Увечье, помешательство, чахотка,
Падучая и бездна всяких зол,
Как части мира, я терплю вас кротко,
И даже в вас я таинство нашел.
Для тех, кто любит чудищ, всё находка, -
Иной среди зверей всю жизнь провел,
И как для закоснелых пьяниц - водка,
В гармонии мне дорог произвол.
Люблю я в мире скрип всемирных осей,
Крик коршуна на сумрачном откосе,
Дорог житейских рытвины и гать.
На всем своя - для взора позолота.
Но мерзок сердцу облик идиота,
И глупости я не могу понять!
Я не знаю мудрости годной для других,
Только мимолетности я влагаю в стих.
В каждой мимолетности вижу я миры,
Полные изменчивой радужной игры.
Не кляните, мудрые. Что вам до меня?
Я ведь только облачко, полное огня.
Я ведь только облачко. Видите: плыву.
И зову мечтателей… Вас я не зову!
Заводь спит, молчит вода зеркальная.
Только там где дремлют камыши,
Чья-то песня слышится печальная,
Как последний крик души …
Мышка спичками играла,
Загорелся кошкин дом.
Нет, давай начну сначала -
Мышка спичками играла
Перед Васькой пред котом.
Промяукал он на мышку,
А она ему: «кис-кис».
«Нет, сказал он, - это - лишку», -
И за хвостик хвать плутишку.
Вдруг усы его зажглись.
Кот мяукать, кот метаться,
Загорелся кошкин дом.
Тут бы кошке догадаться,
а она давай считаться,
Всё поставила вверх дном.
Погубила ревность злая.
Кошкин дом сгорел дотла.
«Этой мышке помогла я», -
Спичка молвила, пылая,
Мышка до сих пор цела.
БАБОЧКА
Помню я, бабочка билась в окно.
Крылышки тонко стучали.
Тонко стекло, и прозрачно оно.
Но отделяет от дали.
В Мае то было. Мне было пять лет.
В нашей усадьбе старинной.
Узнице воздух вернул я и свет.
Выпустил в сад наш пустынный.
Если умру я, и спросят меня:
В чем твое доброе дело?
Молвлю я; Мысль моя майского дня
Бабочке зла не хотела.
Вербы овеяны
Ветром нагретым,
Нежно взлелеяны
Утренним светом
Ветви пасхальные,
Нежно-печальные,
Смотрят веселыми,
Шепчутся с пчелами
Кладбище мирное
Млеет цветами,
Пение клирное
Льется волнами
Светло-печальные
Песни пасхальные,
Сердцем взлелеяны,
Вечным овеяны
«В человеческой душе два начала: чувство меры и чувство внемерного, чувство безмерного. Древняя Эллада - это чувство меры. Пафос романтики и творческий огонь нашей современности - это чувство внемерного, беспредельного. Мы хотим пересоздания всей Земли, и мы ее пересоздадим, так что все на Земле будут красивы, и сильны, и счастливы. Это вполне возможно, ибо Человек есть Солнце и его чувства - его планеты.»
Есть поцелуи - как сны свободные,
Блаженно-яркие, до исступления.
Есть поцелуи - как снег холодные.
Есть поцелуи - как оскорбление.
О, поцелуи - насильно данные,
О, поцелуи - во имя мщения!
Какие жгучие, какие странные,
С их вспышкой счастия и отвращения!
Беги же с трепетом от исступлённости,
Нет меры снам моим, и нет названия.
Я силён - волею моей влюблённости,
Я силён дерзостью - негодования!
Вот в эту самую минуту, когда мы здесь дышим, есть люди, которые задыхаются.
«Люби!» - поют шуршащие березы,
Когда на них сережки расцвели.
«Люби!» - поет сирень в цветной пыли.
«Люби! Люби!» - поют, пылая, розы.
Страшись безлюбья. И беги угрозы
Бесстрастия. Твой полдень вмиг - вдали.
Твою зарю теченья зорь сожгли.
Люби любовь. Люби огонь и грезы.
Кто не любил, не выполнил закон,
Которым в мире движутся созвездья,
Которым так прекрасен небосклон.
Он в каждом часе слышит мертвый звон.
Ему никак не избежать возмездья.
Кто любит, счастлив. Пусть хоть распят он.
«Бойся жизни, - говорят мне, - в том веление Христово».
О, неправда, это голос не Христа, нет!
В Христе была живая красота,
Он любил, Он вечность влил в одно мгновенье.
Дал нам хлеб, и дал вино, и дал забвенье,
Боль украсил, смерть убил, призвав на суд.
Будем жить, и будем пить вино минут
Быть может, когда ты уйдешь от меня,
Ты будешь ко мне холодней.
Но целую жизнь, до последнего дня,
О друг мой, ты будешь моей.
Я знаю, что новые страсти придут,
С другим ты забудешься вновь.
Но в памяти прежние образы ждут,
И старая тлеет любовь.
И будет мучительно-сладостный миг:
В лучах отлетевшего дня,
С другим заглянувши в бессмертный родник,
Ты вздрогнешь - и вспомнишь меня.
История людей - история войны
Разнузданность страстей в театре сатаны
Страна теснит страну, и взгляд встречает взгляд
За кратную весну - несчётный ряд расплат.
У бешенства мечты - и бешеный язык,
Личина доброты спадает в быстрый миг,
Что правдою зовут - мучительная ложь,
Смеются ль - тут как тут за пазухою нож,
И снова льётся кровь из тёмной глубины.
И вновь, мы вновь - в театре сатаны
Я буду ждать тебя мучительно,
Я буду ждать тебя года,
Ты манишь сладко-исключительно,
Ты обещаешь навсегда.
Ты вся - безмолвие несчастия,
Случайный свет во мгле земной,
Неизъясненность сладострастия,
Еще не познанного мной.
Своей усмешкой вечно-кроткою,
Лицом, всегда склоненным ниц,
Своей неровною походкою
Крылатых, но не ходких птиц,
Ты будишь чувства тайно-спящие,
И знаю, не затмит слеза
Твои куда-то прочь глядящие,
Твои неверные глаза.
Не знаю, хочешь ли ты радости,
Уста к устам, прильнуть ко мне,
Но я не знаю высшей сладости,
Как быть с тобой наедине.
Не знаю, смерть ли ты нежданная
Иль нерожденная звезда,
Но буду ждать тебя, желанная,
Я буду ждать тебя всегда.
Хорошо меж подводных стеблей.
Бледный свет. Тишина. Глубина.
Мы заметим лишь тень кораблей.
И до нас не доходит волна.
Неподвижные стебли глядят,
Неподвижные стебли растут.
Как спокоен зеленый их взгляд,
Как они бестревожно цветут.
Безглагольно глубокое дно.
Без шуршанья морская трава.
Мы любили, когда-то, давно,
Мы забыли земные слова.
Самоцветные камни. Песок.
Молчаливые призраки рыб.
Мир страстей и страданий далек.
Хорошо, что я в море погиб.