Пусть наступит тишина
В память тех, кто пал в бою,
Кто за будущее наше
Отдал в битвах жизнь свою.
Поколенье их потомков!
Брось дела и замолчи!
На минутку, НА МИНУТКУ
Память воинов почти!
Майор привез мальчишку на лафете.
Погибла мать. Сын не простился с ней.
За десять лет на том и этом свете
Ему зачтутся эти десять дней.
.
Его везли из крепости, из Бреста.
Был исцарапан пулями лафет.
Отцу казалось, что надежней места
Отныне в мире для ребенка нет.
.
Отец был ранен, и разбита пушка.
Привязанный к щиту, чтоб не упал,
Прижав к груди заснувшую игрушку,
Седой мальчишка на лафете спал.
.
Мы шли ему навстречу из России.
Проснувшись, он махал войскам рукой…
Ты говоришь, что есть еще другие,
Что я там был и мне пора домой…
.
Ты это горе знаешь понаслышке,
А нам оно оборвало сердца.
Кто раз увидел этого мальчишку,
Домой прийти не сможет до конца.
.
Я должен видеть теми же глазами,
Которыми я плакал там, в пыли,
Как тот мальчишка возвратится с нами
И поцелует горсть своей земли.
.
За все, чем мы с тобою дорожили,
Призвал нас к бою воинский закон.
Теперь мой дом не там, где прежде жили,
А там, где отнят у мальчишки он.
.
Константин Симонов, 1941 г.
Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины,
Как шли бесконечные, злые дожди,
Как кринки несли нам усталые женщины,
Прижав, как детей, от дождя их к груди,
.
Как слезы они вытирали украдкою,
Как вслед нам шептали: - Господь вас спаси!-
И снова себя называли солдатками,
Как встарь повелось на великой Руси.
.
Слезами измеренный чаще, чем верстами,
Шел тракт, на пригорках скрываясь из глаз:
Деревни, деревни, деревни с погостами,
Как будто на них вся Россия сошлась,
.
Как будто за каждою русской околицей,
Крестом своих рук ограждая живых,
Всем миром сойдясь, наши прадеды молятся
За в бога не верящих внуков своих.
.
Ты знаешь, наверное, все-таки Родина -
Не дом городской, где я празднично жил,
А эти проселки, что дедами пройдены,
С простыми крестами их русских могил.
.
Не знаю, как ты, а меня с деревенскою
Дорожной тоской от села до села,
Со вдовьей слезою и с песнею женскою
Впервые война на проселках свела.
.
Ты помнишь, Алеша: изба под Борисовом,
По мертвому плачущий девичий крик,
Седая старуха в салопчике плисовом,
Весь в белом, как на смерть одетый, старик.
.
Ну что им сказать, чем утешить могли мы их?
Но, горе поняв своим бабьим чутьем,
Ты помнишь, старуха сказала: - Родимые,
Покуда идите, мы вас подождем.
.
«Мы вас подождем!" - говорили нам пажити.
«Мы вас подождем!" - говорили леса.
Ты знаешь, Алеша, ночами мне кажется,
Что следом за мной их идут голоса.
.
По русским обычаям, только пожарища
На русской земле раскидав позади,
На наших глазах умирали товарищи,
По-русски рубаху рванув на груди.
.
Нас пули с тобою пока еще милуют.
Но, трижды поверив, что жизнь уже вся,
Я все-таки горд был за самую милую,
За горькую землю, где я родился,
.
За то, что на ней умереть мне завещано,
Что русская мать нас на свет родила,
Что, в бой провожая нас, русская женщина
По-русски три раза меня обняла.
.
Константин Симонов, 1941 г.
Аллея опаленной юности (посвящение ученикам 9 «Б» класса Ильинской школы МО 25)
Рассвет…, и в воздухе разлита тишина,
Не слышно пенья птиц и шелеста стрекоз…
И эхом по Руси… идёт война… война…
И стон был, брызги женских слёз…
И встали из-за парт ученики,
9класс, всем по шестнадцать лет,
Оставили тетради, дневники,
Теперь держать им перед Родиной ответ.
Не будет больше маминых блинов
И поцелуев нежных на прощанье…
За молодость, за счастье, за любовь
Идут они со смертью на свиданье.
Раскаты взрывов пронеслись вдали…
Один лишь шаг им до Передовой…
Они юны, бесстрашны и сильны…
И не дадут пройти врагу ценой любой.
