Сегодня был звонок последний в школе,
И стала взрослой маленькая дочь.
О юность! Я опять тобою болен,
Но вряд ли доктора сумеют здесь помочь.
Поеду снова в Царское Село -
Туда, где до прозрачности светло.
Уже прошло лет тридцать после детства,
Уже душою всё трудней раздеться,
Уже всё чаще хочется гулять
Не за столом, а старым тихим парком,
В котором в сентябре уже не жарко,
Где молодости листья не сулят,
Где молодости листья не сулят.
Уже старушки кажутся родными,
А девочки - как куклы заводные,
И Моцарта усмешка всё слышней.
Уже уходят за полночь соседи,
Не выпито вино, и торт не съеден,
И мусор выносить иду в кашне.
В дом наш как-то туча забрела
И стекла со стекла.
Мы свои дожди переживём,
Я да ты, вдвоём.
Уже прошло лет двадцать после школы,
И мир моих друзей уже не молод,
Не обошли нас беды стороной.
Но ночь темна, а день, как прежде, светел,
Растут у нас и вырастают дети,
Пусть наша осень станет их весной.
Уже прошло лет десять после свадеб,
Уже не мчимся в гости на ночь глядя,
И бабушек приходим навестить
На день рожденья раз, и раз в день смерти,
А в третий раз, когда сжимает сердце
Желание внучатами побыть.
Уже прошло полжизни после свадеб,
Друзья, не расходитесь, Бога ради,
Уже нам в семьях не до перемен.
И пусть порой бывает очень туго,
Но всё же попривыкли мы друг к другу,
Оставим Мельпомене горечь сцен,
Давайте не стесняться старых стен.
В дом наш как-то туча забрела
И стекла со стекла.
Мы свои дожди переживём,
Я да ты, вдвоём.
Как стало ночью тихо на Фонтанах,
И у лимана, и в ресторанах.
Отправил в отпуск я своих жиганов,
И как на странно, ну, как ни странно.
Надоело нам на дело
Свои «перышки» таскать.
Мамы, папы, прячьте девок -
Мы идем любовь искать.
Надоело нам «волыны»
Маслом мазать день-деньской,
Отпусти, маманя, сына -
Сын сегодня холостой.
Налетчики устали от налетов,
Всю ночь работать кому охота?!
Все ночи напролет одна забота:
Искать кого-то под коверкотом.
Срывают на ходу ребята розы.
За эти слезы прости, Угрозыск!
Но если уркам грудь свербит заноза,
То эти розы - уже не проза.
Настали дни балдежные для граждан,
«Тузов» вальяжных и касс багажных.
Пусть станет хорошо орлам отважным,
Пускай на пляжи ребята ляжут.
И пусть спокойно дрыхнет полицмейстер
На теплом месте хотя бы месяц.
Пока мои орлы в «очко» замесят,
Пусть станет тесен госбанк в Одессе.
Этот маленький оркестрик
Не даёт стоять на месте,
Ну, скрипач, давай повеселей!
Э-гей!
Разойдись куда кто может,
Музыканты, дай вам Боже,
Спойте-ка для дорогих гостей.
Давно на улице темно,
Но Нам расходиться недосуг,
Друг!
И пусть всё выпито вино,
Но Если будет надо - принесут.
А ну-ка,
Свадьба, свадьба
В жизни только раз,
Может, два, а может, три,
Но это не для нас.
Ну, давай повеселее,
Струн и пальцев не жалея.
Кавалеры сняли пиджаки.
Не за гроши - друг для друга…
Вот жених пошёл по кругу,
И невеста встала на носки.
Пусть зимний ветер ледяной,
Пой,
Качает старенький фонарь,
Жарь!
Давай нальём-ка по одной,
Ой…
Песни мене голову кружат!
Что вы, мама, разве можно?
Надо крайне осторожно,
Ног не поломайте, я прошу!
Веселей играйте, дети,
Много пожил я на свете,
Но пока я весел - я живу.
Пусть зимний ветер ледяной,
Пой,
Качает старенький фонарь,
Жарь!
Давай нальём-ка по одной,
Ой…
Песни мене голову кружат!
А ну-ка,
Свадьба, свадьба
В жизни только раз,
Может, два, а может, три,
Но это не для нас.
Невеста танцует…
А ну-ка,
Свадьба, свадьба
В жизни только раз,
Может, два, а может, три,
Но это не для нас.
Невеста танцует… Горько!
Фраер, толстый фраер, на рояле нам играет.
Девочки танцуют и пижоны поправляют свой кис - кис.
Сегодня Лонжерон гуляет, сегодня Бэлочка справляет.
