Скис у Дональда салат,
Продырявился халат,
А бедняге непонятно —
Это Путин виноват.
По Европе злой араб
Бродит, прыгает на баб,
Бьёт и немца, и испанца.
Это Путин виноват.
Чё-то секс пошёл на спад,
Был разогнан гей-парад,
Англичанам так вломили…
Это Путин виноват.
НМП-эшки* бьют в набат,
Всем доносят постулат**:
«Что-то русских… слишком… много…
Это Путин виноват».
Из Вселенной строгий взгляд, —
Только мир ему не рад, —
Прибыл внеземной корабль.
Это Путин виноват.
_________________________
НМП — новый мировой порядок/правительство.
Постулат — исходное положение. допущение, принимаемое без доказательств.
Пусть в футболе мы и на вторых ролях, зато в пионерболе мы когда-то были впереди планеты всей.
«Силь Ву Пле», — так в Париже далёком,
Прозвучало в вечерней тиши,
Где шарманка звучит одиноко,
А шарманщик тот, — русской души …
Поутру, по Парижским кварталам,
Где кафе и цветы, я пройдусь,
Дам шарманщику денег … немало,
И напомню … про общую Русь …
`
Перепахана, перекошена,
Колесована, облапошена,
Русь, расхристанная просторами,
Четвертована на все стороны.
И великая, и дремучая,
Ты и любишь так, словно мучаешь —
Ноги бражников и острожников
Зацелованы подорожником.
Но над пропастью, или в пропасти,
Мужики здесь не мрут от робости —
И с метелями зло метелятся,
И рубахой последней делятся.
Бесшабашная и мятежная,
Даже в радости безутешная,
Покаянная доля пьяная,
Да и трезвая — окаянная.
Хорохоримся жить по совести —
Не винцо с дрянцой на крыльцо нести.
Но болит душа — не погост, поди! -
Все равно грешим, прости, Господи!
Колокольная и кандальная,
И святая Русь, и скандальная,
Не обносит судьбой пудовою —
Ни медовою, ни бедовою.
И морозные сорок градусов
То ли с горя пьем, то ли с радости —
На закуску капуста хрусткая
И протяжная песня русская.
И не важно даже про что поют,
Если душу песнями штопают.
Пусть лишь звонами, Русь, да трелями
Будет сердце твое прострелено.
Пусть сынов твоих искушает бес,
В их глазах шальных синева небес,
Рудименты крыл — ношей тяжкою,
Да нательный крест под рубашкою…
Если гвоздь торчит, японцы его забивают, русские вешают полотенце.
Страдать - это так по-русски.
«Русские могут казаться недалёкими,
Нахальными или даже глупыми
Людьми, но остаётся только молиться
Тем, кто встанет у них на пути…»
Уинстон Черчилль
Африканцев даже неграми называть у них теперь не положено. Представителей однополого порева считать пидорами запрещается. Вот они на русских и отрываются.
…Оболванить такой народ, оскопить такую историю.
Как ругались на Руси без мата
Еще до «изобретения» матерных слов на Руси был огромный пласт лексики, которую использовали для ругательств. Она была в ходу как у простых людей (мастеровых, крестьян, служек в покоях знати), так и у более образованных, даже высокопоставленных особ (толмачей (переводчиков), учителей, бояр, князей). Эти слова не были неприличной, табуированной лексикой, поэтому свободно использовались в быту…
Из животного мира
Самые простые ругательства образовались от названий животных («скотина», «червь», «собака», «козлище» и пр.). Если человек использовал одно или несколько таких ругательств по отношению к какому-либо лицу, он приравнивал последнего к низшему по развитию существу, считал того недостойным высокого звания человека. Обычно так осуждались низкие моральные качества или недостаточное умственное развитие обзываемого.
Потусторонние силы
Очень осторожно, но всё же использовались для ругательств и слова, обозначающие потусторонние силы: «ведьма», «чёрт», «бес» и пр. Но такими словами старались сильно не злоупотреблять, чтобы не накликать беды.
