Утро. Звенит колокольчик на входной двери. На пороге стоят скромно детишки, мальчик и девочка, и пихают друг друга локтями. Смелости, наверное, набираются.
- Здравствуйте, - говорю. - Добро пожаловать в нашу кофейню. Чем могу вас порадовать?
Мальчик решается и смело подходит к стойке, за ним следует хвостиком девочка.
- Мы не за кофе. У нас котенок родился, но оставить его не разрешают. Можно ли у вас разместить объявление?
- Конечно, можно!
Беру картонку из рук мальчика. Там нарисован кот и корявые цифры телефона.
- Только вот он черный получился на рисунке, а на самом деле серый. Просто кто-то слишком сильно на карандаш давит.
Мальчик пихает сестру локтем, та показывает ему язык.
- Хорошо, я обязательно предупрежу.
- Спасибо! Вот вам за это конфета.
- О, не стоит. Эти объявления бесплатны.
- Спасибо еще раз!
На пороге они делят конфету на двоих, а я кладу картонку на краю стойки. А вдруг?
Уже вечером появляется он.
Как только я устроилась, в кафе раз в неделю начал ходить парнишка. Ничего не заказывал, не говорил вообще, хоть я и пыталась. Просто полчаса смотрел на меня, улыбаясь, и уходил. Может, ему привыкнуть надо?
- Привет! - улыбаюсь я. - Холодно на улице?
Он неопределенно дергает головой и цепляется взглядом за котика на картонке.
- О, а хочешь кота? Его бесплатно отдают. Только его черным нарисовали, а на самом деле он серенький.
Я протягиваю картонку, парень очень осторожно берет за краешек, разворачивается и уходит. Надеюсь, не обиделся?
Через полгода вечером в кофейню заходит парень в пальто со странным серым меховым воротником. Он снимает шапку, перчатки, и подходит к стойке, а воротник вдруг оживает, у него обнаруживаются глаза и пушистый хвост. Котик! Сидит на плечах и не уходит даже.
- Привет! Чем я могу порадовать вас сегодня? - улыбаюсь я.
- Один черный кофе с собой, пппожалуйста, - улыбается в ответ он. - А Вввасилий такое не пьет.
Они никогда не хотели детей. Его ребенком была ОНА: глупая и умная, нежная и вульгарная девушка с коричнево-шоколадными глазами в вечной зеленой кофте и джинсах. Она не курила, как все. Она не пила пиво и не ругалась грязно тоже. Она не была ангелом во плоти. Смазливая крошка с кучей книг в сумке и полным отсутствием комплексов влюбила в себя робкого биолога навсегда и сразу. Провести время на крыше старой девятиэтажки под звуки Дассена или сорваться в три ночи на такси за томатным соком? Легко! Если рядом Она с коричневыми глазами и вечно зеленой кофте. Спит на плече, мягко чему-то улыбаясь. Ребенок в возрасте двадцати шести лет очаровывал Дениса снова и снова, даря искренние поцелуи на глазах противных пассажиров метро. Жуя пресловутый гамбургер в театре оперы и балета. Плача навзрыд, видя крохотного котенка на руках пятилетнего юнца. Дэн боготворил ее губы-пухлые, бледные, манящие. Она произносила слово «Прррррривеет», будто никогда до этого не умела говорить. Растягивая буквы, как мастику. Она убегала под дождь в пять утра, чтобы навсегда промочить свою бедовую голову и вернуться еще более очаровательным Ангелом, забравшись с ногами в кресло и погрузившись в мир фантастики и детективов. Дэн смотрел на нее, боясь прикоснуться или даже шепотом нарушить неспокойный сон Ребенка. Он, здоровый мужчина, плакал от счастья, заперевшись в ванной и громко пустив воду. Молил Бога и о Ее счастье с Ним. Какие могут быть дети, если все пространство было занято таким пьяным чувством, как любовь-верная, неизученная, далекая…
Ольга Тиманова, «Двое в небе»
Жена умерла не сразу. В спальне долго витал аромат ее любимых духов, последних слов, обращенных не к мужу, и бесконечных воспоминаний. Шикарная колли по имени Грейс долго смотрела на лицо молодой женщины, смешно наклоняя голову то вправо, то влево. Ян и Лида завели эту рыжую пушистую бестию четыре года назад. Лида была тогда здорова, а Ян безмерно счастлив новому члену семьи. Грейс - необычная собака. Глаза, похожие на две оливки, всегда смотрели не просто в глаза любимых хозяев. А прямо в душу. Она никогда не будила их утром, дав обожаемой Лидуне поспать хотя бы до шести утра. Грейс приносила ей тапки, облизывала лицо, и, положив узкую мордочку на колени, нагло-стеснительно требовала ласки. Лидочка стала для Грейс матерью, другом, сестрой и объектом обожания. Порою казалось, что весь бренный мир и являлся для рыжей красавицы - Лидой.
… Болезнь приковала к постели и Грейс тоже. Нет, нет. Собака была здорова внешне. Но ее оливковые изумительные глаза, из которых не раз текли слезы, стали похожи на две черные Луны. Грейс преданно ждала, когда приходящая медсестра сделает укол Лиде, и только тогда тихо забиралась на кровать. Когда ночь становилась совсем глубокой и хозяйка засыпала, Грейс, зарыв морду в одеяло, засыпала тоже. Ела она только то, что ела сама Лидочка. Будь то овсянка, свекольный салат или черный хлеб, тонко помазанный сливочным маслом. И если не кушала изможденная болезнью хозяйка, Грейс забывал про еду вовсе.
Лида Пегова умерла не сразу. Долго прощалась с мужем, больно дышала, слезы, обжигая впалые щеки, мешали и мучили. Она, превозмогая ревущую боль, погладила по шелковистой голове любимицу, и покинула грешный мир. На утро, ровно в пять сорок две, возле худенького тела любимой жены Ян нашел тельце не менее любимой собаки. Грейс лежала на скомканных простынях, положив стройную лапу на живот Лидочки. В миске черствел недоеденный хлеб, тонко помазанный сливочным маслом да пара кусочков сыра.
Мне ничего совсем от тебя не надо. Просто свет твоих глаз, от которого я почти ослепла при своем итак плохом зрении. Я вижу тебя, даже не видя: в пролетающих мимо птицах, проезжающей машине, дуновении ветра, снеге, давно наскучившим всем. Мне хочется быть для тебя не просто человеком, девушкой, другом. Держать за руку, когда тебе плохо. Мне хочется стать для тебя морем, которое ты так любишь. Ночной звездой. Золотой рыбкой. Камнем. Цветком. Не срывай только меня. Я знаю, что ты думаешь обо мне. Слащавость и приторность канули в Лету. Они для начальных классов. Мне отрадно знать, что ты просто есть. Работаешь, забыв поесть и попить сока. Мне важно знать, что твое сердце бьется спокойно и легко. Что ты больше не надрываешь душу сомнениями и распрями. Важно то, что ты родился для меня. Для нас. Мне ничего не надо от тебя. Знать, что тебе не жмут ботинки и галстук идеально подошел к сорочке. Что твоя мама здорова. Хотя нет. Прости, но снова побуду эгоисткой. На две минуты в день. Мне важно слышать от тебя слова: «Ты нужна мне тоже!».
Ольга Тиманова «Останься в моей голове»
По красному налету на ее щеках, Оскар понял, что она нервничает. Если и убегать, то под землю и навсегда. Рики-таково имя целомудренной, но темпераментной любовницы, была, что называется огонь и лед, сахар со стеклом, пьеса и ода в одном лице. Их познакомил случай номер триста шесть: бар в самом центре горячего столетия. Рики и Оскар слыли непонятной парой. Но так, безусловно, можно было сказать обо всех. Непонятная пара и случай номер триста шесть-любимые «позывные» влюбленных. Триста шесть-тату на запястье Рики. А бар- излюбленное место Оскара-талантливого ударника местной рок-группы.
