Смутный образ, наваждение или случайный жест…
Ты скупа на предупреждения, я твой обитель-ты мой крест.
Незабудками-гнойниками разрушаешь асфальт сознания,
И моими-чужими ногами ищешь место для покояния.
Праздной сущности ревнивица-научи меня уму разуму…
У меня же нет сил противиться новой встрече… Такой одноразовой.
Имя звучное аж железное ты бы гордо его носила.
Хоронить тебя бесполезно, хотя место твоё могила.
Волшебники не умирают… А людям - приходится.
Уходят тихонько вдаль из чудесной повести.
Прощаться не успевают, в ночи скрываются -
Герои и палачи, шуты и красавицы…
Нас всех уравняет час последний, магический:
Судей и воров, раба и Его Величество.
Лишь память людская будет о каждом разная,
Ведь с нами уж больно многие жизни связаны.
Какою волной по миру память прокатится?
Оставит раны и боль? Прогремит раскатисто?
А, может, тихонько сказки нашепчет на ухо?
Уютно в тиши ушедшим теплом порадует?
Кого-то проводят в Путь благодарных тысячи,
Кого-то забудут быстро - дела обычные.
С собой не возьмет никто ни славы, ни почестей,
Богатства не унесет, даже если хочется.
От каждого лишь волна покачает избранных -
Всех тех, кто любил ушедшего, знал при жизни.
Качнет, да перевернет, вновь поставит на ноги,
И жизнь устремится дальше, закружит планами.
Волшебники не умирают, и в Путь отправившись,
Мелодией зазвучат, забренчат по клавишам,
Прольются дождем на тех, в чьей остались памяти:
Мол, как вы живете тут, о нас вспоминаете?
Волшебников провожать иногда приходится -
Для каждого свой черед уйти, успокоиться
И в сказке остаться жить, навсегда на воле,
Омытыми напоследок людской любовью.
Души твоей не потревожив,
свою пытаюсь я сберечь…
Всего мне не забыть… а может…
не погашу сегодня свеч,
ведь не об этом будет речь…
Коснусь я в памяти случайно
и губ твоих, и рук твоих…
Все в прошлом нашем было тайной,
но чувства нежности недавней
с тобой делили на двоих…
Луна напомнит давний вечер…
в глазах моих найдешь себя…
пусть обо мне нашепчет ветер…
Спасибо Богу за все встречи…
и те… где нет теперь тебя…
А мне опять сегодня не спалось,
Глаза закрою, вижу снова маму.
Седая прядь в копне как смоль волос,
Взорвали на душе и в сердце рану.
Мгновение одно и дикий страх,
А вдруг её я больше не увижу.
Пробили пять уж стрелки на часах,
И расставанье с каждым мигом ближе.
Она сидела полупризрак, полутень,
В одежде белоснежной словно лебедь.
Над красотой её не властна даже смерть,
А я шептала - Я скучаю очень, очень.
Но годы вспять уже не повернуть,
Года как птицы в небе пролетают.
Лишь иногда на несколько минут,
Нам маму возвращает снова память.
Память изменяет тем, кому есть что скрывать.
Лодыжки обвиты туманом.
«Ну как? Хорошо на краю?!»
И темень сочится из раны
во мраке и боли раю.
Холодные скалы по кругу
За руки бездушно взялись.
«Все сделать! Но вытащить друга!»
Над пропастью возглас завис.
Но я… Я никто…
Просто память.
Холодная, скользкая тварь!
Я знаю, как сердце изранить
И бросить тебя среди скал.
Иду за тобою по следу.
Оковы не сбросить, ты знай!
И выхода лучшего нету
Как:
Горы… Обрыв… И… край
Лешек - поляк. Не простой поляк, а военный. Может, его и не Лешек зовут, но все ведь знают, что в Польше Лешеков примерно столько же, сколько в какой-нибудь Бразилии донов Педро, так что пусть будет поляк Лешек.
Он не просто военный, а инструктор. И даже не просто инструктор, а инструктор в специальном военном подразделении. Вояка он заслуженный и инструктор такой, что мое почтение! В общем, видел я его в деле. Не в бою, а на тренировке. И видел, как стокилограммовые мужики от него разлетались, будто легкие кегли, хотя он их даже и не бил (кажется) и не толкал (вроде бы). Своим курсантам Лешек, прежде всего, говорит о том, что физическая подготовка - это хорошо. Это даже прекрасно. Но если к накачанным рукам и ногам не прилагается мыслящая голова, то считай, что тебя плохо готовили к выполнению боевой задачи и вообще зря учили. Сам Лешек имеет широкий кругозор и прекрасно разбирается в истории, в том числе, в истории войн и в политической истории.
