Хозяин погладил рукою
Лохматую рыжую спину:
- Прощай, брат! Хоть жаль мне, не скрою,
Но все же тебя я покину.
Швырнул под скамейку ошейник
И скрылся под гулким навесом,
Где пестрый людской муравейник
Вливался в вагоны экспресса.
Собака не взвыла ни разу.
И лишь за знакомой спиною
Следили два карие глаза
С почти человечьей тоскою.
Старик у вокзального входа
Сказал: - Что? Оставлен, бедняга?
Эх, будь ты хорошей породы…
А то ведь простая дворняга!
Огонь над трубой заметался,
Взревел паровоз что есть мочи,
На месте, как бык, потоптался
И ринулся в непогодь ночи.
В вагонах, забыв передряги,
Курили, смеялись, дремали…
Тут, видно, о рыжей дворняге
Не думали, не вспоминали.
Не ведал хозяин, что где-то
По шпалам, из сил выбиваясь,
За красным мелькающим светом
Собака бежит задыхаясь!
Споткнувшись, кидается снова,
В кровь лапы о камни разбиты,
Что выпрыгнуть сердце готово
Наружу из пасти раскрытой!
Не ведал хозяин, что силы
Вдруг разом оставили тело,
И, стукнувшись лбом о перила,
Собака под мост полетела…
Труп волны снесли под коряги…
Старик! Ты не знаешь природы:
Ведь может быть тело дворняги,
А сердце - чистейшей породы!
Эдуард Асадов. Остров Романтики.
Москва: Молодая гвардия, 1969.
Кот у нас был самый обыкновенный по размерам, серый такой, длинношерстный. Мама звала его Мурзиком. Обыкновенный повторяю, в общем-то, кот, любил ловить мышей и птичек на даче летом, и греться под батареей зимой.
А у соседей (а у кого еще? не в лесу же…) была маленькая такая собачонка Альма, породистая, то ли японский тойтерьер, то ли еще какая-то мелкая порода, из тех кого спокойно в кармане таскают. Характер псины явно не соответствовал ее габаритам. Не знаю, бросалась ли эта Моська на бультерьеров и мастифов, но, каждый раз, когда ее выводили гулять на поводке (!), она оглашала подьезд громким писклявым лаем и норовила тяпнуть кого-нибудь за ногу. Жила эта гроза подъезда этажом ниже.
И вот как-то стою и курю в подъезде, дверь приоткрыта (ждал звонка).
В приоткрытую дверь выскользнул Мурзик и уселся возле ног, осматривая площадку. Внизу открылась дверь, это соседка пошла мусор выносить. И, заливисто бреша, выкатилась в подьезд Альма, на это раз без поводка.
Обычно она неслась впереди хозяйки, но тут в ее породистых мозгах что-то клинануло и Альма побежала наверх, и оказалась на нашей площадке…
Из показаний Мурзика: «Да не лепи ты мне попытку мокрухи, начальник! Я сидел возле ног хозяина, когда прибежало это чмо. Ножки тоненькие, дрожат, того и гляди подломятся. Глазки-бусинки навыкат, как у мышки под кустом. Что-то верещит и зубы скалит. На вид чистая крыса, только бешенная. А у меня рефлексы на крыс и мышей, я ж не знал, что это собака…»
В общем, Мурзик технично схватил Альму за загривок и скрылся в квартире. Почему он не придавил ее сразу я не знаю, может быть его смутила швабра, которой я пытался выгнать его из-под дивана?
Минут через пять я вернул животное хозяйке, которая грозилась заявить в милицию. Ее успокоил супруг, который вполне логично высказал примерно следующее: «Дорогая, и что ты напишешь в заявлении? Что соседский кот едва не убил твою собаку? И где мы будем после этого?!».
Вот и вся история. Напоследок надо было бы сказать, что мол с тех пор Альма была тише воды и ниже травы… Ни фига! Дурная псина после перенесенного потрясения стала лишь злее, урок не пошел ей на пользу.
А у Мурзика появилась вторая кличка - Альмодав…
У волка Бог.
У собаки хозяин!
