Золотистый золотой
Песнь
:И сказал ей бородатый главарь, увитый по лбу зеленой лентой - тебе туда. И показал стволом автомата на горный склон - за ним ты найдешь своего сына.
Или то, что от него осталось.
Если дойдешь, конечно.
И замерли от этого жеста боевики, а в первую очередь те, кто устанавливал на этом склоне минное поле. Надежно устанавливал - для собственной же безопасности, туда-сюда, движение.
Разведка федеральных сил не прошла - откатилась, вынося раненых.
Попавшие под артобстрел шакалы, спасаясь от снарядов в ущелье, вырывались сюда на простор и на потеху Аллаху устраивали фейерверк на растяжках.
Пленные, что вздумали бежать, взлетели здесь же на небеса.
Сын? Нет, сын ее здесь нет, но они слышали о пленном русском солдате, который отказался снять православный крестик. Зря отказался - через голову и не стали снимать, делов-то - отрубили голову мечом, и тот сам упал на траву. Маленький такой нательный крестик на шелковой нитке, мгновенно пропитавшейся кровью. Гордого из себя строил, туда-сюда, движение. А то бы жил. Подумаешь, без креста… Дурак. А похоронили его как раз там, за склоном. Иди, мать, а то ночь скоро - в горах быстро темнеет. Жаль только, что не дойдешь. Никто не доходил.
Пошла.
Пошла по траве, выросшей на минах, и среди тоненьких проводков, соединявших гранаты-ловушки. Вдоль израненных осколками кустарников. Вдоль желтеющих косточек чьих-то сынков, не вывезенных с минного поля ни своими, ни чужими. Собрать бы их, по ходу, раз она здесь, похоронить по-людски, с молитовкой, но она шла-торопилась к своему дитяти, к своей кровинушке, к своему дурачку, не послушавшего бандита. О, Господи, за что? Ведь сама, прилюдно, надевала сыночку крестик на призывном пункте - чтобы оберегал. И видела ведь, видела, что стесняется друзей ее Женька, запрятывая подарок глубоко под рубашку. Думала грешным делом, что не станет носить, снимет втихаря.
Не снял:
А ей все смотрели и смотрели вслед те, кто захотел иметь собственное солнце, собственную личную власть, собственных рабов. Ухоженные, упитанные, насмешливые бородачи. Три месяца она, еще молодая женщина, ощущала на себе эти взгляды, терпела унижения, оскорбления, издевательства. Три месяца ее секли холодные дожди, от которых в иные времена могла укрыться лишь собственными руками. По ней стреляли свои и чужие: по одинокой незнакомой фигуре на войне стреляют всегда - на всякий случай или просто ради потехи. Она пила росу с листьев и ела корешки трав. Она давно потеряла в болоте туфли и теперь шла по горным тропам, по лесным чащам, по невспаханным полям босиком. Искала сына, пропавшего в чужом плену на чужой войне. Невыспавшейся переходила от банды к банде, голодной от аула к аулу, закоченевшей от ущелья к ущелью. Но знала: пока не найдет живого или мертвого, не покинет этой земли, этих гор и склонов.
<Господи, помоги. Дай мне силы дойти и отыскать. На коленях бы стояла - да идти надо. Помоги, Господи. Потом забери все, что пожелаешь: жизнь мою забери, душу, разум - но сейчас помоги:>
- Сейчас, сейчас взлетит, туда-сюда, движение.
- Живучая. Но здесь еще никто не проходил, - ждали боевики, не спуская глаз с русской женщины и боясь пропустить момент, когда вздыбится под ее ногами земля, когда закончатся ее земные муки.
Не заканчивались. То ли небеса, оправдываясь за страшную кару, выбранную для ее сына, отводили гранатные растяжки, то ли ангелы прилетели от него, от Женьки, и подстилали свои крыла под расстрескавшиеся, с запеченной кровью ноги, не давая им надавить сильнее обычного на минные взрыватели. Но она шла и шла туда, где мог быть ее сын, уходила прочь от главаря с зеленой лентой, исписанной арабской вязью. И когда уже скрывалась с глаз, исчезала среди травы, один из боевиков поднял снайперскую винтовку, поймал в прицел сгобленную спину: прошла она - проведет других. Не взлетела - так упадет:
Но что-то дрогнуло в бородаче, грубо отбил он в сторону оружие и зашагал прочь, в ущелье, в норы, в темень. Он не угадал. А тот, кто не угадывает, проигрывает:
:А еще через два дня к боевому охранению пехотного полка вышла с зажатым в руке крестиком на шелковой нити седая старушка. И не понять было с первого взгляда, русская ли, чеченка?