По-настоящему они не были влюблены друг в друга, но внеземное притяжение так никто и не смог вовремя отменить. И мучаются люди, припадая к земле, кидаясь из крайности в крайности, ибо нечего пенять на Судьбу.
Они расставались еженедельно, ежечасно, не успев вовремя оттаять или снова «запасть». Они кричали о греховности совместного сожительства, чрезмерном увлечении табаком, громкой музыкой и чаем с корицей. Рики писала картины по наитию, просто сбрасывая лишнее из головы на волю. И шедевр плавно тек из одних рук в другие. Из Первой Галереи в Пятнадцатую. Овации, мужчины, цветы в горшках и без. Бездна эйфории и Оскар, вечно думающий за двоих. Не любивший пафоса и окружения. И вот сейчас, когда они ужинали на берегу озера, уехав ко всем чертям от людского потока, на ее впалых щеках гулял нездоровый румянец. Она брызнула ему в лицо соком, что-то прокричала на только лишь ей понятном языке и, сбросив белый сарафан, бросилась в зеркальную гладь озера. Он смотрел, как разрезая хрупкими руками воду, плыла только ЕГО ЖЕНЩИНА. Снилась ли Рики ему? Нет. Беременная мать, школьная любовь с с неряшливой прической, куча фанаток и вечный спокойный дом с белыми тарелочками и стиральной машиной. Когда он встретил юную художницу с немыслимой татуировкой, то удалил бесчисленные номера из телефона и переехал на другой конец города. Дабы не спугнуть то, что все привыкли называть СЧАСТЬЕМ. А оно у всех -разное. У Оскара -триста шестое.
Ольга Тиманова «Ангел в змеиной шкуре»
Горячий июньский воздух беспардонно трепал прическу, лез под сарафан и норовил ударить в спину. Девушка с подозрительно-странным именем Балма бежала по разгоряченному асфальту, спотыкаясь о невидимые камешки, подпрыгивала от приступов эйфории. Он наконец-то приедет. Наверное, он так и не простил ее за горячность и нетерпеливость, за маниакальную страсть и бесцеремонность. Ее, которая любила его так, что при одной мысли о возможном расставании, у Балмы случался нервный срыв, болели ноги, от которых он сходил с ума. Балма и ОН встретились восемнадцатого числа. В ноябре. Тогда воздух был таким же горячим и невероятным, как и сегодня. Несмотря на дожди и смог, воздух заколдовывал. Окрылял. В ЕГО глазах она читала многое: боль, страсть, маниакальную любовь, одолжение, хитрость. ОН никогда не звонил первым и не дарил ей цветов. Не потому, что был жадным. А Балма и не настаивала. Девушке с огненными волосами и лучистым взглядом было достаточно ЕГО взгляда. И поцелуя: скользкого, нежного, рваного, одуряющего. Смертельного. Один выстрел-о ОНА у ЕГО ног. ОН мало говорил. Часто исчезал, не предупредив. Не написав. ОН передразнивал ее и без того пугающую речь. ОН не делал комплиментов. Был строг и коварен. Но когда наступала ночь и город погружался в сонную негу, ОН становился другим. Ласковым и жалким, как щенок. Балма могла делать с ним все, что только захочет. Щипать за шею, больно оттягивая кожу. Царапать спину и проклинать. Оборотень засыпал у лодыжек любимой. Но наступало утро и ОН исчезал, плотно закрыв дверь в спальню, чтобы снова увидеть в телефоне ее пятьдесят пропущенных. И с новыми силами украсть для нее звезду…
Ольга Тиманова, «Оборотень»
Изба была слабо освещена. В углу стояла прялка. За ней сидела невысокая женщина с темной тугой косой. Колесо прялки сухо и тихо постукивало, этот звук убаюкивал младенца в плетеной ивовой люльке, что была подвешена под потолком.
А где-то рядом сидели невидимые Мойры - богини судьбы. Они втроем пели свою песню и отматывали из клубка жизней нить для маленького, безмятежно спящего, человека.
За окном выл ветер. В небольшие окошки избы ничего не было видно. Только синие январские сумерки опускались на деревню. Дымчатый кот лежал на лавке на разноцветной дерюжке и по всему его поведению было видно - мороз крепчает. Женщина, Марья, оставила свою работу и присела на лавку, стоящую под люлькой. Она медленно качала колыбель и что-то страстно шептала, не отводя взгляда от красного угла, где горела маленькая лампадка. Сегодня ее первенцу и единственному ребенку исполнилось пол года. Женщина молила высшие силы о том, чтобы они послали ее сыну долгую жизнь. Марья очень боялась за своего первенца. В июле, через несколько дней после рождения Ванюши, возвращаясь из церкви с мужем Петром, повстречали старую цыганку. Она догнала Марью и, взяв под локоть, тихо сказала:"Береги дитя от воды." С этого дня женщина потеряла покой. Ночью она вставала, чтобы посмотреть - дышит ли Ванюша. Днем из дома старалась не отлучаться и то и дело подходила к люльке. Марья пообещала себе, что сделает все, чтобы пророчество не смогло сбыться.
Прошло двенадцать лет. Марья с Петром и сыном Иваном теперь жили на другой слободе, подальше от пруда. По воду Марья ходила сама, Ване не разрешала. Далеко от себя не отпускала и на каждую просьбу о том, чтобы пойти поиграть с ребятами, мальчик получал отказ.
Иван вырос умным спокойным ребенком. Молчаливый, он никогда не задавал ни матери, ни отцу вопросов о том, почему родители так самозабвенно ограждают его от окружающего мира. Иногда Марье казалось, что сын сам знает ответ на этот вопрос.
В тот июль сердце Марьи постоянно замирало. Оно предчувствовало беду, но не знало откуда она придет.
День выдался знойным. Солнце уже в зените, все вокруг гудело от стрекота кузнечиков. В воздухе повисло марево, казалось он колышется, как это бывает над пламенем костра.
В такую жару Ване очень хотелось поплескаться в воде. Хотелось этого и его единственному другу - собаке Чапе. Но она преданно лежала у ног мальчика, прикрыв глаза и не подбивала его на прогулку за ворота дома. Марья была занята ягодами во дворе. Иван украдкой подошел к ней и мать без слов поняла просьбу, застывшую в карих глазах. Ваня просил отпустить его на пруд, хотя бы посмотреть на воду, а не купаться. Сегодня ведь его именины! Марье было очень жаль сына. Она понимала, чего лишен ее мальчик в этой жизни. Собрав все силы, ответила отказом, но пообещала, что завтра они все вместе с самого утра пойдут на пруд. Иван разочарованно побрел прочь, держа в руках тонкую ветку и чертя ей на песчаной сухой земле какие-то неведомые знаки. Мальчику и собаке предстояло провести остаток дня у покосившегося старого сарая, в тени его крыши. Они там часто любили сидеть и мечтать: Ваня о лугах и реках, что он когда-то увидит, а Чапа… у нее, наверное, были свои мечты.
Перебирая ягоды, Марья размышляла о том, что завтра они с Петром обязательно поведут сына купаться. Не отойдут ни на шаг и тогда ничего дурного не случится, беда пройдет мимо. Размышления женщины прервал вой Чапы, доносившийся из-за старого сарая. Прибежав туда, Марья увидела, что ее мальчик лежит без дыхания. Обнимая большой, поросший мхом, камень, закрывавший оголовок старого высохшего колодца.
