…Вес взят. Прекрасно, но не справедливо, что я внизу, а штанга наверху. Такой триумф подобен пораженью. А смысл победы до смешного прост. Все дело в том, чтоб, завершив движение, с размаху штангу кинуть на помост…
Смеюсь навзрыд - как у кривых зеркал, -
Меня, должно быть, ловко разыграли:
Крючки носов и до ушей оскал -
Как на венецианском карнавале!
Вокруг меня смыкается кольцо -
Меня хватают, вовлекают в пляску, -
Так-так, мое нормальное лицо
Все, вероятно, приняли за маску.
Петарды, конфетти… Но все не так, -
И маски на меня глядят с укором, -
Они кричат, что я опять - не в такт,
Что наступаю на ногу партнерам.
Что делать мне - бежать, да поскорей?
А может, вместе с ними веселиться?..
Надеюсь я - под масками зверей
У многих человеческие лица.
Все в масках, в париках - все как один, -
Кто - сказочен, а кто - литературен…
Сосед мой слева - грустный арлекин,
Другой - палач, а каждый третий - дурень.
Один - себя старался обелить,
Другой - лицо скрывает от огласки,
А кто - уже не в силах отличить
Свое лицо от непременной маски.
Я в хоровод вступаю, хохоча, -
Но все-таки мне неспокойно с ними:
А вдруг кому-то маска палача
Понравится - и он ее не снимет?
Вдруг арлекин навеки загрустит,
Любуясь сам своим лицом печальным;
Что, если дурень свой дурацкий вид
Так и забудет на лице нормальном?
За масками гоняюсь по пятам,
Но ни одну не попрошу открыться, -
Что, если маски сброшены, а там -
Все те же полумаски-полулица?
Как доброго лица не прозевать,
Как честных угадать наверняка мне? -
Все научились маски надевать,
Чтоб не разбить свое лицо о камни.
Я в тайну масок все-таки проник, -
Уверен я, что мой анализ точен:
Что маски равнодушия у иных -
Защита от плевков и от пощечин.
Живу, не ожидая чуда,
Но пухнут жилы от стыда
Я каждый раз хочу отсюда
Сбежать куда-нибудь туда
- Товарищи ученые! Доценты с кандидатами!
Замучились вы с иксами, запутались в нулях!
Сидите, разлагаете молекулы на атомы,
Забыв, что разлагается картофель на полях.
Из гнили да из плесени бальзам извлечь пытаетесь
И корни извлекаете по десять раз на дню.
Ох, вы там добалуетесь! Ох, вы доизвлекаетесь,
Пока сгниет, заплесневет картофель на корню!
Автобусом до Сходни доезжаем,
А там - рысцой, и не стонать!
Небось картошку все мы уважаем,
Когда с сольцой ее намять!
Вы можете прославиться почти на всю Европу, коль
С лопатами проявите здесь свой патриотизм.
А то вы всем кагалом там набросились на опухоль,
Собак ножами режете, а это - бандитизм.
Товарищи ученые, кончайте поножовщину.
Бросайте ваши опыты, гидрит и ангидрит!
Садитесь вон в полуторки, валяйте к нам, в Тамбовщину,
А гамма-излучение денек повременит.
Автобусом к Тамбову подъезжаем,
А там - рысцой, и не стонать!
Небось картошку все мы уважаем,
Когда с сольцой ее намять!
К нам можно даже с семьями, с друзьями и знакомыми.
Мы славно здесь разместимся, и скажете потом,
Что бог, мол, с ними, с генами! Бог с ними, с хромосомами!
Мы славно поработали и славно отдохнем.
Товарищи ученые, Эйнштейны драгоценные,
Ньютоны ненаглядные, любимые до слез!
Ведь лягут в землю общую остатки наши бренные,
Земле - ей все едино: апатиты и навоз.
Автобусом до Сходни доезжаем,
А там - рысцой, и не стонать!
Небось картошку все мы уважаем,
Когда с сольцой ее намять!
Так приезжайте, милые, рядами и колоннами.
Хотя вы все там химики и нет на вас креста,
Но вы ж там все задохнетесь, за синхрофазотронами, -
А здесь места отличные, воздушные места!
Товарищи ученые! Не сумневайтесь, милые:
Коль что у вас не ладится - ну, там, не тот aффект, -
Мы мигом к вам заявимся с лопатами и с вилами,
Денечек покумекаем - и выправим дефект.
1973
Какая роль жизненного опыта в художественном творчестве? Это только база. Человек должен быть наделен фантазией, чтобы творить. Он, конечно, творец в том случае, если чего-то там такое рифмует или пишет, основываясь только на фактах. Реализм такого рода был и есть. Но я больше за Свифта, понимаете? Я больше за Булгакова, за Гоголя. Жизненный опыт?.. Но представьте себе, какой был уж такой гигантский жизненный опыт у двадцатишестилетнего Лермонтова. Главное - свое видение мира.
