..гражданская война - это абсурд. но тщательно организованный и спланированный абсурд.
Шел боец наш по земле,
Изувеченной войною,
И пожары день и ночь
Полыхали за спиною.
С той минуты, с той поры,
Как с семьею разлучился,
Разучился петь солдат,
Улыбаться разучился.
Из ручьев и разных рек
Он успел хлебнуть немало,
Только горькая вода
Жажду все ж не утоляла
И тогда сказал солдат:
«Это дело не годится.
Разреши к тебе, Земля,
Мне, солдату, обратиться.
Ты ответь, моя Земля,
Ты скажи хотя бы слово,
Где находится оно,
Наше поле Куликово?
Где последняя межа,
Где та самая граница,
У которой я с врагом
Мог сполна бы расплатиться?"
Перед ним лежал простор
Без конца и без начала,
И родимая земля
Так солдату отвечала:
«Ты воюй солдат с умом,
Ты воюй солдат толково,
Там, где ты сейчас стоишь,
Там и поле Куликово»
Как же это страшно, когда люди говорят: «Слава Господу, что наши старики, пережившие ужасы войны, не дожили до этого времени! » …
Я сына родила не для войны!!!
Пытаясь не замечать, открестится и тем более извратить сегодняшние события у нас на Украине, мои земляки теряют не только совесть, они затаптывают в себе само понятие человека.
Человек, считающий себя достойным высоких моральных принципов, не имеет права на малодушие.
Часы с кукушкой
В чужой избушке,
Застыло время,
Пропах рассвет
Вчерашним хлебом,
Вчерашней верой…
Остался запах
Ушедших лет…
Никто не ходит
По диким тропам,
И в двери эти
Не постучит…
Сидит старушка
В своей избушке…
Передник гладит,
Да всё молчит…
Молчит о прошлом,
О настоящем…
О том, что скоро
Уж на погост…
Там встретит мужа,
Сынков пропавших…
Часы с кукушкой…
Сверяют ход…
И в день победы…
Достанет фото,
Погладит нежно…
Обрыв письма…:
«Вы спите мирно,
Мои солдаты,…
Опять над вами
Скорбит весна».
В чем сила, брат? Да в том же, в чем и слабость.
Всё в правде, в ней одной и есть и будет,
и сколько б души не терзала жалость,
но правда снова истину остудит,
разделит всех, поставит четко строем,
мякину от зерна отделит, свет от тьмы,
подонков визг от немоты героев,
мир до и после времени войны.
Всегда ложь вырывается вперед
на первом круге, под адреналином
речей и денег … Только долго не живет,
теряя быстро лоск гнилой личины.
У правды козырь - Бог, а значит сила,
ей некуда спешить и нечего терять,
родная кровь России - Украина,
так платит дорого за то, чтоб это знать.
1941 год. Начало немецкой оккупации в маленьком городке Полтавской области. В бывший райком партии вселилась комендатура. Небольшой дореволюционный двухэтажный особняк. По коридорам снуют немецкие офицеры, взвод охраны, обслуга из местных. Стучат пишущие машинки, тренькают телефоны, немецкий порядок входит в свои права. В один из кабинетов, для разбирательства привели двенадцатилетнюю девочку. Ее поймали на улице, есть подозрение, что еврейка. На свою беду, она и вправду была еврейкой. Родители уже месяц как поджидали свою доченьку на небе, и вот пришла пора Адочки. Месяц она бродила по городу, жила, где придется. Приютить опасную девочку никто не решился. В комнате работали два офицера за двумя письменными столами. Один оторвался от бумаг, перекинулся парой слов с конвоиром, глянув на Аду, сказал: - «Я! Дас юдише швайн! «и опять углубился в бумаги. Советская пионерка хоть и не понимала по-немецки, но что такое «юдиш» и что ее ждет, знала. Она вдруг в отчаянии бросилась к дверям и опрометью выскочила в коридор. Присутствующие не кинулись догонять беглянку, а дружно заржали, ведь в здании не было ни одного окна без решетки, а внизу на выходе круглосуточная охрана и только немецкая. Бежать-то некуда, разве что заскочить в другой кабинет… А толку? Но страх смерти не имеет логики. Ада из коридора кинулась на второй этаж и забежала в первую попавшуюся открытую дверь. Немцы обрадовались новому развлечению и не спеша, планомерно, как инопланетяне в поисках человека, обходили комнату за комнатой: - «Тефощка. Ау! ««Кте ты ест? ««Ком, дас кляйн юдише швайн… ««Ау! Ми тепя искать! «Инопланетяне обошли все помещения на обоих этажах, потом еще раз, еще… Им уже было не смешно. Еврейки нигде не было. Через пару часов поиска они поняли, что девчонке удалось просунуть голову между прутьями в туалете, и она сбежала. И какие же маленькие головы бывают у этих подлых еврейских детей… Тут же вызвали «майстра» из местных, и он присобачил дополнительную перемычку к