- Стой, кто идет? - спросил, соблюдая устав, часовой.
- Мать.
- Здесь война, мать. Уходи.
- Мне некуда уходить. Сынок мой здесь.
Подняла руки - без ногтей, скрюченные от застывшей боли и порванных сухожилий. Показала ими в сторону далекого горного склона - там он. В каменной яме, которую вырыла собственными руками, ногтями, оставленными там же, среди каменной крошки. Сколько перед этим пролежала без памяти, когда отыскала в волчьей яме родную рыжую головушку, из-за которой дразнили ее Женьку ласково <Золотистый-золотой> - не знает. Сколько потом еще пролежала рядом с найденным обезглавленным телом ее мальчика - не ведает тоже. Но очнувшись, поглядев в чужое безжизненное небо, оглядев стоявших вокруг нее в замешательстве боевиков, усмехнулась им и порадовалась вдруг страшному: не дала лежать сыночку разбросанному по разным уголкам ущелья:
:И выслушав ее тихий стон, тоже седой, задерганный противоречивыми приказами, обвиненный во всех смертных грехах политиками и правозащитниками, ни разу за войну не выспавшийся подполковник дал команду выстроить под палящим солнцем полк. Весь, до последнего солдата. С Боевым знаменем.
И лишь замерли взводные и ротные коробки, образовав закованное в бронежилеты и каски каре, он вывел нежданную гостью на середину горного плато. И протяжно, хриплым, сорванным в боях голосом прокричал над горами, над ущельем с остатками банд, над минными полями, покрывшими склоны, - крикнул так, словно хотел, чтобы услышали все политики и генералы, аксакалы и солдатские матери, вся Чечня и вся Россия:
- По-о-олк! На коле-ено-о-о!
И первым, склонив седую голову, опустился перед маленькой, босой, со сбитыми в кровь ногами, женщиной.
И вслед за командиром пал на гранитную пыльную крошку его поредевший до батальона, потрепанный в боях полк.
Рядовые пали, еще мало что понимая в случившемся.
Сержанты, беспрекословно доверяющие своему <бате>.
Три оставшихся в живых прапорщика - Петров и два Ивановых, опустились на колени.
Лейтенантов не было - выбило лейтенантов в атаках, рвались вперед, как мальчишки - и следом за прапорщиками склонились повинно майоры и капитаны, хотя с курсантских погон их учили, что советский, русский офицер только в трех случаях имеет право становиться на колени: испить воды из родника, поцеловать женщину и попрощаться с Боевым знаменем.
Сейчас Знамя по приказу молодого седого командира само склонялось перед щупленькой, простоволосой женщиной. И оказалась вдруг она вольно иль невольно, по судьбе или случаю, но выше красного шелка, увитого орденскими лентами еще за ту, прошлую, Великую Отечественную войну.
Выше подполковника и майоров, капитанов и трех прапорщиков - Петрова и Ивановых.
Выше сержантов.
Выше рядовых, каким был и ее Женька, геройских дел не совершивший, всего один день побывший на войне и половину следующего дня - в плену.
Выше гор вдруг оказалась, тревожно замерших за ее спиной и слева.
Выше деревьев, оставшихся внизу, в ущелье.
И лишь голубое небо неотрывно смотрело в ее некогда васильковые глаза, словно пыталось насытиться из их бездонных глубин силой и стойкостью. Лишь ветер касался ее впалых, обветренных щек, готовый высушить слезы, если вдруг прольются. Лишь солнце пыталось согреть ее маленькие, хрупкие плечики, укрытые выцветшей кофточкой с чужого плеча.
И продолжал стоять на коленях полк, словно отмаливал за всю Россию, за политиков, не сумевших остановить войну, муки и страдания всего лишь одной солдатской матери. Стоял за ее Женьку, рядового золотистого воина. За православный крестик, тайно надетый и прилюдно не снятый великим русским солдатом в этой страшной и непонятной бойне:
ПОМЯНИ, ГОСПОДИ:
(Песнь)
Священник крестил красные звезды.
