Порою слышатся шаги,
Не одиночные,
а строем.
Быть может,
мозг мой так устроен,
Я знаю, что идут Они.
Идут в рассветной тишине,
Шагают без бравурных маршей.
Колонны без вести пропавших.
…и сердце бухает во мне.
Идут проселком,
не спеша.
Шуршат обшлагами шинели.
Шумят разбуженные ели.
Двоится эхом каждый шаг.
Я силюсь лица рассмотреть
Но вместо лиц сплошные пятна
Людские контуры невнятны
Всех вместе усреднила смерть.
Течет поток из полумглы.
В тверских оврагах, где-то устье.
Там плакать хочется от грусти,
там эти люди полегли.
Что б затупить фашистский штык
В бой слали «пушечное мясо»
Копнешь лопатой, сразу ясно,
Лежат в земле бойцы впритык.
И принимая смертный бой,
Враз оборвав цепочки звенья,
Ушли без почестей в забвенье.
…мосты взорвали за собой.
Высочайшая честь, о которой мужчина может только мечтать, - это возможность заслонить своим телом любимый дом от того опустошения, которое приносит война.
Живу сейчас под свист снарядов …
Они грохочут где-то рядом …
Таблеток куча на ладошке …
Стекло дрожащее в окошке …
И в голове лишь «Отче наш»
По телу бегает мандраж …
Хотя с наружи я спокойна …
Но сердцу больно … Очень больно !!!
Всегда есть люди от которых окончание войны зависит непосредственно и остаётся молить о том, чтоб Бог им дал разума или ВРАЗУМИЛ как следует. (!)
«Рядовой Борисов!" - «Я!" - «Давай, как было дело!»
«Я держался из последних сил:
Дождь хлестал, потом устал, потом уже стемнело…
Только я его предупредил!
На первый окрик: «Кто идет?» он стал шутить,
На выстрел в воздух закричал: «Кончай дурить!»
Я чуть замешкался и, не вступая в спор,
Чинарик выплюнул - и выстрелил в упор".
«Бросьте, рядовой, давайте правду, - вам же лучше!
Ведь Вы же его узнали б за версту…»
«Был туман - узнать не мог - темно, на небе тучи, -
Кто-то шел - я крикнул в темноту.
На первый окрик: «Кто идет?» он стал шутить,
На выстрел в воздух закричал: «Кончай дурить!»
Я чуть замешкался и, не вступая в спор,
Чинарик выплюнул - и выстрелил в упор".
«Рядовой Борисов, - снова следователь мучил, -
Попадете вы под трибунал!»
«Я был на посту - был дождь, туман, и были тучи, -
Снова я упрямо повторял.-
На первый окрик: «Кто идет?» он стал шутить,
На выстрел в воздух закричал: «Кончай дурить!»
Я чуть замешкался и, не вступая в спор,
Чинарик выплюнул - и выстрелил в упор".
…Год назад - а я обид не забываю скоро -
В шахте мы повздорили чуток, -
Правда, по душам не получилось разговора:
Нам мешал отбойный молоток.
На крик души: «Оставь ее!» он стал шутить,
На мой удар он закричал: «Кончай дурить!»
Я чуть замешкался - я был обижен, зол, -
Чинарик выплюнул, нож бросил и ушел.
Счастие мое, что оказался он живучим…
Ну, а я - я долг свой выполнял.
Ну, правда ведь, - был дождь, туман, по небу плыли тучи…
По уставу - правильно стрелял!
На первый окрик: «Кто идет?» он стал шутить. Правильно?
На выстрел в воздух закричал: «Кончай дурить!»
Я чуть замешкался и, не вступая в спор,
Чинарик выплюнул - и выстрелил в упор.
Сорок трудный год.
Омский госпиталь…
Коридоры сухие и маркие.
Шепчет старая нянечка:
«Господи!
До чего же артисты
маленькие…»
Мы шагаем палатами длинными.