туалетной решетке. В комендатуре наступила ночь. Офицеры разошлись по домам, темный особняк опустел, только охрана у входа еле слышно переговаривалась. С самого утра Ада лежала внутри старинного камина, но до сих пор боялась дышать. Камин зиял чернотой в самой большой комнате купеческого дома. При советской власти барство было не в почете, экономили дрова, топили буржуйками и каминную трубу заложили кирпичом, но так удачно, что внутри на высоте полутора метров получилась кирпичная полка. Сантиметров сорок в ширину, тут пока можно было переждать. Пока… В эту ночь девочка так и не покинула своего убежища. Наступило утро, в комендатуре затрещала работа и о вчерашней сбежавшей еврейской девочке все конечно забыли. Только во вторую ночь Ада решилась покинуть свою норку. Она неслышно как привидение пробралась в туалет, без которого уже почти падала в обморок. Жадно напилась воды и вернулась в «свою» комнату, По запаху нашла в чьем-то столе спрятанное печенье и залегла до следующей ночи. Так из ночи в ночь Ада все расширяла свой жизненный круг. Доходила даже до первого этажа, влезала в буфет, а там всегда можно было поживиться кусочком хлебушка, не обделяя господ офицеров. Она понимала, что если пропадет хоть кусочек сала, то будут подозрения и могут здание обыскать с собакой. А это смерть. Но пока сама Ада превращалась в дикую собачку, или скорее в затравленного мышонка с огромным не мышиным телом, которое нужно кормить. Все чувства ее обострились. Девочка слышала даже, сколько существ находится на втором этаже и сколько на первом. Лежа в камине, она чувствовала вибрацию стен от входящих в здание инопланетян. Днем не спала, боялась, что во сне пошевелится. Девчонка знала всех солдат и офицеров комендатуры, хоть никогда их и не видела. Различала по голосам, походке и запаху. Вскоре приноровилась мыться и стирать белье в туалете. Самым страшным еженочным испытанием был слив воды унитазного бачка. Со временем Аду уже невозможно было застать врасплох. Она по своим внутренним часам знала, когда под утро придут истопники, работники кухни, а уж охранники, по ночам обходящие этажи, для нее казались просто махорочными топающими слонами. Человек ко всему привыкает. Ада стала привидением, о котором даже не ходило слухов… Девочка сначала интуитивно, а потом, и по словам начала понимать немецкую речь. Жизнь шла. Ведь, несмотря на ежесекундный смертельный риск быть обнаруженной, это была все же жизнь. Чтоб не сойти с ума, она мысленно разговаривала с родителями и со «знакомыми» немецкими офицерами. Однажды ночью, когда девчушка привычно прокралась в туалет, ее как громом поразило. На умывальнике лежали: ломтик хлеба и малюсенький кусочек мыла. Это был не офицерский туалет и мыло каждый приносил свое, могли, конечно, забыть, но хлеб откуда! !? О НЕЙ КТО-ТО ЗНАЛ! Ада не притронулась к этому богатству. Вдруг западня… На следующую ночь все повторилось. Эх, будь что будет, взяла. В конце концов, немцы люди педантичные. Если б что и заподозрили, то не мыльцем бы выманивали, а овчарками. Через неделю девочка поняла, что доброй феей была уборщица тетя Зина. Толи по маленьким мокрым следам, толи еще как, но тетя Зина догадалась о «привидении». Жизнь у Ады началась царская: целый кусочек хлеба в день иногда даже с кубиком сахара. В одно прекрасное утро в комендатуре перестала звучать немецкая речь. Все шло совсем непривычно. Дом наполнился новыми запахами и звуками. Незнакомые люди говорили только по-русски. Ада целых три дня еще сидела в камине прислушиваясь, пока не решилась выйти к нашим. Был 1943 год. - ------------------------------------------ Четырнадцатилетнюю еврейскую девочку Аду вначале отправили в полтавский детский дом, а в 44-ом во Львовский интернат. В этом городе она и прожила всю свою жизнь. Детей у Ады не было, расплата за подорванное в камине женское здоровье. Я знаю тетю Аду, сколько себя помню. Мы жили дверь в дверь. Меня часто с ней оставляли родители, когда шли в кино. От нее я и услышал всю эту жуть. Году в семидесятом, тетя Ада съездила на полтавщину, где и разыскала уборщицу Тетю Зину, которая к тому времени уже давно отмотала свою «десятку». Узнала по голосу… anekdotov.net
РАССКАЗ СНАЙПЕРА
Покатилась звезда на последний кордон и пропала в осеннем болоте,
Я в ночи растворился, там ждет меня он, мы сегодня в свободной охоте.
