Обычный вечер, тихий ресторан,
Сюда приходит светская «элита»…
Здесь не махнёт бродяга свой стакан,
Вино из Франции в бокалы тут разлито.
Мужчина в возрасте привёл старушку мать,
Швейцар у входа онемел, как рыба.
Видать с кафешкой спутал, что гадать,
Сейчас нацедят по бокалу пива.
Пройдя по залу, сели у окна,
Собрав презрительные взгляды и ухмылки.
Накрыли стол, повисла тишина…
И каждый думал : — Во дают обмылки!
Сын нежно мать погладил по плечу,
И объяснил о каждом новом блюде.
Затем зажёг, как водится, свечу,
Тост произнёс, что всё прекрасно будет.
Весь зал затих, как будто опустел,
Вокруг пытались уловить хоть слово.
О чём болтают — всякий знать хотел,
Никто не видел раньше здесь такого.
Сын проводил старушку в туалет,
Заправил прядь у зеркала прилежно.
Пригладил стёганый поношенный жилет,
За столик усадил её неспешно.
Влюблённым взглядом он смотрел на мать,
А та краснела, всех вокруг стесняясь.
Ну как могла крестьянка воспитать?
На них косясь, тихонечко шептались.
Устав под вечер, он помог ей встать,
И взяв под ручку, двинулись на выход.
Мужчина в фраке вдруг решил сказать.
Поднявшись, произнёс: «А ну-ка — тихо!»
Преподнесли вы сыновьям урок
И подарили матерям надежду.
Хочу, чтоб всех, когда настанет срок,
Любили так же искренне и нежно!
Зал тихо встал и слёзы на глазах,
У всех невольно защемило сердце.
Стояло счастье в четырёх шагах,
А их осталось за закрытой дверцей…
Попробуй сам, не поскупясь добром,
К своим родным не опоздать с любовью.
Чтобы всю жизнь не вспоминать о том,
Как ты рыдал, склонившись к изголовью.
Чтоб не казнить о том, что опоздал,
Мог прилететь, примчаться, приползти.
Всех добрых слов при жизни не сказал,
А прошептал последнее «Прости!»…
Жена оставила меня с дочкой и попросила последить, чтобы малая в нашу комнату не заходила, так как там какие-то платья, которые она шила на заказ
Младшая дочь (8 лет) отцу:
Утром на утро нет времени. Утро будет вечером!
Племяшку-первоклашку в классе все уважают с первого дня. На вопрос — КАК? - потрясающий ответ: «Я всем говорю, что если будут меня обижать, то скажу брату и спущу собаку.» А про то, что брату пять лет, а собака — это милый комок меха — миниатюрный шпиц… об этом история умалчивает…
Обычный день, похожий на другие,
Супруги возвращаются домой.
Сидят, молчат, как будто бы чужие,
С рождением детей какой-то сбой.
Десяток лет уж под одною крышей,
Но завести ребёнка не смогли.
Глаза «сломали», глядя на детишек,
Врачи помочь им так и не смогли…
Машина плавно скорость набирает,
Оставив километры позади.
Приёмник что-то тихо напевает,
Вдруг силуэт какой-то впереди…
Жена в волнении завыла, как сирена,
Визг тормозов, машина замерла.
Качалась, словно удочка, антенна,
К ним женщина тихонько подошла.
Прижав к груди ладони, умоляла
Помочь, спасти попавшего в беду.
Она звала, просила и рыдала,
Тянула в лес их, как на поводу.
В овраге в хлам разбита иномарка,
Воткнулась в пень, из-под капота дым.
Столбняк напал от этого «подарка»,
Не уж-то кто-то здесь остался жив?
Водитель мёртв и пассажирка тоже,
Но из машины вдруг раздался писк.
В салоне грудничок лежал — о БОЖЕ!
Рванёт машина, иль пойти на риск?
Стекло мужчина камнем быстро выбил,
Схватив ребёнка, бросились на верх.
Машину взрыв вдруг на секунду вздыбил,
Летели искры, словно фейерверк.
-А где та женщина, что нас остановила?
Придя в себя, спросила вдруг жена.
Внизу в машине, видимо, погибла,
Малышки жизнь ей так была важна…
Скажите люди, разве ж то не чудо?
Спасает мать ребёнка своего.
С небес поможет, коли будет худо,
В беде не бросит чадо одного.
