Детства золотого парусник бумажный
Из счастливых буден приплывет однажды.
Влажные ресницы осторожно тронет
И слезой прозрачной упадет в ладони.
Лучиками радуг до щеки коснется,
Подарив надежду и в зените солнце.
Мысленно листая прошлого страницы,
Стал кораблик этот мне все чаще снится.
Снятся вновь ночами дальние походы,
Крики волжских чаек, Тьма и пароходы.
Как костры трещали, поднимаясь к звездам
И птенцы кричали, хоронясь по гнездам.
Как играли дружно всей оравой в прятки,
А потом с гитарой пели у палатки.
И рыбалка с другом рано на рассвете,
Где на всю округу смех разносит ветер.
Там ручей прозрачный у лесной сторожки
И большие лужи прямо на дорожке.
Там весной зеленой втайне целовались
И слегка смущенно в чувствах признавались.
Там домой бежали с девочкой вприпрыжку
По затылку хлопнув не за что мальчишку.
Там в снежки играли и катались с горки,
Школьный ранец кинув другу на закорки.
Детство остается вечно рядом с нами
Сказкой быстротечной, что волнует память.
Но, в мечту поверив, приплывет однажды
Детства золотого парусник бумажный.
Давным-давно, в далеком-далеком, где-то на границе Алтая и Казахстана селе темным-темным зимним вечером у окна сидела девочка. Совсем маленькая девочка, лет пяти. Золотушная до страсти, бритая наголо, чтобы корки на ее вечно расчесанной в кровь голове было удобно смазывать целебной мазью. Худющая той некрасивой худобой, когда нет изящества и все кругом острое, неказистое - локти, коленки, вечно сбитые до костей и добротно смазанные зеленкой. С огромными синяками под глазами. Не ребенок, а «страх Божий», как ласково называла ее бабушка.
Страшненькая девочка ждала свою ласковую бабушку с работы. Одна, в маленьком и невозможно теплом и уютном домике на краю села. Домик был последним в деревне и стоял чуть на отшибе. Хотя… Почему последним? Если ехать из Казахстана на Алтай, то первым, а если с Алтая в Казахстан, то последним.
С одной стороны вьется реликтовый ленточный бор, с другой, за шоссейкой подо льдом прячется речка, а за огромным огородом - дубрава березовая. Сугробы кругом, как барханы, волнами поднимаются чуть-ли не выше крыши маленького домика. Зима. На улице холодно, а дома тепло, бабушка перед уходом истопила печку. Дрова почти прогорели, но одна, самая толстая дровина еще «шает» и светит красными огоньками -мигунами.
В домике темно, зимой рано темнеет и можно бы включить свет, но девочка боится отойти от окна к выключателю. Нет, она не трусишка совсем, она смело остается дома одна. Почти всегда. Страшно было только два раза - первый, когда девочка прочитала у Герберта Уэллса про Человека-невидимку и потом долго боялась шкафа. В нем жили пальто и костюмы на плечиках и девочке казалось, что они могут ожить и выйти из шкафа. Но обошлось.
А второй раз было очень страшно, когда бабушка рассказала историю, как злые люди умучили очень доброго дядю Иисуса Христа, который всем помогал и девочка боялась, что ее бабушку за доброту и за то, что она тоже всем помогает, тоже умучают. Но и тут обошлось. Бабушку никто не тронул.
В этот раз было еще страшнее, чем в те, предыдущие. По радио читали сказку. Детскую сказку «Медведь на липовой ноге». И читали так, что не нужно было никакого телевизора, чтобы смотреть. Голоса из динамика рисовали такие образы, что девочка стояла столбом и боялась пошевелиться.
Вот они бабка с дедом, пожалевшие репы для медведя сидят договариваются, как от репного вора избавиться, вот дед берет топор, вот медведь сидит на грядке, репу таскает. А дед - хвать его топором по ноге, да и отрубил! Хвать эту ногу и к бабке бегом! А бабка - хозяяяюшка, ногу общипала, кожу содрала (Господи, да кто ж эти живодерские сказки насочинял?!) шерсть прядет, а мясо мишкино в чугунке варит… А медведю ногу свою жалко, ему больно-пребольно, кровь хлещет! И он, бедненький, какую-то палку липовую схватил, приделал себе деревянную ножку, березовую палку вместо костылика-батожка схватил и идет стариков жадных убивать… И страшным таким голосом причитает:
- Скырлы, скырлы, скырлы,
На липовой ноге,
На берёзовой клюке.