Свою помолвку, просим спеть её на бис.
Бэла не ломайся, не рассказывай мне майсы. Помнишь Бэла.
Как в Херсоне мы давали изумительный гастроль.
Хрусты летели и летели, а мы с тобой давно вспотели.
Мы танцевали нежный танец карамболь.
А потом прощались тёмными ночами. Надо было,
Что-то, где-то и кому то вставит в бок.
Но твой знакомый опер, сука, меня замёл в тот день у Дюка.
И нам с тобой пришлось расстаться вышел срок.
Чтой то мало свету, а не пойти ль нам в кабинеты.
Толстый лабух нам сыграет, эй маэстро колыбельную давай.
Мужчина, я просил гарсона и шоб извозчик был с фасоном.
А ежли будут беспокоить то стреляй.
Катим в дилижансе, шухер впереди кожанки
Вот непруха это ж надо, а такой чудесный вечер был.
В петлице ландышей букетик, у Бэлы дамский пистолетик.
Который я на Пасху Бэле подарил.
Господа и дамы вы ходите прямо, я пошёл налево.
Гутен абен майне либен Бэла, киса не скучай.
Сэмэн ходите рядом с боку, без вас мне жутко одиноко.
Холера ясна Сёма прыгайте в трамвай
Фраер, толстый фраер, на рояле нам играет.
Девочки танцуют и пижоны поправляют свой кис - кис.
Сегодня Лонжерон гуляет, сегодня Бэлочка справляет.
Свою помолвку, просим спеть её на бис.
А ну-ка, сделайте мне фото, месье Жан,
Меня заделайте, чтоб было как в Париже.
А ну-ка, сделайте мне фото, месье Жан,
Сейчас я Ваш, мон шер, и я иду поближе.
А ну-ка, сделайте мне фото, месье Жан,
Я должен видеть эту девочку счастливой.
С ней порезвиться ночку я б не возражал…
Давай скорее, Жан, но шоб не слишком криво.
Кого я вижу! Не, мне снится… Константин!
Ну что ты встал, как потс, и дрыгаешь, как цуцик!
Куда Вы дели, Костя, модный габардин,
Который брали мы на Малой Арнаутской?
Я Вас предупреждаю, Костя, тет-на-тет,
Что, если дальше будет что-то в этом духе,
Я буду вынужден так спортить Ваш портрет,
Что даже чернозем, и тот не станет пухом.
Я буду вынужден так спортить Ваш портрет,
Что даже чернозем, и тот не станет пухом.
Не смею больше Вас задерживать, месье,
Ну покажите, как выскакивает птичка.
Извольте дюжину пирожных для Люсьен,
Как жаль, что не смогу презентовать их лично.
Под солнцем южным, как под грудью у мадам, -
Немного жарко, но до одури приятно,
И все фланируют под им туда-сюда,
А я фланирую под им туда-обратно.
И все фланируют под им туда-сюда,
А я фланирую под им туда-обратно.
* *
Откройте свой фотографический секрет,
И я скажу Вам строго конфиденциально:
Уж скоро час, как на изысканный мольберт
Всех нас рисует «уголовка» натурально.
Я исчезаю в духе стильных парижан,
Ведь я сегодня «вист», и два туза в кармане.
Не поминайте лихом Осю, месье Жан,
Я мимо них сейчас растаю, как в тумане.
Не поминайте лихом Оську, месье Жан,
Я мимо них сейчас растаю, как в тумане.
НИКОЛАЙ СЕРАФИМОВИЧ
На перрон, полный семечек, подгоняли состав,
Алкаши-шикиревичи занимали места.
Молодые, красивые лезли мы в эшелон.
Николай Серафимович, твой был первый вагон.
Рвали струны безжалостно не за тыщи - за грош,
За спасибо-пожалуйста - их в стакан не нальёшь.
Белой ночью, чуть кремовой, «Парус» плыл по реке.
Николай Хризантемович расцветал в кабаке.
Жемчугами ты сыпал, касаясь рукой струн серебряных,
И «карась» золотой всё клевал да клевал до утра.
«Три семёрки» разлив по стаканам на невском поребрике,
Закрывали мы счёт, добавляя ещё по сто грамм.
В тихой роще осиновой, пот стирая с лица,
Николай Хиросимович разрывал нам сердца.
Недремотный трамвая сыч - три копейки билет,
Николай Нидвораевич, ты был в масть нам и в цвет.
На сегодняшних вёслах артисты лабают известные,
Но до «пара» такого никто из крутых не дорос.
Где-то там позади лихо катит дрезина с маэстрами,
Безуспешно пытаясь догнать твой, Резан, паровоз.
