Конфликт на Донбассе показал сколько МУЖчин будет защищать своё Отечество, а сколько мужЧИН сбежит в тыл.
ГРУЗ 200
Давным-давно мне было восемнадцать
В военкомате комиссар спросил:
-«Здоровье как? Положена отсрочка?»
Ответ был очень прост: - «Хочу служить!»
В те времена без службы не мужчина…
В те времена я должен быть солдат!
Стою в строю! Я Родиной направлен
Границы наши и народ свой защищать,
В те времена мы не платили за отсрочку…
Мы были гордые… за то, что мы в строю!
В Афганистане воевали за свободу
Людей голодных! И гибли мы в бою…
В те времена нам цинков не хватало…
И в морге… в холодильнике уж места нет
Вот воина несут… убит под Кандагаром
И положили бережно на белый, белый снег…
Укладывали всех рядком и тихо ждали
Пока с Союза цинки привезут…
Их санитарам в морге не хватало,
Чтобы домой отправить этот страшный груз.
В горах идут бои и мутные туманы,
На взлёт погоду самолётам не дают…
И санитары с Подмосковья чем-то пьяны,
Им выпал в армии такой тяжёлый труд.
Их обмывать, устраивать в домину,
Потом запаивать свинцом со всех сторон…
Тяжёлый труд достался тем мужчинам!!!
Солдатам скорбной службы… Вот гробы везут…
И началась работа… Не до пьянки!
Ведь собирают Воина домой…
В последний путь… на Родину в парадке,
В последний путь… домой, домой, домой…
В Союзе ждут его в военкомате
И только по прибытии туда…
Придут и скажут маме, что Солдат ваш…
УБИТ… ДЕРЖИТЕ!!! «Скорую» сюда!
В те времена мне было девятнадцать
И я тот страшный груз сопровождал.
Он был боец, убитый под Баграмом,
Горел в бронемашине, в засаду он попал…
Десанта дверь заклинило, не вытащить парнишку,
Горит в машине он… кричит на крик!
А я бегу залить его с ведром водой из лужи…
Не дать сгореть ему! «Держись, держись, браток!!!»
И сверху, через люк, я лью на тело
И слышу тихо из брони: «Спасибо, брат…»
Но не успел я сделать свое дело…
Открыт десант. Застыл… погиб солдат…
И вот я в самол`те… Груз сопровождаю…
На деревянном ящике, где цинк лежит
Его фамилию на крышке я читаю,
Его везу домой я хоронить…
В Молдавии живет боец убитый…
Там, где вино теч`т янтарною рекой,
Где солнце светит ярко и красиво,
И девушка бежит на речку утренней росой
Звучит салют из автоматов у могилы…
И люди говорят о н`м хороших много слов!
Как жил солдат, как девушку любил он…
Убит солдат… не надо больше слов.
Жаль, что окончание одних военных преступлений, нужно для того чтобы начать новые.
Десятилетняя афганская война!
Полмиллиона юных жизней опалила,
Чужое небо будет помнить и страна,
Как наша Армия оттуда уходила.
Всё, что возможно в этой жизни испытать,
Всё пережили эти сильные ребята,
И как смогли они сражаться и стоять?!
И как Отчизна перед ними виновата.
Они дралИсь, как их учили: долг и честь?!
И часто пеклом их сжигало поле битвы,
Не знали матери, порою, кто, где есть?
Спасали только материнские молитвы.
А сколько судеб искалечила война?!
Об этом сразу и без слёз не перескажешь,
И как их встретила любимая страна?!
Что и врагу не пожелаешь всуе даже.
И я хочу Вам поклонится, до земли,
Вы все награды, что возможно заслужили,
Спасибо Ангелам, чьи жизни сберегли,
И Память тем, что в битвах головы сложили.
Никогда не нажрутся те, кто на чужой крови делает деньги.
