Там у метро, в тельняшке, весь продрог,
Среди спешащих и задумчивых прохожих,
Сидел с протянутой рукой, безногий паренек,
Шептал дающим - «Помоги вам боже».
Он слишком рано поседел,
И блеск в глазах давно пропал,
И только орден за отвагу,
Непотускнел, вовсю сверкал.
Одетый в кожу, весь в цепях,
Купюру скомкав бросил парень,
А вот солдат ее не взял,
Задета гордость не по праву.
Еще ведь прошлым рождеством,
Когда ждала его подруга,
Он полз по снегу, кровью истекая,
Чтоб вытащить из ада друга.
Он помнил молодых ребят,
Войну пройти решили с честью,
А уходили в тишине,
В гробах из цинка, грузом двести.
Когда «Прости» - сказал майор,
Той снайперше, убившей друга,
И разрядил ПМ в упор,
Ведь на душе гуляла вьюга.
Когда израненный солдат,
На стенах пишет, кровью мама,
Сжимаешь крепче автомат,
А сердце разрывает рана.
И вот теперь, он всеми брошен,
Без ног, от ада вдалеке,
Сидит и милостыню просит,
Он со слезою на щеке.
И подошедшая старушка,
Достав с кармана кошелек,
Держи сынок, возьми немножко,
Хоть Я и знаю на вино.
Он опустил печальный взгляд,
И на руках слегка привстал,
И с грустью в голосе тихонько,
В ответ старушке прошептал:
«Да мать, не спорю, ты права,
Сегодня снова буду пить,
Чтоб боль и горечь, душу не рвала,
Ее пытаюсь в водке утопить».
Такой вот случай был в лесу под Тверью,
Он был рассказан местным грибником,
Как вы - не знаю, я ему поверил,
Хоть с грибником был «шапочно» знаком.
Поведал он историю такую
Пыхнув дымком и щуря левый глаз:
«Я видел живность всякую лесную,
Но вот с таким столкнулся - в первый раз!
В лесу бывают - ох какие встречи!
Смеёшься, паря, так отбрось сарказм:
Я видел - волк смотрел… по-человечьи!
Опять смеёшься? Что? Я - врать горазд?
Так слушай, что со мною приключилось,
Потом решай, смеяться или нет:
Гриба в тот год немало уродилось,
Вот я и вышел -«поохотиться» чуть свет.
Бреду себе, в корзинку собираю
То подберёзовик, то груздь, то белый гриб;
И тут, затылком прямо, ощущаю,
Как будто взгляд чужой ко мне прилип!
Я обернулся - раз, другой и третий,
Ведь лес кругом! Опаска здесь нужна!
А вдруг да зверь меня к «обеду «заприметил,
Иль «человек худой» крадётся? Глядь, сосна
Упала, придавив лесную «мелочь»,
Берёзы чуть подросший молодняк,
А у сосны - столетней и замшелой -
Огромный волк! Кружится так и сяк
И всё вокруг какого-то лишь места!
И на меня взглянул, как будто говоря:
«Сосна упала на мою невесту -
Волчицу юную! Ну, не теряй же зря
Ты времени крупицы золотые!
А сам глядит, глядит - как человек!
И жёлтые глаза его - не злые,
Молящие о помощи… Разбег!
Волк ткнулся лбом в сосну, она - ни с места!
Опять разбег, опять удар в сосну!
И снова этот взгляд: «Давай же - ВМЕСТЕ,
Не оставлять же здесь её - одну!»
… Знакомец мой умолк."Ну, что же дальше?
Тут я не выдержал: «Рассказывай давай!»
В его рассказе я ни грамма фальши
Не уловил. «Помог ты?» - «Ай-яй-яй!»
Сказал с укором он: «Помог, конечно!
А ты подумал, что? Что я - сбежал?
Но волк-то ведь смотрел - ПО-ЧЕЛОВЕЧЬИ,
Прося о помощи! Я сук потвёрже взял,
Поддел, поднял и: вот она - свобода!
Волчица выползла (ослабла, знать, она!)
(Картинка та была в глазах - полгода:
Я, волк, волчица и упавшая сосна!)
