Московский священник поднимался на вершину Афона. С ним были разные люди: и молодой, тренированный спортсмен, и грузный мужчина солидного возраста. В нем самом - 120 килограммов, да еще за плечами - двадцатикилограммовый рюкзак.
Спортсмен до вершины не дошел. Не смог. А «большой человек» на нее поднялся. И батюшка сделал вывод:
-Важен не вес тела и груза, а то, что ты несешь внутри.
Что же это? Покаяние и молитва: «Господи, прости, помоги и помилуй!»
МИР В ОБРАТНОЙ ПЕРСПЕКТИВЕ
ХУДОЖНИК
Теперь, когда Мити больше нет, его история приобретает законченность и логичность. Ему было шесть лет, когда он стал художником. В детском саду воспитательница как-то дала детям акварель и жиденькие кисточки с пластмассовыми ручками и сказала: «Сейчас мы будем рисовать узор». Дело было в деревне где-то под Пензой, и Митя видел краски впервые в жизни. Ему страшно понравилось рисовать узор. Понравилось, как блестит акварель, если добавить воду, как плывет краска по мокрой бумаге. Понравилась даже кисточка с пластмассовой ручкой.
Увидев Митину работу, воспитательница сказала:
- Да ты художник.
С тех пор Митя запомнил, что он художник. И, если кто-то спрашивал: «Как тебя зовут?», так и отвечал: «Митя. Художник». Естественно, пошел учиться в художественную школу. А после - в художественное училище. А после училища - в Суриковку.
Довольно скоро, когда Митя рисовал, скажем, пейзажи, ему стала приходить в голову мысль: «Кто все это создал? Не могло же само возникнуть озеро, лес над ним, переплетение ветвей, похожее на сказочную азбуку, солнце, отражающееся в воде?» Когда Митя был студентом, приятель-математик рассказал ему, что есть одна теорема, доказав которую честный математик не может не признать существования Бога. Вот так, думал Митя, и с живописью. Само по себе рисование доказывает рисовальщику, что Бог есть, только непонятно, где, какой и как его зовут.
Потом у Мити умер отец. 31 декабря. В комнате стояла елка в сверкающих игрушках. И гроб на столе. И зеркала были завешены черным. От этого немыслимого сочетания праздника и смерти Митя готов был взвыть, и вместе с тем картина казалась ему загадкой, на которую нужно немедленно искать ответ.
И Митя начал искать. Прочел отпечатанную на машинке самиздатовскую копию «Тибетской книги мертвых», прочел Рерихов и Даниила Андреева. Начал ходить в баню с йогами. Восьмидесятые в Москве были странным временем. Йоги стояли на голове в парилках. Потом опускались в ледяной бассейн и долго лежали там на дне, совсем не дыша. Митю все это восхищало.
Однажды, когда кто-то из знаменитейших тогдашних московских йогов лежал под водой десятую минуту, из парилки вышел старик с веником под мышкой.
- Сынок! - крикнул старик, склонившись над бассейном. - Ты там не потонул?
- Не потонул! - злобно вынырнул йог.
- Ну, лежи тогда на здоровье, - старик улыбнулся и зашагал под душ.
Мите, только что благоговейно смотревшему на йога, вдруг показалось, что этот простой старик знает о Боге и бессмертии нечто, что позволяет считать стояние на голове в парилке бредом и ерундой. В тот же вечер кто-то из друзей принес Мите «Писания старца Силуана», и в интонации афонского святого он узнал интонацию старика - такую же простую, но куда более чистую и властную. Митя стал ходить в православную церковь.
Тем временем его художественная карьера развивалась. Были выставки. Покупались картины. Водились деньги. Митя пытался писать что-то религиозное, но Силуановой убедительности не получалось. Однажды, случайно включив радио, Митя услышал, что наместник Оптиной Пустыни зовет всех желающих восстанавливать вновь открывшийся монастырь. Понял, что зовут его, и поехал.
ПОСЛУШНИК
Дверь была заперта. Митя постучал. По ту сторону двери послышались тихие шаги. Кто-то подошел к двери, но даже и не подумал открыть. Так Митя и стоял молча, а тот за дверью тоже стоял и молчал. Бог знает, сколько бы так продолжалось, но тут подошел монах и громко сказал: «Господи Иисусе Христе Сыне Божий, помилуй нас». Дверь открылась, молоденький привратник поклонился и попросил у монаха благословения.
