Ещё астры цветут
В нашем саду,
Лиловые, белые.
Я подойду, посмотрю,
Я трону бабочку оцепенелую.
Уже топится печь
По-зимнему.
Уже хочется лечь
Ветру сильному,
Как усталому лосю.
Осень! Осень…
…
Ляжет ветер, усталый лось,
Дождик брызнет.
Ничего, ничего не сбылось,
Кроме жизни.
Кроме жизни
Ничего, ничего не сбылось…
Романс генерала Чарноты
Опять один в постели полусонной,
Во тьме ночной лишь стук шальных копыт.
Давно лежит на золотых погонах
Парижских улиц вековая пыль.
Блестящие тускнеют офицеры,
Как говорится, Боже, даждь нам днесь.
Уже не так изысканны манеры —
Остались только выправка да честь.
Остались только выправка да честь.
Я жив, мой друг, покоен и свободен,
Но стал мне часто сниться странный сон:
На водопой по василькам уводит
Седой денщик коня за горизонт.
Осенним утром псовая охота.
Борзые стелют, доезжачих крик.
Густой туман спустился на болота,
Где ждут своих тетёрок глухари.
Где ждут своих тетёрок глухари.
Кто мы с тобою здесь на самом деле?
Один вопрос, и лишь один ответ:
Mon chere amie, мы здесь с тобой Мишели,
Здесь нет Отечества и отчеств тоже нет.
Здесь нет Отечества и отчеств тоже нет.
Не привыкать до первой крови драться,
Когда пробьют в последний раз часы…
Но, господа, как хочется стреляться
Среди берёзок средней полосы.
Среди берёзок средней полосы.
Опять один в постели полусонной,
Во тьме ночной лишь стук шальных копыт.
Давно лежит на золотых погонах
Парижских улиц вековая пыль.
Блестящие тускнеют офицеры.
Как говорится, Боже, даждь нам днесь
Уже не так изысканы манеры —
Остались только выправка да честь.
Я жив, мой друг, покоен и свободен,
Но стал мне часто сниться странный сон:
На водопой по василькам уводит
Седой денщик коня за горизонт.
Осенним утром псовая охота.
Борзые стелют, доезжачих крик.
Густой туман спустился на болота,
Где ждут своих тетерок глухари.
Кто мы с тобою здесь, на самом деле?
Один вопрос и лишь один ответ:
Mon cher ami, мы здесь с тобой Мишели,
Здесь нет Отечества и отчеств тоже нет.
Не привыкать до первой крови драться,
Когда пробьют в последний раз часы…
Но, господа, как хочется стреляться
Среди березок средней полосы.
Ах, мама, мама, ты мой адвокат,
Любовь не бросишь, мордой в снег апрельский.
…
У России своя судьба, свой путь. Россия никогда не будет идти в западном русле. И не потому, что это плохо, а потому, что генетика народа другая. Призвание страны другое. Россия никогда не будет второй Америкой, Японией или Францией. Никогда в жизни. И не надо от неё этого требовать. Другое дело, что нужно понимать, что мы живём в обществе. И надо соблюдать рамки приличия. А покоя нам никогда не дадут.
Вальс на плоскости
Их не звали, тут разве до них,
Ведь девчонки в войну не играют,
Им всё больше наряды да вальс
Полуночный…
Но зажгли бортовые огни,
Лучшей доли себе не желая,
Наши дочки, страны нашей дочки,
И пронёсся их вальс
Вихрем огненных трасс,
Вихрем огненных трасс.
Васильковых полей тишина
Разорвётся вдруг грохотом взрыва.
Ах, как жалко, что ты не жена,
Не невеста…
Долюбить помешала война,
И коней перепутались гривы,
Неизвестно, где ты, неизвестно,
А дорога длинна, и так хочется в снах
Закричать, застонать…
А дом далеко-далеко,
И мир далеко-далеко,
По плоскости стук сапог -
Девчата, вернитесь в срок.
И летят высоко над землёй,
И под крыльями синее небо,
Ничего, что бомбёжка - не женское дело.
Ничего, что нет силы мужской,
Только трусом никто из них не был.
Солнце село, за облако село.
«Мы вернёмся домой,
Чтоб с рассветной зарёй
Снова вылететь в бой».
А дом далеко-далеко,
И мир далеко-далеко,
По плоскости стук сапог -
Девчата, вернитесь в срок.
Вся история наивна и проста,
Мы сидели как-то с Господом в пивной.
А когда приятель мой совсем устал,
Я сказал ему: «Господь, пошли домой!»
Зажигались на проспектах фонари,
И спешили по делам своим такси.
Шли рекою. Глаз его аквамарин
Разливал в воде божественную синь.