Мы почти растворяемся в них
с балалайками,
с мандолинами
и большими пачками книг.
Что в программе?
В программе - чтение,
пара песен
военных, правильных…
Мы в палату тяжелораненых
входим с трепетом и почтением.
Двое здесь.
Майор артиллерии
с ампутированной ногой,
в сумасшедшем бою
под Ельней
на себя принявший огонь.
На пришельцев глядит он весело…
И другой -
до бровей забинтован, -
капитан,
таранивший «мессера»
три недели назад
над Ростовом.
Мы вошли.
Мы стоим в молчании.
Вдруг
срывающимся фальцетом
Абрикосов Гришка отчаянно
объявляет начало концерта.
А за ним,
не вполне совершенно,
но вовсю запевале внимая,
о народной поём,
о священной
так,
как мы её понимаем.
В ней Чапаев сражается заново,
краснозвёздные мчатся танки.
В ней шагают наши
в атаки,
а фашисты падают замертво.
В ней чужое железо плавится,
в ней и смерть отступать должна.
Если честно признаться,
нравится
нам
такая война!
Мы поём.
Только голос лётчика
раздаётся.
А в нём - укор:
- Погодите…
Постойте, хлопчики…
Погодите…
Умер
майор… -
Балалайка всплеснула горестно.
Торопливо,
будто в бреду…
…Вот и всё
о концерте в госпитале
в том году.
ДОЛЯ
Белый клин журавлей в небе синем,
Я с тобою проститься хочу.
Я сегодня умру за Россию,
Злые ветры задуют свечу.
Я готов, ни о чём не жалея,
Над окопами в поле родном
В полный рост встать и слечь холодея
За тебя мой израненный дом.
А родные края обнимает весна
И сирени летит запах пьяный.
Сапогом на судьбу наступила война…
Ты прости меня, милая мама…
За цветок полевой, за берёзы -
Боже мой, как же хочется жить!
Сколько будут ещё литься слёзы
Твоей грешной, Россия, души…
Но я верю, ты встанешь с коленей,
Выпив горькую чашу до дна.
Пахнет смертью кругом и сиренью…
Будь же проклята эта война!
Моих нервов комок пусть обнимет земля,
Пролетят птицы белые мимо.
Только мама моя, жаль, не сможет обнять
Своего непослушного сына.
Вика.
Сегодня на несколько минут приезжала с детками Вика. Когда я говорю, что имею честь общаться с лучшими людьми нашего народа, к Вике это имеет самое непосредственное отношение.
Она - всегда необыкновенно толковая, решительная, очень конкретная, мгновенно решающая любые сложные задачи. Бизнес-вумен. Мать троих очаровательных детишек, из которых двое - приёмные, при этом все трое - как две капли воды: светленькие как пшеничка, конопатые, с синими васильками умных серьёзных глазок. Хозяйка большого, своими руками ухоженного двора, в котором дружно гуляют четверо породистых собачек и трое своих котов, не считая котов соседских - те в часы кормёжки тихо приходят от своих нерадивых хозяев и деликатно рассаживаются на кромке каменного забора, дипломатично напоминая, что кроме Вики их никто не накормит.
Дом Вики - полная чаша. Великолепный ремонт везде, сад камней - в саду. Всё это она запланировала, спроектировала, создала своими руками. Мужа нет - Вика не виновата, что среди современных особей мужского пола так много алкоголиков и наркоманов и так мало настоящих, достойных называться Мужчиной. При этом она - не преподаватель-взяточник, не чиновник-казнокрад, натренировавшийся «пилить» бюджет. Она - скромный директор небольшой фирмы, которая встаёт в три часа утра чтобы послушно выполнять завет Всевышнего - «в поте лица будете есть хлеб свой».
… Когда здесь у нас ВСЁ началось, она, мать-одиночка с темя детьми и владелица своего немаленького хозяйства, как никто имела все основания сказать: «Если со мной что случится - что будет с ними?» и спокойно сидеть дома. Однако она приняла совсем другое решение. «если я не защищу своих детей - кто сделает это?»
