Вот лето: осины и грузди,
Как зеркало речка лежит.
Вот детство: там не было грусти,
Твоих бесконечных обид.
И ложь не тревожила душу,
Как сладко спалось по ночам!
И сердце с тоскою наружу,
Слезы не сулило глазам.
Вот бабушка: в тоненькой шали,
И запах малины с утра.
И так далеко до печали!
И так далеко до тебя!
Сутулые, детские плечи,
Усыпанный сливами сад,
Ещё немотой не калечит —
Бессмысленных, взрослых утрат.
Овации листвы вздымаясь прямо в небо,
Листают воздух здесь, как книгу книголюб;
А всё, что вне того — напрасно и нелепо,
Покуда тень ветвей очерчивает круг.
Овации листвы, и синь ползёт на угол,
Домов, где никогда ты не заваришь чай,
И не сомкнёшь ресниц — надменный, чёрный уголь,
И скатерти цветной не сгладишь мятый край.
Других примет нам нет — весь мир, как в колыбели:
Пейзаж лишённый нас и завтрашнего дня;
Не обмани свой слух призывом чУдной тени —
На месте пепелищ не разводи огня!
Засохшие листья малины —
В коробке с рисунком чуднЫм;
Их кто-то сберёг для ангины,
Чтоб вечером зимним, седым:
Кого-то лечить и баюкать —
Как сына баюкать, как дочь;
И шарф ему тёплый придумать,
Склонившись над спицами в ночь;
И песни вытягивать строчку,
И к сердцу, прижав своему,
Ни сына баюкать, ни дочку —
Уставшую душу твою.
Не так уж страшен чёрт,
как ни малюй!
Что проку спорить, нежели разлука —
Сама стучится.
Ну-ка, не горюй!
Любовь — обман,
(не пей вина, Гертруда!).
Увы! Гип-гип-увы! И это всё:
И толку нет.
Скудеет в сердце нежность.
Да, в общем-то, обычное житьё:
Зима грядёт. Крепчает безнадежность.
Пусть что-то там о рае в шалаше —
Ещё в строке попросится наружу:
— Мой птенчик,
накупи папье-маше,
и прочего, что радует «вам» душу.
Парижские проспекты так свежи!
Там дышится, наверно, по-другому;
А русский быт?
(да что там!),
До зимы,
До расставания — шаг лишь,
(слава Богу!).
Нет, нет, не обещаю позвонить —
Остаться в дураках (какая малость!),
«l'amour est mort notre» —
и помолчи,
Усталость это?
Видимо, усталость…
*l'amour est mort notre (наша любовь умерла).
Золотые горы — фальшивые,
Жизнь, как осень, накуролесила,
Дом просторный, только, он, пуст,
А, вино, как сыр, оно с плесенью,
Сладок мёд, но с привкусом горечи,
Как калина, ягода осенняя,
Много я по жизни наломала, своей, дров,
Можно зимовать без опасения…
Разведу огонь в камине — весело,
Он трещит и скачет по щепочкам,
Словно снова бабушка — со сказкою,
Я же при ней — маленькой девочкой…
Только нету, бабушки рядышком,
Жизнь прошлась, оставив отметины,
Ничего не жаль, кроме одного —
Что Любовь свою так и не встретила…
Нет не так… Что до меня — я встретила,
Ты же — предпочел отказаться,
Ну, а с кем попало — не жизнь,
Не могу я «замужем казаться…»
у меня есть три дня, чтоб легко отпустить сентябрь,
так, как в Индии мертвых пускают по водам Ганга…
чтоб оплакать любовь, будто собственное дитя,
и не ждать, что вернется по принципу бумеранга.
я решила тебе с октября не писать стихи,
а сейчас я звоню, чтоб услышать в ответ гудки,
чтобы боль напоследок пронзила мой каждый атом…
да возьми же ты трубку, пошли на прощанье матом —
чтобы выжать меня
до последней
моей
строки!
я не ищу любви или блаженства:
случайны связи, рейсы, поезда;
мне кажется, без толики кокетства
любить способны только города.
идешь ли ты по мостовой парижа,
сидишь ли на ступеньках сакре-кёр:
всё, кажется — мосты, колонны, ниши
ведут с тобой любовный разговор.
и запах булочных, французских сигарет,
дыханье теплое приветливого ветра,
все будто шепчет нежное «je t’aime»,
не требуя немедленно ответа.
ведь каждый город — это человек,
который с ним для нас навеки связан,
и я ищу — по песням и рассказам,
но только опоздавшая на век.
и я гуляю — улочки монмартра,
где он, казалось, был еще вчера,
и сигарету в урне у театра
оставила вчера его рука.