Я молодых ребят не люблю, с ними скучно, надо самой себя веселить, а мне с самой собой неинтересно.
Жора и Аркадий Вайнер!
Вам салям алейкум пусть
Мы знакомы с вами втайне
Оды знаем наизусть.
Пишут вам семь аксакалов
Гиндукушенской земли,
Потому что семь журналов
Вас на нас перевели.
И во время сбора хлопка
(Кстати, хлопок нынче - шелк)
Наш журнал «Звезда Востока»
Семь страниц для вас нашел.
Всю Москву изъездил в «ЗИМе»
Самый главный аксакал -
Ни в едином магазине
Ваши книги не сыскал.
Вырвали два старших брата
Все волосья в бороде -
Нету, хоть и много блата
В «Книжной лавке» - и везде.
Я за «Милосердья эру» -
Вот за что спасибо вам!-
Дал две дыни офицеру
И гранатов килограмм.
А в конце телевиденья -
Клятва волосом седым!-
Будем дать за продолженье
Каждый серий восемь дынь.
Чтобы не было заминок
(Любите кюфта-бюзбаш?)
Шлите жен Центральный рынок -
Две главы - барашка ваш.
Может, это слишком плотски,
Но за песни про тюрьмы
(Пусть споет артист Высоцкий)
Два раз больше платим мы.
Не отыщешь ваши гранки
И в Париже, говорят…
Впрочем, что купить на франки?
Тот же самый виноград.
Мы сегодня вас читаем,
Как абзац - кидает в пот.
Братья, мы вас за - считаем -
Удивительный народ.
Наш праправнук на главбазе -
Там, где деньги - дребедень.
Есть хотите? В этом разе
Приходите каждый день.
А хотелось, чтоб в инъязе…
Я готовил крупный куш.
Но… Если был бы жив Ниязи…
Ну, а так - какие связи? -
Связи есть Европ и Азий,
Только эти связи чушь.
Вы ведь были на КАМАЗе:
Фрукты нет. А в этом разе
Приезжайте Гиндукуш!
Грязь сегодня еще непролазней,
Сверху мразь, словно бог без штанов, -
К черту дождь - у охотников праздник:
Им сегодня стрелять кабанов.
Били в ведра и гнали к болоту,
Вытирали промокшие лбы,
Презирали лесов позолоту,
Поклоняясь азарту пальбы.
Егерей за кровожадность не пинайте,
Вы охотников носите на руках, -
Любим мы кабанье мясо в карбонате,
Обожаем кабанов в окороках.
Кабанов не тревожила дума:
Почему и за что, как в плену, -
Кабаны убегали от шума,
Чтоб навек обрести тишину.
Вылетали из ружей жаканы,
Без разбору разя, наугад, -
Будто радостно бил в барабаны
Боевой пионерский отряд.
Егерей за кровожадность не пинайте,
Вы охотников носите на руках, -
Любим мы кабанье мясо в карбонате,
Обожаем кабанов в окороках.
Шум, костер и тушенка из банок,
И «охотничья» водка - на стол.
Только полз присмиревший подранок,
Завороженно глядя на ствол.
А потом - спирт плескался в канистре,
Спал азарт, будто выигран бой:
Снес подранку полчерепа выстрел -
И рога протрубили отбой.
Егерей за кровожадность не пинайте,
Вы охотников носите на руках, -
Любим мы кабанье мясо в карбонате,
Обожаем кабанов в окороках.
Мне сказали они про охоту,
Над угольями тушу вертя:
«Стосковались мы, видно, по фронту, -
По атакам, да и по смертям.
Это вроде мы снова в пехоте,
Это вроде мы снова - в штыки,
Это душу отводят в охоте
Уцелевшие фронтовики…"
Егерей за кровожадность не пинайте,
Вы охотников носите на руках, -
Любим мы кабанье мясо в карбонате,
Обожаем кабанов в окороках.
Этот шум не начало конца,
Не повторная гибель Помпеи -
Спор вели три великих глупца:
Кто из них, из великих, глупее.
Первый выл: «Я физически глуп, -
Руки вздел, словно вылез на клирос, -
У меня даже мудрости зуб,
Невзирая на возраст, не вырос!»
Но не приняли это в расчёт -
Даже умному эдак негоже:
«Ах, подумаешь, зуб не растёт!
Так другое растёт - ну и что же?..»
К синяку прижимая пятак,
Встрял второй: «Полно вам, загалдели!
