.
Вся в дыму шкворчит Москва,
в ней бистрО и многолюдно.
Жизнь тут - неудобова-
-римое по сути блюдо.
Здесь вокзальный говорок -
.. .. .. .. .. тюря, сборная солянка.
Жвачка улиц и дворов -
.. .. .. .. .. городская сухомятка.
Преисподненский котёл,
где безумие фаст-фудит.
В нём кипит крутой кутёж -
.. .. .. .. .. то ли зомби, то ли люди,
сплошь погрязшие в грехе -
.. .. .. .. .. до отрыжки, до изжоги,
без царя в дурной башке,
а в душе - давно без Бога.
Равнодушные глаза
в поездах метро напротив.
Страсти лживые - эрзац,
ненавистные до рвоты.
С языков слетает чушь,
ну, а в гулких душах - пусто…
Блюдо густо поперчу,
всыплю усилитель вкуса -
.. .. .. .. .. ядовитый консервант
равнодушными руками…
Разве я ещё жива
в этой «кухне»?
И покамест
жуткий сей конгломерат
не добрался до окраин,
поспешу в свой микрорай-
-ончик - чистый, натуральный.
- иz -
Не слышны в саду даже шорохи,
Все здесь замерло до утра.
Если б знали вы, как мне дороги
Подмосковные вечера.
Речка движется и не движется,
Вся из лунного серебра.
Песня слышится и не слышится
В эти тихие вечера.
Что ж ты, милая, смотришь искоса,
Низко голову наклоня?
Трудно высказать и не высказать
Все, что на сердце у меня.
А рассвет уже все заметнее…
Так, пожалуйста, будь добра,
Не забудь и ты эти летние
Подмосковные вечера!
Я гулял по столичному парку,
Размышлял о себе и Москве.
Мне нисколько себя не жалко,
Жалко город, который во мне.
Он пропитан метро и шумихой,
Лишь во мне не шумит ничего.
Почему же в душе так тихо?
Я не чувствую свежесть его.
Город будет стоять и дымить
Может сто, может тысячу лет.
Долго улицы будут помнить,
Как гулял здесь когда-то поэт.
Я не первый, и я не последний,
Кто в железных окутан руках.
Держит ритм златоглавый посредник,
В наших думах и в наших сердцах.
Гаишник тормозит блондинку на «Мазде» при выезде из Лефортовского тоннеля:
- Почему не включили свет?
- Вы что, не видите, что у меня не московский номер?
Откуда я знаю, где тут у вас свет включается.. .
Москва, как много в этих пробках,
Для сердца нашего слилось.
Ни слова нежности ей не скажу…
Коробку мата, каждый день,
Туда, я отвожу.
В Москве Молдаванин звучит как профессия.
Когда в Москве стихает шум и гомон,
Когда рассвет редеет голубой,
Я выхожу к себе во двор, как будто лирик или вор,
И на свидание иду с тобой.
А ты не ждешь меня и не скучаешь…
Ты сладко спишь на пятом этаже.
И Пироговка под окном течет к пруду с монастырем,
И птицы ранние поют уже.
Москва, Москва, в сиреневом и белом,
Москва, Москва, весенняя Москва!
Мы всю насквозь тебя пройдем,
В ладони дождика нальем,
И выпьем стоя за тебя, Москва!
Я просочусь к тебе сквозь талый сумрак,
И нам никто не сможет помешать
В оконный вылететь проем и над Москвой парить вдвоем,
И сонным воздухом одним дышать.
Но нас поймут лишь дворники и кошки,
И у кого окно горит в ночи -
Неспящие ученые, и все, как мы, влюбленные,
И никому не нужные врачи…
Москва, Москва, в сиреневом и белом,
Москва, Москва, весенняя Москва…
Мы всю насквозь тебя пройдем,
В ладони дождика нальем
И выпьем стоя за тебя, Москва!
Напротив метро, кабак «Столичный».
Вечер. Горят магазинов витрины,
А у метро, девчушка стоит с табличкой:
«Помогите на билет до Украины»
В глазах ее полугрусть, полузлость,
Типичная провинциалка,
Приехала сюда, как столичный гость,
А уедет, будто выгнали палкой.
Я не ругаю жизнь.
Люблю ее, за радость перемен,
За мимолетные моменты счастья,
Москва, особый «континент»
Кому то, боль,
Кому то, сладострастие.
В 1705 году Пётр 1, задался целью привести в порядок московские улицы. И ввёл по этому случаю, каменную повинность. Камень взимался с дворцовых, архиерейских, монастырских земель и вотчин служилых людей в зависимости от числа крестьянских дворов. С первого десятка дворов брали один камень размером с аршин, со второго десятка - по два камня с полу-аршин, с третьего - кубик мелкого камня размером не меньше гусиного яйца. Та же повинность налагалась и на купечество. Крестьяне, приезжавшие в Москву для торга, должны были привозить каждый раз по три камня с гусиное яйцо и песок. Вот так с миру по нитке - городу мостовая…
Посмотрел в Яндексе пробки.
Вся Москва - красная.
Вспомнились духи Красная Москва.
Понял смысл названия.
.
Я в «лодочках» плыву лихим баркасом
по шумной акватории Москвы,
на шпильках мчусь, распугивая насмерть
судёнышки - прохожих деловых.
С разбега от метро вхожу в фарватер.
Меня несёт отчаянный «гольфстрим»
к уютной, тихой гавани - Арбату,
туда, где дух Москвы неистребим,
где царствует религия Булата
и где над каждодневной суетой
клубится то, что мне дороже злата,
крутейших вилл и дорогих авто.
Слегка притормозив, чтоб отдышаться
и плоть насытить воздухом любви,
я окунаюсь в светлое пространство,
в мир грёз,
как в погреб, полный дивных вин.
Здесь хочется вдали от всех «политик»,
цинизма, зла - побыть самой собой
и ощутить невидимые нити,
связавшие с Россией и судьбой.
И хочется остаться здесь навеки,
не знать тоски, предательства и лжи.
Пока жестокость этим миром вертит,
мне с ним не по пути.
.. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. . Но это - жизнь…
- иz -
Вот прошел в Москве парад
Пидаров и геев.
Много было, говорят,
СМИ и ротозеев.
Это (нам твердят они)
Личности свобода,
То, что Запад им внедрил
С заднего прохода.
Гей и пидар, я прочел,
НЕ одно и тоже,
А по мне так, все гнилье,
Спидоносцев рожи.
Ведь г… о, везде г… о,
В городе, на даче,
Пусть хоть царское оно
Или поросячье.
Я не изверг, не садист,
Но всю эту гнилость!!!
Всех бы на кол посадил,
Как в Руси водилось.
Чтобы каждому вошло
Спидоносцу в гланды,
Чтобы поняло гнилье -
РУСЬ не Нидерланды.
А может Кутузов был прав? Чтобы спасти Россию, нужно сжечь Москву?
В Москве фонари, за столом свечи,
Тени до зари, а время не лечит.
Сердце ты украл и наполнил любовью.
Хочу что бы вечно были мы с тобою.
Ты не идеал, да таких и не бывает
Иногда кричишь, но к тебе так тянет.
Ты такой один и только ты мне нужен
Мой организм тобой простужен.
Мы часто ругаемся, можем подраться,
Но мы вместе и нечего стесняться.
Я хочу обнять тебя и не отпускать
И никто не сможет мне помешать.
Я выбрала тебя и буду верной,
Какой бы не была моя вера.
Многа лет готова быть с тобой
И надеюсь ты будешь только мой!