Дольше всего не забывается то, что больше всего хочется забыть…
Это был вечер особый. Узелок в памяти.
Идёт время, но я тебя не забываю.
Помню всё, что было между нами.
Ты не со мной, а далеко, это знаю.
Ты с другой семьёй и я… другая.
Но в памяти останешься навечно,
Много лет пройдёт, я буду помнить.
Время так бежит, всё быстротечно.
Верю, что ты меня всё время помнил.
Ну, а если вдруг, не будет нашей встречи,
И мы уйдём туда, откуда нет возврата,
Я там найду тебя и будем вместе вечно,
Где белый, белый свет и нет заката.
Бессмертен тот кто в памяти других живёт
© Моторола
Смотрю, как из памяти люди стирают людей…
И мысль одна… - вот бы тоже тому научиться!..
Того, кто мне боль причиняет, забыть бы скорей,
Чтоб улыбаться опять… и тоской не томиться…
Как жаль, что память избирательна порою…
Того, кого скорее хочется забыть,
Хранит в душе годами… жжёт меня тоскою…
… И не даёт воспоминания убить…
ЛЕВИТАН ЮРИЙ БОРИСОВИЧ
ЮДКА БЕРКОВИЧ ЛЕВИТАН
2 октября 1914, Владимир - 4 августа 1983, село Бессоновка, Белгородская область.
Читал важнейшие официальные сообщения, прославился в годы Великой Отечественной войны 1941−1945 годов. В творчестве Левитана органично соединились гражданская, публицистическая и актёрская выразительность.
Родился в еврейской семье. Его отец Бер Левитан работал в артели портным, мать Мария была домашней хозяйкой. В детстве его прозвали «Трубой» - за зычный голос.
Юрий Левитан мечтал стать артистом. Известным, чтобы афиши повсюду висели и автографы на каждом углу просили. Пробовал даже поступать в кинотехникум, получил направление в Москву, но отношения с кино из-за забраковавшей семнадцатилетнего паренька приёмной комиссии не сложились. Так бы и вернулся он в родной город Владимир, не попадись ему на глаза объявление о наборе в группу радиодикторов.
Членов комиссии, среди которых был знаменитый мхатовский актёр Василий Качалов, разумеется, не могли не смутить и юный возраст поступающего, и его провинциальный костюм - спортивные штаны и полосатая футболка, и владимирское оканье. Но всё решил голос - чёткий, поставленный, завораживающий. Не зря же в детстве ребята прозвали Юрия Трубой - его голос был слышен за несколько домов, и нередко отчаявшиеся мамаши просили мальчика позвать своих запропастившихся чад.
Так Юрий Левитан был зачислен в группу стажёров Радиокомитета, чтобы вскоре стать диктором 1, чья популярность вполне могла сравниться со славой главной советской кинозвезды Любови Орловой.
Первое время Левитан занимался тем, что разносил по кабинетам различные бумаги, готовил коллегам чай и бутерброды, а по ночам усиленно избавлялся от володимирского говора. Наконец, Юрию поручили прочесть по радио статью из «Правды» - так в тридцатые годы передавали в отдалённые уголки Советского Союза тексты завтрашних газет: диктор почти по слогам читал материал, а стенографистки на местах записывали и отправляли статьи в типографию.
Надо же было случиться, что в тот день, а точнее, в ночь, когда стажёр Левитан впервые получил доступ к микрофону, у приёмника оказался Сталин. Вождь традиционно работал по ночам, и радио в его кабинете не выключалось. Услышав Левитана, он тут же набрал номер телефона тогдашнего председателя Радиокомитета СССР и сказал, что текст его завтрашнего доклада на открывающемся утром XVII съезде партии должен прочесть диктор, который только что передавал статьи из «Правды»…
В 12 часов дня в студию привезли запечатанный пакет со сталинской речью. Белого от волнения Левитана провели в студию, где он в течение пяти часов читал священный текст, не сделав при этом ни одной ошибки. На следующий день девятнадцатилетний юноша стал главным диктором Советского Союза. Называть официальный голос Кремля трубой никому уже и в голову не приходило. Коллеги между собой уважительно окрестили Левитана Юрбор - от имени-отчества Юрий Борисович.
Несмотря на безоговорочное признание коллег и начальства, Левитан продолжал серьёзно работать над своей дикцией. Просил кого-нибудь из помощников поворачивать лежащий перед ним текст то вправо, то влево, а то и вовсе становился на руки и читал написанное вверх ногами.
В июне 1941 года именно Левитан прочёл сообщение о начале войны и потом на протяжении всех четырех лет сообщал стране о ситуации на фронтах. Маршал Рокоссовский как-то сказал, что голос Левитана был равносилен целой дивизии. А Гитлер считал его врагом рейха 1. Главнокомандующий Сталин значился под номером 2. За голову Левитана было обещано 250 тысяч марок, а специальная группа СС готовилась к заброске в Москву, чтобы ликвидировать диктора. Для того чтобы обезопасить главный голос СССР, Левитану выделили охрану, а по городу распускали ложные слухи о его внешности, благо в лицо Юрия Борисовича знали немногие.
