Не катать мне шарами петанка.
Уступаю шезлонг в Ла Вилетте.
Под берёзовый шелест гуляю
По высокому берегу Волги!
Хочу поужинать в Париже!
И что ты там не говоришь,
Мол, жемчуг мельче, супчик жиже —
Я всё равно хочу в Париж.
И там, под сенью липы старой,
В кафе, открытом до утра,
Я закажу себе омаров
И что-то вроде фуа-гра.
Бордо — так кисло и не вкусно,
Куда приятнее мускат.
Да, жить во Франции — искусство,
Все по-французски говорят.
Я тоже знаю по-французски:
«Мерси», «бонжур» и «гутен таг».
О, эти дамы в юбках узких,
О, их летящих дерзкий шаг!
Ах, есть Париж на белом свете,
И это помогает жить…
Пойду котлеты жарить детям
И макароны им варить.
Обыденность из жизни гонишь,
В мечтах заоблачных паришь,
Глаза откроешь и — Воронеж,
А мне мечталось, что Париж.
«Силь Ву Пле», — так в Париже далёком,
Прозвучало в вечерней тиши,
Где шарманка звучит одиноко,
А шарманщик тот, — русской души …
Поутру, по Парижским кварталам,
Где кафе и цветы, я пройдусь,
Дам шарманщику денег … немало,
И напомню … про общую Русь …
Запах кофе, Париж, отель …
Томный взгляд и в фужерах «MARTELL»
Источает истому и страсть,
Нежность губ, … вот и карта в масть …
Этот милый цветной прованс, …
Шубка, ножки, … шальной роман‘c …
Еле слышен аккордеон …
Нет, наверное, то был сон …
Старый фонарь
Каждый вечер в окно одинокой квартиры моей
Тускло светит старый фонарь.
Каждый вечер рассеянный призрачный свет
Незаметно меня уносит в туманную даль.
Вот и скрипка уже запылилась в углу,
Только мне давно все равно.
Каждый вечер, лелея свою печаль,
Я спускаюсь в кафе пить вино.
Три бокала, четыре, а может и пять…
Я давно перестал считать.
Торопиться куда-то уже не хочу -
Лишь глядеть на огонь и мечтать.
На часах бьет двенадцать, и в наше кафе
Тихо входит мадам Божаль.
Вот и все хорошо!
Грусть уходит.
И уж прожитого мне совсем не жаль.
Old lantern
Every evening at my lonely apartment’s window
The old lantern shines dully.
Every evening its scattered ghostly light
Takes me to a foggy valley.
Dusted violin lays forgotten in the corner…
But I don’t care anymore.
Every evening, cherishing my sorrow,
I drink wine at the cafe below.
Three glasses, or may be four, or five…
I stopped counting them long ago.
I prefer to look at the fire and wonder
where my dreams could let me go.
The clock strikes twelve, the door quietly opens
And our cafe enters beautiful madam Beaumont.
And all is good now!
And sadness’s gone.
And I again will be happy till the dawn.
В этот вечер парижский, взволнованно-синий,
Чтобы встречи дождаться и время убить,
От витрины к витрине, в большом магазине
Помодней, подешевле, получше купить.
С неудачной любовью… Другой не бывает -
У красивых, жестоких и праздных, как ты.
В зеркалах электрический свет расцветает
Фантастически-нежно, как ночью цветы.
И зачем накупаешь ты шарфы и шляпки,
Кружева и перчатки? Конечно, тебе
Не помогут ничем эти модные тряпки
В гениально-бессмысленной женской судьбе.
- В этом мире любила ли что-нибудь ты?..
- Ты должно быть смеешься! Конечно любила.
- Что?- Постой. Дай подумать! Духи, и цветы,
И еще зеркала… Остальное забыла.
С утра она обожала кофе,
Купаж арабики и рабусты.
Подъём по утрам как путь к Голгофе.
А кофе… такой ароматный, вкусный.
Вон осень за окнами сыплет листья,
Срывая их с веток густым туманом.
У осени нынче походка лисья.
А кофе… да ежели с круассаном…
Снимает вопросы, даёт ответы.
Все смыслы становятся ярче, ближе.
Когда тебя любят, неважно где ты.
А кофе… неплохо бы пить в Париже.
Он чашку протянет и спросит:
- Вкусно?
Она улыбнётся, в ответ кивая.
А кофе… с ним будто теплее чувства…
И жизнь по-особенному живая.
Ночные кошмары Царевны-Лягушки: «Увидеть Париж и умереть»!
&
Из романа в стихах Ангел Музыки - Призрак Оперы
…Век девятнадцатый был в ходе,
В те дни театры были в моде,
И жизнью бурною с утра
Жил новый зал Гранд-Опера
(Роскошный, пышный, как дворец, -
Искусств и зодчества венец!):
Под шум возвода декораций
Пестрела сцена суетой,
Игрой актёрских декламаций
И реквизита простотой;
Послушны палочке маэстро,
Сливались звуки голосов
Басов, сопрано, теноров
С многоголосием оркестра, -
Хормейстер строго наблюдал
И указания давал;
Как франт заправский, балетмейстер
По сцене с труппою порхал,
И страж порядка, полицмейстер,
Ходил рядами и зевал.
