Курочка встала — место пропало…
У петуха встало — курочка пропала…
Пришёл пастух — пропал петух…
Кушают зайцы — щи и яйца!
Мою знакомую корову Ахтыблю на самом деле звали прозаично: Майка. Так ее называл хозяин — дед Василий.
Хозяйка — бабка Нюра — называла ее ядовито-аристократично — Бля… на. Добавляла еще много красивых, хлестких слов — шалава мерзкая, тварь рогатая, скотина конченая и навязаласьнамоюголову.
А все дело было в том, что корова признавала только хозяина. Ну еще местного ветеринара Федора. Остальные человеческие особи для нее не существовали. Вернее, предназначены они были только для полнейшего к ним презрения и искусных каверз.
Бабка к полуденной дойке готовилась как к бойцовскому рингу. Надевала кожаную летную куртку и шлемофон (специально выпрошенные-купленные у квартиранта летчика).
Обливаясь потом в самый зной, заталкивала во все карманы хлеб с солью, чтобы хоть немного ублажить корову и принУдить ее к спокойной, умиротворенной дойке. Это было непросто. Характер у Бля. ны был отменно сволочной и свободолюбивый.
Если все остальные коровы, завидев хозяек, утробно и радостно мычали, предвкушая солоноватый теплый хлеб и освобождение от тугого набрякшего вымени, то Ахтыбля могла быть раздражена посторонними факторами.
Или дураками-баранами, занявшими всю тень под кустами, или дурами-сотоварками, оказавшимися у нее на пути.
Рога она применяла осознанно и нагло. И аргументом они были весомым. Даже для пастуха Ваньки-брандахлыста. Который и использовал чудное коровье имечко Ахтыбля с хорошим ударом хлыста. Для отрезвления.
Дойку Ахтыбли смотрели все. С неизбывным интересом. Это было местное шоу. Сначала бабка в лётной экипировке прилаживала скамеечку и ведро под выменем. Корова стояла как вкопанная и доброжелательно пережевывала хлеб.
Но стоило бабке присесть и начать влажной марлечкой протирать соски, корова по прямой продвигалась вперед, оставляя бабку со скамейкой как раз у хвоста. Или вбок. Тихо закипавшая гневом бабка Нюра еще вполне миролюбиво призывала корову к послушанию:
— Ну Майка, Маечка… стой, милая. стой, рродн. ах, ты бляяяяяяя… да что ж ты выделываешь, сука такая. у меня ж и так ноги не гнутся. А я здесь с тобой прыгаю, как Брюмель какой.
Наконец, первые струи брызжут в подойник. Корова лениво обмахивается хвостом — оводы в полдень особо приставучие.
Бабка теряет бдительность — а зря. Меткий и увесистый удар хвостом по шлемофону — и тот сползает на глаза, горбом нависая как намордник.
Задушенное — «Ах, ты бля. сука конченая» и больное хватание за вымя караются тут же. Копытом по подойнику.
Молоко лужицей растекается по луговым травам в унисон с длинной гневной тирадой — стоном. «Ах, ты бля. тварь коварная, скотина рогомордая. да зачем я на свет уродилааааааася. чтоб мерзкая дрянь да мной помыкаааааала…» И т.д.
Этот стон — песня будет повторяться еще раза три — на радость зрителям.
Вечером, когда все порядочные коровы идут по домам, Ахтыбля ждет момента и затаивается где-нибудь за чужим хлевом. Ванька-пастух для приличия сотрясает воздух в адрес твари хитрой, но знает, где ее искать.
Она будет стоять под развесистой старой черемухой — у кладки через речку. И час, и два — до темноты. Ждать деда Василия, который возвращается с местной стройки, уже не просто усталый, а вусмерть усталый.
И Ахтыбля подставляет морду, которую хозяин смачно целует, обдавая вкусным запахом самогона и махорки.
И обпиленный рог, за который он хватается из последних сил, и так они продвигаются неспешно, по пути иногда сбивая крынки на заборах. Потому как их немного пошатывает от взаимной любви… Идиллия…
От росы промокла
Вся одежда напрочь.
День костром багровым
Распрощался с ночью.
Сети-паутины
Словно дым застывший
На ветвях рябины
Жертв перед Всевышним.
Не скучная дорога в поле;
Через плечо — фоторужье…
Проткнул я колесо велосипеда,
Теперь я волоку его с собой.
Веселая досталась доля,
Что жизнь — скучна, то все — вранье!
Теперь диковинное кредо:
Природа, песня и земля со мной!
Как жалко, кончились все кадры,
На фотопленку бы сейчас заснять:
Там сокол, падает он камнем,
Видать, мышь в поле появилась…
Теперь скучны все эти нарды,
Турниры шахмат, шашки расставлять.
Тут жизнь другая, только дай мне
Чуть-чуть пожить, чтобы душа светилась.
Приятную усталость от жары
Я разделю всю с мошками в скирде.
Солома пахнет урожаем спелым.