Считалось, что поминание имени нечистого может привлечь его в этот мир, к человеку, который его звал. Женщину назвать «ведьмой» могли только в сердцах, очень сильно разозлившись, когда эмоции однозначно брали верх над осторожностью.
Уникальные лексемы
Помимо названий животных, славяне широко применяли и уникальную «ругательную» лексику. Например, такую, как «ащеул» (зубоскал и насмешник), «басалай» (грубый человек, невежа, грубиян). Эти слова обладали яркой эмоциональной окраской для наших предков, но с веками перестали использоваться, потеряли свой колорит и смысл. Многие из древнеславянских ругательств совершенно не понятны современным людям.
Очень небольшое количество слов ещё используется в разных диалектах, и их носители прекрасно понимают, о чём речь. Например: «баламошка» (полоумный, глупенький, дурачок), «пентюх» (толстый, обрюзгший человек с большим животом и крупными ягодицами) и пр. Другие - уникальные и весьма колоритные - слова постепенно утратили своё значение и были забыты. Только благодаря филологам и исследователям русского языка они сейчас восстановлены:
Божедурье (ещё: луд, дуботолк, негораздок, несмысел, остолбень, толоконный лоб, шалава) - дурак от бога, глупец, идиот;
Балахвост - мужчина, который волочится за всеми подряд женщинами;
Безпелюха - неуклюжий человек, ещё и неряха к тому же;
Бзыря - гуляка, повеса;
Болдырь (он же еропка или буня) - человек с огромным самомнением, чванливый и надутый;
Брыдлый - омерзительный человек, мерзкий;
Валандай - лодырь;
Визгопряха (она же свербигузка) - молодая девка, которая не может усидеть на месте, егоза;
Вымесок - моральный урод, выродок;
Вяжихвостка - женщина, которая разносит по всей округе сплетни;
Глазопялка - тот, кто пялит глаза, чрезмерно любопытствует;
Гульня (она же ёнда, волочайка, шлёнда, мамошка, плеха и безсоромна баба) - гулящая женщина, буквально проститутка;
Ерохвост - тот, кому хлеба не надо, а дай только поспорить на любую тему;
Ерпыль - малорослый, торопливый мужичонка;
Загузатка - толстая деваха (или замужняя женщина) с огромным задом;
Заовинник - тот, кто тискает девок за овином, мужик-волокита;
Затетеха - высокая и очень крупная женщина;
Захухря - непричесанная девка или мужичок, который не следит за своим внешним видом;
Кащей (он же скаред) - скряга, жадина;
Колоброд - бездельник;
Колотовка (или куёлда) - глупая и сварливая женщина, которая к тому же может и руку поднять на обидчика;
Киселяй (он же колупай) - вялый, очень медлительный человек, от которого мало толку;
Лоший - негодный, плохой;
Лябзя - пустомеля;
Михрютка - очень неуклюжий человек;
Мордофиля - дурак, к тому же хвастливый, чванливый;
Москолуд - проказник;
Насупа (он же насупоня) - сердитый человек, угрюмый;
Обдувало - человек, с которым не стоит иметь дела, обманщик;
Облом - грубиян;
Околотень - непослушный ребенок/юноша, дурачок к тому же;
Охальник - проказник, чинящий всякие непотребства, безобразник;
Печная ендова (он же печегнёт) - тот, кто не слезает с печи,
Пустобрёх - лгун или попросту болтун;
Пыня - женщина, которая высоко себя несёт, неприступная, очень гордая;
Разтетёха - очень толстая и неповоротливая женщина;
Скобленое рыло - мужчина с обритой бородой, что считалось на Руси постыдным;
Стерва - буквально «падаль», последний из последних, никчемный человечишка;
Страхолюд - ужасно уродливый человек, такой, что людям от него страшно становится;
Тартыра - тот, кто любит приложиться к бутылке, а потом на пьяную голову буянит;
Трупёрда - неуклюжая, неповоротливая женщина;
Тюрюхайло - очень неаккуратный, неряшливый человек;
Фофан - глупый человек, которого легко обмануть, простофиля;
Хмыстень - воришка;
Чужеяд (или шлында) - тот, кто живет за чужой счет, нахлебник, тунеядец;
шалопут - человек, от которого мало толку, беспутный.
