Поэты живут. И должны оставаться живыми.
Пусть верит перу жизнь, как истина в черновике.
Поэты в миру оставляют великое имя,
Затем, что у всех на уме - у них на языке.
Но им все трудней быть иконой в размере оклада.
Там, где, судя по паспортам - все по местам.
Дай Бог им пройти семь кругов беспокойного лада,
По чистым листам, где до времени - все по устам.
Поэт умывает слова, возводя их в приметы
Подняв свои полные ведра внимательных глаз.
Несчастная жизнь! Она до смерти любит поэта.
И за семерых отмеряет. И режет. Эх, раз, еще раз!
Как вольно им петь. И дышать полной грудью на ладан…
Святая вода на пустом киселе неживой.
Не плачьте, когда семь кругов беспокойного лада
Пойдут по воде над прекрасной шальной головой.
Пусть не ко двору эти ангелы чернорабочие.
Прорвется к перу то, что долго рубить и рубить топорам.
Поэты в миру после строк ставят знак кровоточия.
К ним Бог на порог. Но они верно имут свой срам.
Позты идут до конца. И не смейте кричать им «Не надо!»
Ведь Бог… Он не врет, разбивая свои зеркала.
И вновь семь кругов беспокойного, звонкого лада
Глядят Ему в рот, разбегаясь калибром ствола.
Шатаясь от слез и от счастья смеясь под сурдинку,
Свой вечный допрос они снова выводят к кольцу.
В быту тяжелы. Но однако легки на поминках.
Вот тогда и поймем, что цветы им, конечно, к лицу.
Не верте концу. Но не ждите иного расклада.
А что там было в пути? Эти женцины, метры, рубли…
Неважно, когда семь кругов беспокойного лада
Позволят идти, наконец, не касаясь земли.
Ну вот, ты - поэт… Еле-еле душа в черном теле.
Ты принял обет сделать выбор, ломая печать.
Мы можем забыть всех, что пели не так, как умели.
Но тех, кто молчал, давайте не будем прощать.
Не жалко распять, для того, чтоб вернуться к Пилату.
Поэта не взять все одно ни тюрьмой, ни сумой.
Короткую жизнь. Пять, шесть, семь кругов беспокойного лада
Поэты идут. И уходят от нас на восьмой.
Вещи - для всего народа,
Строки - на размер страны,
Вровень звездам небосвода,
В разворот морской волны.
И стихи должны такие
Быть, чтоб взлет, а не шажки,
Чтоб сказали: «Вот - стихия!»,
А не просто: «Вот - стишки».
Николай Асеев
1947
Если ты знаешь больше одной рифмы к слову «звезда» - ты настоящий поэт!
На Бумагу Ложатся Не СТРОКИ,
На Бумагу Ложится ДУША…
Кто-то Скажет: Вы так Одиноки!
Кто-то Молвит: Ты так Хороша!
Очень Хочется Высказать Чувства,
Чтобы Понятой быть, не Смешной…
Иногда Получается Грустно,
И Несет Меня Вдаль по Сплошной…
А бывает Порой, что Веселье,
Захлестнет Вдруг Меня Словно Море,
И Делюсь Позитивом со Всеми,
Словно в Жизни не ведала Горя…
Мы Бываем Порой Одиноки,
Или СЧАСТЛИВЫ… И Тогда…
На Бумагу Ложатся Не СТРОКИ…
На Бумагу Ложится ДУША!
Сколько стихов не тебе посвященных
Рвал я в кровавые клочья руками…
Ждал знаков судьбы верою освященных
Блуждая во тьме преисподней веками…
Ты бежать за мною по снегу
Вряд ли захочешь и вряд ли сумеешь…
Ты превратишься из Альфы в Омегу…
И в сердце моем постепенно истлеешь…
Я Орфей, а ты моя Эвридика…
Но ты остаешься в снежном аду…
Я отвернусь цепенея от крика и не оглядываясь уйду…
Я читаю…
Это много значит.
