Нежная и самая родная, вся в мыслях у меня… И не выгнать тебя оттуда, потому что душою люблю!!! Говорят, когда любят, - молчат… не кричат о любви, шифруются… Но зачем мне молчать, Юличка??? Для меня подарок судьбы, быть влюблённым в тебя навсегда!!! С каждым днём я люблю всё сильней, и пишу бывает бред… Но запомни, мой сладкий малыш, по-другому никак не могу… Просто Славу тянет к мечте, ты прости, если нарушил покой, засыпая тебя смс… Я могу плюнуть на всё, и уйти в тишину далеко, но ты ж знаешь, бешенный я, и немного упрямый - в тебя!!! И когда будет грустно, шепни, и примчусь, и развею грусть…)))
Две самые распространенные мысли в голове автолюбительницы:
1. Куда этот Козел прет, не видит чтоль - Я ЕДУ!
2. Когда? КОГДА?!? Загорится красный сигнал светофора! Мне же надо дописать СМС-ку!
Когда? КОГДА?!? Загорится красный сигнал светофора! Мне же надо дописать СМС-ку жене, и сказать, что она таки может купить ту сумочку! Потому что только это заставит ее бросить всё, мчать в магазин, а не продолжать уборку… Заначка же на волосок от гибели!
Детство
1) Дом младенцев.
Дом младенцев… детский дом… интернат, росла я в нем.
Белоруссия страна, ты взрастила ведь меня…
Тебя покинула не жданно, Россия приняла, желанно.
Тогда страна была одна, СССР звалась она.
Я родилась в глуши, в Сибири, таких поселков полно в мире.
Иркутская область поселок Бозой, и славился этот поселок тюрьмой.
И видно в тюрьме родилась я тогда, и жизнь развела нас кого и куда.
Где мать, где отец, не могу того знать, и как на судьбу мне потом не пенять.
Ведь выросла все ж, не в своей я семье, а очень хотелось, поверьте вы мне.
Дом младенцев, я не помню, было ль это? Я мала…
Как-то мне родня сказала, медик меня подобрала,
На пороге, у больницы, была завернута в тряпицы,
Подняла та тетя врач, накормила, ну не плачь,
Сама себе, и от волнения, ведь подрастет, тут нет сомнения.
На крылечке, как та киса, мать зовут мою Лариса,
На порожек положила, про меня потом забыла,
Была лютая зима, был мороз, метель мела, как вообще не умерла.
Вовремя та врач хватилась, богом спущенная милость.
Я не знаю как сказать, как мне мать ту величать,
Я не видела ее, видно это не мое,
Свою роль по жизни сделав, родила, такой удел вот,
А ты дочка подрастай, как кукушка, не скучай.
Полюбили, словно дочь, но взять к себе, ни кто не в мочь.
Пеленали, и ласкали, песни пели, забавляли,
Убаюкают и прочь, идут к себе домой на ночь.
Там свои родные дети, не понимали, мы ведь дети…
Может, кто нас и обидел, этого ни кто не видел,
Малыши ведь не поймут, этого не донесут.
Вот бы камеры тогда, что б следили бы всегда,
Воспитатель под присмотром, был бы он так, под отчетом.
За то вел себя прилично, и воспитывал отлично,
Разговоры были б все, на родном бы языке.
Детей вовремя качали, иногда на руки брали.
Не лежали б, не орали, голоса бы, не срывали.
Ни когда б не простывали, просто вовремя б меняли.
А то знаю по рассказам, я в больнице, как-то разом,
От воспаления легких, где-то, я пролежала, почти лето.
И на легких отразилось, пятно в общем появилось.
Ну к здоровью, как-то ладно, относились мы прохладно,
Важна психика была, что б голова не подвела.
Ты пережив уже такое, ты не останешься в покое,
Тебя тревожит, душа ёк, что ты там воеш, как тот волк.
Ох сколько слезок пролила, и у домов я провела.
Там свет в окошке, там уют, и там семья, кого-то ждут,
И стол семья себе накроет, и всю посуду перемоет.
А пожуривши, и похвалят, и подзатыльника поставят.
Но ведь понятно, нам одно, что в доме все тут, для него.
Все для малого ребенка, все во благо, для котенка.
А ты вот, как-то, так нечаянно, ты подошла сюда случайно.
Ты иди к себе в детдом, определил тебя роддом.
Ты сама себе и мама, и сестра, и ты не грамма, не сомневаешься ты в этом.
Что ты к такому не привыкнешь, ты просто с эим уже свыкнишь.
Но в облаках будешь летать, и о семье будешь мечтать.
И завидовать малышке, той, кому плетут косички.
Детский дом N 5
А разлука с прежней няней, было скажем так, не жданой,
Объяснить нам не смогли, зачем заменят, нам, чужими,
Ставших, нам уже, родными, вдруг далекими такими.
Что теперь и тех чужих принимайте, как родных.
И ты в изоляторе, тупо лежишь, на окна ты белые, отрешенно глядишь.
В нутри одиночество, в общем тоска, куда же та жизнь меня принесла.
Белая палата, белая постель, белый потолок здесь, белая и дверь.
Белая медичка, будь ко мне добрей, выпусти на волю, выпиши скорей…
Мне здоровье проверяли, в изоляторе держали.
Вот закончен карантин, ты свободен, и один,
Длинный, длинный коридор, горн трубит, скорей на сбор.
Все в шеренгу, как в дозор. Новенькие, как на подбор.