… Впервые я встретил Вику водителем в нашем Добровольческом Медицинском Отряде, и своей спокойной, толковой решимостью она достаточно обратила на себя внимание, чтобы вскоре получить в высшей степени ответственное и опасное поручение: нужно было проскользнуть в осаждённый карателями Славянск в конце апреля, и доставить туда двоих волонтёров Красного Креста - а по окончании миссии - вернуться с ними обратно. Киевские каратели и европейские наёмники хунты уже тогда пачками убивали журналистов и медработников, и шансы «пропасть без вести» были необыкновенно высоки. Ситуацию многократно усложняло то, что это был российский Красный Крест. Мне доводилось встречаться с агентами международного Красного Креста - железные тиски накачанных рукопожатий, прекрасная выправка профессиональных военных, почти полное незнание основных медицинских вопросов, зато постоянно выпирающие, невзирая на попытки скрыть, глубокая компетентность и интерес в вопросах военных. Запад издревле славится умением засылать в земли наивных туземцев под личиной «миссионеров» прекрасно подготовленных убийц и провокаторов, чтобы сеять там раздоры и распрю, смерть и разрушение.
Российский же Красный Крест - это наивные мечтатели, нигде не служившие, не имеющие никакой подготовки, со щенячьим восторгом лезущие туда, куда лезть нельзя, и задающие вопросы, за которые в военное время сразу стреляют в голову.
Викуля успешно притащила туда и обратно обоих балбесов, в нескольких кратких выражениях охарактеризовав «уровень» работы «российских спецслужб» присылающих «сюда» «таких балбесов». Я покаянно сообщил ей, что это отнюдь не разведчики МО РФ «под крышей волонтёров» - это действительно волонтёры. А где же кадровые разведчики?
«А где же кадровые разведчики?» - потрясённо поинтересовалась Вика.
- А х… его знает где. Дрочат по диванам и получают выслугу и зарплату со званиями не пойми за что!
Тут необходимо сделать небольшое отступление. Как читателям, возможно, известно, я по чистой случайности имею честь находиться у самых истоков военной медицинской службы ДНР - соответственно, лично знать как наиболее известных её деятелей, так и основные структуры. Так вот, за всё время работы здесь мне не удалось встретить Ни ОДНОГО военного врача из РФ! Одиночки-добровольцы, типа студента Ильи, или спасателя по специальности, выполняющего в своём подразделении функции медика - это насмешка над «организацией современной военной медицинской службы». Как организовать помощь на поле боя, эвакуацию, не говоря уже наладить работу госпиталя без подготовленных кадров? Всё методом проб и ошибок, всё наугад и кое-как, при том что нормальной массовой военной подготовки (в том числе медицинской) на Украине не было, а все военные врачи местные - в войсках карателей. В России сейчас имеются тысячи врачей с опытом Чечни, Дагестана, Таджикистана, с профессиональной подготовкой, с умением организации настоящей службы военной медицины. Где они ВСЕ???
Я понимаю что: «Россия не вмешивается в конфликт на Украине» - но ведь работа медработников всегда считалась гуманитарной акцией? Да если ещё вспомнить, что НАТО и США «гуманитарно работают» от души: их военные врачи и всякие «врачи без границ» лезут сюда толпами, «лечат» майдаунов жгущих людей, пичкают укровскую солдатню боевыми стимуляторами и вырезают у переработанных нами в трупы карателей органы на продажу в Европу - словом ни в чём себе не отказывают!