Они были одинаковыми, под трафарет вырезанными, как одинаковыми оказались и серебристые пирамидки, названные в сельской кустарной мастерской памятниками. И таблички, без разбору приваренные местным сварщиком дядей Сашей, тоже были для всех одни и те же: <Неизвестный солдат>.
Хоронили погибших.
Не из ржавых ржевских болот или бескрайних брянских буреломов предавались земле останки ратников-бойцов-воинов образца 1941−45г.г. С круч крутых кавказских вывезены все те же воины-солдатики-мальчишки, но уже рождения конца ХХ века. И не найденные следопытами, а отданные на упокоение медиками и прокуратурой. Отданые без имен и фамилий. Безымянными. А потому - вроде как бы ничьими:
А всего-то и нужна была самая малость, чтобы миновала их подобная участь - останься от человека хоть какая-то зацепка. Например, котелок с нацарапанной ножом фамилией. А лучше - медальон с биографическими данными. На худой конец - жетон с личным номером.
Да только уходившие первыми в Чечню полки и бригады менее всего думали о котелках и кашах: в спешке набросали в рюкзаки вперемешку с пачками патронов и гранатами сухпайки, а в них сплошь - одноразовая пластмассовая посуда. Она первой и плавилась. Впрочем, в том аду, что испытали вошедшие в Грозный войска, плавились и котелки: находили потом алюминиевые расплавленные сгустки. Тут царапай не царапай, все равно ничего не выгадали бы солдатики.
И с медальонами полная промашка вышла: полвека после Великой Отечественной тыловики занимались всем, чем угодно, только не возможностью сохранить имя солдата. Так и не придумали для идущих на войну медальоны. Думали - мелочь. Или ленились. А скорее всего, просто не верили, что понадобятся.
Жетоны же с личными номерами рядовому и сержантскому составу вообще не положены. Только офицерам и контрактникам. Потому как ни крути, а послали армию в Чечню не штучным товаром, а простой солдатской массой.
Так и гибли - массой:
А еще научились, говорят, определять родство по ДНК и анализу крови. Все бы хорошо, да только у некоторых погибших даже кровь выгорала. Дотла, оставляя от человека лишь горсточку пепла. Поди узнай по ней, кто ты, солдат? Чей? Какого роду-племени, полка-дивизии?.. Словно насмехаясь, война отбросила всех в каменный век, оказавшись выше человеческой цивилизации и ее достижений, выше лабораторий с их электронной начинкой, химических препаратов и компьютерных баз данных. Родные и известные до последней черточки сотням людей, любимые и желанные, солдаты в первую чеченскую кампанию умирали неизвестными:
И лежали потом нераспознанными останками в ледяных рефрижераторах Ростовской военной лаборатории. Под номерами. Долго лежали. Годами. Получилось - до скончания века. Двадцатого. Их, в большинстве своем тоже двадцатилетних, могли, готовы были забрать матери, не дождавшиеся своих сыновей после войны - не выдавали. Не положено известным отдавать неизвестных.
Так и хоронили. За счет государства - но подешевле. Геройски погибших - но подальше от телекамер, политиков, любопытных и туристов. В Подмосковье, на сельском кладбище.
- Храни вас Господь, - крестил звезды, людей, небо с кружащим в вышине аистом, свежие могилы местный священник.
Автобусы Министерства обороны привезли седых, не по возрасту стареньких, словно умерших вместе с пропавшими сыновьями, родителей. Тех, кто не нашел своих детей ни среди живых, ни среди мертвых, ни в списках пленных, ни в холодных ростовских камерах. А <пропавшие без вести> - они могут быть и среди любого <Неизвестного солдата>. Верьте, что своего. Надейтесь, что где-то здесь:
Отцы еще держались. Многие служили сами и знали: солдата на войну посылают не командиры - политики. Командиров тоже посылают умирать, и среди этих, неизвестных, они тоже наверняка лежат. Несмотря на выданные жетоны. А история, хотя и недолгая, но уже подтвердила: погибали русские парни, и их сыны тоже, на Кавказе не зря. Зачастую глупо - но не зря. Потому что вроде остановили заразу, поползшую по стране. Перестали бояться вестей с юга:
И только матери, небесные русские женщины, бросались от ямы к яме. Где ее? Которая? Где упасть? Где замереть-остаться? Какой холмик становится родным - вместо сына? Успеть, успеть оказаться рядом в самый последний его миг на земле. Фуражечки новые прибиты к красным крышкам, а на последних снимочках они в шапках стояли. Зима была: Здесь? А вдруг здесь? Среди всех неизвестных - какой ее? Ну подскажите же кто-нибудь!!!