…Он разлюбил ее как-то странно, подарив незабываемую ночь любви и написав новый номер телефона на клочке тонкой бумажки. Она разорвала клочок на сотни мелких квадратиков, выпила димедрола и погрузилась в неспокойный сон.
Он ушел в ночь, когда трамваи уже перестали ходить, а такси, проезжающие мимо, нагло призывали сесть на переднее сиденье и закурить. Он раз-лю-бил ее. Невозможно быть с той, у которой на уме только адюльтеры, эскимо, шампанское и Бальзак. Которая звонит в четыре утра и просит сказать ей что-то сиреневое и страстное. Которая при каждом удобном и неудобном случае напоминает ему про свою первую любовь в загородном клубе под музыку Джо Кокера со всеми подробностями. До того случая Алик думал, что ревность-не его конек. Ошибка вышла боком. И для нее, и для него. Он долго тогда просил прощения, задаривая фианитами и трюфелями. Бес! А что она? Смеялась как всегда, закусывая нижнюю губу, вызывая непреодолимое желание наказать и пожалеть. Дура! Нет. Разлюбил. Он бежал по скользкой мостовой. В баре, на углу Лучезарной улицы, мужчина выпил залпом виски со льдом и затянувшись сигарой, вспомнил о глазах. Ее. Больших и зеленых. Как можно было любить ее зеленые и большие глаза, в которых стоял холод, тлел зной и вертелась наглость? Разлюбил и точка! Он оставил ей номер просто так. Мало ли что случится с этой ненормальной. Попадет в аварию на своем розовом драндулете, утопит телефон или прихватит вирус. Жалко ж. «Ненавижу ее. Себя. Все зеленое" - вертелось в голове у Алика.
Только пока в его холодной руке тлела четвертая сигара, он судорожно набирал знакомый номер. Она ответила, как и всегда, после десятого. Или сто десятого гудка. Ненавижу!
Мостовая была по прежнему сырой и темной. Дождь приятно слепил в лицо. Молодой мужчина в разорванном плаще быстро бежал, забыв про гордость и бумажник, оставленный в баре. В доме номер четырнадцать, на десятом этаже в пятьсот первой квартире его ждала она. Войдя - почти неслышно - в спальню, он прижался к ней мокрым телом, и одурев от наслаждения, жадно впился губами в шею. …
Ольга Тиманова. «Точка возврата», 2018
Я умру, а ты и не заметишь…
Тебе все скажут, а ты лишь посмеёшься…
А когда уже совсем меня не встретишь…
Будешь ты искать меня в прохожих…
Спросишь у друзей у наших общих…
А они в ответ «Она ведь умерла… "
Ты присядешь тихо на колени…
И лицо рукам закрывая…
Будешь плакать и винить себя… А потом ты встанешь… Ты пойдёшь тихонько по аллее… Набирая номер телефона… А в ответ услышишь лишь одно ты „Телефон абонента выключен или находится вне зоны действия сети“… А потом те длинные гудки… Ты позвонишь друзьям… Ты спросишь „где её могила?“… А они в ответ твердят одно и тоже"Она в записке написала, что не хочет, чтоб ты к ней ходил… И очень просит:"Береги себя!!!"Забыть её попробуй…» Ты закуришь нервно сигарету… Ты пойдешь туда где с нею был в последний раз… Ты посмотришь фотки где вы вместе были… И ты будешь её долго забывать… Теперь нужна она тебе одна… Ты ищешь ей подобных, но всё бесполезно… Вспоминая всё, что с вами было… Ты сидишь, ты смотришь в даль не отрывая глаз… Ты в небо смотришь со слезами на глазах… Ты говоришь с ней, а она ведь не ответит… Когда была жива, она не нужная тебе была… А вот сейчас, когда уже всё… Поздно… Её нету… Ты вспомнил про неё… Её ведь не вернуть назад… Чтоб было всё как раньше… Но если б можно было «Ты б её ценил?» Теперь ты будешь лишь смотреть на её фото… Она теперь лишь ангел для друзей, родных, и близких для неё людей… Хотел сказать ей что-то… Но сейчас уж поздно… Ты только помни, что тебе она сказала при последней вашей встрече… «Пожалуйста не надо пить так много!!! Курить ты тоже меньше начинай… Надеюсь ты услышал, что сказала… «А ты лишь посылал её и обзывал… Когда тебе бывало плохо одному… Она с другого конца города к тебе, и ей не важно было «Сколько время?» Ей было важно «Что сейчас с тобой!?» Когда она тебе звонила, говорила, что ей плохо… Ты лишь одно ей отвечал всегда «Я занят! Перезвоните позже…» А ты забудь её… Тебе ведь не так сложно… Она не даст тебе упасть да же сейчас, когда её нет рядом… Она твой ангел… С большим сердцем, и красивыми глазами… Ты забывай её… Тебе это поможет… Она так хочет, чтоб всё было хорошо… И смотрит за тобой она… Ты это помни…
Убежать нельзя остаться.
Календарь перебрасывал даты слева направо быстро, четко, резко. Чай не хотел упрямо остывать и дорога на работу вызывала у Олега только отвращение. Конечно, работу он обожал: всю жизнь стремился стать тем, кем мечтал с самого первого дня совершеннолетия. Красивые лица, красивые пейзажи, красивые места всех уголков земного шара. Должность фотографа в престижном журнале-верх мечтаний Олега Яснопольского. Он окунулся с головой в новый мир впечатлений, терпких духов, шикарных мужчин и женщин, заковыристых надписей, надушенных галстуков, быстрых обедов и встреч. Судьба преподнесла ему второй подарок на его тридцатилетие. Первый-жену Аришку. Изумительную брюнеточку с синими-синими глазами. Она, миниатюрная копия Мэрелин Монро, пришла к ним в редакцию с кучей бумаг из банка. Тонкая, светлая, умная. Олег предложил ей пообедать, потом отвез в парк развлечений, фотографировал ее губы и целовал в пухленькую мочку правого ушка. Ариша влюбилась в талантливого фотографа, как кошка. Сама предложила стать ее мужем и переехать в квартиру, которую на день рождения подарил ей отчим. Олег, как сильный и независимый мужчина, отказался от дивного подарка. Квартиру они снимали. Потом, он и сам позволил себе приобрести скромное, но бесконечно уютное жилище почти в самом центре города. Окна просторного зала выходили аккурат на центральный парк, где круглый год влюбленные парочки назначали друг другу свидания. Олег именно там, в парке, под раскидистым кленом, сделал Арине предложение руки и сердца. Весною Ариша стала Яснопольской. Свадьба была скромной. Обычной. Свадебное путешествие легким и простым-на берегу Азовского моря с кучей бессонных ночей и фруктов.
И, казалось, что еще нужно крепкому мужчине для счастья? Любимая работа и любимая жена. Любой был бы рад, имея хотя бы одно из двух составляющих. И Олег, вне сомнений, был искренне рад. Завтракать с любимой и красивой женою на кухне под песни Луи Армстронга, заезжать за нею после работы и дарить неожиданные подарки, принимать из нежных рук отглаженную рубашку, обнимать и слышать шепот осеннего дождя перед сном.
ОНА пришла к ним в редакцию ровно в девять утра. Опаздывать, как и говорили, ненавидела, как и ненавидела пошлости, не профессионализма, хамства и вранья. Лера Мейхер была начинающей, но уже перспективной моделью. Трудяга, спортсменка. фанатка футбольной команды и ярая противница вегетарианства. Девушку со звучной фамилией направили прямиком в студию к Яснопольскому. Проект журнала должен запуститься уже на будущей неделе. Яснопольскому поручили довести дело до ума. Сдать фото проект через месяц, дабы не подставить ни шефа, ни спонсоров, ни заказчиков, ни редактора, ни саму Мейхер.
