Наши проблемы связаны с «невылеченными» воспоминаниями.
А помните то ощущение тихого, всепоглощающего торжества, когда ты стоишь зимним вечером подняв голову вверх, а на тебя с небес спускаются миллиарды крошечных мягких прохладных пушистых снежинок. Они ровным слоем, ряд за рядом, покрывают всё вокруг себя: дома, деревья, дороги, прохожих, машины и тебя. А ты всё стоишь и не можешь оторвать восторженного взгляда от этой красоты, которая переливается в свете фонарей бесчисленным количеством ледяных бриллиантов.
О. что за женщина она была -
Вскипает кровь, лишь вспомню её образ,
И звуков прелесть - её голос добрый,
И страсть её - я ею обладал…
Мне не забыть распахнутой души:
Что берегла, а что в огонь бросала,
Когда любовь от холода дрожала,
И грусть её серьезную в тиши…
Ах, как она умела посмотреть…
В миниатюрном теле взгляд царицы,
Мечта мужчины - женщина - Жар-птица,
Сияющая счастьем на заре…
О, сколько тайн хранит её душа,
Сколь нежную она рождала нежность,
Как понимала жизни неизбежность,
А как была чертовски хороша!
О, что за женщина она…
Вот говорят - «не живите воспоминаниями, прошлое не вернуть, они воруют время у вашего будущего»…Но это они - живут в нас… От болезненных память старается нас беречь, а если и прорываются вдруг - запрещаю себе о них думать. Но от своих счастливых воспоминаний - ни за что не откажусь!
И болью в сердце отзовутся…
воспоминанья от тебе…
Хотя, давно уже проснулся
Но ты, как прежде… снишься мне…
Бабушка, папа и папина симпатия тётя Лена заметили, что у меня появился
новый кляссер для марок. И догадались, кто его подарил: мама, которая
теперь с нами не жила. И соседи догадались, и тётя Варя медсестра, и дядя
Жора самогонщик. Но ничего мне не сказали.
Только посовещались на кухне в субботу, пока капал самогон. И подарили
спиннинг с катушкой.
- Такой хотел? Мы же видели, как ты на Борькин смотришь…
Дядя Жора улыбался и смотрел то на меня, то на свой стакан на просвет.
Спиннинг был почти как сокровище. Мало кто из рыбаков имел. Все перемётами
таранку и судаков ловили. А на удочку с причала только бычок шёл. А что
бычок? На рынке два рубля ведро. Ну, три, если крупные.
- Спасибо! Завтра же наловлю, вот увидите!
И поставил будильник на 3 утра, а лег спать в 7 вечера.
И пошел по трамвайным путям в порт. По дороге накопал червей на Белой
Даче саперной лопатой. Пришел и расположился. Там был длинный бетонный
мол. И много людей в полумраке и в абсолютной тишине. Если не считать
негромкого плеска волн и тихих вздохов огромных кораблей у причалов.
У меня не было никакой сноровки со спиннингом. Поэтому первый раз
забросил совсем криво и запутал лески соседям. Они повозмущались шёпотом и не зло. Помогли распутать и забросить, как надо. Дальше пошло гладко, пока
не вытащил довольно крупного сазана. Соседские снасти опять спутались. Но никто не ругался. Они понимали, что такой улов редкость. И я понимал.
Поэтому ощутил, как бьётся сердце. И потом ещё трёх выловил.
- Ну, ты даёшь, Михалыч. Кормилец, чтоб я так жил!
Все восхищались моим уловом. А я сказал с важностью:
- Ну, всё. Я спать пошел. Бабуля, разбудишь через час. У меня встреча.
Папа был на работе. На заводе «Азовсталь» в первую смену.
Встреча с мамой была в театральном сквере.
- От тебя так интересно рыбой пахнет, Михалыч.
(Вообще-то я набрызгался папиным шипром…)
- У меня теперь спиннинг, мам.
- Спиннинг? О-оо… - мама задумалась. И придумала.
- Пойдём в ресторан. Будешь сопровождать меня, как даму, и осваивать этикет
первого взрослого свидания.
Зал был огромный. С лепниной, тяжёлыми портьерами и ковровыми дорожками.
Мы притормозили, и мама шепнула:
- Во-он, у окна свободный стол. Держись от меня слева на полшага впереди.
Подойдем. Отодвинешь стул для меня. Подождёшь, пока я сяду. Сам сядешь
напротив.
Принесли меню. Я подал его маме, а сам стал разворачивать крахмальную
салфетку.
- Салфетку не трогай, пока не принесут еду.
Я заказал рыбный паштет, суп и судака в польском соусе. Согласовали,
и я заказал.
- Пока ждем, нужно разговаривать, Михалыч.
- А о чем?