Ладно, пусть у русских военных врачей нет приказа вышестоящего руководства (кстати, а почему)? - но ведь в позапрошлом веке, в прошлом русские врачи не по приказу, а по зову сердца ехали добровольцами в Африку, Индокитай - лечить тамошнее население от эпидемий и увечий, полученных в ходе военных конфликтов. Что случилось с тех пор с отечественной медициной? Сейчас массово убивают наших соотечественников, не каких-то там далёких негров. Женщин, детей, стариков - всех без разбора. Если забьют Новороссию, то дальше - фашисты чётко обозначили свои цели: война придёт в Орловщину, Брянск, Подмосковье. Множество простых русских ребят понимают это, уволились с работы и службы в армии, приехали сюда, встали в наши ряды, плечом к плечу с нами. Почему среди них нет русских врачей, прежде всего военных? Где ваша совесть? Почему мы не видим вас здесь сейчас, когда решается будущее русского мира? А ведь ещё хватает наглости говорить: «Донецкие не хотят защищать свою землю…»
После этой вылазки Вики было много других лихих дел. Она на своём джипе вывозила раненых прямо с полей боёв, не боясь лезть в самое пекло, и кожаный дорогой салон машины, как бы тщательно он не был отмыт, пропитан кровью «героев и мучеников Новороссийских», пролитой ими в служении своему народу. Она привозила продрогшим, насквозь простуженным бойцам на блок-посты продукты и воду, купленные за свои деньги, тоже под обстрелами, на самый передок. Руководитель шатаба японской авиации во Второй Мировой войне, Окумия, выразился с присущей военному точностью: «Никакие награды и поощрения так не поднимают боевой дух личного состава, как вовремя поданная горячая пища!» Чтобы понять, что такое ящик консервов и упаковка воды для бойцов - нужно просидеть хотя бы сутки без еды и воды, в сменяющей парную духоту полудня обжигающей свежести ночи, под уколами вражеских снайперов и булавой укропских гаубиц.
Мы называем таких людей как Вика «мирное население». Такие же «мирные» в годы Великой Отечественной Войны километрами сквозь стужу и болота несли на себе огромные снаряды тяжёлых орудий - по одному на человека, сквозь обстрелы и вьюгу, день и ночь. На себе, там где не пройдёт ни один транспорт, и даже лошади вязнут в тине и снегу. Стояли в сибирский сорокаградусный мороз у станков под открытым небом, по три смены на Урале. Тушили зажигательные бомбы на крышах домов, под градом осколков. Такие вот «мирные» тогда вместе с нашей армией сломали хребет хищному зверю европейского фашизма. Даст Бог, мы вместе с ними сломаем его и сейчас!
…Детишки Вики несут нам скромные подарочки: кисть винограда, кусок копчёного сала, сушёную рыбку. Обычно когда детки общаются с незнакомыми взрослыми, они напряжены и насторожены. А у этих личики восторженны и приветливы, они обнимают нас как кровных родственников. Человек в форме - защитник, опора, образец для подражания.
- Детки, ваша мама - героиня, вы должны ею гордиться!
- Да бросьте, какая я героиня! Так, «гражданское население». Вот вы - герои!
- А зачем у вас нож? - это самая младшая, серьёзная и деловитая.
- Ну во-первых, в поле всегда нужен нож: отрезать хлеба, или бинт перерезать, если раненого надо перевязать. А во-вторых… У воина всегда должен быть нож. Даже если кончатся все патроны - чтобы не сдаваться, не отступить без приказа, чтобы если надо - драться до самого конца, врукопашную.
- Я хочу быть таким, как вы! - это средний, самый бойкий, родной Викин.
Непрошенная слеза щекочет глаз - слеза любви к этим детям, благодарности за эти слова. С ненавистью убивать легко - жить трудно. Нас ведёт в бой любовь: к здешней земле, людям, детям, Вере, Богу. И осознание того, что эта любовь взаимна - это счастье.
- Боевая тревога!
Торопливо махнув на прощанье детишкам, мы несёмся по лестнице казармы. И на ходу, на площадке, у тумбочки дневального, успеваю заметить необычного часового. Парнишка лет двенадцати уверенно держит СКС, спокойно и неподвижно, как надлежит, глядит на пробегающих мимо солдат. Все взрослые уходят в бой, в казарме остаются женщины и дети, их надо защищать, и на караул заступают сыны наших ополченцев. Две маленькие девочки с почтением воззрились на юного воина, сопят. А он спокойным уверенным достоинством олицетворяет все самые древние самые исконные добродетели нашего народа: стойкость, решимость и выдержку. Я успеваю выразить ему уважение:
- Молодец, я в твои годы даже мечтать не мог о таком оружии!