Лера была невысокого (для модели) роста, с точеной фигуркой, волнистыми волосами цвета весеннего солнца, с золотистой кожей и вечными розовыми губами. Олег, конечно, не раз видел ее фотографии на обложках газет и журналов, афишах и буклетах. но на них Лера была не такой. как в жизни. Искусственной что ли. Накрахмаленной.
Она появилась на пороге его студии в строгом черном костюме: узких брюках и блестящем жакете. Губы, как всегда, отдавали кукольной розовостью, духи моментально окутали все студийное пространство, а ее серые глаза, как магниты, притянули взоры всех находящихся в пространстве.
- Всем привет, господа!-Лера белозубо улыбнулась и без разрешения плюхнулась в огромное кресло у зеркала.
Олег, покраснев, тихо поздоровался и сказал, что ровно через десять минут готов обсудить все и вся с популярной госпожой Мейхер. А пока она может пройти в бар и заказать кофе.
Бар «ОДИОН» расположился напротив редакции. Небольшой, но после двух дня в нем почему-то собиралось много народа. Хотя обеденный час подходил к концу. Олег и Лера заняли дальний столик. Яснопольский не раз ужинал и обедал здесь с коллегами. Ароматный кофе с настоящими французскими круассанами располагал к самой дружественной беседе.
- Я ужасно голоден, Валерия, - спокойно, но твердо сказал Олег,-Вы что-то будете кроме кофе?
Лера с любопытством разглядывала высокого мужчину. Вроде бы и держится уверенно и смотрит прямо в глаза. А она чертовски не любила, когда отводят взгляд. Но этот красный румянец на гладко выбритых щеках и чуть дрожащие пальцы… Странные ужимки. Лере нравился этот Яснопольский. Она познакомилась с его работами недавно. Куча журналов в ее гримерке позволили за час узнать его стиль и манеру в работе. Яснопольского отличало умение выделять в моделях главное. И это были не только длинные ноги и большая грудь. Он через свет и игру теней передавал главное: харизму и очарование того, к кому на все время съемок или проекта относился с невероятным уважением. Почти любовью. Был строг, упрям, но великодушен и очарователен.
-Олег, если Вы позволите, перейдем на «ты». Не бесцеремонно?-и Лера, игриво облизнула розовый рот
-Нисколько, Лера, я только «за». Демократично и раскованно, на мой взгляд.
Олег поднял на нее глаза. Перед ним сидела та, которую недавно он видел во сне. Сны не снились ему давно. Лет десять, пятнадцать. Последний - об отце, который рано покинул бренный мир. А четыре дня назад, он заснул раньше обычного. И сон, странный и неяркий, врезался в память определенными, но запоминающимися деталями. Девушка с серыми глазами бежала за самолетом. Самолетом был Олег. Он хотел от нее убежать. Но она, уцепившись руками за крыло, неслась по горячему воздуху за ним. Потом девушка летела вниз, он несся за ней и подхватывал в этом самом горячем воздухе. Они приземлялись на волны. И… он просыпался.
Лера продолжала улыбаться. Но именно в эту секунду, в маленьком баре, он понял, что его жизнь моментально разделилась на «до» и «после». Лера Мейхер-красивая модель с обложек многочисленных журналов, стала его главной головной болью. Сладкой, мучительной, манящей.
- Я буду салат и пиццу,-громко оставила девушка заказ полошедшему официанту.
- А Ваш спутник, леди?-официант обратился к Олегу.
-А спутник разделит со мною мой выбор, - и она весело подмигнула обоим мужчинам.
Молодые люди молча ели пиццу, запивая почему-то холодным кофе. Лера бестактно разглядывала руки и лицо Олега. А он, как нашкодивший школьник, прятал лицо за чашкой капучино. Беседа не клеилась. Но проект не ждал. Поэтому инициативу взяла на себя Лера, забыв на время порывы души и тела.
Первая съемка была назначена на понедельник. Два дня выходных пережить Олегу почти не удалось спокойно. Он срывался на ни в чем неповинную жену, бросил трубку при разговоре с матерью. закрылся на три часа в спальне и долго слушал песню, которая звучала в тихом баре с плотно занавешенными шторами и холодным кофе:
Она придет, не спрося никого,
как птица влетит темной ночью в окно,
нарушится сон, пропадет аппетит,
любовь -это сердце поет и болит…
Ариша не понимала ровным счетом ничего. Но не лезла к мужу с расспросами, боясь огорчить словом или ненужной заботой. Творческие люди, как огонь, вода и медные трубы одновременно. Сама она, рассудительная и тихая, чаще предпочитала слушать и молчать. Олег мог часами рассказывать ей о проектах, фильмах, съемках и семинарах. Ариша увлеченно слушала, гордилась талантливым мужем и с любовью готовила ему на ужин жареный сыр. Олег заботливо приносил ей любимые синие розы, встречал с работы и укутывал пледом вечно холодные ноги. Звал ее «Ледяная принцесса», нежно обнимал и погружался снова в мир фотографий и глянца. Но суббота и воскресенье стали для Арины двумя днями мрачной тишины и подавленного гнева. Она не знала, что превратило ее веселого, хотя и чересчур эмоционального мужа, в человека бегающего по дому с телефоном в руке, тридцатый раз слушающему песню «Любовь» в исполнении бездарной певички.
Олег понимал всю комичность ситуации. Бедная Арина. «Ты не в чем не виновата, моя «Ледяная принцесса». Сообщение от Леры будоражило его и без того воспаленное воображение: «Ты мне нравишься!». Господи! Детский сад, ей Богу! Он, как дурак, перечитывал его снова и снова, стараясь угадать интонацию. с которым она написала и отправила его. Черт же дери, Олег! Да ты ж у нее наверняка и не единственный милый! Олег щипал себя за кожу, выбегал в ванную и долго мыл лицо холодной водой, пытаясь отогнать нахлынувшую страсть. Но кому помогла холодная вода? Он налил себе холодный кофе и, закрыв глаза, с трепетом и болью вспомнил серые глаза в обрамлении необыкновенных волос. Мейхер!
Они стали встречаться каждый день. Помимо выматывающих съемок, Олег и Лера назначали друг другу свидания с пугающей манией. В темном переулке в десять вечера. В кино, когда ему нужно было забирать тещу из больницы. В ресторане на краю города, где жила его сестра. Они словно играли с Судьбою. Но не могли остановиться.
- Я люблю тебя, Яснопольский,-Лера по привычке облизывала розовый рот и обнимала его жестко и легко одновременно.
- Я люблю тебя, Мейхер,-он закидывал ее голову назад и впивался с розовые губы надолго.
Называть друг друга по фамилии, обниматься в местах, где их мог встретить любой и каждый, стал их дурацкой привычкой. Но у любви свои законы. И нарушать или не нарушать - решать двоим.
Естественно, Арина все узнала. Надо отдать ей должное. кричать и размахивать руками со склочностью деревенской бабы она не стала. После его признания, Арина почему-то долго смотрела в глаза мужа. Взяв за руку, пожелала счастья и уехала к матери. Олег оставил ей квартиру, но жить в доме, где еще пахло ИХ счастьем Арина Яснопольская не могла. Олег просил простить его. Но любовь к дерзкой модели со звучной немецкой фамилией накрыла его так, что если ему предложат отдать двадцать лет жизни за нее. Отдал бы, не раздумывая. Страсть, прихоть, похоть. Как угодно. Он не мог жить уже без серых лукавых глаз, холодного кофе по утрам и ночам, ее поцелуев.