Собака - единственное живое существо, которое ценит жизнь хозяина дороже своей собственной.
Как обычно - иду я давеча на работу. Прохожу через скверик рядом с домом, лужайка такая, посреди лужайки - ива. Как положено, раскидистая, печальная. Чуть наклонный ствол, листва зеленая, что характерно. Вот. Метрах в двух от земли начинаются ветки. И на одной из этих веток сидит кошка, черно-белая. Ну, сидит и сидит, мне-то что? Иду себе не спеша и вижу: подходит к иве мужик с собакой модели «бультерьер крысообразный белый». Снимает поводок - типа, побегай, псина, по травке.
Кошка - ноль эмоций: высоко сижу, далеко гляжу, могу и нагадить сверху, если приставать будете. И тут мужик, который с поводком остался, этот поводок закидывает на дерево и свистит: Тузик, принеси, мол.
Всегда считал, что були - безбашенные, тупые и мерзкие животные… Этот крысоподобный подбегает к дереву, не хуже той же кошки взлетает по стволу, ПЕРЕПРЫГИВАЕТ КОШКУ, бежит по ветке за поводком, хватает его в зубы и спрыгивает, благо невысоко.
Одновременно с ним падает совершенно офигевшая кошка и с квадратными глазами и неописуемым выражением морды бежит к другому дереву…
Жил на свете человек. И был у человека верный друг - собака. Но пришла болезнь к человеку, стало у него быстро ухудшаться зрение. С каждым днём оно становилось всё хуже, и ослеп человек. И возроптал, потому как трудно стало ему жить на свете. Он цеплялся за предметы, спотыкался и падал. И пришла на помощь к человеку собака. Она стала водить его по улицам, предупреждать об опасности. Человек холил и лелеял собаку, и каждый день возносил ей хвалу.
Но пришёл конец жизненного собачьего пути. И остался человек один, без поддержки. И стал он опять натыкаться на опасные предметы и калечиться, падая на улице. Понял человек, что трудно ему теперь будет без собаки. Понял и смирился. И стал он напрягать своё зрение, пытаясь разглядеть хотя бы свет. Ему это удалось. И стал он тренировать зрение, чтобы видеть предметы. И, постепенно, вернулось зрение к человеку. И возроптал человек, что потерял столько времени. И проклял собаку, которая, по его мнению, мешала ему прозреть.
У деда, царствие ему небесное, был кобель неимоверных размеров (немецкая овчарка-переросток), где-то с небольшого телёнка. Добрый, глупый, позитивный раздолбай. У него был вольер, куда пса загоняли, если нужно было пройти с улицы в дом, остальное время он праздно шатался по двору. Дрессировать собаку никто даже и не пытался.
Шло время, кобель умнее не становился. В семье появилось молодое пополнение, коляску с мелким стали выносить на веранду, чтобы спал на свежем воздухе. От собаки отгородились раздвижными дверцами с крючком.
И вот, собственно, сама история.
Семья большая, на новогодние праздники решили налепить пельменей (аж шесть противней), которые выставили на веранду для замораживания. И то ли дверцы не закрыли, то ли кобель поумнел и сбросил крючок…
В общем, этот мохнатый жизнерадостный телёнок с огромным животом лежал на веранде, встать просто не мог, и жалобно скулил. Вокруг валялись пустые противни. Дед потерял дар речи и мысленно поклялся не кормить эту скотину месяц, а лучше два.
Тут кобель начал, подвывая, судорожно царапать когтями ножку старого комода, стоявшего на веранде. Дед смягчился, присел на корточки и стал гладить пса по тугому брюху, беззлобно матерясь, мол, как бы не издох от обжорства, болезный.
Но тут дед присмотрелся, резко встал, дал собаке хорошего пинка, плюнул и ушёл в дом. Кобель не просто так царапал комод. Под него закатилось два последних пельмешка, и пёс пытался их выкатить обратно…
У нас дома собака живет. Большая собака, мастиф, Зойкой ее зовут. Добрая очень, только котов, как полагается, не любит, а заодно и всю другую четырехногую и пернатую живность в округе. Ну, что тут поделаешь - не любит, и не любит. А еще у нас дома часы есть, с кукушкой на батарейке. Кукушка в доме поселилась раньше Зойки и каждый час свои положенные «ку-ку, ку-ку» долдонит, лет пять как уже.