Падали, обессиленные, там, где подгибались ноги. А может, как раз у своего? Или все же там, через одного? Через два? Они доползут, только скажите:
- Скажите! - вставали щупленькие, крохотные на краю могил женщины и вдруг находили в себе силы поднять за грудки офицеров салютного парадного полка - сплошь подобранных под два метра гренадеров.
Но плакали те вместе с матерями, проклиная свою миссию. Обмирали рядом и сельские старушки, подошедшие из соседних деревень и своих мужей, женихов, тоже лежащих где-то под такой же табличкой, ненароком вспомнившие:
- Помяни, Господи, здесь лежащих, - продолжал ходить священник вдоль новеньких, выровненных, словно солдатики в строю, могил: на Руси они никогда не переводились - воины и священники. Читал громко, нараспев, словно с высоким небом разговаривал. - Помяни и тех, кого мы не помянули из-за множества имен. Или кого забыли. Или чьи подвиги не знаем. Но Ты, Господи, знаешь всех защитников России и помяни каждого. И вознеси их в селение праведных.
Гремел салют - в память.
Шла молитва - за упокой.
И кружил в небе аист. Высоко - там, где теперь парили и успокоенные наконец-то солдатские души. Которым не нужны уже были ни бирки,
ни метки,
ни нацарапанные ножом имена:
- Аминь!
- Жил-был человек, а потом, как водится, умер. После этого оглядел себя и очень удивился. Тело лежало на кровати и потихоньку начинало разлагаться, а у него осталась только душа. Голенькая, насквозь прозрачная, так что сразу было видно что к чему. Человек расстроился - без тела стало как-то неприятно и неуютно. Все мысли, которые он думал, плавали в его душе, будто разноцветные рыбки. Все его воспоминания лежали на дне души - бери и рассматривай. Были среди этих воспоминаний красивые и хорошие, такие, что приятно взять в руки. Но были и такие, что человеку самому становилось страшно и противно. Он попытался вытрясти из души некрасивые воспоминания, но это никак не получалось. Тогда он постарался положить наверх те, что посимпатичнее, - как он первый раз в жизни влюбился, как он ухаживал за старой больной тетушкой, как плакал, когда у него умерла собачка, как радовался рассвету, который ему довелось увидеть в горах после долгой и страшной снежной бури. И пошел назначенной ему дорогой.
Бог мимолетно посмотрел на человека и ничего не сказал. Человек решил, что Бог второпях не заметил других воспоминаний: как он изменил своей любимой, как он радовался, когда тетушка умерла и ему досталась квартира, как спьяну пинал ластящуюся к нему собачку, как грыз в темной холодной палатке припрятанный шоколад, пока его голодные друзья спали, и многое, многое другое, о чем ему вовсе не хотелось вспоминать. Человек обрадовался и отправился в рай - поскольку Бог не закрыл перед ним двери.
Прошло какое-то время, трудно даже сказать какое, потому что там, куда попал человек, время шло совсем иначе, чем на Земле. И человек вернулся назад, к Богу. «Почему ты вернулся? - спросил Бог. - Ведь Я не закрывал перед тобой врата рая». «Господь, - сказал человек, - мне плохо в Твоем раю. Я боюсь сделать шаг - слишком мало хорошего в моей душе, и оно не может прикрыть дурное. Я боюсь, что всем видно, насколько я плох». «Чего же ты хочешь?» - спросил Бог, поскольку Он был творцом времени и имел его в достатке, чтобы ответить каждому. «Ты всемогущ и милосерден, - сказал человек. - Ты видел мою душу насквозь, но не остановил меня, когда я пытался скрыть свои грехи. Сжалься же надо мной, убери из моей души все плохое, что там есть!» «Я ждал совсем другой просьбы, - ответил Бог. - Но я сделаю так, как просишь ты».