Это было, как во сне, как во сне,
И звёзды улыбались мне…
И о бренности болтая бытия,
Обходя сержантов юных стороной,
Шли вдвоём мы по Вселенной, Бог и я.
Боги тоже иногда сидят в пивной.
Рассветало, солнце рвало облака,
Ветер гнал по небу белые ладьи.
Я спросил: «А где живёшь ты, старикан,
И куда тебя до дому проводить?»
Улыбнулся он, моё плечо обняв…
«Ты, видать, сынок, совсем захорошел,
Разве может быть квартира у меня?
Я стараюсь жить у каждого в душе».
РОМАНС КОЛЧАКА
Кусок земли, исхлёстанный ветрами,
Сухою веткой где-то хрустнет вдруг наган…
Заиндевелыми еловыми бровями
Глаза очертит где-то белая тайга…
Прошу, будь ласков с теми, Бог, кого оставлю
На этой милой, столь забывчивой Земле.
Прошу, войди в мой дом, прикрой плотнее ставни,
Чтоб из окон не виден был кровавый след.
А теперь я готов, господа, или, как вас там,
Верой-правдой служить не дано
Тем, кто веры не знал,
И кому правда не чиста,
Тем, кто небо зажёг над страной.
Не сметь срывать с меня гвардейские погоны,
Не сметь касаться лапой русских орденов.
Оставьте институткам этот бред ваш революционный
И отпустите к матерям мальчишек-юнкеров.
Позволю извинить себе убогость мыслей ваших чёрных,
Но не могу простить нечищеный наган,
Того, что в смертный час мой вы стоите не по форме,
Небритость ваших щёк и этот жуткий перегар.
А теперь я готов, господа, или, как вас там,
Верой-правдой служить не дано
Тем, кто веры не знал,
И кому правда не чиста,
Тем, кто небо зажёг над страной.
Я принимаю свой парад последний,
Идут полки мои под царственный венец…
Святой отец, души предсмертный собеседник,
Уже лежит, лицом разбитым ткнувшись в снег.
Земля вас не возьмёт, и море вас не примет…
Да, можно научиться убивать врагов…
Но верьте мне, тысячелетие отринет
Тех, кто решился разменять его на год.
ОДИНОЧЕСТВО
В муках извивается струна,
Корчится в звенящей тишине.
Ах, как выпить хочется до дна
За тебя, возлюбленная, мне.
Только вот в гранёный мой стакан,
К сожаленью, нечего налить.
Я давно не видел старика -
Года два с тех пор, как бросил пить.
Припев:
Рано, вещун, я, послушав тебя, завязал,
Рано забыл об одном - двум смертям не бывать.
Рано я вставил себе голубые глаза,
Карие больше идут мне, не буду скрывать.
Два часа, как умер телефон,
До утра его не воскресить.
Мне б строку не спутать со строфой,
Сохрани Господь и Боже упаси!
Не отгадать бы того, что умом не понять,
Не подсмотреть бы за тем, что сокрыто в ночи,
И не услышать бы стона, что не для меня
Бьётся в горячей подушке у яркой свечи.
И не услышать бы стона, что не для меня
Бьётся в горячей подушке у яркой свечи.
Заходи, старик, я вновь один,
Как всегда, со всеми и ни с кем…
И хоть сердце вроде бы в груди,
Кожу рвёт мне вена на виске.
Припев:
Рано, послушав тебя, я, вещун, завязал.
И не страшны мне на стенах теперь зеркала.
Как говорится, пора отвечать за базар,
А без полбанки никак - вот такие дела.
Время пришло, старичок, отвечать за базар,
А без полбанки никак - вот такие дела.
Любовь и крыша
Забываю Чехова,
Езжу не по правилам,
В кухню с «беломориной» за ночь раз по пять.
Крыша-то уехала,
Адрес не оставила,
И теперь не знаю я, где её искать.
Подворотни по лбу бить
Будут меня, грешного,
Ночью «необобранный» бегаю, кричу:
- Помогите, голуби,
Граждане сердечные,
Ежели крышу встретите - я её ищу!
А как же я её любил
От черепицы до стропил,
От струйки дыма из трубы до сеновала!
Я с ней ложился и вставал,
Как люди жил и умирал,
Но крыша съехала, всего ей было мало.
Во дворе на лавочке
Сяду с горемыкою,
Расскажу товарищу про свою беду
И про то, что давеча
Воробей чирикал мне -
Вроде, видел крышу он в городском саду.
А как же я её любил,
По воскресеньям с мылом мыл,
Следил, чтоб летом ей не докучали осы.
Всегда хватало ей тепла,
Она ни разу не текла,
Но вот взяла да и свалила без вопросов.
Двери заколочены,
И замки навешены.
Чистотел бы кто-нибудь к сердцу приложил.