В голове успевает промелькнуть: наконец-то мы отбрасываем извращённые ценности растленной Европы и возвращаемся к древним, настоящим традициям своих предков: мужчина должен быть воином, женщина - подругой и матерью воина.
С лязгом хлопают дверцы машин, колонна уносится навстречу бою. К победе - или бессмертию во имя будущего этих женщин, этих детей. Своего народа.
Юля.
Необыкновенно грациозная, в прекрасном платье, в чувственном колыхании высокой груди, тая в углах губ томную полуулыбку, по коридору госпиталя плывёт прекрасная Юлия. Многим эстетам из числа креаклов, её внешность может показаться далёкой от современных канонов красоты. Причина в том, что они ужалены в мозг скрытой вездесущей пропагандой гомосексуализма, и тяготеют к облику угловатых, костлявых женщин, больше похожих на подростков. Юля же - образчик нормальной, женственной женщины, со спокойной, женственной красотой, плавностью движений и блеском умных, живых глаз, без следов гламура и дорогой косметики, зато с трудовым загаром на лице и плечах, без ужимок и кокетства, зато со спокойным достоинством и внутренней силой.
- Я сейчас в казачестве - там интересно. Из автомата стреляла, из подствольника - тоже, как стрелять из ПЗРК я уже теоретически знаю. Постоянно тренируюсь - поднимаю его я легко…
Тонкой острой иглой в её голосе просквозила стальная нота несгибаемой, необоримой страсти. Лично встать на поле, в лёгкой ткани камуфляжа, под шелестящий свист вражеских осколков - навстречу ревущей, свистящей многотонной смерти вражеского штурмовика. Качнув гибкий стан, развернуть ему навстречу тяжёлую трубу «Иглы». Сквозь паутину прицельной сетки увидеть нацеленные себе прямо в грудь тяжёлые грозди «Нурсов» и ФАБов. Расширенными от предсмертного ужаса зрачками увидеть холодный лёд глаз пилота-карателя, наёмника без чести и совести, урода, говорящего по-русски, но посмевшего сбрасывать на русских людей, на свой народ тонны стали и взрывчатки. Лично, самой, заслонить своим хрупким смертным телом свой народ от крылатой смерти. Рёв стального дракона. Тонкий свист головки самонаведения ПЗРК, которой нужно время для захвата цели. И истончение этого времени с грохотом разрывов сброшенных штурмовиком ракет, которые всё ближе, которые приближаются быстрее, чем интеллект ракеты успевают заключить пикирующего врага в тиски смертельного уравнения наведения. Миг балансирования на пороге вечности … Ради жизни на Земле, ради будущего своего народа, ради уничтожения фашизма…
Мечта обо всём этом столь явственно скользнула в коротких словах, что холодное стальное остриё медленно пронизало моё сердце. Я знаю, откуда эта тайная, воинственная страсть в хрупкой, женственной девушке…
… Впервые я имел честь познакомиться с ней, когда она в составе Первого Добровольческого Медицинского отряда стояла на баррикадах ОГА. Она тогда всегда была в самых трудных местах, причём оказывалась в них без приказа и иногда - даже ему вопреки. На улице в палатке в ночные заморозки, в гуще тогдашнего знаменитого побоища, когда сотня наших ребят разогнала несколько сотен провокаторов и много ещё где. Она же сумела собрать по социальным сетям порядка двадцати тысяч гривен, и принести их для закупки медикаментов, броников и прочего необходимого в решающий момент, когда средств в кассе не было никаких, и медикаменты у отряда закончились. Не выделять такого человека было невозможно, и все мы, естественно, очень ценили её.