И Бог взял из души человека все то, чего тот стыдился. Он вынул память о предательствах и изменах, трусости и подлости, лжи и клевете, алчности и лености. Но, забыв о ненависти, человек забыл и о любви, забыв о своих падениях - забыл о взлетах. Душа стояла перед Богом и была пуста - более пуста, чем в миг, когда человек появился на свет… Но Бог был милосерден и вложил в душу обратно все, что ее наполняло. И тогда человек снова спросил: «Что же мне делать, Господь? Если добро и зло были так слиты во мне, то куда же мне идти? Неужели - в ад?» «Возвращайся в рай, - ответил Творец, - ибо Я не создал ничего, кроме рая. Ад ты сам носишь с собой». И человек вернулся в рай, но прошло время, и он снова предстал перед Богом. «Творец! - сказал человек - Мне плохо в Твоем раю. Ты всемогущ и милосерден. Сжалься же надо мной, прости мои грехи». «Я ждал совсем другой просьбы, - ответил Бог. - Но я сделаю так, как просишь ты».
И Бог простил человеку все, что тот совершил. И человек ушел в рай. Но прошло время, и он снова вернулся к Богу. «Чего же ты хочешь теперь?» - спросил Бог. «Творец! - сказал человек. - Мне плохо в Твоем раю. Ты всемогущ и милосерден, Ты простил меня. Но я сам не могу себя простить. Помоги мне!» «Я ждал этой просьбы, - ответил Бог. - Но это тот камень, который Я не смогу поднять».
Из всех молитв, какие знаю,
Пою в душе иль вслух читаю,
Какою дышит дивной силой
Молитва «Господи, помилуй».
Одно прошенье в ней, не много!
Прошу лишь милости у Бога,
Чтоб спас меня Своею силой.
Взываю:"Господи, помилуй".
Когда лились от горя слезы
Иль страстные смущали грезы,
Тогда с особой сердца силой
Молюсь я:"Господи, помилуй".
Уж близок я к последней грани,
Но все ж с горячими слезами,
Хотя с увядшей тела силой
Молюсь я:"Господи, помилуй".
Душа, окончив жизнь земную,
Молитву эту, не иную,
Тверди и там ты за могилой,
С надеждой:"Господи, помилуй".
Священник Владимир Введенский
Помните, жизнь дана нам для того, чтобы жить! У каждого свой путь, и как ты по нему будешь идти, зависит только от тебя самого - с любовью или без. Не жди, когда к тебе подойдут, бери свою судьбу в свои руки! Стесняться - нечего! Говори что любишь, пусть тебе завидуют другие!
Мне всегда страшно смотреть на вчерашнего семинариста, который важно и мягко, но чуть-чуть свысока втолковывает матери, потерявшей ребенка, что на самом деле это хорошо:"Бог же не есть Бог мертвых, но живых, ибо у Него все живы"(Евангелие Лк.20,38) и потому слишком уж убиваться не стоит. Но для того, чтобы эта весть вошла в сердце, каждому из нас необходим личный опыт бед, горя и потерь, опыт, ввергающий нас в бездну отчаяния, тоски и слез, нужны не дни и недели, а годы пронзительной боли - эта весть входит в наше сердце только без наркоза и только через собственные потери. Как школьный урок не усвоишь. Смею утверждать обратное: тот, кто думает, что верит, не пережив этого опыта боли, ошибается. Это еще не вера, это только прикосновение к вере других, к вере тех, кому бы нам хотелось подражать в жизни. И более: тот, кто утверждает, что верит в бессмертие, и ссылается при этом на соответствующую страницу катехизиса, вообще не верит в Бога, а всего лишь в идола, имя которому - собственный эгоизм.
Священник Георгий Чистяков.