И это только часть обидных и оскорбительных слов, которые придумал русский народ для обозначения низких качеств человека.
Недавно был в Берлине. Вечером зашел в бар, не в «Элефант», как Штирлиц, но чем-то похожий. Сижу пью кофе. А у стойки три молодых и очень пьяных немца. Один все время что-то громко вскрикивал и порядком мне надоел.
Я допил кофе, поднялся. Когда проходил мимо стойки, молодой горлопан чуть задержал меня, похлопал по плечу, как бы приглашая участвовать в их веселье.
Я усмехнулся и покачал головой. Парень спросил: «Дойч?» («Немец?»). Я ответил: «Найн. Русиш». Парень вдруг притих и чуть ли не вжал голову в плечи. Я удалился. Не скрою, с торжествующей улыбкой: был доволен произведенным эффектом. Русиш, ага.
А русский я до самых недр. Образцовый русский. Поскреби меня - найдешь татарина, это с папиной стороны, с маминой есть украинцы - куда без них? - и где-то притаилась загадочная литовская прабабушка. Короче, правильная русская ДНК. Густая и наваристая как борщ.
И весь мой набор хромосом, а в придачу к нему набор луговых вятских трав, соленых рыжиков, березовых веников, маминых колыбельных, трех томов Чехова в зеленой обложке, чукотской красной икры, матерка тети Зины из деревни Брыкино, мятых писем отца, декабрьских звезд из снежного детства, комедий Гайдая, простыней на веревках в люблинском дворе, визгов Хрюши, грустных скрипок Чайковского, голосов из кухонного радио, запаха карболки в поезде «Москва-Липецк», прозрачных настоек Ивана Петровича - весь этот набор сотворил из меня человека такой широты да такой глубины, что заглянуть страшно, как в монастырский колодец.
И нет никакой оригинальности именно во мне, я самый что ни на есть типичный русский. Загадочный, задумчивый и опасный. Созерцатель. Достоевский в «Братьях Карамазовых» писал о таком типичном созерцателе, что «может, вдруг, накопив впечатлений за многие годы, бросит все и уйдет в Иерусалим скитаться и спасаться, а может, и село родное вдруг спалит, а может быть, случится и то и другое вместе».
Быть русским - это быть растерзанным. Расхристанным. Распахнутым. Одна нога в Карелии, другая на Камчатке. Одной рукой брать все, что плохо лежит, другой - тут же отдавать первому встречному жулику. Одним глазом на икону дивиться, другим - на новости Первого канала.
И не может русский копаться спокойно в своем огороде или сидеть на кухне в родной хрущобе - нет, он не просто сидит и копается, он при этом окидывает взглядом половину планеты, он так привык. Он мыслит колоссальными пространствами, каждый русский - геополитик. Дай русскому волю, он чесночную грядку сделает от Перми до Парижа.
Какой-нибудь краснорожий фермер в Алабаме не знает точно, где находится Нью-Йорк, а русский знает даже, за сколько наша ракета долетит до Нью-Йорка. Зачем туда ракету посылать? Ну это вопрос второй, несущественный, мы на мелочи не размениваемся.
Теперь нас Сирия беспокоит. Может, у меня кран в ванной течет, но я сперва узнаю, что там в Сирии, а потом, если время останется, краном займусь. Сирия мне важнее родного крана.
Академик Павлов, великий наш физиолог, в 1918 году прочитал лекцию «О русском уме». Приговор был такой: русский ум - поверхностный, не привык наш человек долго что-то мусолить, неинтересно это ему. Впрочем, сам Павлов или современник его Менделеев вроде как опровергал это обвинение собственным опытом, но вообще схвачено верно.