Хотите знать, что стало с той малышкой?
Живёт в семье, той, что спасла её.
Читает бегло, очень любит книжки,
Ей не по нраву детское нытьё.
Они за это Богу благодарны,
За девочку, что вдруг вошла в семью.
Пускай растёт любимой и желанной,
А мама упокоится в Раю!
Переходный возраст — это когда сын уже стоит на собственных ногах, но ещё в папиных ботинках
Сегодня было. Подъехал к дому, свернул на боковую дорожку к детсадику, стал привязывать велик. Мимо пронеслась на самокате девчушка лет трех с половиной, в чрезвычайно хорошем настроении и на полном ходу. Слышу сзади страшный крик порядком отставшей мамы:
— Маша, стой! Машина едет!!!
Я обернулся — точно, едет. Маше наперерез, уже метрах в 40. И вряд ли водитель видит эту девочку за оградой садика. А она и не думает останавливаться.
Это вообще хреновое место. Проезжая часть, а пешеходу укрыться негде. Тротуар под жилым домом напротив заставлен припаркованными авто впритык. Свинство конечно, но безысходное по всему городу. С другой стороны дороги — ограда. Дорога узкая, человеку и машине не разойтись. При появлении авто остается искать «кармашек», типа ближайшего подъезда или такого вот выхода из садика. Впрочем, это дорога в тихом дворе, машины тут проезжают редко. Но это и вселяет опасную беспечность, когда тебе три года и душа твоя полна восторга. Ну вот куда несется эта дуреха прямо под колеса? Да и мамаша хороша, от же ж клуша.
Подорвался и я следом за девочкой, гигантскими прыжками. В групповом забеге с родительницей я опережал ее метров на пять, и продолжал уверенно увеличивать дистанцию, но настигнуть проклятый самокат было непросто. Спаситель хренов.
В ответ на повторный отчаянный вопль «Стой, не видишь что ли?» она обиженно ответила наконец:
— Вижу!
Ура, установился диалог! Но она не снижала скорости. Вскоре я понял, что девочка раньше молчала, просто задумавшись, как сформулировать интуитивно понятную ей мысль на новом для нее языке. В гневе за упрек, что она ни хрена не видит перед собой, проснулись у нее наконец нужные слова:
— Плавый поволотник голит! И ваще за лулем тетя Ила. А ей точно наплаво.
Заканчивала Маша свои наблюдения, уже свернув на проезжую часть и устремившись на это авто в лобовую атаку. Предчувствия ее не обманули. Неведомая тетя Ира высунула руку из окна и приветливо ей помахала. После чего свернула, кто бы мог подумать, именно направо. А Маша с торжеством понеслась дальше по свободной дороге. По-прежнему тревожа сердце пробежавшей мимо меня запыхавшейся маме. Мне кажется, мир для Маши представляется заполненным огромными, заботливыми, но жутко тупящими взрослыми…
Ходила с трехлетним внуком в гости к его прабабушке. А на столе в комнате у неё стоит вазочка с конфетами. Взял одну. Съел. Ладно. Походил кругами. Потянулся за второй. Последняя — говорю — больше — нельзя! Съел. Походил, походил. Подходит к столу. Видит, что я наблюдаю и, предупреждая мой запрет, говорит:
— Мне надо есть конфеты, потому что я болею…
Вооот! Логика…
У Варвары две сестренки.
Брата два — совсем не лишка.
У Варвары счастья столько —
На собрание из книжек.
Папа, мама, тетя дядя,
Дед, бабули целых три.
Смотрят, крутят, водят, гладят,
Кормят, просят подрасти.
У Варвары жизни праздник,
Словно реченька бурлит.
Пять… тринадцать… восемнадцать!
Ах, Варвара! Что ж — лети!
Я словно в детстве побывала:
С детьми я в прятки поиграла,
Потом лошадкою скакала,
Пока, спотнувшись, не упала,
Летала шумным самолётом,
Была я поваром, пилотом
Палила по врагам из автомата,
Изображала я торнадо
Была и инженером и конструктором
И даже в поезде кондуктором…
Но к вечеру, надев пижаму,
Я превратилась снова в маму)))
Хочешь завоевать страну — воспитай ее детей.