СКАЛОЛАЗ Эта история об одном скалолазе, который хотел покорить самую высокую вершину. После долгой подготовки он отправился в путь, но так, как он желал, чтобы вся слава досталась ему одному, то решил взбираться на гору один. Он начал подъем, но стало смеркаться. Не желая останавливаться и готовиться к ночлегу в палатке, он продолжал взбираться пока совсем не стемнело. В горах наступила непроглядная тьма, стало не видно ни зги. Все окутал полный мрак, из-за облаков даже не было видно ни звезд, ни луны. Скалолаз продолжал взбираться, и когда до вершины оставалось всего несколько метров, он поскользнулся и с огромной скоростью стал падать вниз. Падая, он видел перед собой лишь тьму. И ему казалось, что притяжение земли втягивает его в огромную черную воронку. Он падал и падал… и в эти мгновения ужаса он вспомнил всю свою жизнь, все хорошее и все плохое. Он думал о том, как близка к нему смерть и вдруг… он почувствовал резкий толчок - он повис на веревке, с силой стягивающей его вокруг пояса. Он повис в воздухе, над этой бездной его удерживала только веревка, и в замершей тишине ему ничего не оставалось, как закричать:-«БОЖЕ, помоги мне!"Внезапно с неба раздался громкий голос:"Что ты хочешь?» -«Спаси меня, БОЖЕ!» -«Ты действительно веришь, что я могу тебя спасти?» -«Конечно, я верю, ты можешь!» -«Тогда перережь веревку, на которой ты висишь». В ответ было лишь молчание. Человек решил что есть силы схватиться за веревку и не отпускать ее. ОН НЕ ПОВЕРИЛ БОГУ!!! На следующий день команда спасателей рассказала, что они нашли того скалолаза. Он был мертв - замерз в горах. Тело того человека, крепко вцепившегося в веревку, висело на ней… ВСЕГО В ДВУХ МЕТРАХ ОТ ЗЕМЛИ!!! А ты, как крепко привязан к своей веревке? Сможешь ли отпустить ее? Никогда не сомневайся в том, что говорит тебе БОГ! Никогда не говори, что он оставил тебя и забыл. Никогда не думай, что ему нет до тебя дела. Всегда помни - он держит тебя за правую руку твою, и никогда тебя не отпустит
Солнышко, если ты сейчас страдаешь, от любви. перестань!!! ты такая красивая, посмотри в зеркало, улыбнись и не унывай, все будет классно! Дорогая ты будешь счастлива, поверь!!)))) улыбнись…))
Мы разные в одной семье.
Уж так от Каина ведется,
Найдет ли веру на земле
Христос - у всех, когда вернется?..
Что логика?.. Она скудна
Твои сомнения развеять…
Когда нам равная дана
Свобода - верить и не верить.
Александр Зорин.
Никому нельзя верить! Даже себе!)
Как забыть человека, который вдруг стал таким своим и таким родным, ну просто до невозможности??? Такая банальщина просто жуть, блин… Мы с ним познакомились в соц.сети.Общались долгое время. В скайпе.Он живёт в другой стране. Я его не воспинимала в серьёз. Ну общаемся и общаемся. Каждое утро писал мне смс. Со столькими парнями общалась и всё было по-фигу, а тут взяла и влюбилась. Потом он вдруг пропал на неделю. И в эту жуткую неделю я поняла, что он важен для меня. Я очень переживла, потому что на кануне он говорил, что болеет. Я умирала от неизвестности. не могла найти себе места от тревоги. Он не брал трубку. Я похудела. Просила Бога, только, что бы с ним было всё хорошо. Он объвился здоровее здорового. И когда я увидела его я заплакала. А он был такой довольный, что девочка переживала. А когда увидел мои слёзы-извинялся говорил, что уехал в командировку и не мог позвонить и ответить на телефон. Врал, конечно. Спустя какое-то время мы начали ссориться, и по делу и без дела. Ко мне начали заходить его «барышни», меня это бесило. Он говорил, что это не важно. Что бы я забыла. Не обращала внимание. Мы ссорились и мирились. В итоге меня это всё так закружило. и я удалила свою страницу. Потом выяснилось, что у него гражданский брак и родилась дочь. Я восстановила страницу и он меня нашёл. сказал, что с матерью своего ребёнка он не живёт. Он отвратительно себя вёл. Я смотрела на него и закрывала на всё глаза. Зачем?Зачем нашёл ума не приложу… но когда он выставил фото где он держит дочь на руках. Мне как ножом по сердцу. Далее выяснилось, что когда мы с ним познакомились, его «барышня"была уже беременна. А он говорил, что не женат. Он врал мне
с самого начала!!! А просил верить ему. Он никогда толком не говорил о себе ни чего. Просил верить ему. И я верила. нет не его словам, а просто поверила ему. приняла его таким какой он есть со всеми его плюсами и минусами. у нас были странные взаимоотношения. Я его чувствовала. Такое ощущение, что наше с ним знакомство было не случайным. Он стал частичкой меня. На протяжении всего нашего общения я Не была прикована к компьютеру. Но когда общение прекратилось… во мне выключился свет. Но жизнь продолжается.p.s.самое обидное заключается в том, что Я СЧИТАЛА НЕВОЗМОЖНЫМ ДЛЯ СЕБЯ ВЛЮБИТЬСЯ ПО ИНТЕРНЕТУ. Я написала свою историю и мне стало легче. Не судите строго. Я всего лишь девушка, которая влюбилась.