Это значит знаю буквы я…
Это значит, что душа заплачет…
Если дочитаю я…
…себя. :))))
Какая все же происходит отвратительная хрень! Высокой поэзии становится всё меньше и меньше, и моя поэма тому зримое свидетельство, - размышлял поэт, завершая краткий анонс своего стиха.
К.Д.БАЛЬМОНТ
Рождающий в своём воображеньи
Огни туманно-призрачных химер,
Вы - царь сирено-гибельных видений -
Небесно-изумрудный Люцифер.
А может Ангел золотисто-звездный -
Изысканной утОнченности гений,
Из опьянённо-сладострастной бездны
Дарующий реальность сновидений.
Вы в отвлечённостях нашли свои соблазны,
Из лунных кружев зыбкий выткали узор.
И строчек светлых, несравненно-ясных,
На всё теперь ложится нежный взор.
Незримый дух теперь во мне живёт,
И виноваты в этом Вы -
Желание писать - болезнь души.
Умение писать - почти лекарство.
Алкоголь по разному влияет на людей - одни становятся животными, другие - гениями… Лермонтов, Есенин, Маяковский очень были не прочь напиться. Интересно, а когда родятся в следующий раз такие пьяницы???
В небе моем, как не синем поле,
Осыпаются грезы, гаснет звезда.
Все мои грезы-сны, и не боле,
И не свершаются никогда.
Не каждая ива-плакучая ива,
Не у каждой розы розовый цвет.
Я знаю героев, бегущих трусливо,
И дверь, на которой запоров нет.
Ни страсти, ни пыл ничего не значат.
Все, что мы говорим, есть ложь.
Сердце отноет. Глаза отплачут.
А с голого разума что возьмешь?
Навеяно Вечером «поэзии»
Какое страшное время… Бытовую технику продают программисты. Пока врачи распространяют БАДЫ-пустышки, самозванцы пассами лечат геморрой с простатитом. Евроремонты делают таджики, молдаване строят продуваемые ветром дома и текущие крыши… Фармацевты в аптеке на ходу ставят диагнозы и выписывают лечение. Зарабатывающие 700 долларов в месяц ведут тренинги о том, как разбогатеть, а толстые тёти - как похудеть… И, когда Донцова и Устинова уже давно завоевали многотысячных читателей и продолжают получать за это справедливое вознаграждение, те, кто должен был бы заниматься, к примеру, строительством, безо всяких на то оснований, пытаются заняться литературной критикой.
Взошла заря. Чуть слышно прозвучали
Ее шаги, смутив мой легкий сон.
Я пробудился на своем привале
И вышел в горы, бодр и освежен.
Мои глаза любовно созерцали
Цветы в росе, прозрачный небосклон, -
И снова дня ликующая сила,
Мир обновив, мне сердце обновила.
Я в гору шел, а вкруг нее змеился
И медленно всходил туман густой.
Он плыл, он колыхался и клубился,
Он трепетал, крылатый, надо мной,
И кругозор сияющий затмился
Угрюмой и тяжелой пеленой.
Стесненный пара волнами седыми,
Я в сумрак погружался вместе с ними.
Но вдруг туман блеснул дрожащим светом,
Скользя и тая вкруг лесистых круч,
Пары редели в воздухе согретом.
Как жадно солнце ждал я из-за туч!
Каким встречать готовился приветом
Вдвойне прекрасный после мрака луч!
С туманом долго бой вело светило,
Вдруг ярким блеском взор мне ослепило.
А грудь стеснило бурное волненье,
«Открой глаза», - шепнуло что-то мне.
Я поднял взор, но только на мгновенье:
Все полыхало, мир тонул в огне.
Но там, на тучах, - явь или виденье?-
Богиня мне предстала в вышине.
Она парила в светлом ореоле.
Такой красы я не видал дотоле.
«Ты узнаешь?- И ласково звучали
Ее слова.- Ты узнаешь, поэт,
Кому вверял ты все свои печали,
Чей пил бальзам во дни сердечных бед?