Ты конечно, еле дышишь, ни кого вокруг не слышишь,
Сама в округе все блюдёшь, и под нос себе ревешь.
На всех смотришь, как волчонок, прогоняешь прочь девчонок,
Ни кого не признаешь, в нутри меленькая дрожь.
В душе твоей слезы, в душе твоей тьма,
Что жизнь разбросала, кого, и куда?
И, что теперь делать, кого же любить?
К кому обращаться, и с кем же дружить?
И вот стоит столик, на нем красота,
В рисунках девчонок, одна простота.
За столиком дружно сидит вся семья,
Вот папа и мама, и брат и сестра.
А рядом собачка, и рыженький кот,
Усишки свои он засунул в компот,
И весело всем, и дома тепло,
И в нашем сознание, очень легко.
В фантазиях детских, родных бы иметь,
И проще по жизни ведь с ними лететь.
Но нашей семьей были дети одни,
Сестренки и братья «Великой Страны».
Не видела маминых рук ни когда,
Ох сколько за это, отдать бы смогла.
Хотела бы, что бы, косу заплели,
Родители все же, но это, увы…
------------------------------------------------------------
Детский дом, вот это чудо, ни когда я не забуду.
Были мы уже взрослее, мы понимали, нет роднее,
Мы подождем, всего лишь ночь, ее мы можем превозмочь.
А утром рано, все придут, и нас с собою увлекут.
Но, как бы к нам, не относились, мы в этом с ними не рядились,
Ощущаешь, ты ничья, Россия мамочка моя.
Вот семья к себе пригрела, ну скажем робко не умело…
Приручать нас приручали, но домой не привечали.
Крови все же не твои, ты конечно все поими.
Ну подумаешь накормят, ну подумаешь оформят.
Ну, а кто тебя такую, примет словно как родную…
Ведь где-то родственники есть, их конечно же не счесть.
Вдруг опомнятся родные, а возьмут меня чужие.
И поэтому боялись, за меня совсем не брались.
Забирали других деток, принесут им всем конфеток,
И детишки доверялись, к ним домой бегом уж мчались.
Коль судьба их выбирала, гордость их переполняла,
Они важные, «Родные», становились вдруг чужие,
Задирали носы к верху, завышали себе мерку.
«Ладно ладно вы идите, будет плохо, приходите».
И бывали ведь такие, с кем не сладили чужие,
Возвращали их назад, как вещичечки на склад.
Поиграли, помечтали, кой-кого упаковали,
А кого-то прочь отправят, под забором- так как оставят.
И так сново в воскресенье, приезжали без стеснения,
Даже те, кто отказались, и за новыми гонялись.
Мы в шеренге, они в ряд, и на нас они глядят.
Ткнули пальчикам в чего-то, и так выбрали кого-то.
А глазенки как горели, на передний ряд хотели,
Мы просились нас возьмите, и на нас вы поглядите.
Мы хорошие такие, и послушные, большие.
Помогать во всем вам будем, про детдом мы позабудем.
Номер пять, твердила няня, до чего ж она упряма,
И запомнили ведь мы, дети с брошенной страны.
Где эта улица, где этот дом, как зовут няню,
Что ждала нас потом.
И мы, ведь мечтали о встрече всегда,
Но жизнь коррективы, расставить смогла.
«Улица Горького, д. Номер 5, я не устану для вас повторять…
Подрастете вы когда, вспоминайте иногда,
Вы приедете сюда. Все поймете вы тогда…
Непременно ждать мы будем, ни когда вас не забудем».
Но приехав в тот детдом, в шок вошла, и жалость в том.
Нас не встретили те няни, нам они, ни как не вняли.
Поместили в этот дом, слаборазвитых потом,
Этот дом уж их теперь. Им поможет бог поверь.
Это детки, алкашей, гнать бы их с земли в зашей,
Отпускал им бог грешки, и плодились как грибки.
Где же тот наш оптимизм, где военный героизм?
Помогал он ведь тогда, и пропал он навсегда?
Жалко мне детишек стало, государство тут решало,
Нерадивых бы мамаш… ну сплошной ведь ералаш…
Им дотации давали, и они опять рожали.
А потом детдомы сами, заполняли малышами.
Удивляло лишь одно, слаборазвитых домов,
Очень много появлялось, ведь рожать не запрещалось.
С зелью ведь не расставались, по помоищам валялись,
Ну откуда мне скажите, деток умных наплодите.
Горько, больно, что твой дом, статус потерял потом,
Ходишь ты по своему дому, смотришь сквозь всю ту истому,
Понимаешь ты бессилен, это жизнь, ты в ней пассивен.
Принимаешь такой вид, голова сильно болит.
Было знатным угощение, яблоки в печи, печенье?
Нет. Вырезалась серединка, получалось как корзинка,
Внутрь сахар засыпался, видно повар наш старался.
В золотистой корке, сладкой, вкус - как будто с шоколадкой.
Стульчик и столик, у нас были красные, праздник в душе,
Ну какие же классные. Нам подавали на них пироги.
Вкус обалденный, мы все тут же смели.
И все рисунки на них рисовали, в памяти мелочь осталась, едвали…
Из пластелина мы лепили, к нам в гости дети приходили.
Из других домов, понятно, и нам было ведь приятно,
У себя детей встречать, чаем их же угощать.
Тогда повар изгалялась, и печенье испеклось.
И коль нас кого-нибудь, подпускали на чуть чуть,
У печи той постоять, и за тестом наблюдать.