«А дальше что?»
А дальше мой рассказчик
Совсем невероятное сказал:
«Волк подошёл ко мне и, знаешь, по-собачьи,
Мне в благодарность… руку облизал!»
«Не может быть!»
«Опять ты мне - не веришь!» -
Обиделся на то мой друг - грибник.
«Конечно, этот случай - беспримерный,
Но смысл врать - не больно-то велик!
Ведь ты ж, наверно, слышал, волчья пара
Коль создалась, то - ДО КОНЦА, НАВЕК!
Так что, как хочешь, я - поверил, паря,
Что волк хоть зверь, но… тоже ЧЕЛОВЕК!»
… Такой вот случай был в лесу под Тверью,
Я рассказал его, как слышал, не приврал.
… И, если честно, я б такому «ЗВЕРЮ»
Пожалуй, сам бы… лапу облизал!!!
Она стояла перед сыном на коленях,
Просила, чтобы в дом ее пустил…
А он был безразличен, сожалея,
Что вышел на звонок и дверь открыл.
Она от сына глаз не отводила,
Надеялась и все еще ждала.
Любила. Ну, конечно же, любила!
Иначе умерла б, но не пришла.
Она рыдала и не понимала,
Как это все могло произойти?
Быть может капля жалости осталась?
Ей просто было некуда идти.
Ей просто было страшно, одиноко…
А он окурок бросил и сказал:
Быть может это будет и жестоко,
Иди отсюда… я тебя не звал!
Захлопнул дверь, как наотмашь ударил.
Душа хлебнула боли через край!
Большую точку жирную поставил:
Живи, не хочешь жить, так помирай!
Какая же нужна на это сила?
Какая же любовь нужна тогда?
С колен поднявшись, дом перекрестила,
И побрела отсюда в никуда.
На дворе плачет тихая осень,
Мелкий дождь за окном моросит,
Всё застыло кругом, всё молчит.
А родная рука холодела,
Медсестра подойти не успела.
Да и некого в этом винить,
Ей дано было столько прожить.
Мы сидим с тобой, милая, рядом.
Ты окинула нас нежным взглядом.
И закрылись глаза навсегда…
Что же это - судьба иль беда…
Мама! Мама! Проснись! Как ты можешь?!
Почему же от нас ты уходишь?
Почему оставляешь одних?
Не двоих, не троих. Пятерых.
Как осилить нам эту утрату,
Знаю я, что не будет возврата.
Кто же в школу нас всех соберет,
Кто же «Ивушку» нам пропоет?
И для нас всё вокруг опустело,
Наше детское сердце болело,
Все ушло вместе с мамой моей.
Что же в жизни важней и ценней…
Я ещё подержу твою руку,
Но не слышно в твоем сердце стука,
Жизнь покинула тело твоё,
А над полем кружит воронье.
Вот и всё. Больше нет у нас мамы.
Впереди трудный путь и туманы.
Нам бы рану свою заживить,
Вместе утро встречать, вместе жить…
Но по воле судьбы так сложилось
Разлетелись мы все, кто куда.
Мы не знали, что кончилось детство
И не будет его никогда.
Мама! Мама! О, если б ты знала,
Что детей твоих ждет впереди.
Ты б вернулась, воскресла и встала,
Помогла нам крыло обрести.
Ты б молилась за нас каждый вечер,
Согревала нас сердцем своим.
Но теперь я тебе ставлю свечи,
И мы вместе с тобою молчим.
Помнишь, Мама, как ты говорила:
«Пусть проходят сей жизни года,
Только б совесть жила, не застыла,
И не канула в бездну душа».
Помнишь как ты беду отводила,
Когда путь заметала пурга,
Строгим взглядом без слов говорила,
Как могла всех детей берегла.
Мама! Мама! Душа твоя рядом,
И за нами следишь ты сейчас,
Но мне хочется сесть с тобой рядом
И послушать твой мудрый наказ.
Я стою и молитву читаю.
Горько мне, слезы трудно унять.
Я всем детям земли завещаю
И о главном хочу вам сказать:
Берегите своих матерей!!!
В трудный час согревайте им руки!