Бой не заставил себя долго ждать…
Команды розданы, рассеялся туман…
И где-то далеко прижала руки к сердцу мать…
Не может быть… не верю… всё обман…
Остались многие в земле сырой…
Девятый класс, всем по шестнадцать лет,
Им в жизни было всё впервой,
НО… их опередила смерть.
Смерть за ОТЧИЗНУ, за страну,
За небо синее над головой,
За радость встреч, за новую весну…,
За то, чтоб каждый сделал выбор свой.
Очнитесь, люди!!! посмотрите вдаль…
Зачем нужна нам за детей печаль,
Не допустите повторения войны
Свободный человек!!! Живи…, люби!!!
С тех пор «Ильинской «школы каждый выпускник
Сажал деревья, память о друзьях храня…
Пусть годы пролетели словно миг,
Деревья разрослись…, аллея ожила!!!
И ожил в той аллее весь 9 класс…
Пусть рано жизнь у них оборвалась,
Пусть нет у них потомков на земле,
ОНИ ЖИВУТ, ЖИВУТ, в тебе, во мне…
Аллея та растёт из года в год,
Гуляет по аллее той народ,
Но если вслушаешься в шум ветвей
И в шёпот листьев, и в слова камней…
Названье ты поймешь
--«АЛЛЕЯ ОПАЛЁННОЙ ЮНОСТИ» моей!!!
ГЕОРГИЕВСКАЯ ЛЕНТА: флешмоб или дань памяти?
Георгиевская лента. Символ победы. Ее черно-оранжевый цвет означает «дым и пламя». Эта лента
изначально была частью ордена Святого Георгия, учрежденного в царской России в 1769 году, как
награда офицерам за храбрость в бою. В советское время она была частью нескольких орденов, в частности Ордена Славы. Популярность ленты, как символа победы во Второй Мировой Войне над
фашизмом, выросла отчасти благодаря общественной акции «Георгиевская ленточка», которую
придумали на 60-летие победы, то есть в 2005 году.
Я не ношу Георгиевскую ленту. И никогда не носила. Я не считаю, что имею на это право. А быть
участницей этого унизительного флешмоба я не хочу. «Будь как все». А я не хочу, как все! Не хочу
участвовать в разменном шоу, где с молотка идут мужество, честь и достоинство наших дедов и прадедов. Не хочу быть одной из тех, для кого символ Победы - это всего лишь прикольная фича,
которая после праздника полетит в грязь. Не хочу, потому что «так надо» и «все это делают». Мой дед
погиб в 1942 году в боях под Ленинградом. Он так и не увидел свою дочь, мою маму, которая родилась
на следующий день после его ухода на фронт. Он воевал и погиб с оружием в руках, защищая свою
жену, детей, свой город, свою страну. И если после всего этого я буду «как все», дед меня бы просто не понял.
Я многого не знаю, что было тогда 2 июня 1942 года. Чувствовал ли дед, что это его последний бой?
Вспоминал ли мою бабушку? Думал ли о детях? Я никогда этого не узнаю. Но, я точно знаю, что не имею
права обгадить и унизить то, что он добыл ценой собственной жизни.
P.S:От себя хочу просто добавить. Сегодня Георгиевскую ленточку носят не потому что проливали пот и кровь на полях войны, не потому что стояли у станка сутками во имя победы, не потому что победили самую страшную и жестокую войну двадцатого века. Ее носят цепляя за стринги, выглядывающие из-под штанов, ее носят на голове, повязывая бантики, ее носят вместо шнурков на кроссовках, ее привязывают на машины, на ошейники собак. Последний «писк моды"-прикрепи ленточку к своей фотографии в одноклассниках. А я не хочу… не хочу быть как все.(Отражение)
Спасибо Вам, что мы войны не знали. Извините, что страну просрали!
О войне.
Сорок первый - сорок пятый
всё сметая на пути
пронеслась война по миру,
что страшнее не найти.
Той войны кровавой, страшной
пережить нам не пришлось
убивать и быть убитым
не всем к счастью довелось.
Не ходили мы в атаку
подавляя ДОТ врага,
Ужас, страх превозмогая
с громким, яростным УРА!
Не вжимались в дно окопа
зубами яростно скрипя,
когда бомбы и снаряды
разрывались смерть неся.
Не бывали мы в разведке
и не брали «языка»,
не бросались в рукопашный
с дикой злобой на врага.