Все по сёлам спят,
По деревням спят,
Одна баба не спит -
На моей коже сидит,
Мою шерсть прядёт,
Моё мясо варит.
А там, в радио, там же не только голоса! там же еще музыка, скрип этот страшный, нога-то скрипит, клюка потрескивает! Бабке страшно, деду еще страшнее! (А девочка та и вовсе от страха умирает уже…)
- Скырлы, скырлы, скырлы,
На липовой ноге,
На берёзовой клюке.
Все по сёлам спят,
По деревням спят,
Одна баба не спит -
На моей коже сидит,
Мою шерсть прядёт,
Моё мясо варит.
Во дворе маленького домика, на длинный, из двух палок шест прикручен фонарь, который освещает двор. Палки плохо скреплены и даже при самом тихом ветре скрипят так, что в доме все слышно.
- Скырлы, скырлы, скырлы…
Девочка стоит у окна, смотрит на дорогу, по которой с работы должна прийти бабушка и боится, боится тем детским вселенским страхом, ужаснее которого ничего нет на белом свете. Одна-одинешенька в темном домике на отшибе, где вокруг только бор, речка, дубрава, да горбатые сугробы.
А бабушки нет и нет. За спиной, в печи трещит несгораемое полено, на улице скрипит фонарь и весь дом наполнен этими живыми голосами, жуткой музыкой и медведем, идущем мстить на кровавой культе…
Плакать нельзя. Из-за слез будет не видно краешек дороги, откуда появится любимая, родненькая, единственная спасительница - бабушка.
- Скырлы, скырлы, скырлы…
Все по сёлам спят,
По деревням спят…
- Гуля! Доню моя! Ты где, детка?! Гуля!!! Господи, да что ж ты на голом-то полу спишь?! Ты плакала?! Ну что ты, маленькая моя, я ж ненадолго задержалась! Господи, кости все ледяные, когда же ты у нас поправишься, хвороба ты моя жалкая?! Ну все, все, не плачь, баба твоя пришла… какой медведь?! Где?! В подполе?! Да нет там никого, дурочка ты моя маленькая…
Бабушка в пальто, не раздеваясь, обнимает и качает свою лысую исплаканную внучку, целует, тоже плачет. Жалко.
- Хвороба моя, смотри что я привезла. Мы ж с теть Валей на коне за посылкой ездили! Мама из Москвы тебе прислала, айда смотреть что там!
На полу, в сенях стоит огромная коробка из-под телевизора «Изумруд», бабушка затаскивает, волоча ее по полу в дом, открывает.
А вы помните габариты коробки телевизора «Изумруд»? В коробищу эту можно было уложить четверых шестилеток и сверху еще трехлеткой притрамбовать. Всем бы хватило места.
И в этой волшебной коробке из самой Москвы к лысой девочке приехали апельсины, пастила «Сластена», «Мишки на севере», «Маска», «Вдохновение», шоколадные батончики, бананы (бабушка их потом курям скормила - не смогли мы их оценить) и книжки!!! Крапивин, Драгунский, Гайдар… Богатство! Счастье!..
Абсолютное счастье, когда те, кого мы любим, возвращаются. Пусть даже и чуть задержавшись, можно и подождать, главное, что они, твои родненькие- придут, поцелуют и пожалеют тебя. Хворого, лысого, страшного, но от этого не менее любимого своего дитенка.
Счастье, когда мама молодая, веселая, еще учится и шлет тебе посылки с апельсинами и книжками, и вообще, она скоро-скоро приедет.
Счастье - это теплый, маленький домик на краю села и все, все еще живы и здоровы.