Собака кукушку невзлюбила сразу - может за натуральность долдонства, может потому, что дотянуться до нее не может. Только для Зойки это не повод отступаться. Говорю ж, мастиф - благородных кровей леди, сдохнет скорее, чем от своего откажется. И вот уже год, каждый час, когда кукушка вылезает из своего дупла, собака садится напротив и начинает гавкать.
Вы слышали, как лает стокилограммовая мастифиха? Нет? Я вам завидую. Потому что мастифиха может лаять даже и негромко, но мимо ушей ее мнение пропустить сложно, нереально практически. Впрочем, мы в конце концов научились не обращать внимания, иначе б давно с ума сошли. Сами представьте, каждый час одно и то же: «Ку-ку, ку-ку! ГРРАФ-ГРРАФ! Ку-ку, ку-ку! ГРРАФФ-ГРРАФФФ!» И так до конца боя. И в двенадцать ночи - тоже, ровно двенадцать раз. Честное слово, мы пытались собаку отучить, чего только не делали - бесполезно. Жена в сердцах хотела кукушку демонтировать, но тут уж я в позу встал - еще не хватало у собственной собаки на поводу идти! Так и привыкли не обращать внимания.
А сегодня оно случилось, в семь вечера. Я даже не сразу понял что - я в другой комнате сидел в это время. Услышал только привычный скрип открывающихся кукушкиных ворот (это китайские часовщики почему-то решили, что дупло со скрипом открываться должно), услышал первое «Ку!..», и первое «ГРРАФФФ!..» в ответ, а потом вдруг стало тихо, на целых три секунды.
А потом я услышал плач, иначе это не назовешь. Сначала плач был тихим, потом он стал громче, потом совсем громким. Из кресла я вылетел кубарем. Не знаю точно, что именно я думал в это время, но липким потом покрыться успел. Вбегаю в прихожую, где живет кукушка, и вижу картину: на полу перед часами сидит Зойка, и по ее и так грустной мастифьей морде бежит слеза. Зойка, не отрываясь смотрит на тупо молчащую кукушку, свесившуюся из дупла, и плачет: «Ау!.. Ау!..» Ритмично плачет, в том же темпе, как она весь этот год на кукушку рычала. И лапой в сторону пластмассовой птахи делает, то ли пожалеть, то ли помочь ей хочет, но не достает…
Объяснять Зойке, что пластмассовое чучело ни помереть, ни заболеть не может, я не стал. Просто опрометью кинулся за новыми батарейками, подтрясывающимися руками их поменял, и вернул стрелки назад, на семь часов. Кукушенция, как и ожидалось, по смене батареек заползла со скрипом внутрь, потом с тем же скрипом вылезла обратно и задолдонила привычное «Ку-Ку». Ну, и «ГРАФФ-ГРАФФ» в ответ было оглушительным. Зойка разве что не плясала, и с таким собачьим счастьем она на меня смотрела, наверняка решила, что я самый великий в мире доктор.
В восемь вечера все было в порядке. «Ку-ку» и «ГРРАФФ-ГРРАФФ» эхом ходили по дому. Зойка по-прежнему хотела добраться до кукушки и сожрать ее. Все, как обычно…
Одному радуюсь, что все это случилось, пока жена с сыном в отпуске были. Они б мне, наверняка, смену батареек у проклятой кукушки не простили. А так - нормально, «Ку-ку», и «ГРАФФ-ГРАФФ», каждый час, и в двенадцать ночи тоже. Все лучше, чем слушать собачий плач по ее непримиримому другу.