Мизинец на ноге, раздувшись, ноет,
Напоминая жало той осы,
Что наступил я в кукурузной «бороде»,
Но это не помеха, в целом —
Душа поет, кричит и дико воет.
Не нужен мне никто и не зачем.
Я пьян без алкоголя — из-за воли.
Я веселюсь без шуток городских,
Без анекдотов я взлетаю в небо.
Как жалко, написать мне нечем…
Но счастье не измерить долей.
Смеюсь и плачу за двоих…
И голова, как чайник, словно репа.
Готов смеяться и плясать,
С ума сходить и говорить стихами,
Что здесь я отдыхаю от всего.
Деревня, поле, стог и трактор…
Что вижу, то приходится писать.
Ведь хорошо! Поймите сами:
Есть в городе ли отдых? — Ничего!
Такая суть, такой весь фактор.
Я вырвался на волю, словно птица
Из клетки города, работы и семьи.
Здесь я — хозяин, в воле человека,
Где нет приставников над мной.
Теперь и песня льется вереницей,
Как речка, как ручей бежит.
О, так бы жить: от века и до века,
Но через две недели мне домой.
И кончится весь мой покой.
Нет, все ж останутся все впечатленья
На целый год, а может, и всю жизнь,
Что без деревни, без земли — не жить!
Я буду вспоминать поля порой,
Холмы, овраги, перепелок пенье,
Наполнят городскую они жизнь.
Теперь мне хочется, и жить, и быть!
9 сентября 2002 года.
Вот деревня… здесь когда-то
Было людно и богато!..
Колосилися поля,
Всех кормила мать-земля!..
За околицей в лугах
Средь зелёных сочных трав
Пас пастух стада коров,
Их, согнав со всех дворов…
Овцы, козы, поросята
В изобилии когда-то
У крестьян в хозяйстве были!..
Словом: жили — не тужили…
И сады! И огороды!
Так щедра была природа!
Урожаи собирали!
И нужды тогда не знали!..
А потом пришли года —
Потянулась в города
Молодежь. Дворы пустели…
Старики… осиротели…
Хаты покосились криво…
Заросли сады крапивой…
Так деревня вымирала…
И крестьян осталось мало…
Города же — вширь росли!..
Оторвавшись от земли,
Городскими уже стали,
Люди, что поуезжали
Из своих родимых мест…
И давно уж нет невест
И завидных женихов
В деревнях… ИТОГ ТАКОВ…
Судили деревню (а та безответна)
За то, что бедна, и за то, что бездетна.
Лишали последнего — школы, больницы.
Под масками прятали сытые лица.
А что с ней считаться? Ни рожи, ни тела.
Деревня молчала, деревня терпела.
Терпеть на роду ей написано что ли?
Она ни земли не познала, ни воли.
Терпела воров и терпела сатрапов.
Ходила и по миру, и по этапу.
И вот заморилась, как пахарь на поле.
В застывших глазах ни обиды, ни горя.
Любить на сене хорошо:
Лежишь в стогу, а воздух свежий
Пьянит как бабушкин крюшон,
И тянет сбросить все одежды.
Долой же лифчики-трусы,
Пусть колет зад сухой травинкой!
…А утром капелька росы
Украсит дивную картинку:
Широко поле… Сена стог…
Две пары ног торчат из стога.
Не будь, хозяин сена, строг —
У нас любовь, а сена — много!
Щекочет пятки первый луч,
Защебетали в поле пташки.
Пытаясь выдернуть стрелу
Амур запутался в рубашке.
***
Как сладок бабушкин крюшон,
И сена стог приятно мнит.
Любить на сене хорошо,
Я вам завидую, селяне!
Мы помним нашу всю деревню…
Детей не мало было в ней!
Где зачинали их издревле?!
Так баню вспоминай скорей!
Не любил никогда города,
Те бездушно-бетонные дебри,
Суета бесконечно чужда,
Там ходить можно только по зебре.
Мою душу зовет тот простор,
Где поля от хлебов золотые,
Где река и крутой косогор,
А в деревне все лица родные.
Я б уехал туда навсегда,
Только где отыскать это место?
Я в деревне не жил никогда,
Заждалась там меня вдруг невеста?..
Я бы не сказала что мои родители плохие, это бред. Они помогают во всём, но, меня никто в семье не поддерживал, и не поддерживает. С самого детства я привыкла выживать сама. Накладывала себе кушать, как в тот момент мама занята старшим братом, а папа на работе. Всё своё детство я провела в деревне, где и нашла своих первых друзей. Бабушка любила меня больше всех, но уделяла мне мало внимания из-за работы. Дед, играл со мной после работы, приносил мне вкусняшки и я бежала во двор чтобы поделиться с мальчишками. Всё время которое я провела в деревне, родители строили новый дом. Когда я подросла и была в 3 классе, к сожалению умер мой самый дорогой человек, мой дед. После я ездила на различные соревнования, побывала во многих лагерях. Всё это время мне помогал мой старший брат, которого я очень люблю. Родителям было всё равно что на соревнованиях я занимала призовые места. Если им что-то не нравится, они кричат, просто кричат, не объясняя ничего. Вскоре родители развелись и тогда стало ещё хуже. Жить было тяжело. Каждый день слушать как они ругаются, кричат друг на друга. Мои родители не самые лучшие, но и не самые плохие. Родителей не выбирают.