Это было превосходно, себя чувствовал, свободно.
Словно повар, ты была, ты все это испекла,
Ты, могла бы похвалиться, и возможно и гордиться.
Ты дежурная сегодня, угощение превосходно.
Поедай сколько угодно.
А еще водили нас, в баню, на недели. Класс!
Полную няню, я помню еще, мыть нас ей было, ой не легко.
Но звон тазов, железных в бане, и пахло вениками в сауне,
И мыло, лезло нам в глаза, и мы визжали, как тот Ниньзя.
И набравши в лодошки воды, глаза промываешь… Ой тормози,
Мальчишки, там вот за заборкой, один из них пошевелил шторкой,
И хмыкает себе под нос. «Вот, что бы пес тебя унес.
Ты порасенок, вот такой, иди к мальчишкам, там твой рой».
Бежала няня за ним следом, и тапочки ее при этом,
Слезали с ног, валялись рядом, мальчишки двигалися задом,
И наступая тетя Поля, мохала тряпкой по неволе.
И тут мальчишки в прыть срывались, по коридору они мчались.
-
Сестренки Даши.
Помню как девчонки наши, было две сестрички, Даши.
В тихий сонный дневной час, игру затеяли без нас.
Рассмотреть решили части. И гинетали от пасти,
Смотрели все мы с откровенно, ведь интересно, несомненно.
Тут воспитка к нам заходит, шухер нам она наводит,
И тех девчоночек забрала, и жестоко наказала.
«Вы такие и сякие, всех нам портите, другие,
Смотрят, как чудите, и безумством вы глумите».
«С моих глаз долой и вот, коль увижу, будет гнет,
Посажу вас под замок, что б никто спасти не мог.
Лучше в куклы поиграйте, и косички заплетайте.
Песни пойте и резвитесь, и конфетами делитесь».
Тут и Дашеньки вернулись, в угол спрятались, замкнулись.
И шушукались пол дня, все воспитку ту кленя.
Козни строили потом, что им этот общий дом,
У них жизнь была своя, меж собой были друзья.
А у нас во всех домах, было правило в родах.
Если, кто-то вдруг фамильно или просто по именно,
С кем-то сходиться, то те были родственники все.
И так Даши, были сестры, изучали, как медсестры.
Река.
На реку, водили купаться всю группу,
Воспитки, следили, смотрели на трупу.
Как мы там резвились, играли в пятнашки,
Частенько считали, прищуривши глазки.
Пришло и время выходить,
Как сложно - можно истерить,
Визжать, царапаться кусаться,
И ни каму не поддаваться.
Вода волшебство сотворила свое,
В ней было, понятно, свободно, легко.
С нее выходить не хотелось, мне лень.
И горе воспиткам, на весь этот день.
И так тебе время немного дадут,
И ты накупавшись, замерзнешь,
И тут, выходишь с гордой головой,
Ведь ты последняя - герой.
Ты в зеркала смотришь, там, зубы стучат,
И синие губы, там, что-то мычат,
Тебя вытирают, ну хватит нам бед,
Ведь время все вышло, пора на обед.
Котлован.
Накупавшись, шли с реки, мимо зоны… мужики…
Высоченные заборы… огроменные запоры,
Ой едва носоли ноги, ведь устали от дороги.
Ну схитрила, не судите, на меня вы не смотрите,
На ступеньку я присела, и немного посидела.
Но мельком - в щелку подсмотрев тайком…
Я по глупости наивной, ведь ребенок примитивный,
Я увидела там чудо, вся земля была как буд-то.
Перевязана трубой, кто сказал, вам, что киты,
Держат землю? Посмотри!
Трубы там в земле зарыты, к ним колодцы перекрыты.
Зеки роют котлован, и стоит там, балаган. А над ними, на верху,
Часовые на посту, вот гуляют на мосту, видно все им за версту.
На плечах тех, автоматы, видно, в чем-то виноваты,
Зеки, те что в котловане, и пришли, не в гости к маме,
Видно, что-то натворили, раз за ними так следили.
Вот их дуло сторожило. Я, подумала, что я, тоже вредина, ничья,
Как бы мне в тот котлован, за ту вредность, чур меня.
Стала сразу я послушной, подбежала в первый ряд,
И решила, буду дружной, не хочу я в котлован.
Часто мы к реке ходили, одно чудо там любили,
Мы на вышку поднимались, страшно было, мы скрывались,
Мы с нее три раза спрыгнув, мастер класс мы перепрыгнув,
Так гордились мы собой, как военный наш герой.
Ведь высоту той третей вышки, брали ведь, не все мальчишки,
Ну еще и мастера, спорт ведь тоже есть игра.
Ну, а если мы, девчонки, малолетки, сумасбродки,
Брали эту высоту, кайф ловили на лету.
Вытянешься словно птица, и нырком, перепилица,
Ты летишь, душа играет, награжденья представляет.
Оказавшись в раз в воде, понимаешь, что ты - где.
Сразу бросишься бежать, пока не кинулись искать.
И пока, ты добегаешь: высыхать ты успеваешь,
И придя поджавши хвост, говоришь, что мир не прост.
Где-то очередь была, где-то мысль подвела.
И пока ты разбиралась, время быстро и умчалось.
И так мы себя крестили, в этот мир богославили,
Мир чужой, ты как в пустыне, кумир был, ты в нем от ныне.
Но воспиточки не знали, по нужде мы так бежали,
Мы на вышке застревали, так себя мы утверждали.