Однажды я принесла с рынка говяжью печень, которую любили в доме все, включая мужа, не говоря о котах и собаке. Коты тут же повисли на сумке с продуктами, выражая свою безмерную радость. Выложив кусок печени в мойку, велела догине Дине ее охранять, а сама вышла из кухни. Послышался смачный шлепок, после чего взволнованная Дина вбежала в мою комнату. Ее испуганные глаза кричали:"Украли печенку!" Выхожу в коридор и вижу: кот Лапусь тащит килограммовый кусок печенки, а кот Кирюша помогает ему продвигать его головой.
- Спасай, спасай! - крикнула я собаке.
Недолго думая, Дина раскидала котов и мгновенно проглотила любимую еду. Все правильно! «Спасла» от котов, что называется.
Не мог понимать верный пес об отъезде,
Хозяина в аэропорт провожал,
Как сел в самолет друг, который без шерсти,
Не видел за входом, и день за днем ждал.
Голодный, худой, на холодном бетоне,
Свернувшись в калачик, под вывеской -въезд-
Лежал, равнодушный к сухому батону,
От чьих-то щедрот и ухмылки: - не ест…
По телу озноб передёргивал шкуру,
Невольный, на выдохе слышен поскул…
Знакомую скоро увидит фигуру…
Так, вжавшись в себя на минутку вздремнул.
Опять ему дом на пригорочке снился,
И чудился запах родного жилья,
Где жил друг без шерсти, с кем рос и резвился,
С кем выучил правила: - можно-нельзя…
Где всё пополам, только кость, почему-то
Не нравилась другу, когда угощал,
Где в драке с соседским зажравшимся питом
Он честь и достоинство их защищал…
От холода мокрая шерсть не спасает,
Глаза приподнял, суета, всё плывёт…
Он с другом пришёл, он его ожидает,
За дверью исчез, а назад не идет…
И там, в подсознаньи он чувствует что-то,
Неладное… Может вернуться, не ждать?
И встать да уйти, поразмяться охота…
Но друг может здесь никого не застать?!
Не мог понимать верный пёс об отъезде,
А верить чутью ни за что не хотел.
Есть вход и есть выход, но тот, что без шерсти
Ушёл навсегда!
Я живу во дворе супермаркета, где, естественно, мы все отовариваемся. Вчера встретила соседа Андрея, шедшего как раз оттуда. Рядом с ним бежала собачка. Андрей и рассказал мне эту историю.
Рассказ Андрея.
Я уже стоял в очереди в кассу, когда услышал крик дежурной по залу: «Держи его! Мясо украл!». За кассами, почти у выхода из магазина, я увидел пса. Черный дворняга с подбитой лапкой бежал к дверям на 3-х здоровых конечностях, держа в зубах кусок магазинного мяса в целлофане.
Здоровенный охранник бросился к вору. Я понял, что скоро пес, как минимум, лишится ещё одной лапы. Похоже, песик тоже почувствовал ужас. Вместо того, чтобы убегать из магазина, он, видимо, решил найти помощь у людей. Он как-то весь сжался и тесно приник к чьим-то ногам. Но ноги оказались ненадежной защитой, они быстро направились к выходу, оставив пса один на один с охранником.
Я закричал:
- Не трогайте! Это моя собака. Я оплачу мясо.
Но не так-то просто было остановить охранника. Ехидно глянув на меня, он произнес:
- Твоя, говоришь? Так он тут каждый день ошивается. Вчера не успел догнать его, стащил, гад, колбасу!
- А-а-а, понятно, - парировал я. - А я-то думал, где ж мой Платоша взял эту на месяц просроченную колбасу? Оказывается, у вас…
Вдруг заговорила стоявшая все это время молча дежурная по залу:
- Ну, что ты, Василий, - мягко обратилась она к охраннику. - Это совсем другая собака. Вчера рыжая была, а этот черный. Я его раньше не видела. - И, посмотрев на меня, добавила: «Всё в порядке».
Выслушав рассказ, я сделала вывод, что опасно покупать продукты в этом магазине, раз просроченное продают.
- Да не… - засмеялся Андрей. - Не было никакой колбасы. Это я придумал, чтобы спасти пса.
И, хитро улыбнувшись, добавил:
- А ты все же проверяй сроки годности. Не зря же они испугались!