Проект прошел «на ура». Буря эмоций, оваций. Награды и премии. Олег Яснопольский не зря проводил сутки на работе, желая представить Мейхер Валерию так, как никто и никогда не представлял ее доселе. Слава, не очень знакомая ему ране, накрыла моментально. Лера и Олег купались в цветах и автографах. Успех они отметили вдвоем. В ее доме. Дом, как и сама Лера, был ярким и звучным: куча картин, минимум мебели. большие окна без штор, черные кресла на белых коврах. Они любили друг друга неистово, словно боялись расстаться даже на миг, когда звонил ее или его телефон с очередным приглашением на интервью.
-Ты женишься на мне когда-нибудь, Яснопольский?,-Лера тесно прижималась к его плечу и игриво кусала в руку.
- Обязательно, Мейхер!,-он целовал ее в нос и страстно прижимал к груди.
Совесть мучила Олега долго и муторно. Перед Ариной, матерью, сестрой, да перед самим собою. Но кто виноват в том, что Судьба подарила ему истинное счастье именно тогда, когда он думал что уже счастлив?! Как долго он может корить и винить себя в том, что девушка из его снов стала реальностью? И вот она сидит рядом с ним, красивая и успешная, высокомерная и ранимая, но ЕГО. Каждый заслуживает счастья. Лера, Ариша, он. И что делать тому, кого оставили. И тому, кто оставил тоже? Самолет летит дальше. Садиться или нет-решать каждому. Он попросил у жены развода. Она, к его удивлению быстро согласилась. С их последней встречи прошло почти три месяца. Он писал ей сообщения, писал на почту. Она кротко отвечала. Значит, все не так плохо. Он был уверен, что боль пройдет. И его, и ее тоже. Убежать нельзя остаться. Запятую, как принято говорить, каждый поставит там, где захочет. Ибо любить, значит жить. А его жизнь заключается в девушке с мужским именем Лера, в серых глазах которых он тонул каждый день. И решено-убегает он точно с нею.
Я к тебе приду среди ночи,
мокрый.бледный, почти нездоровый.
А сколько ж еще многоточий
скользящих, таящих, суровых?
Люблю тебя истово, чудо
мое. Будь со мною навеки.
Бежать? Если только отсюда,
где плачем наполнились реки.
Ольга Тиманова
Начало 70-х годов, мы проводим первую большую международную конференцию с участием многих известных ученых. Большинство из них приехало впервые в СССР, и им, естественно, хотелось посмотреть достопримечательности. Сам я родом из маленького русского городка на Волге. Дай, думаю, свожу своих коллег на свою малую родину, заодно и на могилу к родителям загляну. Взяли мы институтский РАФик (рижская автомобильная фабрика - была тогда такая) и поехали. Не мне вам рассказывать про бедные домишки на обочинах, заборчики, женщин и мужичков в непонятных одежах на завалинках. Да и сама моя Родина встретила колдобинами, лужами, очередями в магазинчики. Зато был выходной день, какой-то праздник типа сбора урожая, на площади у каланчи пожарной настраивался оркестрик местной музыкальной школы.
Десяток ребятишек со скрипочками, баяном и гитарой. Их девчоночка руководитель что-то сказала зрителям, и оркестрик заиграл. До сих пор перед глазами лица зарубежных коллег. Шок, удивление, восторг, недоумение - как, здесь среди луж, пьяненькой публики, ленинских портретов, вдали от цивилизации - и вдруг звучит Астор Пьяццолла! Детский оркестрик! И как звучит - облупленный баян вместо бандонеона! Как они обнимали ребятишек и девочку дирижера! Откуда здесь в глухой провинции «Перламутровый концерт»? Девочка руководитель - звали ее Маша Подоксик (потому и запомнил ее имя) - сказала, что у нее отец-радиолюбитель записывает на магнитофон музыкальные передачи разных стран, а она понравившееся разучивает с учениками. На слух. И очень любит Пьяццоллу… На обратном пути мои иностранные коллеги о чем-то долго шептались, что-то писали в блокнот, потом попросили проверить, правильно ли они записали адрес и фамилию девочки-дирижера…
…"ее руки были холодными и тонкими, как лезвие ножа. Он любил целовать кончики ее пальцев, нос, губы. Она весело хохотала, откидывая рыжие волосы назад. Любовь грела и разрушала эту странную пару по очереди: ОН. Потом ОНА. Без него Лора почти не могла. Он мог, но намного реже. Убивая и рождая любовь, Лора и Максим, заново пытались начать все сначала: цветы, признания, неправдоподобные уколы совести, взрывы ревности и неуемная страсть везде и всюду.
- Снова с ним была?-он замахивался на нее в порыве гнева, заламывая холодные руки любимой больно и жестоко.
-Нет, - еле хрипло шептала она, но в глазах весело и яростно плясали черти: победа за нею. Он взбешен!
Тогда он сгребал ее в охапку, нес на седьмой этаж, ногою выбивал дверь и одетую бросал на кровать.
Тогда и казалось влюбленным, что именно в эти восемнадцать, тридцать, сорок минут и начинается их настоящее. Громы и молнии над головами и даже мировое наводнение не было помехой.
Лора и Максим упивались собою открыто и пошло, целомудренно и тайно одновременно.
Когда он уходил, даже за хлебом, она проклинала его дико и почти по-ведьмински жестко. Он обещал подумать над ее поведением и снова пропадал. А Лора, превозмогая гордость и уныние, звонила по ночам, умоляя вернуться за брелком на кухне.
Разрушая друг друга, они вновь и вновь обретали свое Я. И ничто не могло заставить двух безумно влюбленных в себя и друг в друга жить по иному. Да и не надо, раз от страсти и до страсти всего лишь один брелок на кухне…"
Ольга Тиманова «У океана двойное дно»
*** Женщина покупает зелень.
- Сколько стоит пучок петрушки?
- Пятьдесят копеек.
- А пучок сельдерея?
- Пятьдесят копеек.
- А сколько пучок петрушки и пучок сельдерея?
- Гривна двадцать.
- Позвольте, - возмущается женщина, - как это получается? Пучок петрушки - пятьдесят, пучок сельдерея - пятьдесят, а вместе два пучка - гривна двадцать! Откуда еще двадцать копеек?!
- А вы считаете, что мимолетная близость уже совсем ничего не стоит?
*** Табличка на весах: «Вес, в принципе, точный!»
*** - Почем ваша курочка?
- Это не курочка. Это петушок.
- То-то я смотрю, он такой утомленный.
*** - Товарищ продавец, я купила у вас яйца. Вы сказали мне, что они домашние, а они совсем не домашние!
- А какие они по-вашему?
- Какие угодно, но только не домашние!
- А что, вам Украина - уже не дом родной?
*** Женщина покупает поросенка. Около часа его крутит, вертит, нюхает,
раздвигает ножки, нажимает на животик, заглядывает под хвостик, чешет спинку. Продавец долго смотрит на происходящее, а потом так спокойно говорит:
- Мадам, если вы хотите его реанимировать, то уже попробуйте рот в рот, а то он так у вас не оживет.
*** Дама, указывая на некий экзотический фрукт, спрашивает у продавца:
- Скажите, а сколько это стоит?
- Пять гривен.
- Скажите, а как это называется?
- Не знаю.
- Ну, вы же должны знать! Вы же продавец!
- А я не знаю.
- Ну, назовите его как-нибудь!
- Как - «как-нибудь»?
- Ну, как хотите!
- Ну, как, например?
- Ну, хоть морковка!
- Ну, морковка!