Ждите всех, как в последний раз, шлите посылки с апельсинами, любите ближних и дальних, пока они еще живы, говорите о том, как вы их любите. И вас пусть всегда ждут и любят в вашем теплом доме.
Этот случай произошёл в конце 50-х годов прошлого века, когда из мелких населенных пунктов , перед сентябрем месяцем, родители ехали в город за одеждой для детей-школьников.Покупали, обычно на вырост, все сразу-и осеннее, и зимнее, подшивали по росту, а на следующий год отпускали, бывало, что и на третий еще хватало. Девочке Люсе купили красивое зимнее пальто, красненькое, с коричневым цигейковым воротником и муфточкой. Пальто доходило до щиколоток, почти, но собирались подшивать его ближе к зиме. Люсенька несколько раз в день, несмотря на жару в августе, надевала его и вертелась перед старым трюмо, засовывая руки в муфточку, шлепая босыми ножками по крашеному полу. Подошло 1 сентября-первый раз в первый класс! И вот тут произошло то самое, о чем потом будет передаваться потомками из поколения в поколение!!! Поверх новенькой школьной формы с белым фартушком, Люся напирает зимнее пальтецо и застегивается на все пуговки. Никакими уговорами родственники не смогли заставить упрямицу снять, понравившуюся ей, зимнюю одежду. Время подпирает, опаздывать в 1 класс не принято… И тут бабушку осеняет мысль: она берет хворостину и начинает гоняться за внучкой, в надежде, что та разжарится и снимет пальто. Но события приняли совершенно другой оборот,-Люся со всего разбега нырнула под койку и забилась в дальний угол, собрав собой всю подкроватную пылюку и грязюку, так как пол в передней был земляной!!! С тех самых пор, бабушка Люся, вспоминая свое ПЕРВОЕ в жизни 1-е сентября, всегда обливалась потом, смеясь вместе с детьми и внуками над незабываемым эпизодом своего детства.
«Мне, должно быть, было уже года четыре, когда кто-то посадил меня на большую серую кобылу, смирную, как овца, без седла и без уздечки, только с веревочным недоуздком. Широко раскорячив ноги, я обеими руками держался за гриву. Кобыла тихо подвезла меня к грушевому дереву и прошла под веткой, которая пришлась мне по животу. Не понимая, что это значит, я съезжал по крупу вниз, пока не шлепнулся в траву. Больно не было, но было непостижимо.»
«Я подмигиваю сестренке, она заглушенно хихикает, кто-нибудь из старших рассеянно взглядывает на нее. Я подмигиваю снова, она старается спрятать смех под клеенку и ударяется лбом о стол. Это заражает меня, иной раз и старшую сестру, которая с сохранением тринадцатилетнего достоинства лавирует между младшими и старшими.
Если смех прорывался слишком бурно, я вынужден был спускаться под стол, красться промеж ног старших и, отдавив хвост кошке, прорываться в соседнюю каморку, именуемую детской.
Через несколько минут все начиналось сначала. От смеху слабели пальцы, так что нельзя было удержать стакан. Голова, губы, руки, ноги - все растворялось и текло в смехе. „Что с вами такое?“ - спрашивала усталая мать. Два круга жизни, верхний и нижний, на мгновенье сливались.»
---
«Нехочуха"по утру приходила к дочке!
-«Просыпайся!-Ну пойдём, мы умоем щёчки!»
«-Не хочу я… не хочу… не хочу !"и точки.
Посмотри какое платье…
чудные носочки!
«-Не хочу»!
-«На этом платье трудные замочки!»
А теперь давай пойдём,
прямо по дорожке!
«-Не хочу! Пешком идти,
устали мои ножки!»
Из кармана достаю вкусную конфету.
«Нехочуха"испарилась… вдруг пропала без следа,
А в том месте появилась…
Попрыгунья-Стрекоза!
Мама еле успевала догонять её с утра.
Copyright: Наталья Жукова-Бабина
Мы едем, едем, едем в далёкие края,
Хорошие соседи, счастливые друзья!
Нам весело живётся, мы стишки пишем,
А в стишках пишем о том, как мы живём!