- Если свидание первое, то о погоде, общих знакомых, или об этой вот посуде.
И спину держи прямо. Жестикулируй сдержанно. Смотри в глаза.
Глаза её были весёлые, и обучение шло легко.
- А как о посуде говорят?
- Можно потрогать ногтем вот так, - она пощелкала подставочную тарелку и пустой бокал, - и сказать «О, саксонский фарфор! О, чешское стекло!».
Или «О, это не саксонский фарфор. Но тоже приличный!» Потом начинай мне
пересказывать книжку про фарфор и стекло. Помнишь, тебе дарили такую?
А я буду складывать ладошки «Как интересно, Михалыч. Вы такой знаток,
просто прелесть! Не то, что Ваш друг Борис.».
Мама шевелила ресницами и тихонько смеялась. Я даже не сразу понял, что
«Ваш друг Борис» это мой друг Борька.
Принесли паштет, разложенный по маленьким золотистым тарталеткам. Я вспомнил про салфетку. И начал прилаживать её себе на грудь.
- Ни в коем случае, только на колени. А из тарталетки ешь только содержимое,
саму её не ешь. Не положено.
- Но она вкусная! - я успел откусить, - и довольно красивая по форме!
- Вот этим и воспитывается сдержанность, Михалыч. Кстати, как поживает
твоя симпатия Танечка?
Было и про «не наклонять тарелку с остатками супа», и про «не расставлять
широко локти». И про многое другое. Но больше всего мне запомнилось
про сдержанность и тарталетку, которую нельзя.
Как часто помним мы свой дом,
Где родились, жили и росли.
Во снах он снится нам потом,
Где первую любовь свою нашли.
Прихожу во сне я в старый дом,
Мой дом со стареньким крылечком.
Ажурные ставни окон в голубом.
И с небольшой русской печкой.
Был сад с белоснежными вишнями,
А запах стоял… кружилась голова.
Рядом где-то пробегала речка,
В ней была чистая, вкусная вода.
Давно я живу в другом доме,
Где сад и огород тоже есть.
Но здесь, мне всё так знакомо.
Все трещинки могу перечесть.
Вот зал, рядом мамина комната,
Всё и осталось, как жила здесь она.
Икона в углу и лампадка зажжённая,
Сразу сердце зашлось и душа замерла.
Я сегодня хочу ничего не хотеть,
Просто легкою тенью незримо лететь,
Или звездочкой малой смотреть свысока,
Как летят над судьбою моей облака,
Затемняя цвета, притупляя вкус жизни,
Безучастно тасуя круг моих ближних…
По прошедшему бегло скользнувши лучом,
Снова памяти дверцу открою ключом,
Чтоб увидеть вновь то, что забыть не хочу,
Пролетая над прожитым, ставлю свечу…
Обычный день, привычный кофе,
Такой же красочный рассвет,
Да и дела не так уж плохи,
Тебя вот только рядом нет.
Бегут стремительно минуты,
В один момент уже обед,
Иду изученным маршрутом,
Тебя вот только рядом нет.
Засеребрится скоро вечер,
Зажгу на кухне тусклый свет,
А помнишь, зажигала свечи?
Теперь не буду-смысла нет…
Как жаль, что память избирательна порою…
Того, кого скорее хочется забыть,
Хранит в душе годами… жжёт меня тоскою…
… И не даёт воспоминания убить…
В бесконечности старых линеек
Заброшенной в угол тетради,
Где в глазах на мгновенье темнеет
От хриплого смеха исчадий,
Шевелящихся в пепле холодном,
С гримасой фантомного всплеска,
А в зачёркнутой точке исходной
Кривляются тени гротескно;
Где смешались могильные черви
С ещё не расцветшим бутоном,
Упоенье влюблённости первой -
Со стоном души изнурённой;
Всё, что было, прошло, отлисталось,
Хотя до конца не дотлело,
Словно в гранях осколков кристалла -
Не станет, как ранее, целым.
Там исхожены в рваных ботинках
Пунктирно-чернильные тропы,
И взахлёб отрыдали поминки,
А cЕрдца огрызок - заштопан;
Там, на жёлтых, иссохших страницах,
Где собраны «до», но не «после»,
Вдруг поймёшь, что пора становиться
Всерьёз и воистину - взрослым…
март 2015
Когда терзает душу боль воспоминаний, -
Не нужно постоянно думать о былом…
А если прошлое без грусти, без страданий,
То можно и почаще вспоминать о нём…
Моя жизнь состоит из картинок-воспоминаний, одни с годами выцветают и исчезают, другие не признают ни времени, ни расстояний…
Мои самые счастливые воспоминания впереди… Но счастье, пережитое в прошлом, храню нежно и бережно…
Лучшие дни те, что пройдя, остались с нами навсегда.