Но сейчас рассказ не об этом, а о том, что приехали как-то в Польшу к тамошним милитаристским инструкторам рукопашно-ногопашного боя их голландские коллеги. Щедрая славянская душа (а уж в этом-то поляки очень напоминают русских!) не могла позволить пропустить такой повод проявить гостеприимство. Голландцы после активных физических нагрузок и обмена опытом по нанесению увечий противнику с радостью восприняли возможность побухать с коллегами и продолжить обмен опытом в неформальной обстановке. Стол был простой, но изысканный, польская водка оказалась забористой, а потому разговоры пошли душевные и местами даже откровенные. Слово за слово - речь зашла у них о растущей угрозе с Востока и готовности доблестных натовцев сию угрозу сдержать силой оружия.
И тут один подвыпивший голландец, ну, например, Йохан (этих Йоханов ведь в Голландии как в Польше Лешеков, правда же?) стал бахвалиться, что он готов с русскими воевать, и что даже его дед воевал с русскими и ничего - жив остался.
Поляки послушали болтуна, хмыкнули, отвернулись и стали дальше разговоры разговаривать да в рюмки наливать, а вот Лешек задумался: где же это дед голландца Йохана мог с русскими воевать? На какой-такой войне?
«А скажи-ка ты мне, мил-человек, - взяв Йохана за шиворот и повернув к себе, спросил Лешек, - не в голландском ли батальоне войск СС твой дед служил? Интересуюсь так, для общего понимания картины происходящего».
«Ага, - закивал радостно головой Йохан, - в нем, в СС, в батальоне этом или даже в бригаде».
Тут поляки рюмки отодвинули и переглянулись. Даже разговоры поутихли.
«Ну-ка поехали, - сказал Лешек поднимаясь из-за стола. - Мы тут тебе еще одну экскурсию забыли устроить. Сейчас наверстаем».
«Это куда?» - трезвея спросил Йохан.
«Тут недалеко, узнаешь скоро», - дружелюбно хлопнул его по спине поляк, посадил в свой самоход (автомобиль по-нашему) и повез прямиком в музей лагеря «Майданек».
Привез, высадил и лично провел по бывшему немецкому концлагерю экскурсию. Все показал: и расстрельный ров, и крематорий, и горы обуви, которая осталась от убитых в лагере заключенных. Рассказал, как за один только день здесь было убито 18 тысяч человек. А всего, по некоторым оценкам, только в «Майданеке» эсесовцами было умерщвлено около 80 тысяч человек. И евреев, и поляков.
Сводил голландца в мавзолей. Кто не знает, поясню: возле крематория и расстрельных рвов сооружен бетонный купол, под которым собран прах жертв - гора пепла сожженных в этом крематории людей.
Йохан за все время экскурсии не проронил ни слова. В глазах его стоял ужас. И тоска. И страх.
«Сейчас вернемся в Люблин, - предложил голландцу Лешек, - подойдем к людям и скажем, что твой дед служил в СС. Посмотришь на их реакцию. Ну, ты же парень тренированный. Если что - убежать успеешь. Поехали? Поляки еще помнят свою историю. И русские историю помнят, не сомневайся».
«Нет, знаешь, не поедем», - решил голландец.
«Как хочешь, - пожал плечами Лешек. - Вернешься домой, от поляков деду-ветерану привет передавай».
Плохо, когда подводит память, но ещё хуже, если она начинает нам беззастенчиво врать.
И будет день, и будет час,
И кто-то вспомнит вдруг о нас,
Случайно в пропасти пустот,
Когда в пространство занесет
Свободной мысли яркий блеск,
Когда под куполом небес
Припомнят нас, таких взрывных,
Мятежных, яростных, шальных,
Нас всех, не ведающих сна,
В чьих душах вечная весна
Добра и звезд, любви и встреч,
Нас, кто берет на хрупкость плеч
Всю тяжесть мира, чтоб успеть
Спасти детей, низвергнуть смерть.
Уставших править чей-то бал,
Вплетенных в вихрь и карнавал
Случайных лиц и срочных дел,
Спешащих разорвать предел
Во всем! Всегда! Сквозь спесь и лень!
Творящих лучший мир и день!
Терзающих себя и всех,
Рождающих любовь и смех…
И будет день, и будет час,
И кто-то скажет вдруг о нас,
Всем сердцем пламенным горя:
«Их жизни прожиты не зря!»
Наталья Кулакова
Надо иметь очень хорошую память, чтобы думать одно, а говорить другое…
Все пройдет - пройдет и это.
Этот день, зима и лето.
Год за годом - тихим ходом,
Под небесным небосводом.
Все проходит., боль и радость,
Детство, молодость и старость.
В жизни все так скоротечно,
Память будет только вечна.
Всё новое - хорошо забытый «second hand».
К его седине и манерам
Я белою завистью съеден!
Мне будет навечно примером
Владимир Михайлович Зельдин!
Спасибо Вам за всё, Владимир Михайлович!
Приятные воспоминания - это ностальгия до слез.
Да… я не тот кем был когда-то,
И в моих мыслях седина
Но в памяти мгновенья спрятав…
Мечтой живет - моя душа!!!