В праздник Успения, вернувшись домой после службы, я поднимался по лестнице в свою квартиру на четвертый этаж. Настроение было приподнятое от мысли, что пост закончился и сегодня будем праздничный стол. Замечаю, что когда наступает пост - радуешься возможности очистить душу воздержанием, а когда пост заканчивается, опять радуешься уже разговению.
Нет, друзья, что ни говори, а жизнь у православного человека, куда как ярче и интересней, чем у человека неверующего. Вы скажете, что это субъективное мнение, пусть так, но попробуйте меня разубедить в обратном. Уклад жизни православного христианина всегда был достаточно тесно связан с годовым циклом церковного календаря. Такой строй жизни рождал в русском человеке чувство сопричастности к великому делу - Домостроительству Божию. Гражданские праздники - это события, относящиеся к временному порядку вещей, и вне времени они теряют свое значение. Церковные же праздники, хотя и совершаются во времени, но, в отличии от гражданских, выходят за пределы его и принадлежат вечности.
Можно смело утверждать, что церковные праздники освящают собою само время, делают его благодатным и спасительным для тех, кто всей душою участвует в них. Бог создал время для приготовления к вечности, а праздники Церкви призваны помочь нам приготовится к этой вечности с Богом. Потому в этих праздниках участвуют не только живущие на земле, но и Ангелы, и сонмы святых, и души умерших. В эти дни, как свидетельствует нам литургическое предание Церкви, торжествует Небо и земля.

Мои размышления прервал сосед по площадке, который спускался мне навстречу. Хотя я жил в этом доме уже три года, но о своем соседе почти ничего не знал, кроме того, что в он занимает квартиру напротив. Жену его вообще не видел, она никогда не выходила из квартиры. Это был человек уже преклонного возраста, лет семидесяти. Когда бы я его ни встречал, вид у него был хмурый, если не сказать сердитый. Я всегда приветливо здоровался с ним, а он нагибал низко голову и что-то неразборчиво бормотал в ответ. Не то здороваясь, не то - посылая меня куда подальше. Успокаивало только то, что так же он вел себя и по отношению к остальным жильцам дома, а, значит, не стоило подозревать его в антицерковных или антиклерикальных настроениях.
Долгое время я даже не знал, как его зовут, пока письмо, адресованное ему, случайно не попало в мой ящик. Вначале я в недоумении вертел конверт в руках, соображая, что это за Петр Игнатьевич, пока наконец не догадался посмотреть на номер квартиры. Вот и сейчас, повстречавшись с ним, я как всегда поздоровался, а когда он что-то буркнул в ответ, то неожиданно для себя самого добавил:
- С праздником вас, Петр Игнатьевич!
Он поднял на меня полные недоумения, почти бесцветные старческие глаза.
- С каким это праздником? - произнес он довольно-таки внятным голосом.
Я уже понял свою ошибку, но отступать было поздно.
- С великим праздником Успения Богородицы.
- Говорите «великом», - произнес он, словно взвешивая мои слова, - вот оно значит как, - теперь в его голосе уже слышалась ирония, - все-то у вас в Церкви наперекор здравому смыслу. Человек умер, а вы радуетесь, у вас праздник. Ну, скажите мне, как можно радоваться смерти? Смерть - она отвратительна.
Я прямо опешил. Вот так на ходу, на лестничной площадке в дискуссию вступать был не готов, но и не ответить было нельзя.
- Вы правы, Петр Игнатьевич, смерть отвратительна и в первую очередь для нас, христиан. Ведь Бог смерти не сотворил. Смерть - это уродливое порождение греха. Это - сатанинское противление всему Божьему Мирозданию. Потому мы празднуем не торжество смерти, а торжество жизни над смертью. И это торжество проявилось в Успении Божией Матери, которую Господь, воскресив, взял вместе с Ее пречистым телом на Небо. Вот почему Успение Богородицы для нас праздник. Матерь Божия в Своем Успении не покидает этого мира, а наоборот становится ближе к каждому верующему христианину, где бы он не находился на этой грешной земле. Вознесенная Богом на Небо Она стала Заступницей всего рода христианского. Как же нам не радоваться имея такую Предстательницу пред престолом Всевышнего.
Произнося этот довольно таки длинный монолог, я почему-то чувствовал неловкость перед этим пожилым человеком. Вроде говорю все правильно, но как-то излишне напыщенно, казенно, что ли. Внутреннее чувство подсказывало, что не так бы надо говорить с этим человеком. Но сосед выслушал меня молча, как всегда опустив голову и даже не пытался прервать или уйти. А когда я умолк, он еще какое-то время стоял, затем посмотрел на меня. Глаза его были печальны и слегка влажны.
- Я атеист, батюшка, так уж нас воспитали и для меня смерть близкого человека это горе, неизбывное горе. Мы с женой потеряли своего единственного сына, Сереженьку. Жизнь теперь стала какой-то серой. Жена, так, вовсе… Она, кстати, раньше в храм ходила, а особенно зачастила, когда Сергей заболел. Ну, а сейчас-то, после его смерти, даже на улицу не выходит.
Он вздохнул и уже собирался идти дальше, но я его остановил.
- Петр Игнатьевич, а может мне к вам зайти, по-соседски, что ли? С вашей супругой поговорить.
Легкое замешательство, как мне показалось, промелькнуло в его взгляде. Он снял кепку, смял ее в руках, затем снова расправил и, надев на голову, пробормотал:
- Да нет, спасибо, пожалуй, не стоит.
- Ваш сын был крещеным? - спросил я.
- Какое это теперь имеет значение? - махну он рукой и тут же добавил, - конечно, крещеный, как и все мы.
- Передайте своей супруге, что я буду за него молиться.
- Зачем?
- Как зачем? Он этого ждет.
- Ну да, - не то с сомнением, не то с иронией произнес сосед и стал спускаться по лестнице.
Через три дня Петр Игнатьевич неожиданно пришел сам. В руках у него была тарелка с тортом. На приглашение пройти в квартиру он ответил решительным отказом и, протягивая мне торт, сказал:
- Это вам моя Анфиса Николаевна посылает. Сама пекла. Кстати, впервые после смерти сына. Я ей тогда передал ваши слова, что, мол, Сергей ждет молитв, и что вы будете за него молиться. Она мне сразу ничего не ответила, а сегодня встала пораньше и испекла торт. Неси, говорит, батюшке, пусть Сереженьку поминает.
- А можно мне сейчас зайти к вам и лично ее поблагодарить за торт? - спросил я, почему-то волнуясь.
- Ее нет, она ушла в храм.
- В храм? - удивленно переспросил я.
- Да, в храм. Сегодня у Сережи день рождения.
Я не нашелся что сказать, а только молча перекрестился.
- Спасибо вам, батюшка, - Петр Игнатьевич как-то нерешительно протянул руку, - я не знаю, можно ли священнику подавать руку?
- Еще как можно, - сказал я, - от всей души пожимая руку моего соседа.