Я способен всё видеть не так,
Как оно существует на деле!» -
«Эх, нашёл чем хвалиться, простак, -
Недостатком всего поколенья!..
И к тому же всё видеть не так -
Доказательство слабого зренья!»
Третий был непреклонен и груб,
Рвал лицо на себе, лез из платья:
«Я единственный подлинно глуп -
Ни про что не имею понятья».
Долго спорили - дни, месяца, -
Но у всех аргументы убоги…
И пошли три великих глупца
Глупым шагом по глупой дороге.
Вот и берег - дороге конец.
Откатив на обочину бочку,
В ней сидел величайший мудрец -
Мудрецам хорошо в одиночку.
Молвил он подступившим к нему:
Дескать, знаю, зачем, кто такие,
Одного только я не пойму -
Для чего это вам, дорогие!
Или, может, вам нечего есть,
Или мало друг дружку побили?
Не кажитесь глупее, чем есть, -
Оставайтесь такими, как были.
Стоит только не спорить о том,
Кто главней, - уживётесь отлично,
Покуражьтесь ещё, а потом,
Так и быть, приходите вторично.
Он залез в свою бочку с торца -
Жутко умный, седой и лохматый…
И ушли три великих глупца -
Глупый, глупенький и глуповатый.
Удивляясь, ворчали в сердцах:
«Стар мудрец, никакого сомненья!
Мир стоит на великих глупцах -
Зря не высказал старый почтенья!»
Потревожат вторично его -
Тёмной ночью попросят: «Вылазьте!»
Всё бы это ещё ничего,
Но глупцы - состояли при власти…
И у сказки бывает конец:
Больше нет на обочине бочки -
В «одиночку» отправлен мудрец.
Хорошо ли ему в «одиночке»?
1977
Спасибо вам светители, что плюнули да дунули, что вдруг мои родители зачать меня задумали…
Весь мир на ладони - ты счастлив и нем и только немного завидуешь тем, другим - у которых вершина еще впереди.
И снизу лед, и сверху - маюсь между:
Пробить ли верх иль пробуравить низ?
Конечно, всплыть и не терять надежду!
А там - за дело в ожиданьи виз.
Лед надо мною - надломись и тресни!
Я весь в поту, хоть я не от сохи.
Вернусь к тебе, как корабли из песни,
Все помня, даже старые стихи.
Мне меньше полувека - сорок с лишним, -
Я жив, тобой и Господом храним.
Мне есть что спеть, представ перед Всевышним,
Мне будет чем ответить перед Ним.
Кто кончил жизнь трагически, тот истинный поэт,
А если в точный срок, так в полной мере:
На цифре 26 один шагнул под пистолет,
Другой же - в петлю слазил в «Англетере».
А в тридцать три Христу - он был поэт, он говорил:
«Да не убий!» Убьёшь - везде найду, мол…
Но - гвозди ему в руки, чтоб чего не сотворил,
Чтоб не писал и чтобы меньше думал.
С меня при цифре 37 в момент слетает хмель.
Вот и сейчас - как холодом подуло:
Под эту цифру Пушкин подгадал себе дуэль
И Маяковский лёг виском на дуло.
Задержимся на цифре 37! Коварен Бог -
Ребром вопрос поставил: или - или!
На этом рубеже легли и Байрон, и Рембо,
А нынешние как-то проскочили.
Дуэль не состоялась или перенесена,
А в тридцать три распяли, но не сильно,
А в тридцать семь - не кровь, да что там кровь! - и седина
Испачкала виски не так обильно.
Слабо стреляться?! В пятки, мол, давно ушла душа?!
Терпенье, психопаты и кликуши!
Поэты ходят пятками по лезвию ножа
И режут в кровь свои босые души!
На слово «длинношеее» в конце пришлось три «е».
«Укоротить поэта!» - вывод ясен.
И нож в него - но счастлив он висеть на острие,
Зарезанный за то, что был опасен!
Жалею вас, приверженцы фатальных дат и цифр, -
Томитесь, как наложницы в гареме!
Срок жизни увеличился - и, может быть, концы
Поэтов отодвинулись на время!
1971 г.
Толка нет от мыслей и наук, когда повсюду - им опроверженье.
Коридоры кончаются стенкой, а тоннели выводят на свет.
Вот уж действительно, все относительно - все, все, все…
Лучше гор могут быть только горы, На которых еще не бывал.
Маски равнодушья у иных - защита от плевков и пощечин.
Какие странные дела, у нас в России лепятся!
Нас всегда заменяют другими, чтобы мы не мешали вранью.
Снег без грязи, как долгая жизнь без вранья.
Весь мир на ладони - ты счастлив и нем и только немного завидуешь тем, другим - у которых вершина еще впереди.