Каждый раз, вообще-то тайно, проговорись: ведь кто не чайно…
Избранных мы посвящали, в наши тайны, иногда,
И девчонки, и мальчишки, не гляди, что все малышки.
Ни кому не говорили, остальных предупредили.
Ну, а если вдруг предатель, попадался иногда,
То его плохая участь, ждала в жизни, вот тогда,
Его темная встречала, спать его не отпускала.
И хладнокровно обучала, язык за зубками держать.
Это были все девчонки, прививали им с пеленки,
Ты ведь ябедой не будь, ждет тебя другая суть.
Отвечай ты за себя, будут все тебе родня.
И не будут тебя бить, будут все с тобой дружить.
Не участвуя в побоях, я не видела проблем,
Хотя жизнь подтверждает, сильный только выживает.
Ну, а я считала тоже, рассуждала, есть ведь боже.
Кто попал в тот переплет, тот себя сам загрызет.
Он однажды оступившись, в этом омуте умывшись,
Непременно все поймет, время нужно ему, вот!
И за них я заступалась, это маленькая малось,
Не могла терпеть насилье, а они были бессильны.
Еще ситуация тоже случилась, со мною вот, лично, она приключилась.
На карусели водили детей, не представляли чего веселей.
Кружили, прыгали, визжали, кони, тигры, дережабли.
Нас развлекали и тогда, мы были рады, как всегда.
И тут получилась, погода плохая, и мы сторонились, у заднего края.
И вот с карусели, шнурок тут спускался, в земле глубоко, он где-то кончался,
И тут я решила, качели свои, устроить отдельно, подружка гляди.
И я подбежала, к тому проводочку, уставилась в небо, смотреть в одну точку.
И - взялась за провод крепко, подняла я ноги метко,
И хотела покататься, получилось испугаться.
Трясло как осиновый листик меня,
И руки отнять не могла от шнура.
И я висела как картина, и посинела как Мальвина.
И тут подбегает воспитка сама, и книгой, ребром как ударит, чума,
И руки, тут же отцепились, и я на землю повалилась.
Встаю, отряхнувшись, сержусь на воспитку,
Ворчу я под нос, вот устроила пытку.
«Могла б, тяжелее чего-нибудь взять,
И по рукам, мне тогда уже дать.
Ты, что же дерешься, сама ведь большая.
Ведешь себя словно, ты ровня, меньшая».
И только попозже, когда подросла,
И физику в руки когда я взяла,
Я тетеньки той бы, медаль бы дала,
Я взрослая стала, я все поняла.
Воспитка конечно была ведь права.
Удивителен и неизъясним ход человеческой мысли … Одни озарения опережают свое время на тысячелетия, а вроде бы лежащие на поверхности идеи, для которых созрели и технические возможности, и социальная обстановка, не реализуются годами, а то и веками.
Отечественные народовольцы с упорством, достойным удивления, но не поощрения, рыли тоннель под насыпь, чтобы взорвать царский поезд, и - опоздали, хотя трудились два месяца без отдыха, потом Степан Халтурин таскал за пазухой динамит в подвал Зимнего дворца, собрал три пуда, разнес в щепки целое крыло здания, убил семнадцать солдат охраны, а царь уцелел. Невероятной сложности достигла тактика бомбометания, появилась и философия этого дела, а казалось бы, чего проще? Винтовка Бердана 2 имела прицельную дальность семьсот сажен, пятнадцатиграммовая пуля била весьма точно и надежно, царь любил прогуливаться пешком и проводить разводы караула перед дворцом, и после двух недель тренировки хороший стрелок с подходящей крыши положил бы его без труда и риска… Но до такой простой мысли пришлось доходить целых восемьдесят два года, до шестьдесят третьего, когда застрелили Кеннеди.
Еще пример - все читали «Как закалялась сталь» и помнят трудности с прокладкой узкоколейки. Бандиты, ночевки на голом цементе в полуразрушенном здании. А если бы положить первые двадцать метров, поставить на рельсы платформы и теплушки и дальше класть путь с колес? И спать есть где, и все под руками, на крышу - пулемет для отражения бандитов… Но - не нашлось рационализаторов.
.
Говорят, что я умер.
Неделю назад мне об этом сообщил гостиничный портье, а вчера - местный таксист. Чернокожий парень так лихо заложил поворот, что я чуть не выбил головой окно.
- Идиот, мы же убьемся!
Таксист выровнял машину и, даже не глянув в мою сторону, совершенно будничным тоном «успокоил»:
- Все о’кей, сэр. Мы уже умерли.
- О'кей? Ну-ну… - я втиснулся поглубже в сиденье и решил, что в следующий раз, прежде чем сесть в такси, я непременно поинтересуюсь у водителя его мировоззрениями. И если он скажет, что верит в зомби, реинкарнацию, загробную жизнь или еще какую ерунду, то я пойду пешком.
Длинный ряд пальм, тянущийся вдоль шоссе, закончился. Машина свернула на небольшую дорогу, и через пять минут мы остановились у ярко освещенного отеля.
- Чаевых, конечно же, не будет? - на всякий случай таксист умоляюще заглянул мне в глаза.
- Нет, - я отсчитывал на ладони мелочь в строгом соответствии с цифрами на счетчике.
- Вот так всегда, - парень тяжело вздохнул. - Вы не представляете, сэр, мне никогда не дают чаевых. Единственный раз попался щедрый господин, но в тот же вечер меня ограбили…
Я повернулся и твердым шагом направился в сторону гостиницы.