Выбивая на раз наших лучших парней, он давно по ущельям гуляет,
А мы сегодня узнаем, чья воля сильней, мы увидим, кто лучше стреляет.
Я когда-то считал его другом своим, он из Риги, а я из Ростова,
Мы давненько, давненько, не виделись с ним, с января 96-го.
А вчера поутру на открытой волне, видно, водки попил - не иначе,
Он спросил как дела, он узнал обо мне, он сказал, что желает удачи.
Это верно, удача здесь будет нужна, но не мне одному - это точно,
Пусть рассудит нас сумрачных гор тишина, этой черной Кавказской ночи.
Я позицию занял над горной тропой и в немом ожидании замер,
Подгоняя минуты к черте роковой, заработал невидимый таймер.
Два коротких часа растянулись на год, соль войны не простая наука,
Но звериным чутьем я почувствовал - вот, он пришел, он прицелился, сука.
Легкий шорох в ночи мне донес ветерок и Луна в перекрестьи застыла,
Я успел откатиться, нажав на курок, но плечо все равно зацепило.
Средь далеких камней сухо звякнул металл возвестить окончанию дуэли,
Только я и без этого, знаю, попал, как положено, точно по цели.
И подранком в ночи, добираясь назад через тьму, что молчала не добро,
Я как лучшую музыку выслушал мат часовых подмосковного СОБРа.
А немного спустя на пути в лазарет, перед тем, как отправиться в кому,
Я успел, я сумел прошептать напоследок санитарам, как старым знакомым.
Пусть соленая кровь под рубашкой течет, значит сердце хоть слабо, но бьется,
Я вернулся, ребята, а он не дойдет, он уже никуда не вернется.
Те, кто воюют, строить не умеют.
Кто строит - не умеют воевать.
Что остается делать? - Только верить.
Молчит который день моя тетрадь…
Молчат слова… Ну, что же вы молчите,
Слова, скажите, право, как нам жить?
И сквозь молчанье слышется - любите…
Один глагол -
один ответ -
любить.
Это кто здесь вне закона?!
Плачет колокол по ком?
Гляньте: женщина с иконой
И парнишечка с флажком.
Больно, выморочно, странно -
Будто шрамы, блок-посты…
Ах, весенняя Украйна,
- Неужели это ты?!!
Самозванец, шут и лузер,
Ангел, демон с топором…
Черной проволоки узел
Не развяжется добром.
И стоят в кольце дракона
Под весенним ветерком
Эта женщна с иконой
И парнишечка с флажком.
Стакан - а на нем кусочек хлебушка,
Фотография - с черной ленточкой,
Свеча - под образом Спасителя,
Дыра - на армейском кителе,
Голоса - почти не заметные,
Родители - отныне бездетные,
Война - забравшая многих,
Пустота - конец дороги.
Шел по улице солдат демобилизованный,
На груди медалей ряд, сапоги кирзовые.
Шел солдат, печатал шаг, но уже по штатскому,
Пела тенором душа песню залихватскую
О судьбе его, войной крученой и верченой,
Что остался он живой и не покалеченный,
Что вернулся он в края, на чужбине гревшие,
Где речушка есть своя, хоть и обмелевшая…
Где, покамест, не жена, но и не окольная,
Есть девчонка, что ждала письма треугольные…
Шел по улице солдат… В такт медали звякали…
В этот день во всем селе долго вдовы плакали…
Вчера по одной из наших украинских радиостанций «Радио Эра», в передаче «Великие полководцы мира» я услышал имя генерала Манштейна (он разрабатывал «Западный поход», ставший основой для «блицкрига» Вермахта) о его блестящих победах (НА ТЕРРИТОРИИ МОЕЙ УКРАИНЫ !!!) и не до конца реализованном потенциале, в общем какой он белый и пушистый. Мне даже сначала показалось, что я ослышался, но потом с ужасом осознал, что у нас на государственном уровне начали выращивать собственных фашистов…