Мите ужасно понравился этот мир, где молитва открывает двери, и ему захотелось остаться здесь навсегда. Для начала Митя отстоял всенощную. Пять с половиной часов. В конце первого часа ему показалось, что сейчас он потеряет сознание и упадет. Тело с непривычки словно бы разрывалось на куски. Хотелось выйти из храма и убежать. Митя уже было сдался, но тут в храм вошла юродивая монахиня, легла на лавку и уснула. Митя подумал, что это она ему намекает, что он спит вместо того, чтоб молиться, и службу достоял. В тот же вечер впервые исповедовался, на следующее утро впервые причастился.
Вечером кто-то рассказал Мите про последнего оптинского старца Анатолия. Старец умер сразу после революции. В его келью ворвались революционные солдаты:
- Собирайся, дед. Ты арестован.
Старец попросил солдат дать ему время подготовиться к аресту и тюрьме. До утра. Солдаты согласились. Всю ночь старец молил Бога не отягчать их души еще и убийством монаха. Наутро солдаты постучали в ворота и вместо молитвы крикнули:
- Ну что? Готов ваш старец?
- Готов, - ответил привратник и провел солдат в келью.
Посреди кельи стоял гроб. Старец умер. Тихо и безболезненно. Вот так же тихо и безболезненно хотелось Мите покинуть свои московские художества и уйти в другой мир, сюда, в Оптину. Митя понимал, что на самом деле перестал уже быть художником и стал иконописцем. Только он понятия не имел тогда, как быть иконописцем и что для этого надо делать.
Московские друзья говорили, что Митя вернулся из Оптиной Пустыни как пыльным мешком по голове ударенный. Он год не мог работать. Не мог ничего писать. В конце концов собрался и поехал к святому старцу спросить совета. Старец был юродивый.
- Митька-морда приехал! - сказал старец прежде, чем Митя успел назвать ему свое имя. - Такая морда в монастыре сгодится. Принесите-ка самогону. Пей!
Митя понимал, что пить в присутствии старца - верх неуважения и святотатства, но старец повторил свой приказ еще раз, и Митя выпил.
- Теперь иди служи! - сказал старец.
ИКОНОПИСЕЦ
Митя вернулся в Москву. Расстался со своей невестой, бросил пить, на все накопленные деньги накупил целый сундук пигментов и олифы для иконописи и поехал в Оптину Пустынь. Через пару дней случилась знаменитая павловская денежная реформа. У всех деньги сгорели, многие московские Митины друзья говорили, что вот как удачно. Митька успел накупить красок, но Мите было уже все равно. Он стал послушником.
Обычно послушание в монастыре связано с тяжелой работой, разгрузкой угля или уборкой снега, но иконописцы - особая статья, икон не хватает. С первого же дня Митя стал разбирать старые монастырские полы, скреплять и шлифовать половые доски, выбирать сучки, левкасить (покрывать специальной меловой грунтовкой) и писать на них первые свои иконы. Койки у Мити в первое время не было, и спать приходилось на той самой доске, которая потом должна была стать иконой.
Надо было и как-то учиться. Митя ездил в Сергиев Посад. Сейчас там иконописная школа, конкурс пятнадцать человек на место. В маленьких мастерских внутри старой монастырской стены девушки в заляпанных фартуках пишут огромные иконы, а юноши, склонившись над столами, пишут иконки крохотные. А есть комната, где сидят закутанные в черное юные монахини, грызут черенок кисточки и совсем не обращают на тебя внимания, когда входишь. А тогда в лавре был просто иконописный кружок, созданный матушкой Иулианией (Марией Николаевной Соколовой).
В 1917 году, когда Марии Николаевне было семнадцать лет, она видела, как в маленькой московской церкви Николы в Клепиках плакала икона Феодоровской Божией Матери. Она училась у иконописца Василия Кирикова, и именно через нее, только через нее одну, сохранилась преемственность русских иконописцев от Дионисия и Андрея Рублева до конца XX века.
Даже церковные иерархи смотрели на кружок монахини Иулиании как на чудачество. Там растирали камни в порошок, замешивали краски на яичном желтке. Там Мите объяснили, что краски - это земля, а значит, иконописание - одухотворение праха. Что на иконах не бывает фона, а золотой фон называется светом. Что нет теней, потому что ничто не освещает лики, а они светятся сами. Что лик пишется от краев к центру, от волос к глазам. Сначала - темные земляные тона, потом - красная охра, потом - белые пятна движков и оживок. И так земля превращается в свет.