Дама задумчиво смотрит на экзотический фрукт:
- Нет, за такую цену я морковку брать не буду.
*** Объявление по репродуктору: «Граждане продавцы! При обвешивании соблюдайте рамки приличия!»
*** К прилавку подходит темнокожий.
Продавщица:
- Я уже знаю, что вы хотите! Вы хотите кило бананов!
- Почему кило бананов?
- Вы - негр, значит вам надо кило бананов!
- Я не негр. Я - мулат.
- Ну, возьмите тогда полкило.
*** Женщина покупает картошку. Продавец взвешивает.
Женщина:
- А на «поход»!
Продавец кладет сверху одну картофелину.
- А еще немного на «поход»!
Продавец кладет еще одну картофелину.
- Ну, еще хоть одну на «поход»!
Продавец:
- Послушайте, мадам, вы что, в поход одна пойдете или всех своих родственников прихватите?
*** Женщина покупает поросенка.
Продавец:
- Женщина, вы его понюхайте! Он же пахнет, как живой!
*** Покупатель:
- Почем?
- Гривна пятьдесят.
Покупатель морщится.
Продавец:
- Ну, чтобы взять, то гривна двадцать.
Покупатель:
- А гривна пятьдесят - это что, чтобы не взять?
*** Объявление по репродуктору: «Граждане! Если вы из чистого любопытства хотите узнать, на сколько вас обвесили, то это вы можете сделать на контрольных весах. Показанный ими точный вес вас неприятно удивит!»
*** Рыбный ряд.
Продавец:
- Женщина, что вы думаете! Берите! Живой карп! Пять минут назад только плавал!
- А почему он не двигается, и жабры у него какие-то бледные?
- Мадам, это он застыл и побледнел от волнения при виде вашей ослепительной красоты!
*** Молочный корпус.
- Это сметана или сливки?
- А что вам надо?
- Сливки.
- Ну, тогда это сливки.
*** Покупатель:
- А почему у вас с той женщиной куры одинаковые, а ваши на столько дороже?
- Это не у меня дороже, это у нее дешевле! Это потому, что у нее куры старые и сами умерли.
- И что - это правда?
- Ну, не совсем, чтобы правда. Но я вам, как родному скажу: это моя подруга, мы поссорились, и я так вам говорю и такую цену держу, чтобы у нее ничего не покупали.
- Так и у вас же с такой ценой никто ничего не купит!
- Ну и что?! Зато и у нее никто ничего не купит!
*** Женщина выбирает колбасу. Продавец советует:
- Сударыня, вы ее понюхайте! Это же не колбаса! Это же духи!
*** Возле ряда солений женщина продает детские рейтузы.
Подходит покупательница.
- Мне такие красненькие, на мальчика.
- А сколько лет мальчику?
- Восемь.
- Вот эти на восемь.
- Но он большой у меня. Выглядит на десять.
- Вот эти будут на десять.
- Но зачем ему на десять, если ему восемь.
- Тогда берите эти. Они на восемь.
- Но зачем ему эти на восемь, если он выглядит на десять.
Продавщица долго смотрит на покупательницу:
- Мадам, вон видите, старичок продает свистки. Так идите и купите. Это будет вашему мальчику и на восемь лет, и на десять лет, а, может, и на всю жизнь, если ваш сынок такой же ненормальный, как и его ударенная мамаша!
(Это еще не все). Сбоку подходит другая покупательница, постарше:
- А на пятьдесят шесть у вас есть?
- Вы имеете в виду пятьдесят шестой размер?
- Нет, на пятьдесят шесть лет. Мужу.
- Знаете что, женщина. Мне кажется, что вам стоит поторопиться, потому что тот старичок со свистками уже уходит, и вам уже может не достаться!
*** Табличка воле продавца колбасы: «Господа попрошайки и бомжи! Помните: бесплатная колбаса бывает только на мясокомбинате и то, если вы там работаете!»
*** - Скажите, этот арбуз херсонский?
- Херсонский.
- Так я был недавно там, так все арбузы еще неспелые!
- Ну и что?
- Как - «ну и что». Этот ваш «херсонский» арбуз хорошо пахнет турецким базаром!
- Ой, успокойтесь, ради бога! Ну, сколько там от той Турции до того Херсона!
*** Рыбный ряд. Продавщица торгует угрями. Возле прилавка стоит женщина с невеселым взглядом.
Продавщица:
- Женщина, почему вы такая грустная? Что, неприятности в семье? Что, муж - сволочь? У меня тоже - сволочь! Так я вам от этого скажу один рецепт. Я им всегда пользуюсь, и мне очень помогает. Слушайте: покупаете у меня угря, приходите домой… Как зовут мужа? Вася? Хорошо! Пусть - Вася! Называете угря Васей, кладете его на раскаленную сковородку и смотрите, как он, сволочь, извивается! Очень помогает.
*** Объявление по репродуктору: «Граждане приезжие! Если на нашем рынке у вас вытащили кошелек с деньгами - не огорчайтесь! Это у нас бывает».
*** Разговаривают две женщины.
- Послушайте, оказывается «Привоз» - экстремальное место!
- Это почему?
- Так сказали мои родственники с российского Нечерноземья после того, как я сводила их на «Привоз».
- Я сейчас угадаю. Сильно воруют?
- Нет.
- Обвешивают?
- Нет.
- Некачественные продукты?
- Снова нет.
- Так почему же?
- После получасовой прогулки вдоль колбасного ряда мужа двоюродной сестры еле удалось откачать!
- Что же случилось?
- Чуть не захлебнулся слюной!
*** По «Привозу» идет тучная дама, а в двух шагах за ней плетется с огромными сумками худосочный муж. За хлястик одной из сумок держится, болтаясь в разные стороны, ребенок.
Мужчина:
- Сынок, поверь моему горькому опыту: никогда не женись!
Ребенок долго думает, ковыряясь пальчиком свободной руки в носу, а потом резонно спрашивает:
- Папа, а с кем я тогда буду делиться своим горьким опытом?
*** Объявление по репродуктору: «Внимание, граждане покупатели! На территории рынка „Привоз“ введена новая услуга. Малое предприятие „Нежность“ окажет вам почти безвозмездную помощь в возврате недовеса исключительно за половину этого же недовеса!»
*** Женщина продает «голубых» раков. Рядом стоит молодая покупательница и долго смотрит, как они шевелятся.
Продавщица:
- Дама, что вы думаете? Надо брать!
- Ой, даже не знаю! Никогда не ела именно «голубых» раков!
- А что вас смущает? Их ориентация? Так в кипятке они ее быстро поменяют!
- Вот я стою и думаю о своем молодом человеке: насколько все-таки с этими раками проще!
*** Покупатель очень долго выбирает, перебирает, вздыхает.
Продавец решил помочь:
- Мужчина, ну что вы такой нерешительный?! Уже или берите, или покупайте!
*** Колбасный ряд.
Продавщица:
- Мужчина, что вы каждый день ходите по всему ряду, пробуете и ничего не покупаете? Вам что - ничего не нравится?
- Нравится.
- Так у вас, наверное, денег нет.
- Есть.
- Так в чем же дело? Покупайте!
- А зачем?
- Как - «зачем»? Ну, чтобы покушать!
- А я что делаю?!
*** Продавец с вязками сушеных грибов.
Женщина:
- Грибы из Чернобыля?
- Да вы что? В Чернобыле из-за радиации они большие, как лопухи, а эти маленькие, аккуратненькие.
- Ну, давайте.
Берет, платит, уходит.
Продавец, задумчиво глядя на грибы:
- Да, чернобыльские грибы большие, как лопухи… Но, если их нарезать кусочками!