Я та, с кем боги жизнь твою связали,
Кого ты чтишь и любишь с юных лет,
Кому в восторге детском умиленья
Открыл ты сердца первые томленья».
«Да!- вскрикнул я и преклонил колени.-
Давно в мечтах твой образ был со мной.
Во дни опустошающих волнений
Ты мне дарила бодрость и покой,
И в знойный день ты шла, как добрый гений,
Колебля опахало надо мной.
Мне все дано тобой, благословенной,
И вне тебя - нет счастья во вселенной!
Не названа по имени ты мною,
Хоть каждый мнит, что зрима ты ему,
Что он твоею шествует тропою
И свету сопричастен твоему.
С пути сбиваясь, я дружил с толпою,
Тебя познать дано мне одному,
И одному, таясь пред чуждым оком,
Твой пить нектар в блаженстве одиноком.
Богиня усмехнулась: «Ты не прав!
Ну стоит ли являться мне пред вами!
Едва ты воле подчинил свой нрав,
Едва взглянул прозревшими глазами,
Уже, в мечтах сверхчеловеком став,
Забыв свой долг, ты мнишь других глупцами.
Но чем возвышен ты над остальными?
Познай себя - и в мире будешь с ними».
«Прости, - я вскрикнул, - я добра хотел!
Не для того ль глаза мои прозрели?
Прекрасный дар ты мне дала в удел,
И, радостный, иду я к высшей цели.
Я драгоценным кладом овладел,
И я хочу, чтоб люди им владели.
Зачем гак страстно я искал пути,
Коль не дано мне братьев повести!»
Был взор богини полон снисхожденья,
Он взвешивал, казалось, в этот миг
И правоту мою и заблужденья.
Но вдруг улыбкой дрогнул светлый лик,
И, дивного исполнясь дерзновенья,
Мой дух восторги новые постиг.
Доверчивый, безмолвный, благодарный,
Я поднял взор на образ лучезарный.
Тогда рука богини протянулась -
Как бы туман хотела снять она.
И - чудо!- мгла в ее руках свернулась,
Душистый пар свился, как пелена,
И предо мною небо распахнулось,
И вновь долин открылась глубина,
А на руке богини трепетало
Прозрачное, как дымка, покрывало.
«Пускай ты слаб, - она мне говорила.-
Твой дух горит добра живым огнем.
Прими ж мой дар! Лучей полдневных сила
И аромат лесного утра в нем.
Он твой, поэт! Высокие светила
Тебя вели извилистым путем,
Чтоб Истина счастливцу даровала
Поэзии святое покрывало.
И если ты иль друг твой жаждет тени
В полдневный зной, - мой дар ты в воздух взвей,
И в грудь вольется аромат растений,
Прохлада вечереющих полей.
Утихнет скорбь юдольных треволнений,
И день блеснет, и станет ночь светлей,
Разгонит солнце душные туманы,
И ты забудешь боль сердечной раны".
Приди же, друг, под бременем идущий,
Придите все, кто знает жизни гнет.
Отныне вам идти зеленой кущей,
Отныне ваш и цвет, и сочный плод.
Плечом к плечу мы встретим день грядущий -
Так будем жить и так пойдем вперед,
И пусть потомок наш возвеселится,
Узнав, что дружба и за гробом длится.
Поэзия - гибкий, колеблемый ветром ствол,
Который однажды замрет в переплетах твердых.
Слово бессмысленно, если оно мертво.
Назвался поэтом - учись воскрешать из мертвых.
© Кот Басё
Обидеть поэта может каждый,
Не каждый может с поэтом быть.
Случайно встретив его однажды,
Не каждый может с находкой жить.
Руками этот клад не потрогать,
Живую воду с лица не пить,
Не ближе будет в пути дорога,
И, в общем, что там - не Бред не Пит.
Не утолить с ним любовной жажды,
Не краше будет семейный быт…
Поэта обидеть может каждый,
Не каждый может поэтом быть.