Еще Митя ездил к знаменитому иконописцу архимандриту Зенону. Зенон говорил, что благочестивой иконы при бесовском свете не напишешь, и портновскими ножницами обрезал у себя в Псково-Печерском монастыре все лампочки. Писал при свечах. Творчество иконописца Зенона развивалось как бы в исторически обратной перспективе. Сначала он писал, как в XVIII веке, потом - как в семнадцатом, потом - как Андрей Рублев, потом - как писали древние мастера в домонгольскую эпоху, потом - как византийцы. Потом Зенон стал причащать католиков, за что был лишен права служить в церкви. Оптинский иконописец отец Илларион говорит, что заблуждения Зенона - следствие формальных поисков. В иконе нельзя искать форму, ее нельзя стилизовать. С ума сойдешь и станешь причащать по православному обряду католиков.
Мы сидим с отцом Илларионом и его сотрудниками, иконописцами, в мастерской в оптинском скиту, пьем чай и разговариваем. Воскресенье. Праздник. Крестовоздвижение.
- Надо же, - улыбается иконописец-мирянин Валера, - восемь здоровых мужиков сидят четвертый час и не пьют совсем.
Отец Илларион огромный, как медведь. Когда он работает над эскизами иконостаса, циркуль в его ручищах кажется булавкой, к лоснящимся и заляпанным краской рукавам подрясника прилипают куски ластика. Он улыбается за работой, и кажется, что этот огромный человек в приливе детской старательности вот-вот высунет язык.
- Почему же все-таки обратная перспектива? - спрашиваю я, имея в виду основной закон построения иконописной композиции.
- Как почему? - отвечает отец Илларион, жуя и рисуя карандашом на салфетке. - Мы же как дети. Как дети рисуют домик? Вот эта стена видна. Она фронтальная. Здесь дверь и окошко.
На салфетке появляется дом с трубой, дверь, окошко.
- И левая стена видна, потому что мы смотрим немного слева.
Рисунок на салфетке становится объемным.
- А правая стена не видна, - говорит отец Илларион и даже будто расстраивается от этого. - Но мы же знаем, что она есть, и что там окошко, и в окошке кошка сидит. И так хочется ее нарисовать, что мы рисуем и правую стену тоже.
Появляется правая стена, окошко, кошка. Домик как бы выгибается внутрь и разворачивается на меня. Рисунок выстраивается по законам обратной перспективы.
Дальше отец Илларион говорит, что масляная краска словно специально придумана, чтобы выражать оттенки человеческого состояния, ловить ускользающее время. А темпера, составленная из естественных красителей, выражает вечность. Мир иной, не подвластный финансовым кризисам и политическим неурядицам.
- Мне, - говорит отец Илларион, - не нужна музыка для души. Все эти литургические оперы, которые стали писать с XVIII века. Мне нужен знаменный распев, духовная музыка, неизменная, почти на одной ноте. То же самое и с живописью. Иконопись не живопись. Иконопись - богословие в красках.
- Как так - богословие в красках? - спрашиваю я.
Батюшка вытаскивает из какого-то ящика репродукцию рублевской «Троицы» и объясняет.
- Троица, Бог единый в трех лицах, - это непостижимо. И вот Андрей Рублев пишет трех ангелов, и смотри: голова среднего ангела повернута так, что все три фигуры вписываются в правильный круг. Так он выразил триединство. Левый ангел - это Бог Отец. Над ним дом, это его символ. Правый ангел - Святой Дух, над ним его символ - гора. В центре - Сын, его символ - дерево, потому что на дереве, то есть на кресте, был распят Христос. Теперь посмотри на цвет. Ризы левого ангела светло-сиреневые, ризы среднего - темно-лиловые. Андрей Рублев сгустил, уплотнил цвет одежд Бога Отца и тем самым выразил, что Бог воплотился в Сыне. На столе перед ангелами стоит чаша. Это жертвенная чаша Ветхого Завета - долго объяснять почему. Но смотри: фигуры левого и правого ангелов образуют чашу, и в этой чаше средний ангел, Христос, новая жертва.
Отец Илларион говорит еще долго. Я слушаю и понимаю, что можно все четыре Евангелия рассказать по одной этой иконе. И тогда батюшка встает, снимает со стены маленькую доску, на которой какой-то ребенок нарисовал Спаса Вседержителя.