Не валились от бессилья
чёрствый хлеб с водой жуя,
и не пухли с голодухи,
кто попал в концлагеря.
Не бывали, не стреляли,
не вжимались, не дрались,
Война раньше пролетела,
мы чуть позже родились.
В те года, теперь былые
наши деды и отцы
землю кровью обагрили,
чтобы выжили сыны.
Чтоб не знали грохот мины,
автоматов злобный треск
и как воют самолёты
смерть для всех неся с небес.
Победили в страшной бойне
устояли, не сдались
и пришлось бы вновь сражаться
как один бы поднялись.
Возвернулись с поля брани
в орденах, медалях, в славе
расписались на Рейхстаге,
объявив конец войне!
С завистью глядят солдаты
на героев той войны,
к сожаленью эстафету
удержать мы не смогли.
От Афгана до Америк
нам пришлось повоевать,
только славу наших дедов
не смогли мы доказать.
Каждый год весною ранней
собираются деды
выпить стопку горькой водки
за потери той войны.
За ушедших и полёгших,
не вернувшихся с полей
помяните ветераны
боевых своих друзей.
Александр Гейер, 2009
Свидетельство о публикации 1 909 177 996
СТИХИ О ВОЕННОМ ДЕТСТВЕ
1
Я из черного теста,
из пепла войны,
И стихи мои, как погорельцы, грустны.
Лишь закрою глаза,
и опять я - малец,
В неокрепшее темечко
метит свинец.
И несет почтальон
на потертом ремне
Безотцовщину черную
брату и мне.
2
Никогда не забуду,
как во время войны
Из картошки из мерзлой
мать пекла деруны.
Деруны на олифе
и сластят, и горчат,
Но и этому рады
я и старший мой брат.
Мы сидим в одеялах,
за окошком мороз.
Письмоносец соседке
«смертью храбрых…» - принес.
И она прибежала к нам -
белее стены.
Мать ее утешает…
И горят деруны.
3
Война прошла, прошла война,
Но барабанным перепонкам
Казалась странной тишина,
Обманчивой, чрезмерно полной.
На кровью политых полях
Уже пшеницу убирали,
Но все еще в госпиталях
Солдаты наши умирали.
Мы понимаем, что когда-то
Придут совсем другие даты.
Не будет больше ветеранов.
Их не останется в живых.
Ни рядовых, ни офицеров,
Ни покалеченных, ни целых,
Ни благородных генералов,
Ни бывших зеков рот штрафных.
Кто им потом придет на смену?
Кого придется звать на сцену
Чтоб окружить своей заботой
Когда нагрянет юбилей?
Подряд уходят ветераны.
Им обдувает ветер раны,
Их ордена лежат забыты,
А имена горят сильней.
А, может, это всё логично?
Но очень больно, если лично
Ты с этим связан был и даже
Не понимал тогда всего.
Мне раньше искренне казалось,
Что папе много жить осталось,
Но уж который День Победы
Мы отмечаем без него.
Отгремят салюты и парады.
Тем, кто жив, достанутся награды.
Скажут речи громко, с чувством долга,
А потом забудут всех надолго.
Сколько их осталось ветеранов?
Сколько их не стало слишком рано?
И сейчас никто не скажет точно
Сколько судеб разорвало в клочья!
В памяти еще грохочут войны.
Временами это очень больно…
В мае шумно праздник отмечали,
А теперь душа моя в печали…
Я к тебе на кладбище приеду,
Выпить, папа,
За твою Победу.
Ты говорила мне «люблю»,
Но это по ночам, сквозь зубы.
А утром горькое «терплю»
Едва удерживали губы.
Я верил по ночам губам,
Рукам лукавым и горячим,
Но я не верил по ночам
Твоим ночным словам незрячим.
Я знал тебя, ты не лгала,
Ты полюбить меня хотела,
Ты только ночью лгать могла,
Когда душою правит тело.
Но утром, в трезвый час, когда
Душа опять сильна, как прежде,
Ты хоть бы раз сказала «да»
Мне, ожидавшему в надежде.
И вдруг война, отъезд, перрон,
Где и обняться-то нет места,
И дачный клязьминский вагон,
В котором ехать мне до Бреста.
Вдруг вечер без надежд на ночь,
На счастье, на тепло постели.
Как крик: ничем нельзя помочь! -
Вкус поцелуя на шинели.
