словно пледом.
Представь, пушистый снег и минус двадцать,
Мы будем разодеты как пингвины,
Скользить по снегу, падать и смеяться,
Такая вот весёлая картина.
Зимою на душе всегда теплеет
От добрых слов, от искренних объятий,
Снежинки словно крошечные феи,
Подарят всем влюблённым много счастья.
На кухне - ароматного варенья,
Воздушной сдобы, ванилина дух,
Трещат в печи сосновые поленья,
И на дворе летает белый пух.
Клубком свернулась молодая кошка,
Тепло живое сердце веселит,
В узорах сказочных горит мое окошко,
Бескрайний снежный открывая вид.
Мороз крепчает. Ели - в ватных шубах,
В папахах белых - тёплые дома,
Проказник-ветер завывает в трубах…
Привет тебе, красавица-зима!
пап, давай потолкуем? - ну как раньше, на кухне
чтобы дым коромыслом и от слов - даже тесно дышать
я, конечно же знаю, ты как прежде, не куришь
для меня сигареты, это мой персональный «шаббат»
помнишь, спорили с мамой - имя выбрать дочурке
грезил ты о мальчишке, и прозвал меня Васькой /котом/
улыбались соседи, Анатолий наш - чудик
дочка - копия папы, подрастает таким сорванцом
часто била коленки, ты их мазал зелёнкой
нежно дуя на ранки и бледнея, шептал: - потерпи
я терпела, татусик… видишь, шрамов-то сколько -
в сердце… здесь не поможешь ни зелёнкой, ни йодом, увы
а ещё мы с тобою в лес, в походы ходили
на подъёме и спуске - твёрдо знала - поддержишь меня
сколько раз мне по жизни - не хватало усилий
не хватало опоры, прочной, сильной - как папы рука
а качели? качели! наша сборка на даче
и покраска совместно, ах, какая была красота!
как потом мы катались - взлёт, парение… счастье…
жаль, что жизнь отрезвляет, подрезая нам оба крыла
прав, я стала взрослее, но из множества нитей
так и не научилась выбирать ту, что свяжет прочней
пазлы прожитых дат из вех, людей и событий
знаменателем дроби - «самость» сверху, числителем в ней
папа, папка, татусик… время огненным смерчем
лижет памяти пятки, умножая отсчёты на нуль
но пока до конечной - путь земной не прочерчен
часто снится - ты рядом…
и под пальцами бьётся твой пульс
* татусик - с укр., ласк. - папуля, папочка
Кто научил счастье плакать? Оно не умело
И в уголке потайного кармашка души
Мирно дремало, по-детски тихонько сопело,
Так беззаботно, как только сопят малыши.
Кто научил счастье плакать? Оно и не знало -
Слёзы не спрячешь под веером длинных ресниц…
Что с ними делать? Такого ещё не бывало -
Всё кувырком под вопросов разыгранный блиц.
Кто научил счастье плакать? Оно с непривычки
Как-то отчаянно трёт кулачками глаза -
Нерасторопное, глупое… (ладно - в кавычках),
Искренне-светлое в этих нелепых слезах.
Кто научил счастье плакать? Оно не гадало,
Что в сердце нежность бывает бесспорней огня,
Плачет смешное, и что его так напугало?
Может быть, крылья, что носит уж целых два дня,
Может быть, то, что под левым крылом чуть щемящим
Светом пульсирует солнце… и как с этим жить?
Кто научил счастье плакать? Таким настоящим
Раньше боялось оно, несмышлёное, быть ;)
А осень будет теплой и уютной:
Душевный вечер … ласковое утро…
Охапки листьев, впечатлений ворох,
Свидания со всеми, кто так дорог…
Осенний дождик, музыка Вивальди,
Любимое кино и мягкий плед…
Нарядный шарфик, вышитая скатерть,
Глинтвейн и чай, шарлотка на обед…
Душевный вечер, ласковое утро…
И это не расхожее клише -
Ведь Осень будет теплой и уютной…
Пусть не на улице … в моей Душе!