*** Вдоль столов идет мужчина с длинной палкой в руке, на которой висят огромные бюстгальтеры.
Мужчина:
- Бюстгальтеры для женщин! Бюстгальтеры для женщин!
Проходящая мимо женщина с огромными сумками:
- Да, как сейчас эти мужики жрут, то я не удивлюсь, если скоро появятся бюстгальтеры для мужчин!
*** Тот же мужчина - продавец бюстгальтеров:
- Бюстгальтеры всех размеров! Бюстгальтеры всех размеров!
Женщина:
- Почему вы говорите, что у вас бюстгальтеры всех размеров, а есть только одного и такого большого?
- Так в него же все размеры помещаются!
*** Мужик-алкаш, чуть покачиваясь, стоит рядом с женой. Мимо проходят два бизнесмена. Один, набирая номер по мобильному телефону, спрашивает у другого:
- Какой код Киева?
- Ноль сорок четыре.
Мужик, услышав это, говорит с вызовом жене:
- А ты на меня «наезжаешь»: «Алкаш! Алкаш!». Ты слышала! Уже целые города кодируют!
*** Продавец продает яйца, на вид явно куриные:
- Страусиные яйца! Покупайте страусиные яйца!
Подходит покупательница, берет в руку одно яйцо и долго его рассматривает:
- Что, действительно страусиное яйцо?
- Или!
- А почему такие маленькие?
- А это порода такая.
- Какая?
- Страус-пигмей!
*** Продавщица очень маленького роста приходит в обновке и демонстрирует ее подругам:
- Девочки, ну как я вам?!
- Ленка! Ты вообще! Прямо как ранняя молодая картошечка!
- Что, такая же классная?
- Не-а! Такая же мелкая!
*** Мужчина продает сантехнику:
- Краны! Прокладки! Краны! Прокладки!
Подходит интеллигентная женщина «бальзаковского» возраста:
- Простите, мужчина! А они у вас с крылышками?
- Что с крылышками?
- Ну, прокладки.
- (устало) Ага! С крылышками… И краны с пропеллерами!
*** Вдоль столов идет наркоман «под кайфом». Останавливается, медленно приседает, «улетая» куда-то. Приходит в себя и опять медленно идет. Останавливается возле мужчины, продающего круги макухи, и с удивлением спрашивает:
- О, это что за колеса?!
- Это не колеса, это макуха!
- Как, как?
- Макуха!
- Мак-уха?! Ну ты приколист! Ты бы еще героинуху продавал!
*** Женщина - продавец веников. Не замечает стоящего рядом милиционера:
- Веники! Покупайте веники! Легким и ненавязчивым движением руки вы можете при помощи веника быстро избавиться от любого мусора! (увидев разозленного милиционера, быстро растворяется в толпе.)
*** Мужчина:
- Медвежья шапка! Абсолютно новая натуральная медвежья шапка!
Подходит женщина:
- Мужчина, вы говорите, что новая, а она вся в дырах!
- Это дыры не от старости, мадам!
Женщина язвительно:
- А от чего?
- От пуль!
*** Мужчина:
- На этом «Привозе» какой-то прямо-таки жуткий матриархат!
Женщина:
- Ой, прямо-таки все женщины вас обижают!
- Почему «обижают»?
- А почему тогда - «жуткий матриархат»?
- Ну, жутко матерятся!
*** Цыганка:
- Красивый! Позолоти ручку!
Мужчина, кладя ей в руку деньги, спрашивает:
- А как тебя зовут?
- Соня! (и, увидев милиционера, вместе с деньгами быстро исчезает в толпе.)
Мужчина задумчиво:
- Наверное, именно так в Одессе появилась Сонька-Золотая Ручка.
Привоз! И так отчетливо бьется сердце Одессы, и в унисон ему бьются наши сердца! И Тещин мост, и Горсад, и море так неотъемлемо искренни и преданны в этом созвучии! И так хочется, чтобы ничто не нарушило это святое единение!
Храни тебя господь, Одесса!
- И мы еще жалуемся? - спрашивал, бывало, Лева Рыжак собравшихся за столом, когда общий стон по поводу непомерно тяжких налогов начинал заглушать треск раскрываемых устриц и хлопанье пробок шампанского «Дом Периньон». - И нам еще что-то там тут не нравится?! Да. Нам пока нелегко. Мы, например, не можем еще открыто говорить, где мы берем свои деньги, но зато мы уже можем открыто их тратить! Мы выходим на улицу, оглядываемся по сторонам и видим, что можем свободно купить все, что вокруг нас стоит или движется! Или это уже не прогресс? Или это не то, за что боролись всю свою жизнь лучшие умы человечества? Вы вспомните, что мы имели раньше, ну, в смысле естественных прав хорошо обеспеченного человека? Сплошные же нарушения!
И тут Лева обычно рассказывал всем историю, которая вкратце выглядела примерно так.
Лет пятнадцать назад Лева Рыжак, тогда еще молодой, но уже известный всему городу подпольный маклер, вернулся с работы и чуть не зарыдал на плече у жены.
- Рита! - говорил он. - Сегодня в нашем дворе я видел ужасное: вдову Грудиновкер, нашу соседку, вынесли из ее квартиры и увезли туда, откуда еще никто не возвращался. В реанимационное отделение еврейской больницы!.. Неужели мы потеряем ее - такую светлую, чистую?.. Такую большую!..
- Ты имеешь в виду вдову Грудиновкер? - спросила его жена.
- Я имею в виду ее квартиру! - ответил Лева. - Мое сердце этого не выдержит!
- Но что же мы можем сделать, Лева? - спросила жена. - Мы же не имеем к этой квартире ни малейшего отношения!
- Пока не имеем. Но у меня есть план, Рита. И ты обязана c ним согласиться! Иначе… Иначе произойдет самое страшное, что ты только можешь себе представить!
- То есть, что?! - испугалась Рита. - Ты отойдешь в мир иной вместе с вдовой Грудиновкер?
- Хуже! Квартира вдовы Грудиновкер отойдет государству!
Потом Лева еще что-то долго и страстно говорил жене на ухо, но этого уже никто не слышал. Зато через какое-то время его видели в сберегательной кассе, где он снимал с книжки все, что на ней было. А через час он уже разговаривал с врачом еврейской больницы.
- Доктор! - говорил Лева. - Сегодня утром к вам в больницу привезли вдову Грудиновкер…
- Утром?.. - задумался врач. - Что ж… получается, ей осталось жить всего несколько часов…
- Вы что же, ее осматривали?
- Нет. Просто исходя из обычного опыта работы нашего отделения…
- Послушайте, доктор. Я буду платить вам двадцать пять рублей в день, - сказал Лева, - но она должна прожить еще как минимум трое суток!
- Молодой человек, - сказал доктор, - я разделяю ваши чувства… Вы же, наверное, родственник… Но медицина, увы, не всесильна… Тем более в нашем отделении…
- Хорошо, - сказал Лева, - тридцать рублей в день.
- Прекратите! - обиделся врач. - Неужели вы действительно думаете, что к тем больным, за которых нам платят, мы относимся как-то иначе, чем к тем, за которых не платят? Уверяю вас, мы ко всем относимся одинаково. Поэтому я же вам говорю: если утром ее к нам привезли, значит, к вечеру вы уже можете забирать ее вещи…
- Тридцать пять рублей в день! - сказал Лева.
- Я сейчас позову милицию, - сказал врач.
- Пятьдесят!
- Вот это уже другой разговор… С этого и нужно было начинать. Но больше трех суток я вам не обещаю.
- Хорошо, - сказал Лева, - попробуем уложиться.
И он начал действовать.