Тра-та-та, тра-та-та, мы везём с собой кота,
Чижика, собаку, петьку - забияку,
Обезьяну, попугая, вот - компания какая!
Вот - компания какая!
Когда живётся дружно, что может лучше быть?
И ссориться не нужно, и можно всех любить!
А если нас увидит, иль встретит кто-нибудь,
Друзей он не обидит, он скажет: «В добрый путь!»
Мы ехали, мы пели и с песенкой смешной
Все вместе, как сумели, приехали домой!
Нам солнышко светило, нас ветер обвевал,
В пути не скучно было, и каждый напевал.
В детстве особо не планируешь путешествовать. Я вообще мечтала жить в дырке от пододеяльника.
Давно года 3 назад идя на работу рано утром я заметила как одна впередиидущая женщина машет кому-то всё время на одном и том же месте. Я никак не могла понять кому же, но вскоре нашла то самое окно где ждали этого приветствия каждое утро. Однажды я даже услышала телефонный разговор. Какой-то набор стандартных вопросов, как здоровье, как Муся и всё такое. Время шло и каждое утро светилось это окно и ждало взмаха руки, когда кто-то точнее конкретно женщина помашет. Но вот одно утро я иду и нет этих приветственных взмахов, конечно первой реакцией было взглянуть в то самое окно, к моему сожалению оно не светилось. И больше уже никогда не ждало того приветственного взмаха. Прошло время я однажды подняла глаза и мне просто стало понятно я не помню какое это было окно. И тут мне вспомнилось. Будучи первоклашкой я жила в доме где окна не выходили во двор, в котором никогда не было света. Родители уходили гораздо раньше чтобы успеть дойти до работы. И я одна выходила в эту темноту и шла по дорожке в школу, а чтобы мне не было так страшно я оборачивалась и махала рукой пока да никому просто так. И только сейчас я подумала, а может этот кто-то тоже стоял и ждал возле окошка когда помашу ему я. Быть может та бабуля, которую дети запирала в комнате чтоб она не набедокурила, а может та одинокая что жила на 4 этаже, а может и ещё кто-то.И только сейчас я поняла я каждый раз махала своему одиночеству и оно отступало. Пусть лишь в моей голове, но отступало. А вполне возможно кто-то согревался от этого взмаха, думая что я машу именно ему. Не стесняйтесь иногда помахать рукой и не важно кому.
Позвоните мне из детства,
пригласите погостить..
Там, где бабушка из теста, что то вкусное печет…
Где под птичий, громкий гомон,
Просыпалась я с утра.
И цыплята, и утята, ждут водицы от меня.
Где собака разрывалась, громко лаяв на цепи,
Если выбежал теленок за калитку… по степи.
Где разбитую коленку, прикрывала лопухом… И бежала я на тырло, там где пахнет молоком…
Где по скрипу половицы, точно знала, кто идет..
И мурлычет что-то ночью, у кровати рыжий кот.
Мне б вернуться в те мгновенья, где душа моя поет.
И где, бабушка, мне в кружку молока нальёт.
И не знала боли в сердце… И не думала, как жить… Я соскучилась по детству… Я устала взрослой быть!
Позвоните мне из детства,
Я приеду погостить…
Copyright: Наталья Жукова-Бабина,
Позвоните мне из детства, пригласите в гости летом. .Я приеду погостить. …
У меня живёт котёнок,
Тишкой я его зову.
Только вот беда, с пелёнок,
Любит он карандаши!
Только сяду я за парту
Что-нибудь нарисовать,
Он бежит ко мне играться,
Карандашик мой забрать.
А потом, второй и третий!
Тише Тиша, не спеши.
Ведь на мамином портрете
Глаза нет - ты подожди!
Подойдёт для глаза синий,
Можно также голубой.
Но изчез куда то этот,
Вслед за ним, пропал другой!
Он катал его по парте
И конечно, на полу.
Вместе с Тишкой под кроватью
Мы искали и в углу.
Не нашли мы с ним пропажу
Что мне делать? Как мне быть?
Взгляд в портрете, очень важен!
Как мне нужно поступить?
Может я возьму зелёный,
Подрисую маме глаз?