Только свечи и мыло были германского происхождения. Чем-то и мыло и свечи были похожи - какой-то призрачной прозрачностью. Англичане не могли знать, что и свечи и мыло были сделаны из жира уничтоженных евреев, и цыган, и бродяг, и коммунистов, и всяких других врагов, фашистского государства.
Такие дела.
Чему учат в университетах? Тому, что нет людей смешных, глупых или злых. И - очень зря. Чему учит проклятая жизнь? Тому, что города горят, а люди - не важно, глупые, смешные или злые - просто гибнут в огне.
Мир не слышит призывы о мире,
Мир не верит слезам матерей.
А ведь пули летят не в тире,
Заставляя умолкнуть детей.
Ангелочки с землёю прощаясь,
Забирают с собой жизни мам.
Мир живёт без тревог улыбаясь.
«Не у нас, далеко, где-то там»
БЛОКАДНЫЙ СЛОВАРЬ
В годы блокады Ленинград был не просто осаждённым городом, жители которого пытались выжить вопреки голоду, холоду, бомбёжкам и страданиям. Он превратился в целый обособленный мир с сильными и мужественными людьми, со своими порядками и, можно сказать, со своим языком. За 900 страшных дней и ночей в лексиконе ленинградцев появилось много слов, используемых для обозначения предметов блокадной жизни.
Берклен
Из-за отсутствия табака в городе ленинградцы изготавливали его самостоятельно из подручных средств. Берклен - это курительная смесь из опавших берёзовых и кленовых листьев. Их просушивали, перемалывали и начиняли полученным порошком сигареты и папиросы.
Выковыренные
Выковыренными называли людей, вывезенных из блокадного Ленинграда в другие города. Такое название прижилось благодаря созвучности со словом «эвакуированные».
Граммики
Граммиками ленинградцы ласково называли свой ничтожный паек - 125 г хлеба в сутки на человека. Блокадный хлеб более чем на половину состоял из опилок, жмыха, целлюлозы и обойной пыли. Для большинства жителей осаждённого Ленинграда этот хлеб был единственной пищей, и они съедали его, не теряя ни одной крошки.
Дистрофия Шротовна Щей-Безвырезовская
Даже под непрекращающимися артобстрелами в условиях страшного голода ленинградцы не теряли чувства юмора, что и помогало им выживать. Так дистрофию - истощение, которым страдал каждой второй житель города - очеловечили и придумали ей полное имя: Дистрофия Шротовна Щей-Безвырезовская. В то время шроты, измельчённые и обезжиренные семена растений, служащие для корма животным, считались настоящим деликатесом, а о тарелке щей с говяжьей вырезкой оставалось только мечтать.
Дуранда
В первый год блокады в ленинградских магазинах ещё продавался жмых - спрессованные бруски отходов, оставшихся от производства муки. Такие куски жмыха называли дурандой. Её распаривали в кастрюле до консистенции каши или же запекали, добавляя в лепешки из дуранды последние остатки сахара: получались своеобразные конфеты. В самую страшную и голодную первую блокадную зиму дуранда спасла жизни сотен тысяч ленинградцев.
Коридор смерти
В январе 1943 года жители блокадного Ленинграда всего за 17 дней проложили на левом берегу Невы 33 км железной дороги, соединявшей осаждённый город со страной. Блокадники строили мост через Неву, пока фашисты обстреливали их с Синявинских высот. Из-за повышенной опасности работ сами ленинградцы назвали прокладываемую дорогу Коридором смерти. В результате по этой железной дороге в Ленинград доставлялось 75% всех грузов, а по Дороге жизни через Ладогу - лишь 25%. Один эшелон на железной дороге заменял полторы тысячи «полуторок». Однако к тому времени Дорога жизни была уже воспета, поэтому о Коридоре смерти с его страшным названием знали только ленинградцы.