Мы успели: В гости к богу - не бывает опозданий. Так что ж там ангелы поют такими злыми голосами?!
Даже падать свободно нельзя, потому, что мы падаем не в пустоте.
Наше время иное, лихое, но счастье как встарь, ищи! И в погоню летим мы за ним, убегающим вслед. Только вот в этой скачке теряем мы лучших товарищей, на скаку не заметив, что рядом - товарищей нет.
Наши мертвые нас не оставят в беде, наши павшие - как часовые.
Но даже светлые умы все размещают между строк: у них расчет на долгий срок.
Спасибо вам светители, что плюнули да дунули, что вдруг мои родители зачать меня задумали…
С меня при цифре 37 в момент слетает хмель. Вот и сейчас как холодом подуло, под эту цифру Пушкин подгадал себе дуэль и Маяковский лег виском на дуло.
Украду, если кража тебе по душе - зря ли я столько сил разбазарил?! Соглашайся хотя бы на рай в шалаше, если терем с дворцом кто-то занял!
Надо, надо сыпать соль на раны, чтоб лучше помнить, пусть они болят.
Ты, Зин, на грубость нарываешься,
Всё, Зин, обидеть норовишь!
Тут за день так накувыркаешься…
Придёшь домой - там ты сидишь!
Сколько слухов наши уши поражает, сколько сплетен разъедает, словно моль.
Все жили вровень, скромно так: система коридорная, на тридцать восемь комнаток всего одна уборная. Здесь на зуб зуб не попадал, не грела телогреечка, здесь я доподленно узнал, по чём она копеечка.
Слухи по России верховодят и со сплетней в терции поют. Ну, а где-то рядом с ними ходит правда, на которую плюют.
Возвращаются все - кроме лучших друзей, кроме самых любимых и преданных женщин. Возвращаются все - кроме тех, кто нужней.
Я признаюсь вам, как на духу - такова вся спортивная жизнь: лишь мгновение ты наверху и стремительно падаешь вниз.
Мы многое из книжек узнаём, а истины передают изустно: «пророков нет в отечестве своём», - да и в других отечествах - не густо.
Купола в России кроют чистым золотом - чтобы чаще Господь замечал.
Ходу, думушки резвые, ходу, слово, строченьки милые, слово!
Словно мухи, тут и там, ходят слухи по домам, а беззубые старухи их разносят по умам.
Каждый волхвов покарать норовит, а нет бы - послушаться, правда?
Я думаю - ученые наврали, - прокол у них в теории, порез: развитие идет не по спирали, а вкривь и вкось, вразнос, наперерез.
Ясновидцев - впрочем, как и очевидцев - во все века сжигали люди на кострах.
И нас хотя расстрелы не косили, но жили мы поднять не смея глаз, - мы тоже дети страшных лет России, безвременье вливало водку в нас.
Утро вечера мудренее, но и в вечере что-то есть.
Когда я вижу сломанные крылья, нет жалости во мне, и неспроста: я не люблю насилье и бессилье, вот только жаль распятого Христа.
У братских могил нет заплаканных вдов - сюда ходят люди покрепче, на братских могилах не ставят крестов. Но разве от этого легче?
Сыт я по горло, до подбородка - даже от песен стал уставать, - лечь бы на дно, как подводная лодка, чтоб не могли запеленговать!
Слова бегут им тесно - ну и что же! - Ты никогда не бойся опоздать. Их много - слов, но все же, если можешь - скажи, когда не можешь не сказать.
Я не люблю уверенности сытой, уж лучше пусть откажут тормоза. Досадно мне, коль слово «честь» забыто и коль в чести наветы за глаза.
Подымайте руки, в урны суйте бюллетени, даже не читав, - помереть от скуки! Голосуйте, только, чур, меня не приплюсуйте: Я не разделяю ваш Устав!
Если б водка была на одного - как чудесно бы было! Но всегда покурить - на двоих, но всегда распивать - на троих. Что же на одного? На одного - колыбель и могила.
Утро мудренее! Но и утром все не так, нет того веселья: или куришь натощак, или пьёшь с похмелья.
Ведь Земля - это наша душа, сапогами не вытоптать душу!
Будут с водкою дебаты, - отвечай: «Нет, ребята-демократы, - только чай!»
Не страшно без оружия - зубастой барракуде, большой и без оружия - большой, нам в утешенье,
а маленькие люди - без оружия не люди: Все маленькие люди без оружия - мишени.
Я дышу, и значит - я люблю!
Я люблю, и значит - я живу!
Проникновенье наше по планете особенно приятно вдалеке: в общественном парижском туалете есть надписи на русском языке.
При власти, деньгах ли, при короне ли - судьба людей швыряет как котят.