- Это, - говорит отец Илларион, - тоже каноническая икона. Дело не в умении рисовать. Дело в том, чтобы рисовать не то, что видишь, а то, что знаешь. И дети это умеют. Тогда сама по себе икона становится богословским трактатом, а мир, изображенный на ней, - это мир иной, Царствие Небесное.
Человека, которого сейчас зовут отцом Илларионом, в прошлой жизни звали Митей.
- Ну что? - говорит этот человек. - Благодарим?
Мы встаем, и отец Илларион благодарит Бога за чашку чая и каменные сушки.
ПУТЕШЕСТВИЕ В МИР ИНОЙ
Мы выходим на улицу. Ночь. Снег. Двери храма заперты, но в ответ на молитву тихая девушка в платочке, рисующая узоры для фресок и, чтобы не отвлекаться, ночующая возле батареи парового отопления, открывает и просит благословения. Входим.
Храм изнутри снизу доверху забран лесами. К стенам пришпилены картоны, изображение с которых скоро будет передавлено на стены. По этому рисунку фрагмент за фрагментом стену будут штукатурить и по сырой штукатурке писать фреску. Штукатурка имеет свойство, высыхая, покрываться каким-то соединением кальция, словно бы защищая краску тонким слоем стекла. Можно было бы писать и маслом, технически это легче. Но как легче не надо. Надо как надо.
Отец Илларион рассказывает, как из-за фресок у них разгорелся спор между монахами-иконописцами и как, не сумев договориться, они позвали наместника. Наместник посмотрел эскизы и сказал, что не видит между ними никакой разницы.
- Более того, - сказал наместник, - совершенно неважно, какие вы напишете фрески. Важно, чтобы вы были как братья и любили друг друга.
Тогда отец Илларион поехал в Москву и пригласил профессора живописи из Суриковки быть у них третейским судьей. Профессор приехал, ему рассказали, что двери открываются молитвой, показали эскизы. Он прожил в монастыре довольно долго, а потом, когда возвращался в Москву и слушал радио, очень удивился, что есть, оказывается, Международный валютный фонд и что всем почему-то очень нужны его транши.
В день его приезда в Москву профессора вызвал к себе ректор Суриковки. Профессор подошел к двери, постучал и громко произнес: «Молитвами святых отец наших, Господи Иисусе Христе Сыне Божий, помилуй нас!» Дверь распахнулась. Совершенно опешивший ректор на пороге сказал: «Что?»
Истинная вера.
В одном городе случилась засуха, и городской священник созвал всех в храм молиться о дожде. Храм оказался забит до отказа - помолиться пришли все жители города, и все они начали смеяться над одним ребенком - тот пришел с зонтиком.
- Дурачок, зачем ты принес зонтик в такую засуху? - говорили ему.
- А я думал, что если мы помолимся, пойдет дождь, - ответил он.
Говорят, если что-то очень захотеть, то оно обязательно сбудется. Живу надеждами… И вот, сосед, который пять лет не обращал на меня никакого внимания, стал постоянно захаживать в гости, находя разные поводы для визита. И самое ужасное, что зовут его так же, как имя человека, которого не могу ни как забыть… мечты сбываются… млин.
Иногда достаточно улыбки незнакомого вам человека или ребёнка, чтобы жить дальше!
Не верь словам и мыслям случайным, быть может они лишь виртуальны… G.S.M.
Господи, сделай меня творцом Твоего мира!
Там, где ненависть, дай мне посеять любовь;
Там, где обида - прощение;
Там, где сомнения - веру;
Там, где отчаяние - надежду;
Там, где темнота - свет;
и Там, где печаль - радость! ? ?
Даруй мне способность
Не столько быть ищущим утешения,
Сколько утешать;
Не столько быть ищущим понимания,
Сколько понимать;
Не столько быть ищущим любви,
Но любить!!!
Ибо отдавая - мы получаем;
Прощая - получаем прощение…
Наверное редко все складывается так, как планируешь. Иногда судьба бывает на твоей стороне, иногда ты сам творишь свою судьбу, но в любом случае надо верить - то, что должно случиться, обязательно случится, и в конечном итоге рядом с тобой окажется тот человек, которого уготовила тебе судьба
Что такое секта? И кто по Вашему мнению сектанты?