В небо с криком отчаянным птичья стая ушла.
Не хватало печали нам… Коля, что за дела?!
Плач свечей парафиновых, загрустил Ленинград…
Николай Серафимович, до свидания, брат.
Угорают банкиры, по киру целуясь с клиентами,
И братва за слова отвечает, как в лучшие дни.
Все равны - что в парных, что в пивных - пред магнитными лентами,
На которых твоя, Серафимыч, гитара звенит.
Я РОДИНУ СВОЮ ЛЮБЛЮ
Под Курском соловьи поют,
В Москве зады, как прежде, лижут…
Я Родину люблю свою,
Но государство - ненавижу!
Везде ворьё, куда ни плюнь,
И всяк из них летит на царство…
Я Родину свою люблю,
Но ненавижу государство!
Народу денег не дают,
Ракеты посылают к Марсу…
Я Родину свою люблю
И ненавижу государство!
Рублёвым платят по рублю,
Зураб Россией не обижен…
Я Родину свою люблю,
А государство - ненавижу!
От «левой» водки все блюют,
В больницу - с собственным лекарством…
Я Родину свою люблю,
Но ненавижу государство!
Нам мир навешал столько плюх!
«Спартак» в газетах круче «Барсы»…
Я Родину свою люблю,
Но ненавижу государство!
Немцов «курчавит» по Кремлю,
Климентьев, друг его, пострижен.
Ефимыча в упор не вижу,
Поскольку Родину люблю,
А государство ненавижу!
Олимпиада - по нулю!
Икра… Билан…
Купечество и барство…
Я Родину свою люблю,
Но ненавижу государство!
В себе желание давлю
Купить шале вблизи Парижа.
Я государство ненавижу…
Но! Очень Родину люблю!
НЕ ДАЙ, ГОСПОДЬ, ЧТОБ ТУЧИ НЕБО СКРЫЛИ
Не дай, Господь, чтоб тучи солнце скрыли,
Пролив на землю красные дожди,
Которым ненавистные вожди
Сведённые от жажды рты раскрыли.
Страшнейшая из мыслимых коллизий…
Тех дней событья очень далеки.
Там Троцкий мой народ навек унизил,
Как латышей - латышские стрелки.
Грузины не в ответе за Сосо,
И Анастас Армении не помнил,
И Клим, бредя по анфиладам комнат,
Сквозь пальцы русский просыпал песок.
Дзержинский Феликс Польше не указ!
И Венгрии плевать на Бела Куна!
Китайцы ведь не все Мао Цзэдуны,
И дуче тоже не миланский бас.
Литва всегда стояла в стороне
От франтов из ЦК и от кремлёвских модниц.
Литовцы, вновь Бразаускас в цене…
Когда он врал, вчера или сегодня?
В Казани тоже парни непростые -
Мечтают въехать в Европейский Дом.
В Татарии поклоны бьют Батыю.
И, лоб разбив, забыли о Донском.
О Грузия! Ты обкурилась дурью,
Забыв о том, что истина в вине.
Твой витязь был всегда в тигровой шкуре,
А нынче шкура есть, а витязя в ней нет.
Вчерашний день опять навеял грусть
По сути настоящего момента…
Урал всегда устраивала Русь,
Демидов не стремился в президенты.
Границы запад стал по дурости ломать.
У наших, как всегда, ума палата.
Ужели так необходим Ермак
Сегодняшним свердловским депутатам?
Смахнув небрежно Маркса с книжных полок,
Забыв Москву, столицу собственной страны,
Антисемитов бывший идеолог
Стоит в ермолке у святой стены.
Хмельницкий был, по крайней мере, честен,
На иудеев свой поднявший меч.
Была когда-то Запорожской Сечь,
А нынче кравчуковское поместье.
Но вновь во всём винят жидомасонов.
О Господи, какая ерунда!
Сто человек надули миллионы?!
Да что же за народ мы, господа!
За выродка не отвечать родне,
Гнилое яблоко не портит урожая.
Так пусть нам женщины ещё детей рожают!
Там разберёмся, прав я или нет.
Судьба обыкновенная моя.
Я человек и им стараюсь быть поныне,
В стране СССР родился я,
А умирать придётся, видно, на чужбине.
Адрес мой - Бухара и Калуга,
Адрес мой - Душанбе и Елец,
Но живёт за границей, под Минском, подруга,
И лежит за кордоном, в Одессе, отец.
Санкт-Петербург не стал родней, чем Ленинград,
А по Тверской мы и сто лет ходили.
Но не звонит мне из Баку теперь Полад,
И с Бубой тоже мы давно не говорили.