ПРОСТО НАДИ ВЕРИТЬ, ПРОСТО НАДО ЖИТЬ, СОТНЮ РАЗ ОТМЕРИТЬ И ОДИН- РУБИТЬ! Не копить обиды, не дарить печаль, выпустить из виду то, что очень жаль. И тогда-победа!И тогда рывок! Совершенно новый Жизненный поток!!!
Из ответов на вопросы детей о Боге, церкви, вере в современном мире:
Господь наказал людей Содома и Гоморы за грехи. Но в этих городах жила благочестивая семья Лота. Господь послал Ангела, чтобы сказать им, чтобы они уходили. Ангел сказал, чтобы они уходили, но не оглядывались. Жена Лота оглянулась и стала соляным столбом. ВОПРОС: стоит ли сейчас этот столб?
- Конечно, стоит, куда ему деться. И столбов таких наставлено по земле целая изгородь, по экватору если ее выставить, то она весь земной шар как раз и обымет. Ведь что такое соляной столп жены Лота? Это, когда мы знаем, что есть мерзкий, гадкий, скверный грех и есть путь, по которому можно от него уйти, и Господь помогает нам и дает силы, выводит - за руку выводит! - как Ангел семью Лота, но нам напоследок хочется еще раз оглянуться, потешиться этим скверным, грязным грехом, какой бы он ни был, не будем его сейчас конкретно называть, и вот когда мы поворачиваемся, то оказывается, что мы уже взора от него отвести не можем и становимся, как этот самый соляной столп, которых вон сколько стоит!
Кризис финансовый крепко вцепился в филейную часть моего тела, и на этой почве у меня произошел
ДИАЛОГ С БОГОМ.
Я могла бы пойти бы к господу,
Да не ходят к нему за малостью…
Я б сказала ему: - Ну Господи !,
Дай ты мне хоть немного радости !
-Ты головкой нигде не упала ли ?!
У меня б Он спросил с участием.
-Все здоровы, не это ль главное?
Что тебе еще нужно для счастия ??!
Потупившись от собственной наглости:
-Мне бы мужу зарплату хорошую…
Чтоб на шмотки хватало, на сладости…
Ну, а Он мне напомнит прошлое.
Про картошку пустую, без маслица.
Про конфетку, одну - пополам…
-А теперь каждый день - будто масленница !!
Растолстела на пять килограмм !!
Ты послушай сюда, убогая !
Соблюдай-ка ты пост в среду-пятницу !
Расповадились все! Чуть что- к Богу вы !
И куда только мир этот катится !!!
Я вам выпишу всем индульгенцию !!!
А с зарплатою - это к бесу.
Это, вишь ли, в его компетенции.
У него там свои интересы.
Я же сделал для вас все, что мог уже,
Все по описи выдал со склада:
-Две руки есть у мужа, и ноги тоже две.
Голова тоже есть, там, где надо.
Пусть поднимет с дивана … Голову!
Ну, а ты не ходи, не проси !
Не, реально, повадились смолоду !
Мож, вам в булочную на такси !!!
Разбушуется тут не на шутку он,
Разразится грозой на дорогу,
Да еще ветерком даст под спину потом …
Нет, не ходят за малостью к богу.
Прошу извинить меня людей глубоко верующих - я знаю, что к Богу можно прийти с самой маленькой малостью. Просто такой вот стих получился… А раз получился - значит, на то воля Господа была.;)
КРЕСТ
Свой крест у каждого. Приговорен,
Взвалив на плечи ношу, каждый
Нести ее, под тяжестью согбен,
И голодом томясь и жаждой.
За что? Но разве смертному дано
Проникнуть в тайну Божьей кары?
Ни совесть не ответит, все равно,
Ни разум твой, обманщик старый.
Но если не возмездье… Если Бог
Страданья дарует как милость,
Чтоб на земле скорбя, ты плакать мог
И сердцу неземное снилось?
Тогда… Еще покорнее тогда,
Благослови закон небесный,
Иди, не ведая - зачем, куда,
Согнув хребет под ношей крестной.
Нет помощи. Нет роздыха в пути,
Торопит, хлещет плетью время.
Иди. Ты должен, должен донести
До гроба горестное бремя.
Сергей Маковский.
Люди обычно верят в то, во что хотят верить.