Ты никогда ничего не совершишь, если будешь ждать идеальных условий.
Ты не сможешь жить полной жизнью, пока не отпустишь прочь прошлые обиды и разочарования.
Чудеса там, где в них верят, и чем больше верят, тем чаще они случаются.
Однажды, проснувшись ночью после того, как мы расстались я поняла, что это никогда не закончится потому что, любовь не умирает - она вечна, и даже после своей смерти я буду думать о тебе. Если только, если только не встречу другого тебя. Но это будет уже другая история…
«Вера в ЛЮБОВЬ»
Солнечный день в парке. Сидя на мягкой, зеленой траве, парень внимательно наблюдает за лучиками солнца, которые нежно гладят бархатную кожу его возлюбленной. Он не может оторвать взгляда от её лучезарной улыбки, которая затмевает солнечный свет. Да, это самая чистая и самая что ни на есть настоящая любовь. С каждым днём цветок их взаимной любви расцветал все ярче, даря им все новые и более яркие контрасты влюблённости.
Однажды, глубокой ночью, когда шум дождя спорил с ночной тишиной, когда тот самый парень остался на едине с самим собой, ему приснился странный сон. В нем, молодому человеку явился незнакомый пожилой мужчина, он был весь в белом, слегка худощав, волосы полностью седые, а взгляд был хмурым, но уверенным. Этот человек ни приветствовал парня, ни ждал приветствия в свой адрес, после нескольких мгновений молчания он начал говорить:
- Ваша любовь очень крепкая, чистая и взаимная. Вы любите и цените друг друга, но увы должен огорчить, вскоре придет время и ваши судьбы разойдутся по разным берегам реки жизни.
- Но как?! Этого не может быть. - с удивлением и сртахом в глазах спросил парень.
- Ваша жизнь, ваша судьба, вам и выбирать свой путь. - голос человека в белом затих, а силуэт расстворился словно дым от потухшего костра. Молодой человек проснулся в холодном поту, на часах была половина третьего ночи, но он так и не сумел уснуть. Сон покинул его, а разум полностью был забит разговором с незнакомцем в белом.
Медленно кромешная тьма сменилась дневным светом, мысли парня были словно в тумане, он никак не мог начать новый день. Вдруг в глубокой тишине немого утра раздался телефонный звонок, он в спешке ответил, в телефонной трубке он услышал до боли знакомый голос, голос своей возлюбленной. Ему было трудно говорить, ком стоял в горле, а сердце было готово выскочить из груди. Диалог никак не удавался, так как в его голове постоянно крутилась мысль о том, что она скоро будет не с ним. Проходя сквозь весь этот фонтан неприятных эмоций, он сумел перебороть себя и договориться о встрече. Его сердце грела надежда в то, что когда он увидит её, он забудет обо всем и они вместе заживут как прежде.
В ожидании встречи время тянулось медленно, секунды казались днями, молодому человеку казалось что этот день никогда не кончится, а мысли о разговоре с незнакомцем в белом уже начали грызть его душу изнутри. Наконец прошло это бесконечное время, приблизился момент долгожданной встречи. Парень шел на то место где обычно проходили их свидания, сердце пылало, его заполняли боль и надежда. В дали он увидел свою девушку, в глубине души он надеялся на самый благоприятный исход, но с её приближением почва начала уходить у него из-под ног, лучи солнца приобрели тускый окрас, а последняя искорка надежды потухла и исчезла во мраке боли. Она подошла, но те плохие мысли терзали его душу все сильнее, мечты о том что все будет как прежде рухнули и он уже не мог контролировать свои эмоции. Разговор их не был как обычно тёплым и интересным, а она-девушка его мечты впервые почувствовала холод исходящий от любимого человека.
Во время прогулки он чувствовал отчаяние, он не знал что делать. В тот момент когда они проходили мимо крутого склона его посетила мысль: «если не моя то и не чья». Несколько мгновений, толчок и она уже падает вниз со склона холма, он побежал в след за нею, ему было важно увидеть её последний взгляд и услышать её последние слова.