И вспоминая те обманные года,
Перебираю фотографии Герата.
Мы не гадали и не думали тогда,
Что будет так и то, что брат пойдёт на брата.
У комбата жена украинка,
Молдаванин он сам из Бендер.
Вот такая, ребята, картинка
Из истории СССР.
Сошла Империя, как водится, с ума,
Они, великие, всегда с него сходили.
С землёй сровняли мы сухумские дома,
Мы отдыхали в них, и мы их разбомбили.
Могу прожить я и в тюрьме, и в лагерях,
Но в сумашедшем доме жить мне неохота.
«А где вы были в ночь на третье октября?»
Мне надоел этот вопрос для идиотов.
Какой же паталогией духовной
Должна страдать страна моя родная,
Чтоб так «торчать» от Лени Голубкова,
От алкаша, хапуги и лентяя!
Народ клянётся именем народа,
Плевав на мёртвых и глотая водку.
И как мне хочется покинуть эту лодку,
Но это будет так неблагородно.
Нам снова вилами рисуют по воде
Законы и пустые обещанья.
Большие игры маленьких людей
Всегда заканчивались выкриком:
«С вещами!»
Всё перевернуто. Стал агнцем волчара,
И соловьём залился в роще хищный стрепет.
Не воду - кровь мы льём на круг гончарный,
И вместо глины месим грязь и пепел.
Герои изнасиловали землю
От Ильи Муромца до вожаков с Магнитки.
Но почему сейчас никто не внемлет
Стравинскому, Шаляпину и Шнитке?
Пойдём сюда, потом туда, потом обратно,
Все говорят, никто не хочет слушать.
А далеко не каждому приятно,
Когда ему без спроса лезут в душу.
В СССР писатель жил когда-то,
Был изгнан, но любим.
И вот на склоне лет,
Отданных борьбе с вождём пролетариата,
От катит, как и они, в своём штабном вагоне.
Улыбки, митинги, объятья нежные,
С однополчанином всё вышло замечательно.
Вот так когда-то нам показывали Брежнева,
С которым дружба не сложилась у писателя.
Литература, видимо, постыла,
Слегка подвял на голове венец терновый,
Уже одно явление Христа народу было,
Не нужно повторять всё это нам по новой.
Пересидев на Капри тяжкую годину,
Товарищ Пешков основал соцреализм.
Гораздо больше подарил Куприн нам,
Тихонько возвратившись из Парижа.
Читаю Бернса и слушаю Россини…
Искусство дёшево, но дорогого стоит.
Сейчас все занялись спасением России,
Оставим, может, матушку в покое!
Она всегда сама с себя снимала камень,
Ей лишь бы горлопаны не мешали.
Победа, господа, будет за нами,
Как говорил родной товарищ Сталин.
Вставай, сынок! Кому сейчас легко?
Утри слезу. Не ты один устал…
Верь в мой девиз из глубины веков:
«Храни нас Бог и Чёрт бы их побрал».
От окурков банка пухнет,
Дом от дыма повело,
И в жиру застыл обглоданный мосол.
С братаном сидим на кухне
За обеденным столом,
Водку пьём и вспоминаем то да сё.
Как мама сыпала горох
В угол горницы,
Пьяный отчим стол бодал,
Только не мычал,
Помнишь, Серый, как тепло
Было в дворницкой,
Где татарин нас, малых,
Привечал.
Голубей сожрала кошка,
Да он и был всего один,
Голубь сизый, беспородный, как и мы.
Но закусил губу Серёжка,
Кошку финкой засадил,
Оставалось нам два года до тюрьмы.
И проснулась в нас тогда
Кровь отцовская,
Мать признала, что мы с ним
Теста одного.
Нас бояться отчим стал,
Бел лицом стоял,
Если мы с братухой шли
На него.
Провожали утром ранним
От родимого крыльца,
Намотала жизнь шальная первый срок.
И протянула нам маманя
Телогреечку отца,
Перелатанную вдоль и поперёк.
Согревала нас она,
Молью битая,
Ровно тысячу семьсот
Сорок восемь дней,
А когда ушёл я с зоны
На «крытую»,
Уступил братан -
На «крытой» нужней.
Но не дождалась нас маманя
И тихонько померла
В аккурат на годовщину Октября.
А отчим, гад, пропал на БАМе,
На него не держим зла:
Всё, что было в этой жизни, всё не зря.
И я гоняю в «дальнобой»,
А Серый - стропалем,
Три пацанки на двоих
Да один сынок.
Раз в неделю посидим,
Взяли - хлопнули,
Беспородные, как тот
Голубок.