Кровавый перекресток
Кровавым ленинградцы называли пересечение Невского проспекта и Садовой улицы. В годы блокады здесь располагалась трамвайная остановка, поэтому это место очень часто подвергалось вражеским обстрелам. В августе 1943 года на Кровавом перекрестке в результате фашистской бомбёжки погибли одновременно 43 человека.
Крючки
Во время блокады истощённых детей-дистрофиков, находящихся на лечении в стационаре, называли крючками. Из-за сильной потери веса маленькие дети худели настолько, что походили на обтянутых кожей скелетов, а их позвоночники выдавались вперед, что и повлекло за собой подобное сравнение.
Пеленашки
Пеленашками ленинградцы называли обёрнутые в простыни трупы, перевозимые жителями блокадного Ленинграда на санках к месту захоронения. Эти простыни и тряпки заменяли умершим гробы.
Повалиха
Первое время в блокаду ленинградцы варили кашу из отрубей. Такая еда была совершенно безвкусной, некалорийной. Кашу называли «повалихой» - считалось, что после употребления её в пищу человека сразу же клонило в сон.
Сладкая земля
В первые дни блокады Ленинграда немцы сбросили снаряд на продовольственные Бадаевские склады, где хранилось 3 тысячи тонн муки и 2,5 тысячи тонн сахара. В результате бомбёжки склады полностью сгорели со всеми запасами. Истощённые ленинградцы ели землю, пропитанную расплавленным сахаром, и продавали «сладкую землю» за большие деньги.
Хрусталь
Понятие «хрусталь» появилось в первую суровую блокадную зиму и не имело никакого отношения к благородному виду стекла или сервизу. Этим словом называли промёрзшие и окоченевшие трупы, которые лежали на улицах блокадного Ленинграда.
Чёртов мост
Литейный мост всегда пользовался в городе на Неве дурной славой: при его возведении погибли десятки, а потом он стал местом притяжения самоубийц со всего города. Когда фашисты начали беспрерывно обстреливать Литейный мост из-за его близости к Дороге жизни, жители блокадного Ленинграда окончательно поверили в то, что мост проклят, и стали называть его Чёртовым.
Хряпа
В годы блокады ленинградцы устроили своеобразный огород перед Исаакиевским собором: там они выращивали капусту. Правда, полноценные кочаны на площади не росли - выходили лишь отдельные зелёные листья, которые называли хряпой. В первую блокадную зиму хряпу солили и квасили, а во вторую - ели с постным маслом.
Долина смерти
Долиной смерти ленинградцы называли площадь Ленина и Финляндский вокзал. Именно отсюда начиналась знаменитая Дорога жизни, по которой в осаждённый Ленинград доставлялось продовольствие и всё необходимое для жизнеобеспечения города. Немцам было известно об этом, и они бомбили Финляндский вокзал практически круглосуточно.
КОНСТРУКТОРЫ
В летний зной, а так же в злую стужу,
Чтоб врагу достойный дать отпор,
Выходила на рубеж «Катюша»:
Левин, Гвай, Гонтмахер, Шварц и Шор.
ЛЕСОВОЗ
Я родился в тридцатые годы в июле -
Мир стоял уж давно на пороге войны -
В знаменитом английском порту Ливерпуле,
И был на воду спущен под рокот волны.
Меня звали «Силач», что подстать лесовозу,
И сложилась, как следует, флотская жизнь:
Плавал я сквозь шторма, видел бури и грозы,
Рифов злобный оскал и лазурную высь.
Как-то раз закрепили на палубе танки,
Заорал старый боцман: «Поднять якоря!»,
И лихие матросы, британцы и янки,
Пили виски и ром от него втихаря.
И пошли мы в Атлантики стылые воды
Под неистовством ветра и шквалом свинца,
Чтоб России помочь, и чтоб Лев и Свобода
Рука об руку шли до фашизма конца.