Так мимолётны годы, пока он нуждается в нас. Пока можно на ручки взять, а потом — за ручку. А потом — за руку…
И он уже руку выдергивает — он большой! Или аккуратно высвобождает — он уже очень большой, взрослый.
И он уходит своей дорогой в свою судьбу, этот взрослый бывший ребёнок. Остаётся растерянность: как, уже? Как это вышло? Где мой маленький мальчик, маленькая девочка, которые так хотели на ручки, боялись засыпать, если меня нет рядом, звали постоянно: мама!
Теперь не зовут; прекрасно обходятся без нас. И засыпают с кем-то другим, с другим бывшим ребёнком…
Дети недолго остаются детьми. И вот это короткое детство занято воспитанием, обучением, чем угодно, только не объятиями и поцелуями. Не совместными играми — когда играть-то, уроки не сделаны или поделка для садика, некогда, я страшно устала, утром на работу…
И надо приучить к самостоятельности. Все только об этом и говорят! Это — самое важное, чтобы был самостоятельным! Скорее бы вырос! А потом раз! — и перед вами взрослый человек. Просто моложе вас. А ребёнка нет больше — детство очень короткое.
И как вы будете жалеть о каждом пропущенном объятии, о каждом крике и замечании, о каждом отказе поиграть, потому что некогда! Когда-нибудь потом. А потом уже не надо. Ребёнка нет — есть взрослый.
А некоторые дети не успевают стать взрослыми — так тоже бывает. И больше всего жалеют не о том, что мало выучили английских глаголов, формул, мало занятий в секции провели, мало приучали к самостоятельности, мало на экскурсии отправляли с классом — больше всего жалеют о том, что мало были вместе. Мало вместе лежали на диване, обнявшись. Гуляли на ручках. Или за руку шли — и уже нет руки в нашей руке.
Это так быстро проходит; это время, пока мы так нужны детям. Детство очень короткое. И жизнь тоже.
Можете смело считать, что хорошо воспитали своих детей, если животные любят их, а не боятся.
— Мамуля, послушай! Я стану учёным,
А может быть, лучшим на свете врачом!
Чтоб жили до старости с папой влюблённым —
Любые болезни бы вам нипочём!
Да что там до старости — лучше бы вечно!
Осталось придумать такой эликсир…
Придётся ещё подучиться, конечно,
Зато (представляешь?) спасётся весь мир!
Построю бездомным животным по будке —
У каждого должен быть всё-таки дом!
Всем людям — зарплату! И это не шутки:
Я первым придумаю этот закон!
— Какой фантазёр! Посмотри, уже поздно.
А ну-ка бегом на подушку, в кровать.
Заглянут в окошко и месяц, и звёзды…
— Постой! Я забыл тебе что-то сказать.
Сегодня приснилось, что я задыхаюсь,
Что мультик смотрел, а потом — всё в дыму!
А пламя, сильней и сильней разгораясь,
Держало как чудище в лапах — плену.
А нас было много, мы звали на помощь!
Но двери закрыты — никто не пришёл…
— Мой крошка! Чего не привидится в полночь…
Поверь: это просто несбыточный сон!
Такого, конечно, случиться не может!
Но если кошмары увидишь ты вновь,
Буди меня сразу — мы с папой поможем.
Закрой свои глазки и… сладеньких снов!
И снова здравствуй (и кучу приветов сверху).
У нас всё засыпало снегом до самой крыши!
Вот честное слово, ни подойти, ни подъехать.
Красиво так, что и в целом письме не опишешь.
Вчера баба Клава (ты помнишь? О ней писал я
И в прошлом году) принесла из кладовки зайца.
С оторванным ухом и взглядом таким печальным
(Я знаю, знаю, большой уже я, мне двенадцать),
Что дрогнуло сердце — ему очень друг же нужен!
(Его с оторванным ухом никто не любит.
Подумаешь, ухо!) Котлету съели на ужин,
На завтрак — кашу (а перед почистили зубы).
А Витька смеётся и тычет в зайчонка пальцем,
Мол, страшненький он, одноухий, с хвостом кургузым.
(Я знаю, что взрослый и знаю, что мне двенадцать,
Но разве бесхвостый заяц — такая обуза?)
Я видел (случайно, честно!), все что-то просят:
Мальчишки — солдатиков (жуть, как они упрямы!)
Девчонки — кукол (Светка — курносый носик).
А мне бы, как раньше, бегать и новую маму.