Но, что скажет дядя Боря?
Он художник, наш сосед!
Горделивою походкой,
Он выходит к детворе.
«-Живопись - не терпит фальши!
-Уясните это все!»
Да и я уже большая,
Понимаю, что да как.
Не бывают на портрете,
Разные цвета в глазах!
Тут пришла ко мне идея,
Помню, как то по весне,
Мама краской голубою,
Что-то красила в столе!
Баночку нашла- открыла,
Вот так чудо-синева!
Пальчик свой я обмакнула,
и немножко пролила…
Зато, синим засияли
На портретике глаза!
Всё бы было ничего,
Только Тишка, ой, ой, ой…
Прямо в пролитую краску
Лапы, хвост ну, а потом…
Побежал по всей квартире
И вельнул при том, хвостом!
Дальше говорить не буду
Сами знаете итог!
Да… влетело нам от мамы,
Мне и Тишке, так чуток!
Тут пришёл сосед-художник,
Подмигнул мне и сказал:
«-Очень даже креативно!
-Супер детка, ты-талант!»
Протянул флакончик маме,
Чтобы краску отмывать!
Copyright: Наталья Жукова-Бабина,
Врезаются в память ветки
березки, что под окном,
и шторы простой расцветки,
семейный в шкафу альбом,
как много осталось в прошлом:
река, земляника, дол,
да с хлебом ржаным окрошка,
и в саже печной подол,
мне много вернуть хотелось,
особенно простоту,
как сладко под вечер пелось,
и верилось в доброту,
от запаха бани низкой
кружится душа моя,
о, детство мое, как быстро
уносит года земля,
и нам не забыть те годы,
и встречи в большом саду,
мы таяли от свободы,
ловя карасей в пруду,
в альбоме остался снимок,
он дорог-на нем семья:
в пуху кружевных снежинок
сестра, мама, папа, я…
Ольга Тиманова
Пишет, старается, за поля
Буквы на строчке выходят.
-Что же ты, дочка? Ведь не зря
Писала весь вечер вроде!
Ты аккуратней пиши, молю,
Старайся! Ты можешь, дочка!
- Да я бы смогла, только буква Ю
Скачет сама по строчке…
А на окошке в горшке цветы,
А за окошком птички,
Девочка эта совсем как ты,
Платье в горох, косички.
-Мама! Я вырасту, буду как ты?
-Мне бы твои заботы…
-Да я пишу, только буква Ы
Не получается что-то.
А на стене календарь висит,
Ручка царапает нервы,
Год на девчонку с него глядит
С номером сорок первый.
Точно такая она, как ты,
Точно такая же, дочка,
Черное, белое, знак беды,
Буквы и точки, точки…
Время прошедшее не сосчитать,
Та же квартира, мебель,
С пола поднимет эту тетрадь
Длинный немецкий фельдфебель.
Перевернет пару он страниц,
Сморщится, как от клюквы,
Не понимает белесый фриц
Варваров русских буквы.
Где эта девочка, что, как ты?
Может быть над домами
Смотрит с космической высоты,
Может скучает по маме.
Дети в отличье от нас святы,
Что им в пути ухабы?
-Мама, я вырасту, буду как ты?
-Если бы, то могла бы…
Пишет, старается, за поля
Буквы танцуют смело…
Жаль, что красивую букву Я
Выучить ты не успела…
…много лет спустя, будут вспоминать бывшие дети лето, проведённое у бабушки в деревне, как чудесную сказку, фантастическую планету, куда невозможно вернуться, ведь в беззаботный мир детства возврата нет.
Наблюдала такую ситуацию. После дождя на улице везде лужи. Иду я по делам, впереди меня идут две девушки, оживленно о чем-то болтают, одна за руку держит девочку лет четырёх. Завидев лужу, девочка говорит: «мамочка, можно я в ней попрыгаю», на что получает ответ: «доченька, у тебя такие красивые сандалики, давай я тебя переобую!». Достаёт резиновые сапоги, обувает малую и все счастливы! А я больше всех, потому что сейчас столько развелось нервных мамаш, которые орут на детей по любому поводу.