Она упала к подножию холма, тело уже выглядело почти безжизненым, видно было что ей оставалось всего несколько вздохов. Через пару мгновений прибежал он, сел рядом с нею, взял её крепко за руки, а она начала говорить свои последние слова:
- Любимый мой, я не хотела верить в это, но видимо это и есть наша судьба. Этой ночью мне приснился сон, в нем ко мне явился человек в белом и сказал что наши пути разойдутся, но я чувствовала что наша любовь сильнее этого, я верила что мы пройдем вместе через все, но значит это наша судьба… Она закрыла глаза. В недоумении молодой человек почувствовал боль, боль от которой он закрыл глаза и пред ним сново предстал человек в белом. Абсолютно без эмоций незнакомец заговорил:
- Юный и очень глупый молодой человек. Каждый влюблённый должен верить в свою любовь. Любовь - это великое и самое драгоценное чувство и только она не подвластна судьбе, она цветёт только благодоря людям которые любят друг друга и верят в свою любовь. Знаешь, это не конец, но то что произошло будет ценным для тебя уроком, а твоя девушка не смотря на свой юнный возраст очень мудрая, так что будьте счастливы. - закончив он снова исчез. Парень открыл глаза, он почувствовал что руки его любимой шевелятся, он не мог поверить. Приподняв девушку, он почувствовал её дыхание.
Вскоре подъехала скорая, девушку увезли в больницу. Пока любимая проходила лечение парень ни на секунду не покидал её, так прошло несколько дней и её выписали. У них был серьезный разговор по поводу того, что произошло в парке, но девушка, за ту заботу которой он её окружил в больнице, простила его и они зажили в полнои взаимной любви, а тот парень больше ни на секунду не оставлял веру в любовь.
«Каждый удар человеческого сердца - это целая вселенная возможностей.»
В праздник Успения, вернувшись домой после службы, я поднимался по лестнице в свою квартиру на четвертый этаж. Настроение было приподнятое от мысли, что пост закончился и сегодня будем праздничный стол. Замечаю, что когда наступает пост - радуешься возможности очистить душу воздержанием, а когда пост заканчивается, опять радуешься уже разговению.
Нет, друзья, что ни говори, а жизнь у православного человека, куда как ярче и интересней, чем у человека неверующего. Вы скажете, что это субъективное мнение, пусть так, но попробуйте меня разубедить в обратном. Уклад жизни православного христианина всегда был достаточно тесно связан с годовым циклом церковного календаря. Такой строй жизни рождал в русском человеке чувство сопричастности к великому делу - Домостроительству Божию. Гражданские праздники - это события, относящиеся к временному порядку вещей, и вне времени они теряют свое значение. Церковные же праздники, хотя и совершаются во времени, но, в отличии от гражданских, выходят за пределы его и принадлежат вечности.
Можно смело утверждать, что церковные праздники освящают собою само время, делают его благодатным и спасительным для тех, кто всей душою участвует в них. Бог создал время для приготовления к вечности, а праздники Церкви призваны помочь нам приготовится к этой вечности с Богом. Потому в этих праздниках участвуют не только живущие на земле, но и Ангелы, и сонмы святых, и души умерших. В эти дни, как свидетельствует нам литургическое предание Церкви, торжествует Небо и земля.
Мои размышления прервал сосед по площадке, который спускался мне навстречу. Хотя я жил в этом доме уже три года, но о своем соседе почти ничего не знал, кроме того, что в он занимает квартиру напротив. Жену его вообще не видел, она никогда не выходила из квартиры. Это был человек уже преклонного возраста, лет семидесяти. Когда бы я его ни встречал, вид у него был хмурый, если не сказать сердитый. Я всегда приветливо здоровался с ним, а он нагибал низко голову и что-то неразборчиво бормотал в ответ. Не то здороваясь, не то - посылая меня куда подальше. Успокаивало только то, что так же он вел себя и по отношению к остальным жильцам дома, а, значит, не стоило подозревать его в антицерковных или антиклерикальных настроениях.
Долгое время я даже не знал, как его зовут, пока письмо, адресованное ему, случайно не попало в мой ящик. Вначале я в недоумении вертел конверт в руках, соображая, что это за Петр Игнатьевич, пока наконец не догадался посмотреть на номер квартиры. Вот и сейчас, повстречавшись с ним, я как всегда поздоровался, а когда он что-то буркнул в ответ, то неожиданно для себя самого добавил:
- С праздником вас, Петр Игнатьевич!
Он поднял на меня полные недоумения, почти бесцветные старческие глаза.
- С каким это праздником? - произнес он довольно-таки внятным голосом.
Я уже понял свою ошибку, но отступать было поздно.