Наш отель, с традиционным для курорта названием «Парадайз», стоял на самом берегу. Невероятного синего цвета море, белый песчаный пляж, потрясающая кухня, изобилие прохладительных напитков в баре, - словом, здесь было все для комфортного и безмятежного отдыха.
Я жил в бунгало, спрятанном от посторонних глаз в зарослях тропической зелени. Людей было немного, так что я мог от души наслаждаться покоем и одиночеством. Я здесь обитал уже неделю, но по-прежнему общался с соседями исключительно на уровне коротких приветствий. Меня это устраивало. Тем более, что время от времени мне составляла компанию Нина.
Мы регулярно встречались с ней на пляже, несколько раз вместе ужинали и провели пару восхитительных ночей в ее бунгало. Милая и сдержанная днем, по ночам она становилась страстной и дерзкой. Она никогда не капризничала, всегда незаметно исчезала, если у меня случалось плохое настроение, была неглупа и очень, очень, очень красива. Идеальная женщина. Идеальные отношения.
Почти каждый день она уезжала на такси в город и возвращалась оттуда расстроенная. Я не утешал ее - на мои вопросы она всегда коротко отвечала: «Ерунда», чем давала понять, что обсуждения не будет. Я не возражал.
Сегодняшний день начался как обычно. Я принял душ и пошел на завтрак.
Великолепное ассорти из колбас и сыров, свежие яйца всмятку, натуральный сок, очищенные и нарезанные ломтиками фрукты…
- Кофе, пожалуйста.
- Извините, мистер, но…
- Понятно, - я досадливо поморщился и махнул рукой, отпуская официанта.
Черт возьми, я ХОЧУ после завтрака выпить чашку кофе! Я люблю кофе. Я обожаю его аромат. Только по запаху я могу различить шесть сортов, а по вкусу и того больше. А сколько существует способов его приготовления - горький итальянский эспрессо, нежный капуччино, густой турецкий, обжигающий арабский… Ах, эти маленькие чашечки, медные джезвы и сверкающие хромом кофемашины! Только глупец может лишить себя удовольствия начать день с глотка изумительного и бодрящего напитка!
Это было единственное, что омрачало мой идеальный пятизвездочный отдых - за всю неделю мне ни разу не удалось выпить кофе! Таинственным образом при моем появлении в барах и ресторанах ломались кофеварки и кофемолки, заканчивался запас зерен и растворимых эквивалентов, официанты роняли чашки, не донеся до моего столика, а один раз мне подали эспрессо с плавающим на светлой пенке жирным усатым тараканом. Я брезглив - в «тараканий бар» больше не хожу.
Нина ждала меня на причале. Метрах в ста от берега покачивалась на волнах красавица яхта. Мы собирались совершить небольшую морскую прогулку и заодно заглянуть на соседний остров. Нина помахала рукой; гудок - и яхта стала разворачиваться в сторону причала.
Наш капитан - разумеется, старый морской волк в белоснежном кителе и аккуратно подстриженной бородкой - церемонно представился и даже вытащил изо рта потухшую трубку, чтобы чмокнуть даме ручку.
Мы отплыли. Некоторое время яхта шла вдоль берега. Нина любовалась постепенно удаляющимися экзотическими пейзажами, а я лежал в шезлонге и сквозь темные очки любовался Ниной. Вскоре берег превратился в тонкую зеленую полоску. Прихватив полотенце, моя спутница отправилась загорать, а я решил навестить капитана.
- Долго нам плыть?
- До острова пять часов, - капитан хитро глянул на меня и добавил, - Внизу есть отдельная каюта. С мебелью и душевой кабиной.
- Спасибо, - я улыбнулся, представив ожидающий меня послеобеденный отдых.
- Кстати, хотел спросить, - голос капитана чуть дрогнул. - Вы не курите?
- Нет-нет, не беспокойтесь. И мадам тоже.
- Жаль, - капитан вздохнул. - Хотел попросить у вас сигарету.
Я удивленно покосился на его трубку. Перехватив мой взгляд, он вдруг быстро и раздраженно заговорил:
- Я здесь уже почти год, и за все это время мне ни разу - представьте себе - ни разу не удалось покурить! Я не могу купить ни табак, ни сигареты - как назло, к моему приходу все раскупают. Все мои пассажиры - некурящие! - он помрачнел. - Единственный раз меня угостили сигарой, но я уронил ее в море - мой помощник умудрился толкнуть меня под руку.
- Послушайте, кэп, но за год можно было просто бросить курить, - я был искренне удивлен. - Да вы, можно сказать, уже бросили!
- Но я ХОЧУ курить! И не хочу бросать. Понимаете - не хочу! - в голосе старого упрямца зазвучала ярость. - Я курил всю жизнь и не собираюсь отказываться от этого после.
Однако! Уже третий раз за эту неделю я слышу нечто подобное.
В день моего прибытия дежурный портье протянул мне ключ от бунгало и с милой улыбкой пожелал «приятного отдыха после жизни». Я несколько удивился специфическому местному юмору, но потом решил, что у парня просто проблемы с английским.
- Простите, кэп… - я не знал, как сформулировать свой вопрос и осекся на полуслове.
Капитан молчал, вцепившись зубами в свою потухшую трубку, и сосредоточенно разглядывал горизонт. Я постоял еще пару минут и, ничего не дождавшись, отправился на палубу.