Милое, далекое детство. Мне 7 лет, моему брату 2 года. Мы с родителями живем в двухкомнатной квартире «без удобств». То есть удобства есть, но на улице. Да и то не все.
Например, чтобы смыть с себя недельную грязь, нужно идти в городскую баню, которую я ребенком плохо переносила. Но книжку про Мойдодыра знают все дети. Мыться надо, плохо тебе после этого или нет.
И вот мы в длинной очереди. «Мама, а мы скоро?» «Мама, а долго еще?» Мама разрешает нам с братом выйти на улицу и подождать там.
А на улице так хорошо! Солнышко, травка, одуванчики.
Рядом с баней жилой дом, возле которого я замечаю качели. «Смотри! Качеля!"-радостно говорю я брату и, счастливые, мы бежим вперед. И вот мы у качелей. Сейчас…
Вдруг с громким лаем подбегает к нам злобная собачонка. Мы вздрагиваем, беспомощно
оглядываемся по сторонам. А собака не унимается. Мы уже готовы бежать обратно, но появляется наша спасительница.
Худощавая бабулечка вышла из подъезда и строго сказала: «Ты что это лаешь? Не видишь - детки качаться пришли! А ну, иди отсюда!» Собака замолкает и, нехотя, удаляется.
Бабушка сажает братишку на качели, помогает мне сесть рядышком и начинает нас раскачивать.
Она спрашивает, как нас зовут, сколько нам лет, где наша мама. Угощает нас карамельками и говорит, чтобы приходили еще.
Довольные мы возвращаемся к маме. Рассказываем ей, как хотели покачаться на качелях, но злая собака на нас залаяла, а добрая бабушка ее прогнала.
Через неделю мы всей семьей опять отправляемся в баню. Мама занимает очередь, а мы с братом- бегом к качелям и к доброй бабушке. Вдруг, опять раздается сердитый лай.
Мы с надеждой смотрим в дверной проем подъезда: не выйдет ли добрая бабушка защитить нас?
Кто-то идет! Бабушка! Ой, бабушка другая. Но какая разница? Сейчас она прогонит эту злую собаку и покачает нас. Мы улыбаемся.
- Вы чего сюда пришли? Не видите? Собака злится! А ну, идите отсюда!
Собака заливается еще громче.
Мы с братом пятимся назад и огорченные идем к маме. Рассказываем ей, как мы хотели покачаться на качелях, но на нас залаяла злая собака, а злая бабушка нас прогнала.
Разные бывают бабушки!
- Не пускай Мишку!!! Не пускай!!! Твою мать, ну что ж ты…
Под смех мужиков, в клубах заиндевевшего воздуха, оттолкнув зазевавшегося Саньку широким плечом, в маленькое помещение ВОХР ввалился здоровый пес.
- Ну все, - ржали мужики, - для тебя, Лукьяныч, ресторан закрылся! Собирайся, «жена» пришла!
Разогнав широкой ладонью табачный дым над импровизированным «рестораном» (три бутылки водки и банка тушенки), хозяин с укоризной посмотрел на пса.
- Мишань, а Мишань? Шел бы ты домой, а? Дай с мужиками посидеть, имей совесть?
Молящие нотки в голосе Лукьяныча вызвали новый взрыв хохота.
- Ну, это… Ну, посмотрим еще, кто кого на этот раз, - пробормотал Лукьяныч и занял за столом стратегически верную позицию: подальше от Мишки.
За окном мела пурга. Мужики, отсмеявшись, еще разлили по одной. Пес, положив тяжелую голову на широкие лапы, сквозь полуприкрытые глаза подсматривал за хозяином…
Как там рассуждал Полиграф Полиграфыч, будучи еще Шариком? «Очевидно, моя бабушка согрешила с водолазом»? Судя по Мишке, его бабушка согрешила со всем Балтийским флотом. И даже с кем-то из заезжих, с Тихоокеанского. Мишкина мама тоже не ударила лицом в грязь и, попав с полярниками на берега моря Лаптевых, заставила выть в душевных муках на полярное сияние не один десяток аборигенских лаек. В общем, Мишка получился красавец: могуч как линкор, быстр как торпедный катер и хитер как чукотский шаман. А еще: огненно-рыжий.