Нет любви материнской светлей,
Тем она и теплей и сильней
И она не подвластна разлуке!
Ах, мама-мамочка, ну что же это было?
Мне было больно здесь, где пуговка блестит.
Ну, а потом всё потемнело и поплыло.
Зачем же, мама, ты кричишь, что я убит?
Ах, мама-мамочка, не плачь, моя родная.
Храни себя теперь и папу береги.
Ну, что поделать, ведь судьба моя такая.
Кругом война, снаряды и враги.
Ах, мама-мамочка, ну что же это было?
Ведь я ж не понял, что такое жить.
Меня осколком маленьким убило
И жизнь мою теперь не возвратить.
Не возвратить теперь мой смех весёлый, звонкий,
Не возвратить мою улыбку на губах,
Не протяну к тебе я тёплые ручонки,
Слезу не вытрешь, мама, на моих щеках.
Ты будешь плакать, меня часто вспоминая.
Ты поседела, мама, за два дня.
Пусть будет проклят тот, кто в нас тогда стреляя,
Навеки разлучил с тобой меня.
Пускай узнает он, как вы меня любили.
Пускай увидит он, как горе велико.
Пускай узнает он, как счастливы мы были
И друг от друга как теперь мы далеко.
Пусть дочери своей он мой портрет покажет.
И пусть мои глаза убьют его покой.
Пусть дочери своей он обо мне расскажет,
КАК ОН МЕНЯ УБИЛ И ТО, ЧТО ОН - ГЕРОЙ…
Больна Украина, смертельно больна.
Не СПИД, не чуму подхватила она.
Не корь, не холеру и не ботулизм,
названье диагноза-неофашизм.
Теперь на Украйну не глянешь без слёз:
на сердце тоска, в чувствах-дикий мороз.
В бельмах Украины-звериная злость,
глодают шакалы нутра её кость.
В припадке ревёт она:"Путин-х.ло!
Кацапы-враги!Янукович-…овно!
Вся власть-правосекам!России-война!"
Душа Украины как бездна черна.
Жестокий тот вирус разит наповал.
Вот Крым, отделившись, рукой помахал.
Горит, полыхает весь Юго-Восток.
И это ещё далеко не итог.
Ласкают ей бесы увядшую грудь
и шепчут на ухо:"Не вздумай свернуть!
Ты всех несогласных бетоном залей
и будешь царить средь «свидомых» людей".
Горит её взгляд, покраснели белки,
гурьбой на Восток маршируют полки.
Где ступит нога бесноватых солдат,
там горе и слёзы, там трупы лежат.
Уйми свою ненависть, сука-страна!
В тебе это пламя разжёг сатана.
Тебя пожирает взбесившийся змей.
Ты, тварь, убиваешь своих же детей.
Как выжить тебе? Способ есть лишь один:
впусти Любовь в душу, как пенициллин.
Залей своё сердце нектаром Добра.
Возможно, Судьба к тебе будет щедра.
Ты дай своим гражданам мир и покой,
им вряд ли захочется жизни иной.
Гони из себя всю фашистскую гнусь.
Ты дико больна. По тебе скорбит Русь.
Пойду сегодня к Вечному Огню
И положу цветы я на могилу деда.
Тридцать четвёрку с постамента заведу.
На Киев, как когда-то дед поеду !!!
Нажму на газ и потяну рычаг,
Который помнит ещё руки деда.
Над башней - пулями пробитый красный флаг,
С которым дед когда-то шёл к победе !!!
И будут траки прогибать асфальт,
Реветь мотор и в люк врываться ветер.
Я знаю кто насколько виноват
И очень скоро все за всё ответят !!!
Я буду ехать той дорогой, что и дед,
Давя в пути бандеровскую нечисть!
И знаю, что когда придёт рассвет,
Врага я в Киеве во всеоружье встречу !!!
Всажу снаряд - от дедушки привет,
Потом ещё - и к праотцам навстречу !!!
Фашистам будет адекватный дан ответ !!!
А перед богом - я потом отвечу.