и на перрон лионского вокзала
приходят сотни разных поездов,
и вдруг в толпе мелькнёт (нет, показалось!)
высокий воротник его пальто.
и столько расстояний между нами,
что путь через сожженные мосты:
«j'etouffe» шепча горячими губами,
ищу в случайных строгие черты…
в париже все сияет перламутром,
и я ему торжественно клянусь:
au revoir ! я улетаю утром,
но снова обязательно вернусь.
Не бросай меня за борт, там холодное море,
Только скалы и льдины, акулы и бури,
Только вечное, чёрное, чистое горе…
Так случилось, когда ты немножечко умер.
Ты знаешь, что смерть — это вовсе не страшно,
Что хочется спать, и чем дальше, тем больше,
Не нужно быть смелым и сильным, отважным,
Без боли насколько становится проще.
Внезапно — разряд, как маяк среди шторма,
Как причина сражаться, мотивация выжить.
Невозможно сдаваться, когда ждут тебя дома.
Когда в радость дышать.
Я люблю тебя, слышишь?
Чашка кофе на столе,
Роза в нежном хрустале,
И часов старинных ход,
Вечно полный дом забот
Вот мечта, в ней главный — ты,
Вот герой моей мечты,
Кофе без тебя сбежал,
И букетик роз завял,
И часы, замедлив ход,
Пошли задом наперёд,
И погасла жизнь моя,
Если рядом нет тебя…
Сколько вынесли мы, мой родной, чтобы быть вдвоем,
Чтобы пели сердца и по струнам бежали пальцы…
И плевать, что не домик у моря, а вечный съем —
Лишь бы в душах друг друга мы не были постояльцы.
А ведь правда, мы всюду сумеем создать уют.
Нам достаточно просто вглядеться друг другу в лица —
И мы снова на Войтовской, в маленьком том раю,
Где глаза наши светятся ярче огней столицы.
Мы скитались с тобой двадцать долгих нелегких лет,
Только все это больше не важно на самом деле:
Все равно каждый купленный мной и тобой билет
Нас доставил в конечном итоге к заветной цели.
В этом мире любви, состоящем из двух сердец,
Не важны ни квартирный вопрос, ни размер зарплаты…
Потому что мы сильные, каждый из нас — боец,
Ведь не зря я тебя называю «мой гладиатор».
ты вернёшься, как истинный бумеранг.
я ведь с детства читаю такие сказки.
Сделай так, чтоб мне стало тепло,
Сделай так, чтоб мне стало светло,
Чтобы в жизни моей безрадостной,
Мне, хоть раз, наконец, повезло…
Франция. Прованс. Лавандовое поле,
И лазурь, ло горизонта, в небесах,
У тебя глаза, такие же, как небо,
С запахом лаванды в волосах…
Дом ли то из камня, а быть может, и церквушка,
Я понять не сразу и смогла,
Потому, как ночью, мне луна, одна, светила,
И найти дорогу помогла.
Франция, любимая, лавандовое поле,
Даже птиц не слышны голоса,
Только тихо ходят фиолетовые волны,
Под порывом ветра, да слегка рябит в глазах,
Включите мне снег. я устала с дождями на 'Ты'.
В его равнодушии плавится даже лёд,
Когда он готов отказаться на раз-два-три
От чёрта,
от Бога,
от мира, в котором живёт.
Когда, как ни бейся, он в обуви по душе,
Натопчет и молча закурит ещё одну.
Он верил кому угодно, но не себе
Пока я терпела,
молчала
и шла ко дну.
Пока я летела без крыльев ко всем чертям,
Кляла свою гордость, уткнувшись в его плечо,
А ночью тихонечко в трубку: «так больно, мам.»
Но жертва
незримо связана
с палачом.
Ни любви, ни богатства, ни счастья,
Лишь погода, хоть та — благодать,
Для души, моей бедной, лекарство,
Если счастья нет, где ж его взять…
Ни занять, ни купить, ни украсть,
Счастье, как и любовь, невозможно,
И вести себя с ним осторожно,
Не дай, Бог, не спугнуть, чтоб, его…
Ни любви, ни богатства, ни счастья,
И погода испортится завтра,
Обещают дожди, ветра с грозами,
Осени, обычное, коварство…
Пропадёт утешенья иллюзия,
И забьётся душа в рыданиях,
И огонь ярко вспыхнет в камине,
Утешая тебя, а страданиях,
Ни любви, ни богатства, ни счастья,
Но есть домик, небольшой, но надёжный,
Будем жить, кофе пить с пирожными,
Ожидать того, чего невозможно…