Нина уже переместилась под тент и теперь дремала в шезлонге. Стараясь не потревожить подругу, я осторожно вытащил из ее рук книжку и невольно улыбнулся - Стивен Кинг, ну-ну…
Я спустился вниз. Справа располагалась каюта (капитан не обманул - весьма уютно), а слева - небольшая кухня. Холодильник, газовая плитка, чайник, пара медных сковородок. На полках крупы и специи. Чай - черный, зеленый и мятный. Пустая банка с надписью «Кофе». Я взял из холодильника две бутылки пива и вернулся на палубу.
- Скажи, ты давно на острове?
- Уже больше месяца, а что? - Нина открыла глаза и села.
- А когда собираешься домой?
- Домой? - она посмотрела на меня с удивлением. - Мой дом здесь.
- Гостиница - это не дом.
- А мне нравится, - она взяла пиво и снова откинулась в шезлонге.
Обед был великолепен. Капитан лично приготовил пойманную мной на спиннинг экзотическую рыбину, а на десерт предложил нечто потрясающе вкусное из мороженого, фруктов и рома.
- Простите, капитан, - я уже вставал из-за стола. - А у вас есть кофе?
- Дьявол! Я так и знал, что мальчишка что-нибудь забудет! - капитан снова выругался и добавил уже спокойно, - Не волнуйтесь, я все куплю в магазине, когда прибудем на место.
- Ну-ну… - я усмехнулся. - Но все равно - спасибо.
Прикрыв глаза, Нина лежала поперек кровати. Ее грудь все еще вздымалась, на лбу блестели капельки пота. Я сел рядом.
- Зачем ты ездишь в город?
- Что? А, ерунда… - она перевернулась на живот, и я понял, что сейчас испорчу ей настроение. Но отступать не собирался.
- Это важно. Скажи.
Она долго - слишком долго - молчала, потом резко повернулась и, схватив меня за руку, лихорадочно зашептала:
- Только обещай, слышишь, обещай, что никому не расскажешь, не будешь смеяться и считать меня полной дурой!
Я пообещал. Как оказалось, напрасно.
Она размазывала по щекам слезы, молотила меня кулачками, а я все хохотал и не мог остановиться. Моя идеальная женщина хотела… шубу! Она объездила все магазины и ателье города, но все было напрасно. Не подходил размер, не устраивал фасон, в ателье не было нужного меха, магазины закрывались перед ее носом. А однажды она нашла (!) и даже купила (!), но, приехав в гостиницу, обнаружила, что шуба побита, поедена, изгрызена молью (!!!). Пришлось вернуть ее в магазин.
- Глупая, - я все еще смеялся. - Зачем тебе ЗДЕСЬ шуба? На этом острове даже зимой все ходят в шортах!
- Ну и пусть! Но я ХОЧУ! Я всю жизнь мечтала о настоящей голубой норке! Понимаешь, всю жизнь! До самой смерти! - и она вновь зарыдала.
Я сидел в баре и пил. После восьмой порции виски я перестал считать опустошенные мной стаканы и просто требовал налить мне еще. И еще.
- Я мертвец. Покойник. Труп, - я пытался примерить на себя эти слова, как чужую одежду.
Слова не налезали. Окоченевшее тело, разлагающаяся плоть, холод могилы - какое отношение все это может иметь ко мне, пьющему виски под пальмами на берегу южного моря?
- МЕРТВЕЦ, - громко и по слогам повторил я.
- Лучше говорить «ушедший», - рядом со мной за стойку сел невысокий пузатый мужичок. - Бармен, пива!
Я окинул мутным взглядом его пивной живот и кивнул. Да, УШЕДШИЙ - это, пожалуй, то, что надо. Я вспомнил, как УШЕЛ из неприветливой и промозглой зимней Москвы. И вот - я здесь, в отеле «Парадайз», на тропическом острове, посреди необыкновенно синего моря. Ну-ну! Видимо, я не так уж много грешил, раз оказался в таком чудном месте! Пляж, яхта, безоблачное небо, уединенное бунгало, красавица Нина, - что еще нужно для счастливой загробной жизни?
- Официант, кофе! - взревел я.
- Извините, сэр, но…
- Какого черта! Позовите менеджера! В раю должен быть кофе! Много кофе! Лучших сортов!..
- Эй, парень, - кто-то дергал меня за рукав. - А с чего ты взял, что это - рай?
Мужичок с пивным животом сочувственно похлопал меня по плечу и снова повернулся к стойке. По его горлу вверх и вниз ходуном ходил кадык, он судорожно сглатывал слюну, а его глаза с ненавистью смотрели, как шипя, плюясь и пуская пузыри, адский аппарат вновь и вновь наполняет его пивную кружку сплошной белой пеной.
.
Джим, после джима бассейн, выскочил на улицу, забыл вытереться хорошенько, открытое окно в машине, шею свело… Голову больно повернуть не вправо не влево, нерв защемило - объяснили мне - и предложили полежать и не делать резких движений. А вечером этого дня у меня было свидание, первое, «слепое», с подругой жены моего друга…
Очень хотелось пойти.
Превозмогая боль, я зашёл в ресторанчик, где мы должны были встретится, и заказал столик на двоих.