- С великим праздником Успения Богородицы.
- Говорите «великом», - произнес он, словно взвешивая мои слова, - вот оно значит как, - теперь в его голосе уже слышалась ирония, - все-то у вас в Церкви наперекор здравому смыслу. Человек умер, а вы радуетесь, у вас праздник. Ну, скажите мне, как можно радоваться смерти? Смерть - она отвратительна.
Я прямо опешил. Вот так на ходу, на лестничной площадке в дискуссию вступать был не готов, но и не ответить было нельзя.
- Вы правы, Петр Игнатьевич, смерть отвратительна и в первую очередь для нас, христиан. Ведь Бог смерти не сотворил. Смерть - это уродливое порождение греха. Это - сатанинское противление всему Божьему Мирозданию. Потому мы празднуем не торжество смерти, а торжество жизни над смертью. И это торжество проявилось в Успении Божией Матери, которую Господь, воскресив, взял вместе с Ее пречистым телом на Небо. Вот почему Успение Богородицы для нас праздник. Матерь Божия в Своем Успении не покидает этого мира, а наоборот становится ближе к каждому верующему христианину, где бы он не находился на этой грешной земле. Вознесенная Богом на Небо Она стала Заступницей всего рода христианского. Как же нам не радоваться имея такую Предстательницу пред престолом Всевышнего.
Произнося этот довольно таки длинный монолог, я почему-то чувствовал неловкость перед этим пожилым человеком. Вроде говорю все правильно, но как-то излишне напыщенно, казенно, что ли. Внутреннее чувство подсказывало, что не так бы надо говорить с этим человеком. Но сосед выслушал меня молча, как всегда опустив голову и даже не пытался прервать или уйти. А когда я умолк, он еще какое-то время стоял, затем посмотрел на меня. Глаза его были печальны и слегка влажны.
- Я атеист, батюшка, так уж нас воспитали и для меня смерть близкого человека это горе, неизбывное горе. Мы с женой потеряли своего единственного сына, Сереженьку. Жизнь теперь стала какой-то серой. Жена, так, вовсе… Она, кстати, раньше в храм ходила, а особенно зачастила, когда Сергей заболел. Ну, а сейчас-то, после его смерти, даже на улицу не выходит.
Он вздохнул и уже собирался идти дальше, но я его остановил.
- Петр Игнатьевич, а может мне к вам зайти, по-соседски, что ли? С вашей супругой поговорить.
Легкое замешательство, как мне показалось, промелькнуло в его взгляде. Он снял кепку, смял ее в руках, затем снова расправил и, надев на голову, пробормотал:
- Да нет, спасибо, пожалуй, не стоит.
- Ваш сын был крещеным? - спросил я.
- Какое это теперь имеет значение? - махну он рукой и тут же добавил, - конечно, крещеный, как и все мы.
- Передайте своей супруге, что я буду за него молиться.
- Зачем?
- Как зачем? Он этого ждет.
- Ну да, - не то с сомнением, не то с иронией произнес сосед и стал спускаться по лестнице.
Через три дня Петр Игнатьевич неожиданно пришел сам. В руках у него была тарелка с тортом. На приглашение пройти в квартиру он ответил решительным отказом и, протягивая мне торт, сказал:
- Это вам моя Анфиса Николаевна посылает. Сама пекла. Кстати, впервые после смерти сына. Я ей тогда передал ваши слова, что, мол, Сергей ждет молитв, и что вы будете за него молиться. Она мне сразу ничего не ответила, а сегодня встала пораньше и испекла торт. Неси, говорит, батюшке, пусть Сереженьку поминает.
- А можно мне сейчас зайти к вам и лично ее поблагодарить за торт? - спросил я, почему-то волнуясь.
- Ее нет, она ушла в храм.
- В храм? - удивленно переспросил я.
- Да, в храм. Сегодня у Сережи день рождения.
Я не нашелся что сказать, а только молча перекрестился.
- Спасибо вам, батюшка, - Петр Игнатьевич как-то нерешительно протянул руку, - я не знаю, можно ли священнику подавать руку?
- Еще как можно, - сказал я, - от всей души пожимая руку моего соседа.
Самое главное в жизни - не терять веру. Веру в Бога, доброту людей, поддержку близких, понимание друзей, и еще веру в свои силы: что бы не случилость в жизни - ты выстоишь, у тебя все получится и ты станешь чуточку лучше.