Словно больная, изможденная старушка,
Деревенька «прилегла» на бережок,
Каждая в ней рухлая избушка
Покосилась на один бочок.
Крыши съехали тесинами на землю,
Прогибаются, как струнами гудят,
По застрехам - сетки паутины
Ниткой серебристою блестят.
Покосились старые заворы,
На дорогу выпал частокол,
Над балконами точеные узоры
Краской осыпаются на пол.
Окна от стыда запали в землю,
Битыми закрайками торчат,
Ржавые замки годами дремлют,
Ждут, как чудо - поворот ключа.
В избах нет икон, лампадок в сутках,
Чужаками снято все с полиц,
Дом вздохнет, как отзовется будто,
Шорохом широких половиц.
На полу от варварского действа
Пачками лежит чужая жизнь,
Документы, фотографии да письма
Что когда-то, кем-то береглись.
В голубом наблюднике - посуда,
Сбитая, со сколами в краях,
До того знакомая, оттуда …
Плошки - солоницы на столах.
По стенАм - портреты в тёмных рамах,
Семьи, сродники, поминки и любовь,
Их уже не поминают в храмах,
Родовое древо извелось.
Над полатями, на окнах - занавески
Тонкие, в оранжевый цветок,
Над челом - две глянцевые фрески,
Как печать - простейший лепесток.
Видно, печь местами подбелили,
Перед тем, как уходили навсегда,
На столы клеенки постелили,
Подложили плат под образа.
Было все оставлено в порядке,
Видно, для надежды повод был …
На повити много соли в кадке,
А в амбаре - ряд лучковок-пил.
Даже если жить не собирались,
В доме как на праздник прибрались,
Важно дом с иконами оставить,
Чтобы в нем всегда теплилась жизнь.
Люди каждой маленькой деревни
Проросли корнями в городах,
А ночами, словно образ древний,
Снится дом родной в тревожных снах.
Кто поставит памятник деревне?
Каждую внесет в большой реестр?
Только наша память, наши души,
А не разрушающий прогресс!
(апрель 2017)
Г. А.Легостаева
Кич-Городок
В деревне отпуск! Радовались дети,
Разглаживал морщинки старый дом,
И только муж все притолоки метил
Интеллигентским лучезарным лбом…
Мой дед был мудр, я в это свято верю:
Так строил дом, чтоб сохранять тепло -
Порог высокий, маленькие двери,
А городскому гостю не везло…
Воспоминаний сладкую истому
Я увезла в дорожном рюкзачке…
А мой любимый лечит гематомы
На городской продвинутой башке…
Стрелки ползают по кругу,
Дремлют мухи на стене.
Напишу я в город другу,
Как в деревне славно мне.
Как я весел и беспечен,
Что еды и браги впрок,
И как дивно бесконечен
Деревенский вечерок.
Как денек толков и складен,
Как роскошен цвет травы,
Как душе легко и ладно
Без страстей и без любви.
Как, намаявшись на пашне,
Пью тягучее вино
И молчу о самом важном -
Удивительно земном
В картузе и с сигаретой
Как гуляю у плетня,
И как, черт возьми, все это
Непохоже на меня…
Подпишу рукой уставшей
Под последнею строкой:
Твой небезвести пропавший,
Прежний, но чуть-чуть другой.
Позвоните мне из детства,
пригласите погостить..
Там, где бабушка из теста, что то вкусное печет…
Где под птичий, громкий гомон,
Просыпалась я с утра.
И цыплята, и утята, ждут водицы от меня.
Где собака разрывалась, громко лаяв на цепи,
Если выбежал теленок за калитку… по степи.
Где разбитую коленку, прикрывала лопухом… И бежала я на тырло, там где пахнет молоком…
Где по скрипу половицы, точно знала, кто идет..
И мурлычет что-то ночью, у кровати рыжий кот.
Мне б вернуться в те мгновенья, где душа моя поет.
И где, бабушка, мне в кружку молока нальёт.
И не знала боли в сердце… И не думала, как жить… Я соскучилась по детству… Я устала взрослой быть!
Позвоните мне из детства,
Я приеду погостить…
Copyright: Наталья Жукова-Бабина,
Горизонт затянуло туманом,
Словно в банку набрали дым.
Одноногим стоит капитаном
Столб фонарный и светом седым
Освещает пустую дорогу,
Под минорные ноты дождя.
Зарастает она понемногу
Из села всех людей уводя.
Безработица, грязь, да ухабы,
Нет давно петуха на заре,
Для «коня на скоку» нету бабы…
Да и баб нету в этой дыре.
На дворы опустевшие, мигом,
Как разбойник напал бурьян.
Захватил все селение игом
Тут давно не играл баян…