Чуть позднее рядом с ней появился Дима. Высокий, крепкий, чаще всего со щетиной - потому что всегда на баррикадах. Тоже боец нашего медотряда. И его мама - тоже была среди наших. Они были неразлучны, всегда в брониках и всегда - в самом трудном, самом опасном месте. Дима был несколько моложе прекрасной Юлии, а она не имела детишек - и любила его всей силой неистраченной, единой и чистой страсти. Я был счастлив за них и сразу же застолбил место свидетеля на свадьбе.
Позже они ездили в Славянск, служили медиками при строевых подразделениях - я помню, как они примчались к нам, на базу МГБ, и мы хохотали, обмениваясь впечатлениями о службе, они нас существенно тогда обскакали по участию в боевых, и мы им сильно завидовали. Мы выгребли со своего скудного медицинского склада всё, что только могли для их простуженных бойцов, я обнимался с их командиром, спокойным жилистым Монахом, который прославился лихими делами в воинстве моего знаменитого земляка, горловчанина Безлера. Они тогда ещё обещали заскочить к нам через недельку…
- Я вам не показывала? - на тонком изящном пальце отблёскивает бриллиант простого золотого колечка. - Это посмертный подарок моего мужа. Он хотел, чтобы мы с этим кольцом венчались.
… Тогда, через пару дней после их приезда, я узнал, что Димки больше нет. Он бежал оказывать помощь раненому, когда его накрыл «Град». Печальный Монах, медленно подбирая слова, рассказывал мне по телефону, как всё случилось. Что больше убитых в его подразделении нет. Что Димка, не имея никакого медицинского образования, только прочитанные брошюрки и кое-какие советы местных врачей, умудрялся дотягивать до госпиталя самых тяжёлых, запускать им сердце, спасать тех, кого другие врачи считали совершенно безнадёжными. Что он спас всех раненых в подразделении до единого. И только себя - не смог…
- Я сейчас еду по подразделениям - надо ребятам инструктажи проводить, как лечить, как помощь оказывать - а то ужас, насколько им знаний не хватает. Так что недельку меня не будет - постарайтесь конференцию так планировать, чтобы я успела вернуться.
- Юленька, напомни плз, как у тебя позывной?
Она медленно подняла на меня агатовый блеск умных живых глаз. В их блеске сверкнула сталь тяжёлого, твёрдого клинка, когда чужим, сильным и глубоким голосом, она выговорила:
- Знахарь!
Мороз прошёл у меня по коже от этого взгляда, от этой интонации, от этих слов. Это был позывной её Димы. Мне известен этот древний воинский обычай - брать себе имена павших героев, как символ вечного сияния их доблести, как отражение их бессмертия для народа, за который они пали. И как клятву гордо нести их славное имя, с честью служить своему Отечеству и жестоко покарать вероломных, подлых врагов. Но в устах этой хрупкой и женственной дочери Донбасса это было ещё чем-то бОльшим - это было возрождением исконной доблестной традиции нашего народа, когда жёны павших героев и их подруги, надев их доспехи и взяв их имена, шли в бой - чтобы служить своему народу до конца, как служили те, пока последний враг не будет с позором изгнан с родной земли. Продолжить самое последнее, самое главное дело своих половин в этом мире - служение своему Отечеству, своей Вере, памяти своих предков. До конца, в этой жизни - и всех следующих!
Эй, солдат молодой,
Не ходи умирать!
Там, под снежной плитой,
Не найдёт тебя мать.
Не закроют тебе
Ледяные глаза,
Не положат в избе
Головой к образам,
На погост не снесут
Красно-траурный гроб,
Поцелуем не ткнут,
Как положено, в лоб,
Не напьются в умат
На поминках, тайком…
Ты не станешь, солдат,
Никогда стариком.