Хозяина Мишка выбрал себе сам. Выбравшись на свет Божий из уютного сумрака теплотрассы, по-щенячьи спотыкаясь и повизгивая, он, повинуясь глубинным вывертам собачьего сознания, направился прямиком к дверям здоровяка, балагура и по совместительству водителя пожарного «Урала» Лукьяныча. Это была судьба.
Лукьяныч, поначалу, хотел новообретенного питомца назвать просто и незатейливо: «Блять». После столкновения в темноте подъезда с щенком, его какашкой и диким визгом, ничего другого в голову просто не приходило. Но как-то все утряслось, и Мишка стал Мишкой. (Все-таки лукавил немного Лукьяныч: перестройка была в самом разгаре, и непросто так пса он Мишкой назвал, ох, не просто так…)
Летело время, и под холодной усмешкой полярного сияния Мишка с Лукьянычем пережили многое: развал страны и уход жены, потерю работы и обретение новой, потерю смысла жизни и поиск нового. Все жизненные перипетии Мишка переносил с нордическим спокойствием и моряцкой бесшабашностью: вместе с хозяином жрал макароны, когда не было денег; придирчиво обнюхивал новых подруг Лукьяныча - дабы никакая змеюка подколодная не разрушила их уютный мирок; не теряя оптимизма, вместе с хозяином менял места работы в стремительно умирающем северном поселке.
Вот только Лукьянычу мишкиного оптимизма не хватало: что-то в итоге в нем надломилось, и все чаще и чаще смысл жизни стал находиться на дне граненого стакана. Мишка вначале не понимал происходящего с Хозяином, а потом начал страдать. Нет, Хозяин не уходил в запой, не забывал покормить пса, в припадке пьяной злобы не вымещал проблемы на Мишке… Он просто стал… не такой… Логика Мишки была проста и прямолинейна, как штык от «трехлинейки»: Хозяина надо спасать!
За окном мела пурга. Мужики, слегка приняв на грудь, ударились в разговоры: под бубнящий телевизор обсудили Ельцина, МММ, рост цен и знакомых баб. От баб разговор вернулся снова к Ельцину и уже готов был свернуть к росту цен, как был прерван Лукьянычем:
- Ну, твою мать… - грустно пророкотал он басом и с детской обидой заглянул под стол…
Если внешне Мишка ассоциировался с красой и мощью флота, то внутреннему его содержанию могли бы аплодировать стоя все великие полководцы истории. Мишка был гениален как Наполеон в планировании, стремителен как Брусилов в прорыве и беспощаден как Жуков в наступлении. Проникнув в помещение и прикинувшись на время ковриком, Мишка подождал, пока внимание объекта атаки рассеется и, совершив обходной маневр с прорывом, аккуратно зажал кисть хозяина своими клыками. Всё. Сидеть Лукьянычу было можно, жрать тушенку - сколько угодно, пить - фигушки. Проверено.
Под смех мужиков, Лукьяныч натянул шапку, кунтуш и открыл входную дверь. Мишка озорными глазами оглядел собравшихся и, показав всем хвост колечком (эх, папка-лайка), чинно удалился с понурым хозяином в кильватере.
- А ведь так и не даст он ему пить, - смеялись мужики, разливая еще по одной.
А в глазах таилась грусть. У них такого пса не было…
В твоих постелях ночь уснула,
Она как добрая собака,
Тебя ласкает, лижет, дружит,
Натаскивает покрывало.
Но только зря! Тебе не спится,
Пустая ночь в душе, а рядом
Красивый месяц серебрится
Да облака плывут по парам.
Те у кого есть собака-знают, что она иногда гадит дома. Но люди тоже гадят. И гадят они не на пол, а в душу… И если дерьмецо с пола можно убрать и замыть, то дерьмо из души сложно убрать-его никакими порошками не отмоешь… Собака никогда не нагадит-ну разве, что на пол. Правда Портос!?-это я своей собаке…