Русскому надо успеть столько вокруг обмыслить, что жизни не хватит. Оттого и пьем много: каждая рюмка вроде как мир делает понятней. Мировые процессы ускоряет. Махнул рюмку - Чемберлена уже нет. Махнул другую - Рейган пролетел. Третью опрокинем - разберемся с Меркель. Не закусывая.
Лет двадцать назад были у меня две подружки-итальянки. Приехали из Миланского университета писать в Москве дипломы - что-то про нашу великую культуру. Постигать они ее начали быстро - через водку. Приезжают, скажем, ко мне в гости и сразу бутылку из сумки достают: «Мы знаем, как у вас принято». Ну и как русский пацан я в грязь лицом не ударял. Наливал по полной, опрокидывал: «Я покажу вам, как мы умеем!». Итальянки повизгивали: «Белиссимо!» - и смотрели на меня восхищенными глазами рафаэлевских Мадонн. Боже, сколько я с ними выпил! И ведь держался, ни разу не упал. Потому что понимал: позади Россия, отступать некуда. Потом еще помог одной диплом написать. Мы, русские, на все руки мастера, особенно с похмелья.
Больше всего русский ценит состояние дремотного сытого покоя. Чтоб холодец на столе, зарплата в срок, Ургант на экране. Если что идет не так, русский сердится. Но недолго. Русский всегда знает: завтра может быть хуже.
Пословицу про суму и тюрьму мог сочинить только наш народ. Моя мама всю жизнь складывала в буфете на кухне банки с тушенкой - «на черный день». Тот день так и не наступил, но ловлю себя на том, что в ближайшей «Пятерочке» уже останавливаюсь около полок с тушенкой. Смотрю на банки задумчиво. Словно хочу спросить их о чем-то, как полоумный чеховский Гаев. Но пока молчу. Пока не покупаю.
При первой возможности русский бежит за границу. Прочь от «свинцовых мерзостей». Тот же Пушкин всю жизнь рвался - не пустили. А Гоголь радовался как ребенок, пересекая границу России. Италию он обожал. Так и писал оттуда Жуковскому: «Она моя! Никто в мире ее не отнимет у меня! Я родился здесь. Россия, Петербург, снега, подлецы, департамент, кафедра, театр - все это мне снилось. Я проснулся опять на родине…». А потом, когда русский напьется вина, насмотрится на барокко и наслушается органа, накупит барахла и сыра, просыпается в нем тоска.
Иностранцы с их лживыми улыбочками осточертели, пора тосковать. Тоска смутная, неясная. Не по снегу же и подлецам. А по чему тоскует? Ответа не даст ни Гоголь, ни Набоков, ни Сикорский, ни Тарковский. Русская тоска необъяснима и тревожна как колокольный звон, несущийся над холмами, как песня девушки в случайной электричке, как звук дрели от соседа. На родине тошно, за границей - муторно.
Быть русским - это жить между небом и омутом, между молотом и серпом.
Свою страну всякий русский ругает на чем свет стоит. У власти воры и мерзавцы, растащили все, что можно, верить некому, дороги ужасные, закона нет, будущего нет, сплошь окаянные дни, мертвые души, только в Волгу броситься с утеса! Сам проклинаю, слов не жалею. Но едва при мне иностранец или - хуже того - соотечественник, давно живущий не здесь, начнет про мою страну гадости говорить - тут я зверею как пьяный Есенин. Тут я готов прямо в морду. С размаху.
Это моя страна, и все ее грехи на мне. Если она дурна, значит, я тоже не подарочек. Но будем мучаться вместе. Без страданий - какой же на фиг я русский? А уехать отсюда - куда и зачем? Мне целый мир чужбина. Тут и помру. Гроб мне сделает пьяный мастер Безенчук, а в гроб пусть положат пару банок тушенки. На черный день. Ибо, возможно, «там» будет еще хуже.
Да какой же русский в душе не поэт?!