«Мам, я в плену, но ты не плачь. Здоров почти твой сын бедовый. Меня лечил донецкий врач С уставшей внешностью суровой. Лечил меня. Подумай, мам: Я бил по городу из градов, А мой же враг меня лечил, И успокаивал: „Так надо“. Мам, я - чудовище. Прости. Я видел город разбомблённый. Мам, что же сын твой натворил! Я - монстр, идеей закалённый. Нас провели по городам, По сёлам тем, что мы бомбили, А мы не верили глазам: Что мы с Донбассом натворили! Больницы полнятся людьми, Там всё затоплено слезами, Там изувеченный народ Без рук, без ног предстал пред нами. Ребёнок плакал на руках. Девчонке годик есть, едва ли, А мы родителей её На мине, мама, подорвали. Мать, я - чудовище, палач. И нет здесь, мама, террористов. А мы, пришедшие с войной, Для них подобие фашистов. Нас, мам, кидали напролом, И в пекло жуткое бросали, А в спины, нашим же бойцам, Заград-отряды выставляли. И все мы шли на смертный бой, Плечом к плечу с моим собратом, А ополченец мне кричал: „Ложись, сопляк“, - и сыпал матом. Он не хотел в меня стрелять, Меня в бою прикрыть желая, Он мне пригнуться предлагал Жизнь мне - врагу в бою спасая. Мам, я в плену, но ты не плач. Здоров вполне твой сын бедовый. Меня лечил донецкий врач С уставшей внешностью суровой. Он выполнял врачебный долг. Я, от стыда пред ним сгорая, Впервые думал про себя: Кому нужна война такая???»
Кто за счет войны стал богат,
Тот из крови взял миллион,
На костях строит райский сад.
Интересно, а есть VIP-ад
Для вот этих вот VIP-персон?
Кому нужна война… Когда в ней гибнут дети
И старики, и прочие, которых не сочтёшь.
Кому она нужна… Когда по всей планете,
Лишь только разговор о ней тотчас бросает в дрожь.
Кому нужна война… Когда цветущий город
Одним ударом метким враг сравняет вдруг с землёй.
Кому она нужна… Преступникам и ворам,
Которые в сознания пускают яд змеёй.
Кому нужна война… Вопрос-то без ответа,
Но пасть её раскрыта, вон висит домоклов меч.
Кому она нужна… И правда ли в газетах,
Которая не может всё лжи голову отсечь.
Кому нужна война… Увы, загадка многих.
Ещё никто не выдал нам единственный ответ.
Кому она нужна… Есть множество теорий,
Но только справедливости там не было и нет…
Война для народов - это слезы и кровь, это вдовы и беспризорные, это раскиданное гнездо, погибшая молодость и оскорбленная старость…
Мне снится война… как палят неуемные грады,
Я падаю вновь на залитую кровью траву,
Сквозь слезы кричу:"Не стреляйте, прошу вас, не надо!"
Молюсь и рыдаю… нет-нет, не во сне… наяву.
И слезы текут… все как будто вчера начиналось…
И боль наполняет… и взрывы слышны все сильней…
О город любимый! Тебя же почти не осталось!
Я в страхе склоняюсь над грудой кровавых камней.
И в сердце опять разрываются болью снаряды,
Куда-то бегу, спотыкаюсь и крикнуть боюсь…
Мне снится война… вновь палят неуемные грады,
Я в страхе кричу… и отчаянно Богу молюсь.
Что такое Украина?
Юлька Тимошенко?
Может это Яценюк
или Порошенко?
Или ж всё же тот народ,
что уничтожают???
Господи, останови,
тех, кто управляет!
В души их вселился бес,
демон, не иначе!
А народ несет сей крест,
погибает, плачет…
Разве виновата мать,
виноваты дети,
Что приходится бежать,
бросив всё на свете?!
Виноват ли тот пацан,
что без ног остался?
Или тот, на чьих глазах
папа подорвался?
Их же тысячи теперь,
сломаные судьбы…
Украины сыновья,
что сама их губит…
Copyright: Оксана Кряквина,
2015
Свидетельство о публикации
115 013 010 043