И клевали нас «Юнкерсы» и «Мессершмитты»,
И грозила подлодок зловещая рать:
Умирали отважные янки и бритты,
Точно зная, за что стоит им умирать.
Мы остались втроём: боцман, я с мотористом,
А подлодка всплыла, от души веселясь:
Мы решили в тот день, как ни странно, лучистый,
Не упасть своей честью моряцкою в грязь,
И пошли на таран, как ходили когда-то
Наши предки отважные на абордаж,
Мы поставили наци пред сбывшимся фактом,
От сердец подарив им последний кураж.
Я - корабль, и лежу, как и все, на кладбище,
Здесь, средь донного ила, царит тишина,
Царство сказочных рыбок и ветер не свищет:
Мир забвения и бесконечного сна.
Рядом остов разбитой немецкой подлодки,
Душ людских во Вселенной беззвучный полёт,
И судьба нижет нервными пальцами чётки:
Нечет-чёт, нечет-чёт, нечет-чёт, нечет-чёт.
СТАЛИНГРАД
Там давно заросли и окопы, и рвы
Ковылём, чабрецом, острецом, лебедой,
Там когда-то солдаты сражались, как львы,
И косила Старуха кровавой косой.
Там вели генералы друг с другом игру
Не на жизнь, а на подлую, лютую смерть,
Там горели «Пантеры» с «КВ» поутру
И в безлунной ночи продолжали гореть.
Там рыдали от боли луга и поля,
И израненной Волги вскипала вода,
Там молила, дрожа, о пощаде земля,
Как ещё не молила она никогда.
Там присягу на верность давал каждый дом,
И, руиною став, эту клятву держал,
Там убийство людей шло своим чередом,
И масштаба его не гасился накал.
Там Победа взметнула остатками крыл,
И пошли батальоны на штурм и на слом,
Там фельдмаршал фон Паулюс шпагу сломил,
И Второй Мировой наступил перелом.
И в Берлине притих, затаился вампир,
И открылся ему ожидающий Ад,
И с волненьем сказал Левитан на весь мир:
После тяжких боёв нами взят Сталинград.
Рожала девочка, рожала под обстрелом…
Нет скорых и роддом уже разрушен…
Пятнадцать пареньку, он под прицелом…
Держит подвал, а ей врач срочно нужен…
И началось, он перестал стрелять…
Он сейчас за них двоих в ответе…
Не учат в школе роды принимать…
Да и по сути, оба ещё дети…
И он помог, хотя и оробел…
И на секунду о войне забыл…
Когда снаряд оттуда прилетел…
Он от осколков телом их укрыл
Под вой снарядов, и разрывов вспышки…
Новая жизнь пришла, и закричала…
И нет уже увы, того мальчишки…
От кого девчонка та рожала…
Он за всех своих, стоял до смерти…
Родные, близкие, его родная хата…
Рядом с мужиками встали дети…
И дед и мать убитого солдата…
Война слишком серьёзное занятие, чтобы доверять её генералам.
Эту боль не озвучить словами,
Даже мысли теряют свой ход,
Как по сердцу прошлись сапогами,
В тот незримый и страшный поход.
Как незримо жестокая стая,
Ополчилась на русский народ,
И как книгу страданий листая,
Все стремились приблизить исход.
На фронтах за детей умирая,
За жену, за родимую мать,
Доходя до последнего края,
И друзей умудрялись спасать.
В лагерях сколько судеб плутая,
Одевали смертельный наряд,
Вместо имени цифры читая,
Уходили в удушливый ад.
Все потери, печаль и досада,
Наполнялись рекою из слёз,
Берега бы не стали преградой,
У долины тоскующих грёз.
Не забыть эту память ребята,
Не залить благодатным дождём,
Не вернуть из могилы солдата,
Чтоб прожил своим мирным путём.
Помолчим же минуту возврата,
Преклоняясь пред вечным огнём,
Мы живём потому что, когда-то,
Не вернулись ОНИ в отчий дом