…
Начиная с семидесятых годов почти не выходил в прямой эфир. Начальство считало, что голос Левитана ассоциируется у населения с какими-то чрезвычайными событиями. Мол, не читать же диктору, объявлявшему о начале войны или салюте в честь Дня Победы, сводки об итогах уборочной.
И Левитан, которому первому среди дикторов присвоили звание народного артиста СССР, стал озвучивать кинохронику, читал закадровые тексты к художественным фильмам, записал для истории Сообщения Информбюро (во время войны выступления Левитана никто, разумеется, не записывал). А ещё с удовольствием встречался с ветеранами, для которых его голос был так же свят, как сама память о минувших боях.
В августе 1983 года Юрия Борисовича пригласили принять участие в торжествах по случаю 40-летнего юбилея со дня освобождения Орла и Белгорода. Перед отъездом Левитан пожаловался друзьям на боли в сердце. Но на все попытки отговорить его от поездки неизменно отвечал: «Я не могу подвести людей. Меня ждут».
Тот август выдался необычайно жарким - столбик термометра зашкаливал за 40 градусов. На поле под Прохоровкой, где во время Великой Отечественной состоялась знаменитая Курская битва, Юрию Борисовичу стало плохо. Врачи деревенской больницы, в которую доставили Левитана, ничего сделать уже не могли…
Похоронен в Москве на Новодевичьем кладбище (10 участок).
Когда и ты ушла, и все ушло,
перемешав семь нот в безумной гамме,
и жизнь моя, как битое стекло,
лежала у разлуки под ногами;
когда повсюду рушились миры
и даже солнце восходило реже,
а в телеке стенали «Песняры»
о Вологде и пуще в Белой Веже;
когда слова «потом», «попозже», «впредь»
казались футуристским жалким бредом,
когда хотелось лечь да помереть,
укрывшись с головой тяжелым пледом;
когда стихов горели вороха,
когда в воде не находилось брода,
а легкие вздымались, как меха,
от яростной нехватки кислорода,
казалось - гибель. Унесло весло,
а сердце раскалилось, словно в домне…
Но - все прошло. Ей-богу, все прошло.
Пройдет и то, что я об этом помню.
В безмолвном небе снова одна,
в бешеном танце пляшет луна.
Яркие звёзды гореть перестали,
Мы их так долго искали.
Тех войнов достойных медалей,
Погибших от крови страданий.
Их могилы давно зарыты,
Но подвиги до сих пор не забыты.
Самые сильные чувства всегда оставляют боль, самые сильные эмоции всегда проходят, самая сильная любовь всегда оставляет нас
Помнят и хорошее, и плохое. Вспоминают выборочно, в зависимости от настроения…
А память - это жизни вереница,
Спираль души, что сердце обнимает.
Она подобна синей вольной птице,
Которая мечтами согревает,
Вдаль провожая листопадный шорох
И, пригубив слегка сироп кленовый,
С дождями вспоминает тех, кто дорог,
Рисуя за стеклом сюжет знакомый;
Бежит по лужам, по ночным аллеям
И ищет знаки - старые приметы.
А память, слово маленькая фея,
Пытается найти вокруг ответы,
Смеется искренне, порой рыдает,
За дни ушедшие хватаясь жадно,
И часто от усталости страдает,
Укутавшись в желанную прохладу.
Я хочу, чтоб ты знал и, наверное, всё-таки помнил,
Я тебя жду,
Через год, через два, или, может, во вторник,
Я и вечность, пожалуй, смогу.
Полусонного, пьяного, дикого,
Говорящего ерунду,
Беззаботного или разбитого,
Я любого тебя приму.
Будешь плакать - я слезы высушу,
Я - под пули, и я - в огонь,
У Всевышнего вымолю-выпрошу:
«.только сердце его не тронь!»
Твои руки, до одури нежные
Буду гладить и обнимать,
Мои чувства к тебе безбрежные,
Понимаешь, их не унять.
Что им время? Оно обманчиво,
Вроде лечит, а боль жива,
Только шепчет тихонько, вкрадчиво:
«Лучше б ты его не ждала».
Осыпалась ночь звездопадом на плечи
И прошлое больше уже не тревожит…
А, знаете - время действительно лечит
И наши поступки и мысли итожит:
Черту проведёт между «было» и «стало»,
И сгладятся самые острые грани…
А воспоминания - острые жала
Уже не сумеют ни тронуть, ни ранить…
Снимается боль амнезией забвенья…
И память не мучает, не кровоточит…
Вот только… бесследно ушло вдохновенье…
Осыпались звёзды дождём многоточий…