В антрактах, между репетиций,
В уборных общих, танцовщицы
Пред зеркалами красовались,
Ругались, пели (кто как мог),
Наливкой тайно баловались
И вновь спешили на урок.
Премьеры, паче примадонны,
Не утруждаясь сверх нужды,
Являлись только на прогоны
И с труппой не были дружны;
На сцену томно выплывая
На всех взирая свысока,
Они, казалось, роли брали
(Как говорится) с потолка.
Над сценой жизнь своя кипела.
Вслед за артистами с утра
Брались рабочие за дело, -
В своем искусстве мастера:
Меняли падуги, кулисы,
Взмывая вверх к колосникам;
Ходя по узеньким мосткам
Крепили штофы за карнизы.
Лебёдки, блоки проверяли;
Противовесы закрепляли,
Спуская из папье-маше
В пространство сцены шандальеры;
В атласны, бархатны портьеры
Рядили залу, и уже
К полудню был театр готов
Принять искусства знатоков.
Но вот уж вечер: фонари
На мостовые свет роняют,
И с Нотр-Дама де Пари
Бой колокольный возвещает,
Что час уж близок; у театра
Всё оживает: высший свет,
Чредою вычурных карет,
На площадь гордо прибывает.
Театр ждёт: во сто свечей
Пылают окна; у дверей,
В расшитых золотом ливреях,
Стоят лакеи; на ступенях
Уж слуги ждут своих господ,
Приветствуя их чинный ход
Поклоном низким; кучера
Хозяев взглядом провожают;
Неспешным шагом господа
Блестящих дам сопровождают -
И пары, вслед одна другой,
Взирая томными очами,
Ступают важной чередой
Под своды Оперы с речами.
Пред ними гордое величье:
Картины, фрески, зеркала,
Колонны в мраморном обличье,
Атлас и злато - без числа;
Как дань эпохе Просвещенья
И благородной простоте
В своём скульптурном воплощеньи
На постаментах стоят те,
Чии волшебные клавиры,
Преобразив театра дух,
Подобно чистым звукам лиры,
Поныне наш ласкают слух.
На стенах, росписью увитых,
Портреты именитых лиц:
Певцов, танцоров, танцовщиц,
Всему Парижу знаменитых;
Кругом, куда ни кинешь взор,
Лепнин затейливый узор.
Пройдя рядами анфилады
Парад великосветских мод
Вступает в стройные аркады.
Их взорам строгим предстает
Волшебный вид - ступени к залу,
Камней изысканный расцвет,
Что отбирали много лет
Со всего свету мал-помалу;
Взойдя по ним, минув портал,
Месье и дамы входят в зал:
Амфитеатр полон знати,
Повсюду светский разговор
(А меж рядов актёрской рати
В кулисах суетность и ор);
Оркестр в шумном оживленьи,
Трубя и струнными звеня,
Ровняет инструмент на ля…
Все в нескончаемом движеньи,
И на устах у всех одно:
Творенье новое Гуно!
Но бьют заветных три удара,
Всех призывая к тишине:
Оркестр смолк, стихает зала,
Свет люстры тает в вышине -
Всё на мгновенье замирает,
Вступает музыка, и вот
Со сцены занавес взмывает -
Театр оперой живёт!
Приехали наши хлопцы в Париж, увидели местных красоток на бульваре и сказали: «Умереть, не встать». С тех пор и пошло выражение: «Увидеть Париж и умереть!»
.
Как хорош осенний дождь Парижа
с лужами на улице Прэшёр!
На углу, угрюм и неподвижен,
приставучий старый ухажёр.
Шляпа из поношенного фетра,
на цепочке луковка часов
и смешно топорщатся от ветра
кончики нафабренных усов.
«Ах, какая гладенькая киска,
просто загляденье и charmant!
У меня в запасе лёд и виски
или предпочтёте ресторан?»
«На ночь виски, утром круассаны?
Не смешите рыжего портье.
На ночь я читаю Мопассана,
а ещё Верлена и Готье.
Я не стану комнатной левреткой,
чтобы тешить вас наедине,
пусть служу обычной мидинеткой
в ателье Мадлены Вионне.
Я слыву шальной и непутёвой,
но оставьте, ваша «благородь»!
…"Лучше пусть в гостинице дешевой
я умру под мелкий зимний дождь" *
_________________
* Елизавета Полонская, 1932−1934 г. г.
Этот город вымощен камнем,
Разбегаются улицы стройно,
Запах выпечки утром ранним,
И прохожего взгляд фривольный.
В этом городе много света,
В нем намешано разной крови,
Каждый пятый тут - Кастанеда,
Каждый третий - герой- любовник.
Этот город люблю все так же,
Блеск и сладкая сказка мая.
Только что-то томит украдкой,
В нем мне только тебя не хватает…
Парижанка в клетчатом пальто
и слегка потрёпанном берете
насыпает в маленький пакетик
косточки французского лото.
Посреди осенних сквозняков
И над Сеной выросших туманов
Обжигают губы мне каштаны,
Огненной скорлупкой уколов.
Достаю из пластиковой тьмы
Их сердечки цвета шоколада,
А для счастья больше и не надо
Накануне будущей зимы.
В бесконечном лабиринте крыш
Кот листву гоняет по карнизу…
Жаль, что мне вчера не дали визу,
Чтоб уехать от себя в Париж.