Вроде выпили немного,
Дом от дыма поседел,
Размотало, растащило по нутру,
И собираться стал Серёга -
Трудный был сегодня день,
Да и мне опять в дорогу поутру.
И ничего, что я не стал
Академиком,
Но не прошла мимо меня
Жизни красота.
Пусть кому-то и трудны
Понедельники,
А мне полегче, если рядом
Братан.
А над Марата, как тогда, летают сизые голуби,
Снуют у белых колонн музея Арктики…
Я вспоминаю о годах, в которых было не холодно,
Когда мечты наши были завернуты в фантики.
Гитарой баловалась юность наша - время весёлое,
И узнают меня все на этой улице…
И с рынка тянет свежей зеленью и маслом подсолнуха,
Но чтоб увидеть тебя, надо зажмуриться.
Не хочу стареть, не хочу, но дело запахло внуками,
Приходи ко мне на чуть-чуть, как тогда переулками.
Не хочу стареть, не хочу, но дней всё короче радуга,
Приходи ко мне на чуть-чуть и оставайся надолго.
А по Марата, как тогда, летят трамваи пузатые,
На Колокольную спешат, в другою сторону,
От дома, где живёшь ты над рекой с водою чуть затхлою,
В пяти минутах ходьбы, но в другом конце города.
Роковой судьбы, роковой, счастье под старость выпало.
Для кого, скажи, для кого песни писал я хриплые.
Улетал мой шар, улетал в небо, как сам я, мглистое.
Красота моя, красота, дева моя пречистая…
А по Марата, как тогда, идут обычные граждане,
Им здесь кому-то тепло, кому-то холодно.
И здесь жила ты когда-то, не зная самого важного,
По петербургскому адресу мессира Воланда.
Под окном твоим ледоход, но опустела лестница,
На которой кот Бегемот жёлтым игрался месяцем.
И в ночи исчез тёмный плащ, слившийся с подворотнею.
Ты поплачь тайком, ты поплачь… Время бесповоротное.
Я по прошлому пролечу в чёрной карете с песнями.
Приходи ко мне на чуть-чуть, буду на старом месте я.
Я кота с собой прихвачу, чтобы он лёг к твоим ногам.
Приходи ко мне на чуть-чуть и оставайся навсегда.
День такой хороший, и старушки крошат
Хлебный мякиш сизым голубям.
Отгоняя мошек, спит гнедая лошадь,
Мордой прислонившись к своим яслям.
Извозчик, отвези меня домой.
Я, как ветерок, сегодня вольный.
Пусть стучат копыта дробью по мостовой,
Да не хлещи коня, ему же больно.
Извозчик, два червонца, как с куста,
Если меня пьяного дождешься.
Подожди, извозчик, я так устал,
Ну когда же ты за мной вернешься.
Фаэтон открытый, цокают копыта,
Закружил мне голову жасмин.
И бросает с крыши косточки от вишен
Очень неприличный гражданин.
Извозчик, через дом останови,
Покемарь на облучке, я быстро.
Только поднимусь, скажу ей я о любви,
Чтоб потом не подойти на выстрел.
Извозчик, отвези меня домой.
Я, как ветерок, сегодня вольный.
Пусть стучат копыта дробью по мостовой,
Да не хлещи коня, ему же больно.
Забирают нас навсегда, это значит, что мы достигли того высоконравственного состояния, которое позволяет Высшему Разуму не посылать нас на эти муки обратно.
Не может зависть быть бела,
Коль не приносит людям счастья,
Она чернеет с каждым часом,
С тех пор как в сердце родилась.
…
Калечит души, мысли травит, переиначивает сны.
Я - диез на нотном стане,
Повышаю на полтона
Сумасшедшими мечтами
Крик в ночах своих бессонных.
Когда голос мой измучен
И круги перед глазами,
Я - диез, в моем трезвучье
Яростно бушует пламя.
В том огне, хрипя от боли,
Не вытягивая ноты,
Я завидую бемолям,
Их несолнечным заботам,
И к тебе хочу быть ближе,
С нотоносца оборвавшись
Вниз, всего на тон пониже,
От мажора вдруг уставший…
По линейкам я спускаюсь,
Ужасая ключ скрипичный,
Вниз, за паузы хватаясь,
Как ветра за крылья птичьи,
И, в бемоль согнувшись кроткий
В своей песне бесполезной,
Вспоминаю о решетке
Пламеносного диеза…
Я - диез, вполтона гордый,
Знак, сгорающий пожаром,
Иногда - бемоль покорный…
Только бы не быть бекаром…
Я- диез на нотном стане,
Повышаю на полтона
Сумасшедшими мечтами
Крик в ночах моих бессонных…