Развестись с Ритой оказалось не так-то уж и просто. Несмотря на рассказы обоих супругов о сильной взаимной неприязни, возникшей еще при знакомстве, постоянных изменах, начавшихся в первую же брачную ночь, детях на стороне и ежеминутном остром желании зарезать друг друга, государство в лице заведующего загсом твердо стояло на страже их счастливой семьи и требовало подождать с разводом еще как минимум месяц. Но в данном случае государство, как говорится, не на тех напало. Лева задействовал все свои связи, и в конце концов их с Ритой развели за пять минут. Увы, это были последние пять минут из того времени, которое отпустил врач еврейской больницы… И Лева снова отправился в эту «кузницу здоровья».
- А!.. - узнал его врач. - Любвеобильный родственник вдовы Грудиновкер! Ну что ж, молодой человек, наш коллектив совершил невозможное! Ваша вдова еще дышит. Хотя мы, врачи, считаем, что это совершенно противоестественно.
- Доктор, - сказал Лева, - а нельзя ли продержать ее в этом непривычном для вас состоянии еще пару дней?
- Перестаньте, - сказал врач. - Вы же понимаете, что это невозможно.
- А за сто рублей в день?
- Исключается.
- А за сто пятьдесят? Да чего уж там!.. Я заплачу вам любые деньги!
- Что значит любые? Вы же не будете платить мне двести?
- Буду, - сказал Лева.
- Ну я не знаю, - заколебался врач. - Мы и так влили в нее все лекарства, которые были у нас в отделении… Вот разве что вам удастся достать ей лекарства, которые действительно помогают при ее заболевании…
И Лева достал такие лекарства! Самолет из Америки прилетел с ними в Одессу уже на следующий день, хотя, судя по расписанию, должен был прилететь через день, и не в Одессу, а в Кишинев.
Теперь Лева мог приступать ко второй части своего плана - женитьбе на вдове Грудиновкер. Правда, осуществить ее оказалось еще сложнее, чем первую. Бывшие супруги Рыжак продали все имевшиеся у них в доме предметы второй и третьей необходимости. Несколько раз заходил Лева к заведующему загсом, но тот упирался, при этом неся какую-то ахинею о необходимости соблюдать закон, требующий подождать месяц, и даже о своем отрицательном отношении к взяткам!.. Короче говоря, было ясно, что такого заведующего следует немедленно снимать со своего поста и ставить на его место другого, который, находясь на этой руководящей работе, мог бы действительно принести реальную пользу себе и людям.
Лева продал последние «Жигули» и пошел на прием к главному начальнику всех городских заведующих загсами. Кадровый вопрос был решен уже на уровне секретарши. Но время, отпущенное врачом вдовы Грудиновкер, опять истекло, к тому же на следующий день было воскресенье…
- Нет! - сказал врач, как только Лева появился на пороге его кабинета.
- Да! - сказал Лева. - Еще один день!
- Ну поймите! - взмолился доктор. - С этой вашей вдовой вы и так поставили перед нами непосильную задачу. Это еще счастье, что за ее решение взялся сам академик Шпак, и то при условии, что мы предоставим ему невиданный гонорар и какой-нибудь учебник по медицине! Врачи нашего отделения скормили этой вдове самые дефицитные препараты, которые держали исключительно для себя! Круглые сутки она подключена ко всей мыслимой и немыслимой аппаратуре. Главврач больницы уже не знает, как он будет рассчитываться за электричество!.. Ну почему, почему вы не хотите смириться с неизбежным?!
- Это вам придется смириться с неизбежным! - строго сказал Лева. - Я заплачу вам тысячу! За один рабочий день!.. К тому же еще выходной!..
Врач обреченно махнул рукой.
…В понедельник утром Лева Рыжак с букетом цветов, в новом костюме, с новым заведующим загсом явился в реанимационное отделение.
- Где тут постель новобрачной? - спросил он врача. - Я имею в виду вдову Грудиновкер!
- Ах, вот оно что! - сказал врач. - Ну слава тебе, господи… теперь все понятно. А то я уж думал, может, и вправду бывают такие заботливые родственники… Чуть с ума не сошел. В моем возрасте, знаете ли, трудно менять фундаментальные представления о человечестве…
Все трое зашли в палату.
- Дорогой Лев! - заговорил заведующий загсом, стараясь не смотреть на вдову, окутанную проводами. - Хорошо ли вы обдумали этот шаг?
- Хорошо, - сказал Лева. - Я еще ни один шаг в своей жизни так хорошо не обдумывал!
- А вы, мадам Грудиновкер, согласны ли вы стать женой этого человека?
Вдова, естественно, молчала.
- Боюсь, что она не сможет сказать вам слово «да», - заметил врач.
- Ничего, - успокоил его Лева, - в конце концов, слово «нет» она же тоже сказать не может. Так что для заключения брака этого достаточно.
- Объявляю вас мужем и женой! - быстро закончил заведующий загсом и вышел из комнаты невесты на свежий воздух.
- Все! - сказал Лева врачу. - Отключайте аппаратуру…
- И что же дальше? - спрашивали обычно в этом месте Левиного рассказа его слушатели.
- Что, что… А ничего! - отвечал Лева. - Думаете, померла? Держи карман шире! После такого ухода, таких лекарств и такой аппаратуры?! Пятнадцать лет прошло, а она жива и здорова, как гренадер. Сейчас ей уже за восемьдесят. Развода мне она не дает, живет у меня в квартире и требует исполнения супружеских обязанностей. Риту называет приходящей шлюхой и каждый вечер гонит ее на улицу… В общем, кошмар!..
- А как же ее квартира? - спрашивали слушатели.
- Так это же самый большой кошмар! - отвечал Лева. - Оказалось, что муж вдовы Грудиновкер при жизни был ужасный картежник. Так что ее квартиру сразу же пришлось отдать за долги. Хорошо, что хватило хотя бы на половину. А остальное я до сих пор выплачиваю… Поэтому же я вам и говорю: не ропщите на свою жизнь. От добра добра не ищут. И вообще, запомните раз и навсегда: самые большие в жизни неприятности у человека начинаются именно тогда, когда ему удается наконец осуществить свои самые страстные желания…
Пятница, 12 января, 6 часов утра, ночь ещё, практически. За бортом минус 30. Проводил жену на остановку, иду обратно. На крыльце своего дома стоит местный маргинал Олежка.
- Олега, здорова! - кричу.
В ответ - тишина.
Завернул к нему во двор, может, что неладное стряслось, раз молчит. Подхожу - картина маслом: Олежка в распахнутом ватнике на голое тело, в трусах и шлёпанцах на босу ногу, с бутылкой «Джека Дэниэлса» в одной руке и с сигарой в другой, подняв глаза к звёздному небу и не замечая меня, вполголоса декламирует:
«Среди миров, в мерцании светил
Одной Звезды я повторяю имя…
Не потому, чтоб я Ее любил,
А потому, что я томлюсь с другими.
И если мне сомненье тяжело,
Я у Нее одной молю ответа,
Не потому, что от Нее светло,
А потому, что с Ней не надо света".
Сделав хороший глоток из бутылки и затянувшись сигарой, продолжил монолог: «Мда, вот так и живём - от пятницы до пятницы, не разгибаясь и не поднимая головы… - Снова поднёся бутылку к губам, - виски - напиток богов, а эти идиоты в него лёд кладут. Здорова, Димка! А астрономию зря из школьной программы исключили…» Олежка бросил опустевшую стеклотару в снег и «растворился» в облаке пара, повалившего из открывшейся двери…
Вот так морозным зимним утром, когда небосвод от края до края сияет звёздами, под виски и сигару раскрывается душа русского человека с неожиданной стороны.