Если уж не поэт, то философ!
А ответов по-прежнему нет и нет,
Но зато стало больше вопросов.
Ёжь колюч иголками… - а человек словом.
Артем приехал к бабушке в деревню на первом автобусе. Время было раннее утро, деревня еще спала и лишь первые петухи сотрясали деревенский покой своими пронзительными голосами. Артем не был у бабушки почти 10 лет, лишь теперь, когда ему стукнуло 18 лет, решил навестить старенькую бабушку, да и городская столичная жизнь с ее водоворотом немного утомила юношу. Он прошелся вдоль села, заглянул на речку, подошел к скотному двору, где суетились местные доярки, вздохнул запахи местной цивилизации, после чего пошел к родовому гнезду и постучался в дом родной бабули.
Сколько радости и счастья увидел он в глазах старушки, которая и не мечтала уже о приезде внука. Накормив его продуктами своего хозяйства и огорода, бабуля спросила:
- Как тебе, милок, понравилась наша деревня?
- Да не чо, но мочалок хороших я здесь не увидел, то ли дело у нас в столице - одна краше другой - уминая пирожок промямлил Артем, понимая под словом «мочалки» молоденьких девушек.
- Да вроде есть у нас хорошие мочалки, по крайней мере никто пока не жаловался, удивилась бабуля, вспоминая банный ассортимент товара в местном сельпо.
- Но у почты видел одну прелестную телочку, клеевая - поправился Артем, вспомнив девушку в сарафанчике, которая открывала помещение местной почты.
- Да, это наша Зойка, она всегда там по утрам пасется, за хорошей травкой приходит - подтвердила бабуля, говоря о соседской корове Зойке, которая пасется за зданием почты.
Артем чуть не подавился куском пирога, и с усилием проглотив кусок, уставился на бабулю:
- Чо, прям хорошая травка? И ты так спокойно об этом говоришь! Может и план у вас есть?- заинтересованно спросил внучек, т.к. знал о разновидностях наркотических средств.
- А то, что мы хуже других! Конечно план есть, но только у нашего председателя. - гордо заявила бабуля, вспомнив план о застройке деревни.
- А как насчет прихода, он достойный? - поинтересовался внук, имея в виду качество наркотических средств и получаемый от него кайф.
- Очень достойный приход - гордо заявила бабуля, говоря о церковном приходе в селе. У нашего священника, отца Николая самый хороший приход.
- Во дела, и святой отец туда же - протянул внучек, представив священника под кайфом.
- А уколоться?- почти шепотом спросил внук, не мигая уставившись на бабулю.
- УУУ!!! - многозначительно протянула бабуля. У колодца - это вся наша молодежь, - добавила она, вспомнив место тусовки местной молодежи у центрального колодца деревни. Сам сегодня все вечером увидишь.
- Да, бабуль, хочу про водку еще узнать, она у вас как, качественная? - поинтересовался внук качеством основного напитка россиян.
- Не хватало тебе еще проводку узнавать, это дело нашего электрика Василия, он ее делает, за нее отвечает, от жителей деревни никаких жалоб по этому поводу к нашему электрику нет. Благодаря его работе в деревне светло, радостно, весело всем от детишек и до стариков.
- Чудеса!!! - вытаращив глаза, произнес внук - услугами вашего Василия пользуется не только взрослое население деревни, но и дети и старики. Бабуля, деревня у вас чумовая, жаль, что раньше не приезжал к тебе.
Пока бабуля убирала со стола, внук молча сидел, размышляя об этой глухой странной деревне в Ярославской области, где хорошенькая девушка по утрам спокойно приходит на почту за марихуаной, где гашиш у председателя колхоза, где священник ходит под наркотическим кайфом, где вся молодежь деревни колется героином, а электрик Василий гонит самогон, который употребляют все жители деревни от мала до велика, а поэтому живут весело и счастливо. И не догадывался столичный юноша, что в рассказе бабушки все его слова имели совсем иное, но истинно правильное значение.