Всё было церемониально правильно: она опоздала на 18 минут, дав понять, что ей это всё не очень, но всё же любопытно… я узнал её по белой сумочке с чёрными буквами bebe, она меня по розе в руках и немом вопросе в глазах… Обычное приветствие, обычный разговор, нащупывая, что же нас объединяет… Суши мы оба любим - уже легче, выбор ресторана правильный… После второй бутылочки горячего саке шею отпустило немного, да и она, вроде, ничего, очень привлекательна. Перешёл в звуковое наступление, постарался озвучить всё, что ей хотелось услышать, и был награждён живым блеском в глазках и весёлым румянцем на щёчках… конечно, горячее саке помогло. Потом поехали в театр, потом опять сидели в ресторанчике возле театра, попивали винцо, делясь впечатлениями, шея опять начала болеть… я повез её домой, и вдруг она предложила мне зайти…
Через день жена моего друга поведала ему, а он (понятное дело!) про-сплетничал мне о впечатлениях, которые я оставил в прошлый вечер у моей новой знакомой…
«…хороший мальчик, мне понравилось, приятно так провели вечер, были в театре (даже!!!), смешной такой, только целоваться не умеет… смотрит на меня, „как кол проглотил“… но знаешь, что главное, почему я не смогла устоять на первом свидании (ты же знаешь, это не в моих правилах…), он, в отличие от всех этих наших кобелей, когда был со мной в ресторанах, не смотрел ни на одну юбку, смотрел только на меня, всё время прямо в глаза… я думаю, я ему очень понравилась! - узнай у Андрюши, что он ему обо мне говорил…»
…
Ты очаровательный сюрприз моей судьбы, да такой, что я аж влюбился и люблю тебя до упомрачения… Да что там Кисловодск и расстояние, жила бы даже в Африке, нашёл бы по родным глазам!!! Я хочу разогреть твою душу, я хочу быть небом твоим… Просто, Юлька, не могу иначе, вот и пишу, прозой тебе… Это кажется сумасшедствием, но поверь, не могу по-другому любить…
Мы когда-то были с тобой собакой и кошкою, а теперь мерещищся ты и тоскую мужской слезой, просто быть всегда рядом хочу - и беречь твоё сердце от бурь!!!
Я крепко сплю, поэтому утром, когда меня разбудит жена, я снова засыпаю.
Я чувствую, что пора вставать, на работу собираться, но очень хочу спать и из-за этого мне неспокойно.
Жена будит меня второй раз, я просыпаюсь, говорю:
- Всё, всё, встаю! -
и снова засыпаю.
Жена будит меня ещё раз, я тревожно спрашиваю, который час, и, не услышав ответа, снова засыпаю.
Мне снится, что я проснулся, и дальше я сплю спокойно…
.
Для гимнастики нам понадобятся: доступ в интернет к любой поисковой системе (яндекс, рамблер, гугль - по вкусу), а также толковый словарь русского языка (можно электронный из того же интернета).
1. Пишем не просто так.
Пишем любой стишок, состоящий из двух, повторяю, ДВУХ строк. Формулируем написанное в прозе (разговорным языком, чтобы сильно людей не пугать), идём и рассказываем нашу прозу жене (маме/папе/другу/соседу). Если нам отвечают «и чё?» или «тоже мне, новость», то садимся и переписываем. Если же нам наконец ответили «правда?» или «откуда ты знаешь?», то оставляем, как есть и переходим к следующему упражнению. Пример: «осенью листья желтеют» или «еда в холодильнике» - плохие варианты, т.к. всякий душевно здоровый человек это знает, зато «вон те пожелтевшие листья похожи на наш сервиз» или «в магазине кончилась колбаса» вполне подходят, потому что несут в себе НОВУЮ информацию.
2. Учимся чувствовать размер.
Нет-нет, никаких ноликов и единичек, и толстые книжки читать не надо. Просто вспоминаем песни и поём. Песен много - на каждый размер хватит. Ямб? Пожалуйста - «А ну ка песню нам пропой, веселый ветер». Хорей? Нет проблем - «Слышу голос из прекрасного далёка». И т.д. Находим близкую к нашему стишку мелодию и поём. Если где-то возникает желание растянуть гласную, значит слогов не доложили. Если возникает желание спеть побыстрее, значит слогов переложили. Если же где-то ударение падает не туда, значит… хм, значит ударение падает не туда. Собственно упражнение: переделываем стих, пока он не начнёт петься гладко.
3. Учимся интересно рифмовать.
Для этого нам понадобится словарь - открываем его на произвольной странице и, закрыв глаза, тыкаем пальцем в первое попавшееся слово. Придумываем к этому слову пять рифм. Переписываем наш стишок так, чтобы на концах строк были выбранное слово и пятая найденная рифма (можно написать новый стих, но тогда придётся повторить упражнения 1 и 2).
4. Не забываем про композицию.
Меняем местами первую и вторую строки в нашем стихе. Если смысл не исказился, то переписываем так, чтобы первая строка могла быть только первой, а вторая - только второй. При перестановке строк местами смысл ДОЛЖЕН искажаться. Переписали? Теперь в стишке есть, как минимум, начало и концовка.
5. Избавляемся от лишних слов.
Нам опять понадобится словарь - придётся попотеть. Открываем толкование каждого слова (кроме предлогов и союзов) и вписываем его (толкование) вместо самого слова. Например, вместо «бегу по траве» пишем «двигаюсь быстро, резко отталкивающимися от земли движениями ног, по зелёному покрову земли, состоящему из растений», а вместо «стремительно мчусь» пишем «очень быстро очень быстро бегу». Во втором случае не опечатка, а те самые лишние слова, которые нужно убрать или заменить - это поможет стиху стать более ёмким. Переделываем стих, пока не исчезнут одинаковые понятия в толковании соседних слов. Кстати, помните, что пункты 1−4 никто не отменял - стишок должен содержать новую информацию, легко петься, рифмоваться не самыми расхожими рифмами и иметь некую структуру.