Закатился в Сочи бы,
Всех послал бы к лешему,
И на белом катере с крышею уплыл.
А как же я её любил
От черепицы до стропил,
От струйки дыма из трубы до сеновала.
Я с ней ложился и вставал,
Как люди жил и умирал,
Но крыша съехала. Всего ей было мало…
Непогода и деревня пахнет дымом,
Затрещали в печках мшистые дрова.
На свидании недалече от Надыма
Лось лосиху жадно в губы целовал.
На свидании недалече от Надыма
Лось лосиху жадно в губы целовал.
Так и я вот. Завтра дальняя дорога
По пригоркам, мимо дома твоего,
Псы залают у подгнившего порога,
Дождь - он горький, если выплакать его.
Но если мы ещё люди,
И если мы ещё любим,
Значит, нам ещё с тобой так надо
Несколько счастливых дней,
Чтоб мы смогли с тобой на дне
дышать.
Раз обманешь, кто потом тебе поверит?
Друг за другом, яко посуху, бредём.
И, наверно, разойдёмся без истерик,
Просто в кухне свет погасим над столом.
Мы, наверно, разойдёмся без истерик,
Просто в кухне свет погасим над столом.
Но если мы ещё чуть-чуть негаданны,
И если ничего из благ земных не надо нам,
Значит, надо просто быть самим собой, мой милый друг,
И не быть должным никому.
Ведь не наденет на себя хомут
душа.
Не наденет на себя хомут
душа.
Непогода. От неё куда нам деться?
Только птицам оставлять под силу дом.
Улетели гуси-лебеди из детства,
Опустело белых аистов гнездо.
Улетели гуси-лебеди из детства,
Опустело белых аистов гнездо.
Деревья с листьями простились до весны,
И мы, наверное, расстанемся с тобою.
Мне снилось, как ты клеешь вместе с ним
На наши стены новые обои.
И дека треснула, и камень потускнел -
Всё к одному. Логичная примета.
И я напрасно жду в глазах твоих ответа,
И вряд ли ты найдешь его во мне.
Как умирают листья
Осенью в дождь холодный,
Ветер сорвёт и бросит
Красные горстья в грязь.
Первая вьюга свистнет,
Снег упадёт, негодный,
Вот и пропало лето.
Кружится листьев вязь.
Как умирают листья…
Девочка с белым бантом
В школу букет кленовый
В тонких руках несёт.
Горькой рябины кисти
Заволокло туманом.
Это ведь мама снова
В детство меня ведёт…
Месят грязь башмаки,
И я по аллеям иду.
Что с тобою, мой друг,
Почему тебя нет,
Приходи, подожду.
Мы помянем вдвоём
Наших листьев пору,
Постоим, помолчим
Над обрывками чьей-то тетради.
Как умирают листья,
Так умирают песни,
Не в одночасье, тихо
Мы забываем их.
На карусели сырость…
На мухоморе плесень…
Вот и пропало лето
В сумерках дождевых.
БЕРЕЖЁНОГО БОГ БЕРЕЖЁТ
Заливали каток, изоленты мотали на клюшки,
В медвежат превращалась орава худых малышей.
- Бережёного Бог бережёт, - говорила мне бабушка Нюша,
Горло шарфом укутав до глупо торчащих ушей.
Мы росли на дрожжах и на танцы ходили по средам
(В выходные дороже на двадцать копеек билет).
Бережёного Бог бережёт - я внимал наставленьям соседа,
Опуская в карман из свинца самопальный кастет.
Духовитый Афган пацанов хищной лапой зацапал.
На войне, как всегда, нету мамки бойца пожалеть.
- Бережёного Бог бережёт! - Глотку рвал перед вылетом прапор,
Подгоняя в плечах и под мышками бронежилет.
Месяцами в пути. Города проезжаю и сёла,
Часто сплю в поездах, пересёк не один океан.
Бережёного Бог бережёт - я стучу суеверно по полу
И иконку с Николой прячу в левый нагрудный карман.
Через три - шестьдесят, а я покоя, как прежде, не знаю.
Всё хочу отдохнуть, ведь не вечны ни разум, ни плоть.
Бережёного Бог бережёт - регулярно таблетки глотаю,
Понимая, что их не берёт во вниманье Господь.
Бережёного Бог бережёт. Мне велят - я таблетки глотаю,
Твёрдо зная, что их не берёт во вниманье Господь.
Зачем? Опять?
Забыть… Не вспоминать…
Но даже рыба через всю планету
Идёт к себе домой икру метать,
И память, как мечта, нужна поэту
Детей взрастить и воспитать.
«Нам до собак еще расти, чтоб вровень встать с их благородством… А им, вовек, не доползти до человеческого скотства»