Сегодня папа снова пьяный Пришeл домой. Опять бил мать. Я разозлился, как ни странно Вцепился маму защищать. Его я шлeпал кулачками И ножкой маленькой пинал. Зачем он сделал больно маме? А, вдруг, он что-то ей сломал? Она лежит в углу у стенки, Глаза закрыла, будто спит. Все в синяках еe коленки, И ссадина на лбу блестит. А я всe колочу пьянчугу, Но он смеeтся мне в глаза… И как мне заломает руку! Мне больно так! Не описать! Тут в дверь стучит к нам дядя Гриша (Сосед, что выше этажом), К нему навстречу папа вышел С огромным кухонным ножом. Я подбежал к любимой маме, Хотел скорее разбудить, Чтоб убежали мы с вещами К любимой нашей тeте жить. А мать глаза не открывает… Да как так можно крепко спать? И как она не замечает, Что это пол, а не кровать? И, кажется, она не дышит, А баловаться так нельзя! Ах мама, мамочка! Не слышит… Не открывает всe глаза! И сердце моe вдруг зажалось, Я, плача, мамочку будил. Она никак не просыпалась… Я приобнять еe решил… Я слышал шум там, в коридоре, А дальше плохо помню я. Другой сосед наш - дядя Боря Всe повторял: «Полиция!» Какая-то чужая тeтя Меня за руку повела… Сейчас мы на еe работе. Другая тeтя тут пришла, Какие-то бумажки пишет, Печально смотрит на меня. Спросила: «Как ты, мальчик Миша? Всe образуется на днях! Твой папа больше не обидит - Его надолго увезли. Тебя он долго не увидит. Ему там будет две статьи. А твоя мама улетела Туда, где свет, и где покой. Но передать тебе велела - Еe душа всегда с тобой. Тебя никто здесь не забудет. Тебе Я буду помогать. Наш сторож тебе папой будет. А повариха здесь - всем мать. Таких, как ты - детей, здесь много. Заместо брата и сестры. Пусть, по- началу смотрят строго, Но, в основном они добры! Тебе кровать я застелила. Пойдeм, малютка, надо спать. Давно уж ночка наступила. Тебе давно пора в кровать…» И отвела, и уложила, И за собой прикрыла дверь. А мне так не понятно было - Я что, здесь буду жить теперь? Куда же мама улетела? Зачем оставила меня? Она, быть может, заболела? И может, навестит на днях? Тут, вдруг, за дверью голос слышу Отчeтливо и хорошо: «Уже ты уложила Мишу? Там следователь к нам пришeл. Сказал, что завтра мать хоронят, Чтоб Миша ничего не знал. Сказал, что завтра нам позвонит. Свою нам помощь обещал. Отца у Миши задержали, И очень скоро будет суд… И в детском садике сказали, Что Миша оказался тут…» И голоса ушли. Укрылись, А я заплакал чуть дыша. И сердце так заколотилось, Как- будто я бежал, спеша! Я больше маму не увижу? Она не улыбнeтся мне? Еe я больше не услышу? Я может сплю? Да! Я во сне! Да! Точно! Как проснусь, я знаю, За мною мамочка придeт, И вместе с нею полетаем Там, где она сейчас живeт.. А папу я скорей забуду. Опять он будет маму бить.
Я иду по темному тоннелю,
А навстречу светит яркий свет,
Я иду и сам тому не верю
Что меня на свете больше нет…
Помню с мамой проходили мимо
Куликово поле пересечь,
Помню дяди, что кричали сильно
Начали палатки сразу жечь.
Помню с мамой мы бежали с поля,
Чтоб спастись от пуль и от камней,
И в огромном сером страшном доме
Мы укрылись от плохих людей.
Помню, как не мог дышать от дыма,
Помню, ногу перебил топор,
Помню кто-то с флагом Украины,
Прямо в маму выстрелил в упор
А теперь не чувствую я боли,
Только всё же не могу понять.
Те, кто заперли нас в этом доме
Для чего пришли нас убивать?
Мы же каждый родились в Одессе,
Все на этих улицах росли,
Почему же с моей мамой вместе,
Мы для вас вдруг стали как враги?
Я иду по темному тоннелю,
И навстречу яркий светит свет,
Я иду и сам тому не верю
Что Одессы-мамы больше нет…