6. Учимся чувствовать стиль.
Опять берём словарь. Находим каждое слово (без союзов и предлогов, ессно) и смотрим, нет ли рядом с ним чего-нибудь в скобках, например, (разг.) или (книжн). Если есть, то выписываем все и переделываем стишок, пока все имеющиеся скобки не будут содержать одно и то же слово.
7. И последнее упражнение - избавляемся от штампов.
Теперь обратимся к поисковой системе. Берем каждую пару слов из нашего стишка (исключая всё те же предлоги и союзы) и загоняем в поисковик. Если первые пять найденных ссылок - стихи, то переписываем эту пару. Мучаемся, пока поисковик не сжалится и не перестанет находить всяких Пушкиных-Есениных.
И напоследок, как в любой гимнастике, не нужно надрываться, пытаясь сразу же одолеть весь комплекс. Если что-то не получается, то подходить надо постепенно: не придумывается пять рифм - придумать три, потом получится лучше.
Приведённые пункты, конечно, не рецепт и не панацея (а детский сад), но помудрив над двумя строчками, Вы скорее всего начнёте со временем мудрить и над всеми остальными.
В результате на пути Вашего потока вдохновения должен возникнуть своеобразный фильтр, который не будет пропускать стилистический разнобой, неадекватные рифмы, банальности
НО, после этого ещё надо будет научиться СОЧИНЯТЬ,
т.к. поэт должен не только владеть техникой, но и чем-то помимо неё.
Если Вам нечего сказать, то никакая техника не поможет.
Удачи.
Шмель
*Мне приснилась сегодня
Сирень под окном!
И как будто она, мне листвою кивает!
Я шепчу *с добрым утром*- она мне-
*Потом!*
Все тебе расскажу, ты о многом не знаешь!
И сиреневым цветом все
Гроздья горят!
Будто кто-то пролил на них сверху
Чернила!
А цветы, словно глазки. и все говорят!
Словно фея сама мимо них проходила.
Ах, какой аромат!
Как из райских садов…
Брызжет прям на кусты свежий
Сок благовоний!
Полной грудью вдохнешь, надышаться
Готов!
И останется сердце собою довольным!
Мне приснилась сегодня сирень
Под окном!
И она говорила мне голосом
Дивным!
Так о чем рассказать, ты хотела потом?
А она улыбнулась кивком безобидным!*
*Все было, было, было!
В окошко ветка била…
Она в сердцах кричала: -
Идет конца начало!
А я не верю, не верю!
Закрою плотно двери!
И занавешу шторы,
Чтоб не проникли ссоры!
А я не буду, буду!
Читать чужие судьбы…
Свою свяжу узлами, -
Не трогайте руками!
Я знаю, знаю, знаю!
Что просто не бывает!
Не просидишь годами,
С закрытыми дверями.
Все будет, будет, будет!
Пока мы только люди!
Любовь, разлука, чувство,
Нам ничего не чуждо!*
*Нужно научиться сначала давать, а потом получать!*
*Ты береги любовь, как сердце!
Как хрупкий, бьющийся сосуд!
Тоске и скуке в ней не место,
Иначе, разрушения ждут!
Храни любовь, как жизнь с рождения!
Что силой свыше нам дана!
Убереги от унижения,
Не то обидится она!..
Не дай упасть ей на колени, ты!
Потом подняться нелегко…
Не утопи в душевной лени ты,
Ее ранимое тепло!
А без любви, любовь не смелая!
Как увядающий цветок…
В руках садовника умелого,
И оживет, и расцветет!
Не поливай речами грубыми,
Ее святые лепестки!
Не превращай ее в безумие,
Любовь не терпит суеты!
Не дай уплыть ей в мрак тумана,
Не дай ей превратиться в дым!
Не задуши ее в обмане,
Не то, отстанешься один!
Заботой, лаской и вниманием,
Восторженным сиянием глаз!
И обоюдным пониманием
Всей щедростью одарит вас!
Любовь, ведь это чувство вечное!
Не умирает никогда!
И старость, и пора беспечная,
И вовсе, не при чем года!
Она совьет свой дом в том гнездышке,
Где ей комфортно и светло!
Где вместе, проживают солнышки!
И ей, любви, здесь так легко!*
*В придорожном кафе,
Слишком шумно и дымно!
Клубы дыма висят,
Лиц, сидящих, не видно!
Возле стойки, в углу,
Гитарист струны рвет, словно нервы!
Вспоминая одну,
О любви он поет своей, первой!
Песнь о той, что любил,
И когда-то желал и встречался…
А потом разлюбил!
Понимая теперь, ошибался!
И о том, что теперь,
Не вернуть, не начать все, что было!
Как кораблик морской.
Его счастье далеко уплыло…
За столом, у окна,
Лишь сидит одиноко мужчина!
И скупая слеза, по щеке
Прокатилась, невинно!
Душу рвал гитарист!
О своем, о любви, об ушедшем!
Пронеслась в сердце жизнь!-
Больно дрогнуло сердце, прошедшим.
В придорожном кафе,
Столько клубится и дыма!
Говорят о себе, и о том
Что все есть и что было…*