Чтоб с теми, в темноте, в хмелю,
Не спутал с прежними словами,
Ты вдруг сказала мне «люблю»
Почти спокойными губами.
Такой я раньше не видал
Тебя, до этих слов разлуки:
Люблю, люблю… ночной вокзал,
Холодные от горя руки.
Сестра моей бабушки с мужем Вальдемаром Леоке пережили блокаду Ленинграда. Вальдемар был шофером на Дороге Жизни с первого до последнего дня. Он так виртуозно водил машину, что ни один снаряд ни разу не задел ее. Конечно же, он не считал, сколько людей вывез по Ладожскому льду из осажденного города и сколько ценнейших грузов -- продуктов и медикаментов -- доставил голодающим ленинградцам. Да и не любил он об этом рассказывать, вспоминая ужас бомбежек по машинам с детьми, когда машины одна за другой уходили под лед…
Много лет спустя он был жестоко избит парнями, воровавшими цветы в его саду, и умер во время операции…
ПРИДУ К ТЕБЕ
Ты думаешь:
Принесу с собой
Усталое тело свое.
Сумею ли быть тогда с тобой
Целый день вдвоем?
Захочу рассказать о смертном дожде,
Как горела трава,
А ты -
и ты жила в беде,
Тебе не нужны слова.
Про то, как чудом выжил, начну,
Как смерть меня обожгла.
А ты -
ты в ночь роковую одну
Волгу переплыла.
Спеть попрошу,
а ты сама
Забыла, как поют.
Потом
меня
сведет с ума
Непривычный уют:
Будешь к завтраку накрывать,
А я усядусь в углу,
Начнешь, как прежде,
стелить кровать,
А я усну
на полу.
Потом покоя тебя лишу,
Вырою щель у ворот,
Ночью,
вздрогнув,
тебя спрошу:
- Стой! Кто идет?!
Нет,
не думай, что так приду.
В этой большой войне
Мы научились ломать беду,
Работать и жить вдвойне.
Не так вернемся мы!
Если так,
То лучше не приходить.
Придем - работать,
курить табак,
В комнате начадить.
Не за благодарностью я бегу -
Благодарить лечу.
Все, что хотел, я сказал врагу,
Теперь работать хочу.
Не за утешением -
утешать
Переступлю порог.
То, что я сделал, к тебе спеша,
Не одолженье,
а долг.
Друзей увидать, в гостях побывать,
И трудно
и жадно жить.
Работать - в кузницу,
спать - в кровать.
Стихи про любовь сложить.
В этом зареве ветровом
Выбор был небольшой.
Но лучше прийти
с пустым рукавом,
Чем с пустой душой.
К сердцу Родины руку тянет
К сердцу Родины руку тянет
трижды проклятый миром враг.
На огромнейшем поле брани
кровь отметила каждый шаг.
О, любовь моя, жизнь и радость,
дорогая моя земля!
Из отрезанного Ленинграда
вижу свет твоего Кремля.
Пятикрылые вижу звезды,
точно стали еще алей.
Сквозь дремучий, кровавый воздух
вижу Ленинский Мавзолей.
И зарю над стеною старой,
и зубцы ее, как мечи.
И нетленный прах коммунаров
снова в сердце мое стучит.
Наше прошлое, наше дерзанье,
все, что свято нам навсегда, -
на разгром и на поруганье
мы не смеем врагу отдать.
Если это придется взять им,
опозорить свистом плетей,
пусть ложится на нас проклятье
наших внуков и их детей!
Даже клятвы сегодня мало.
Мы во всем земле поклялись.
Время смертных боев настало -
будь неистов. Будь молчалив.
Всем, что есть у тебя живого,
чем страшна и прекрасна жизнь
кровью, пламенем, сталью,
словом, -
задержи врага. Задержи!
16 октября 1941
Сто раз закат краснел, рассвет синел,
сто раз я клял тебя, песок моздокский,
пока ты жег насквозь мою шинель
и блиндажа жевал сухие доски.
А я жевал такие сухари!
Они хрустели на зубах, хрустели…
А мы шинели рваные расстелем -
и ну жевать.
Такие сухари!
Их десять лет сушили, не соврать,
да ты еще их выбелил, песочек…
А мы, бывало, их в воде размочим -
и ну жевать, и крошек не собрать.
Сыпь пощедрей, товарищ старшина!
Пируем - и солдаты и начальство…
А пули?
Пули были. Били часто.
Да что о них рассказывать, -
война.
1958